Текст книги "Сад сходящихся троп, или Спутники Иерофании. Вторая связка философических очерков, эссе и новелл"

Наряду с Жаном-Батистом де Ламарком, полковник Жан-Батист Бори де Сен-Венсан являлся одним из первых авторов биологической теории трансформизма видов, положившему начало эволюционизму, в противоположность теории их неизменности (фиксизма). В этой связи знаменательно, что его 17-томный «Классический словарь естественной истории» путешествовал вместе с Чарльзом Дарвином на «Бигле», когда великий англичанин собирал и систематизировал материалы для своей теории эволюции и происхождении живой природы. Между тем Бори де Сен-Венсан, следуя Аристотелю, говорил о спонтанности (случайности) возникновения жизни при переходе от состояния неодушевленной материи (абиогенез) к одушевленным существам, тогда как считал человечество появившимся от нескольких расовых пар, будучи сторонником теории полигенеза, в отличие от моногенеза, которого придерживаются авраамические религии. Сторонником полигенеза был и знаменитый французский мистический философ, эзотерик и тамплиер Антуан Фабр д’Оливе, хотя последний, разумеется, не разделял аристотелианского воззрения о случайности возникновения мироздания, придерживаясь на этот счет платонического видения. Кстати, некоторые современные философы и историки науки связывают случайность порождения жизни по Аристотелю с Теорией большого взрыва, ныне преобладающей в науке космологической моделью. И в этом смысле полковник Жан-Батист Бори де Сен-Венсан являлся предшественником замечательного ученого-иезуита, христианского эволюциониста Пьера Тейяра де Шардена (1881–1955).

Впрочем, личная жизнь, в отличие от научной деятельности, у французского офицера не сложилась. Первый раз он женился в Ренне, где находился его гарнизон, на Анне-Шарлоте Делакруа де ла Тебодэ, с которой имел двух дочерей: Клотильду, рожденную 7 февраля 1801 года, и Августину, увидевшую свет 25 мая 1803 года, которую он называет «моя маленькая Антигона», и с кем он останется наиболее близок на протяжении всей своей жизни. Этот брак, по его словам, заключенный слишком рано, чтобы быть счастливым, долго не продлился. Вскоре он развелся с женой. Она умерла в 1823 году. Уже после объявления проскрипции от 24 июля 1815 года и своего бегства в Руан Жан-Батист Бори де Сен-Венсан встречает актрису руанской трупы Театр-Франсе Марию Гро: она за ним следует в годы изгнания между 1815 и 1820 гг. Кассильда, их первая дочь, родилась 17 мая 1818 года, а Атангида, вторая дочь, появилась на свет 22 июля 1823 года, но уже после развода своих родителей. Говорят, что больше Жан-Батист Бори де Сен-Венсан женщинами практически не интересовался, поскольку его поглощала одна неугасаемая страсть – наука и познание неведомого. Вот потому он и умер в одиночестве, уподобившись своему земляку и капитану мушкетеров д’Артаньяну.

Таким являлся французский офицер и выдающийся ученый, в ком бурно клокотали жизненная и творческая энергии, кто, непрестанно пребывая в сложных жизненных обстоятельствах, опубликовал столько книг и научных изданий, среди которых, пожалуй, одно из самых достойных мест занимает переведенный и изданный им апокалиптический ветхозаветный апокриф «Книга Господня» или «Ламуил». Причем трудился над ним разжалованный полковник Жан-Батист Бори де Сен-Венсан в тягостные годы проскрипции и изгнания из отчизны. Можно даже сказать, что он оказался в том состоянии духа, в котором пребывали великие ветхозаветные святые пророки Исайя, Иезекииль, Даниил и Иеремия, всегда гонимые и презираемые в среде своего же народа.

История обретения и нового исчезновения апокрифа

Начнем с того, что, по утверждениям самого полковника Бори де Сен-Венсана, когда армия революционной Франции под командованием Наполеона Бонапарта обрушилась на Италию в 1796 году, то один еврейский негоциант, снабжавший ее припасами и весьма сведущий в древнееврейской литературе, лично оказавшись на театре военных действий, приобрел несколько раритетов, в том числе и манускриптов. Один из них, составленный халдейскими письменами, ему показался поначалу из собрания малых пророков. Это и была Книга Господня, доставшаяся маркитанту в результате разграбления библиотеки Ватикана, которой ее некогда преподнес кардинал де Рец (парижский архиепископ, кардинал-священник Санта-Мария-Сопра-Минерва Жан-Франсуа Поль де Гонди, 1613–1679). Последний, со своей стороны, отметил, что рукопись изначально принадлежала кардиналу Мазарини, из библиотеки которого во время фронды парламент Парижа публично обязал распродать книги по аресту, наложенному в 1651 году.

Итак, перед глазами военного торговца оказался пожелтевший лист с филигранной датировкой от 1378 года: это была первая страница книги, состоящей из старинных свитков, спрессованных на станке переплетчика и образовывавших большую брошюру in quarto. На первой странице пергамента, весьма современной, по сравнению с остальными, читалась латинская фраза, сообщающая о том, что «данный манускрипт, о содержании коего неведомо, собранный для библиотеки премудрого и красноречивого короля Карла, называемого Пятым, происходил из бумаг, хартий и иных документов, изъятых у храмовников в 1307 году во время упразднения рыцарского ордена, великий магистр которого проживал в этом дворце, что делалось по повелению блаженной памяти весьма великодушного и милосердного короля Филиппа Красивого» (цитировано по Предисловию Бори де Сен-Венсана).

По мнению самого Жана-Батиста Бори де Сен-Венсана, рукопись могла быть найдена, конечно, на месте прежнего Иерусалимского Храма, в ограде которого и определялось местопребывание первых тамплиеров, хотя добавим, что орден в ту пору начинал заниматься церковной археологией по всей территории Иерусалимского королевства и Ближнего Востока. Тут становятся понятными и выпады разжалованного полковника против средневекового Ордена Храма и, дескать, справедливо сожженных на костре рыцарей во главе с великим магистром, где явно таился намек на современных тамплиеров. Дело в том, что Суверенный Военный Орден Иерусалимского Храма был возрожден Наполеоном Бонапартом, а Жану-Батисту де Сен-Венсану хотелось поскорее вернуться на родину. К тому же, как нам представляется, ему приходилось скрывать тайну участия в оном ордене своего покровителя маршала Сульта, для чего и стоило публично от него отречься. Стало быть, железная логика.

Далее. После приобретения новый владелец рукописи имел неосторожность показать ее одному из комиссаров, сопровождавших войска и занимавшихся розыском и вывозом произведений искусства в революционный Париж. Он с удовольствием купил у еврейского торговца манускрипт Ламуила, к тому же, связанный с именем последнего магистра Ордена Храма Якова де Моле и гонителем тамплиеров Филиппом Красивым, и отправил его в Париж вместе с Венерой Медичи, Лаокооном, «Преображением» Рафаэля Санти и др. ценностями и раритетами. Далее в своих подробных рассуждениях о варварстве якобинцев, опустошающих музеи и хранилища произведений искусств с тем, чтобы сосредоточить их в столице революционного террора, а также о достоинстве и божественной вдохновенности Ламуила Жан-Батист Бори де Сен-Венсан как бы упускает главный вопрос: каким образом этот артефакт попал, собственно, в его руки. Ответа, разумеется, на него мы не находим то ли из-за сугубой скромности переводчика Ламуила, то ли из-за того, что сие как-то мало беспокоило завзятого исследователя, испробовавшего себя уже и в области библеистики. И здесь мы снова узнаем авантюриста, гасконца и земляка капитана мушкетеров д’Артаньяна. Следовательно, из первого вопроса возникает второй: а вышеназванным комиссаром по скупке ценностей не являлся ли сам будущий наполеоновский полковник и выдающийся натуралист, ничтоже сумняшеся порой встревавший в довольно сомнительные предприятия. Однако зачастую получается, что подобные затеи одни и двигают науку. Разумеется, наше предположение останется только предположением.

С другой стороны, можно было бы предположить, что сам по себе Ламуил есть мистификация Жана-Батиста Бори де Сен-Венсана времен проскрипции, но наш натуралист являлся слишком серьезным для подобного рода литературных затей, коими занимаются не вполне состоявшиеся писатели и филологи, поэтому данная версия сразу же и отметается. К тому же, сам французский текст выглядит как перевод, лишний раз подтверждая существование иноязычного оригинала.

Но восстановим дальнейшую судьбу манускрипта в соответствии с витиеватыми данными, рассеянными в велеречивом предисловии к его переводу разжалованного полковника. Выходит, что перевод на французский язык помог Жану-Батисту Бори де Сен-Венсану выполнить один ученый раввин, обозначенный господином S. L…h, пожелавший не раскрывать своего полного имени. Одновременно с этим вдохновленный переводчик спешит выразить свою искреннюю благодарность следующим иудейским гебраистам из Бордо, Берлина, Майнца и Вены, сумевшим пролить свет на неясные места книги: господам Фуртадо (Furtado), Исааку Родригесу (Rodrigues), Аврааму Майеру, Исааку Кирхерманну и Товии Захарии Горененбергу (Horenenberg). К тому же, некоторые доктора теологии Парижского университета, в том числе господа аббат Фрейсинус (Freycinous), Эликагарай (Elicagaray) и Деренод (Desrenaude), старались привлечь Жана-Батиста Бори де Сен-Венсана сделать еще и перевод на язык Вульгаты, но последний нашел это пока несвоевременным из-за незнания церковным народом латинского языка. Стало быть, затем Бори де Сен-Венсан направил оригинал манускрипта с экземпляром своего перевода Его Святейшеству Папе Римскому Пию VII (1742–1823), понтификат с 14 марта 1800 по 20 августа 1823 гг., уже задумавшему проводить I Ватиканский Вселенский Собор, который пройдет только при Папе Пие IX. Именно Пий VII короновал на императорский престол в 1804 году Наполеона Бонапарта и весьма лояльно отнесся к возрождению последним Суверенного Военного Ордена Иерусалимского Храма. В своем предисловии, приводя аргументы в пользу древности Ламуила или «Книги Господней», Жан-Батист Бори де Сен-Венсан надеялся даже на то, что благодаря содействию Его Святейшества она займет свое достойное место среди канонических книг Ветхого Завета. Но упования его, разумеется, оказались наивными и тщетными. Наполеоновский полковник не получил никакого ответа со стороны Святого Престола, разве что благодарность знаменитого роялиста и пэра Франции виконта Франсуа де Шатобриана, кому он и посвятил свой труд, полагаясь на его помощь в возвращении на родину. Однако выдающийся Шатобриан хоть и являлся автором фундаментального произведения «Гений христианства», все же оставался сугубо светским человеком. То есть не произошло никакого церковного (пусть даже осторожного и относительного) признания ни древней рукописи, ни ее переводчика. С тех пор Ламуил, некогда найденный в бумагах упраздненного Ордена Храма и его великого магистра Якова де Моле, канул в бесконечности манускриптов и книг Ватиканской библиотеки и до сих пор не был обнаружен современной итальянской исследовательницей Барбарой Фрале, занимающейся историей средневековых тамплиеров сотрудницей Секретного архива Святого Престола. Именно ей принадлежит открытие и транскрипция «Шинонского пергамента», оригинала заключения трех кардиналов – «апостолических комиссаров» Климента V в отношении тамплиеров, фактически снявшего тягчайшее обвинение в ереси с великих офицеров Храма, пребывавших заточенными в замке Шинон. «Шинонский пергамент» был опубликован 25 октября 2007 года – аккурат семьсот лет спустя после ареста 13/21 октября сановников и рыцарей легендарного ордена. Возможно, вскоре обнаружится и оригинал Ламуила, и мы, наконец, сможем взглянуть на сброшюрованный свиток этого древнееврейского манускрипта, принадлежавшего Ордену Храма, королям Филиппу Красивому и Карлу Пятому, кардиналам Мазарини и Рецу, еврейскому маркитанту и полковнику Бори де Сен-Венсану, а также Папе Римскому Пию VII, ну и, разумеется, Секретному архиву Ватикана.

Возможные датировка и причина утаивания Святым Престолом Ламуила

Жан-Батист Бори де Сен-Венсан старался доказать, что Ламуил жил и пророчествовал еще до Святого Пророка Исайи, то есть приблизительно в 816 или 817 гг. до н. э., поскольку будто бы эти реалии отражает книга, да и, дескать, в Книге Притчей Соломоновых упоминается царь Ламуил или Лемуил из Месы, который, наряду с царями Давидом и Соломоном, являлся и одним из авторов Псалтири. Но кем был сей царь Лемуил? Архимандрит Никифор говорит о нем следующее: «ЛЕМУИЛ (посвященный Богу; Прит. 31:1,4). Это лицо упоминается в Свящ. Писании только однажды, именно в приведенной нами цитате. Здесь оно обозначено наименованием царя, к которому обращены нравственные наставления его матери. Какой именно это был царь неизвестно. «Что, сын мой? Что, сын чрева моего? Что, сын обетов моих? так начинаются эти наставления. Не отдавай женщинам сил твоих, ни путей твоих губительницам царей. Не царям, Лемуил, не царям пить вино и не князьям – сикеру, чтобы, напившись, они не забыли закона, и не превратили суда всех угнетаемых. Дайте сикеру погибающему и вино огорченному душою и пр. Кто найдет добродетельную жену? цена ее выше жемчугов» и др.». (Библейская Энциклопедия. Труд и издание Архимандрита Никифора Москва. 1891). Современная лютеранская энциклопедия сообщает о нем более конкретно и лаконично: Лемуил [евр. Лемуэл, «принадлежащий Богу, Его собственность»], царь, к которому обращается с наставлениями его мать (Притч. 31:1–9). В Притч. 31 он назван «Лемуилом, царем Массы», измаилитского племени, жившего в сев. Аравии (Быт. 25:14)» (Библейская энциклопедия Брокгауза / Ринекер Ф., Майер Г. – М.: Российское Библейское Общество, 1999. – 1120 с.).

Возникает закономерный вопрос: на каком основании полковник Бори де Сен-Венсан считает того библейского Лемуила и пророка, написавшего «Книгу Господню», одним лицом? Только лишь по сходству имен? К тому же, «Книгой Господней» могли называться и другие, не дошедшие до нас библейские творения из времен древних пророков, а отнюдь не одно повествование о царе Аполлионе. Стало быть, больше доказательств о принадлежности книги царю Ламуилу/Лемуилу, кроме любопытных, но слишком пространных рассуждений о боговдохновенности произведения, полковник не приводит. Вот потому эту версию можно отмести, да и сам Бори де Сен-Венсан не ощущал ее убедительной, отчего и увлекся чрезмерным многословием и даже заклинаниями, что, согласимся, несвойственно человеку естественнонаучного склада ума. С другой стороны, от имени того измаилитского царя Лемуила мог писать гораздо более поздний пророк и, значит, должно сосредоточиться на данном предположении. К тому же, во французском Ламуиле обнаруживается много древнегреческих названий, понятий, терминов и коннотаций, начиная уже с имени царя Аполлиона (Аваддона). Сама стилистика и жанровые особенности произведения говорят о сильном эллинистическом влиянии, что никак не сопрягается с книгами древних ветхозаветных пророков, пусть и дошедшими до нас через древнегреческий или латынь. Повествовательная линия несмотря на трагичность описываемых событий в Ламу-иле логична и прозрачна, будучи сродни греческим сказаниям своего времени, тому же «Жизнеописанию Аполлония Тианского» Флавия Филострата: в нем нет нарастающей напряженности пророческих книг Исайи, Иезекииля, Даниила и Иеремии, хотя произведение как бы целиком и прошивается ветхозаветной традицией, но основа его, если угодно, плотный контекст почерпнут уже из греческого материала. Последнее наводит даже на мысль, что автор Ламуила вполне мог посещать одну из эллинских философских школ, сильно распространившихся по Ближнему Востоку, скажем, стоиков или неоплатоников. В связи с чем отсутствует и присущее древним пророкам религиозно-мистическое восприятие и тайнозрение, замененные рациональным линейным разумением исторического и, как следствие, апокалиптического процесса.

Таким образом, мы вправе сделать вывод, что Ламуил вероятнее всего является книгой, написанной эллинистическим иудеем в период от III столетия до н. э. до II столетия н. э., поскольку несет на себе родимые пятна эллинистической культуры, даже если его и уместно определять в качестве одного из ветхозаветных апокалипсисов. Вместе с тем, наши предположения сумеют в основном подтвердиться или быть опровергнутыми, когда откроется доступ к этому уникальному манускрипту, на наш взгляд, очень близкому по времени к моменту начала зарождения и распространения первенствующей христианской церкви. Осмелимся даже предположить, что исток Ламуила следует искать в эллинистической александрийской иудейской общине, давшей на рубеже новой эры такого выдающегося философа, как Филон Александрийский, по сути, отца всей последующей христианской теологии и Дидаскалии, христианского огласительного училища там же.

С другой стороны, Римская курия не спешила предать гласности «Книгу Господню», поскольку в ней идет речь о победе в апокалиптической битве и установления мира Гога или Маго-га, князя Роша, Мосоха и Фувала, которых Жан-Батист Бори де Сен-Венсан напрямую связывает с Россией, Московией, Южной Сибирью, Уралом, Кавказом и даже Ираном. И что самое поразительное Гог выступает в поход под трехцветным стягом: бело-красно-синим – вариант подобного триколора существовал в России при Петре Великом. Кроме того, пророк Ламуил отвечает, что такой же трехцветной была завеса Святого Святых в Иерусалимском Храме: и эти цвета наиболее приятны для Бога Яхве Адоная Саваофа. И, исследуя последние события, похоже, мы уже приближаемся к апокалиптической поре, когда в последние времена, исходя из великого русского философа Владимира Соловьева и синархии французского мистика-тамплиера Антуана Фабра д’Оливе останутся только три главных соправителя на обновленной земле, царствующие над цветущей сложностью: Русский император, Патриарх Третьего Рима и Пророк Божий в духе Самуила между ними. Да будет так! Ей, гряди, Господи Иисусе Христе!

«Бывший подъесаул», или… О красном мамлюке замолвите слово?

Посвящается 150-летию со Дня рождения командарма Филиппа Миронова

«И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой?

Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему»

Книга Бытия, Глава 4, стих 9

О том, как связаны между собой великий магистр Яков де Моле, командарм Филипп Миронов и певец Игорь Тальков

В октябре 2022 года существуют три даты, которые, как нам представляется, взаимосвязаны друг с другом, и таинственная взаимосвязь их выходит за пределы земного бытия, отражаясь на уровне энерго-инфромационного поля Вселенной. Это – убийство Игоря Талькова 6 октября 1991 года, календарная Черная пятница, миновавшая 21 октября, и 26 октября – 150-летие со дня рождения основоположника и первого командующего 2-й Конной армии РККА Филиппа Кузьмича Миронова.

Почему Черная пятница была 21 октября 2022 года? Дело в том, что эта дата соответствует той скорбной пятнице по Юлианскому стилю, когда 13 октября 1307 года во Франции прокатились аресты рыцарей-тамплиеров со стороны королевской власти и был взят под стражу последний великий магистр средневекового Ордена Храма Яков де Моле. Казалось бы, что общего между ним и деятелем революционного движения на Дону и Юге России командармом Филиппом Мироновым, а также Игорем Тальковым, очень одаренным представителем советского шоу-бизнеса на иломе? О роковой связи последнего с командармом мы расскажем немногим позже. А в отношении первого, великого магистра Ордена Храма, отметим следующее: всю свою воинскую карьеру и полководческую службу Яков де Моле боролся на Святой Земле с мамлюками, тогда как Филипп Миронов являлся тем же самым мамлюком, правда, нового времени и большевистской власти. Вы спросите, на каком основании можно называть одного из первых советских военачальников мамлюком? Тут все довольно просто. Вспомним, кто такие мамлюки…

Говорят, что рабский труд не эффективен, хотя история, если взглянуть на архитектуру и достижения Античной греко-римской цивилизации, свидетельствует об обратном. Положим, это так и обстоит по определенным параметрам и показателям, но вот с так называемым военным рабством в странах Передней Азии и Ближнего Востока все кардинальным образом по-другому. Именно институт военного рабства в виде мамлюков, немногим предшествующий османским янычарам, смог удержать эти территории за исламом, в итоге вытеснив крестоносцев со Святой Земли. Как известно, египетские мамлюки (по-арабски мамлюк означает принадлежащего раба) рекрутировались из мальчиков, купленных на невольничьих рынках, в основном, Причерноморья, отсюда этническое происхождение мамлюков тюркско-куманское, кабардино-черкесское, абхазское, грузинское и реже русско-литовское. В 1250 году мамлюки захватили власть в Египте и играли ведущую роль в судьбах этой страны, да и всего Ближнего Востока вплоть до начала XIX-го столетия, когда 1 марта 1811 года Египетский паша Мухаммед Али устроил резню мамлюков, пригласив на торжественный ужин 600 мамлюкских беев и повелев их перебить, что послужило сигналом для убийства мамлюков по всей стране, когда погибло более 4 000 мамлюков, а уцелевшие бежали в Судан.

Будущий Красный мамлюк подъесаул Филипп Миронов

И хотя, как уже выше указывалось, подавляющее большинство мамлюков составляли мальчики (зачастую еще даже несмышленые), оторванные от своих семей, веры, народной среды и проданные для мамлюкстких закрытых военных школ, где они обрезывались по исламскому обычаю и воспитывались впредь как правоверные мусульмане, были случаи сознательного перехода в мамлюки уже зрелых людей по тем или иным причинам, в том числе христиан и рыцарей-крестоносцев на Святой Земле, порой, даже из командного состава. История знает имена подобных ренегатов или неофитов. Почему бы нам не рассматривать этот пример и в случае со знаменитым красным героем, основателем 2-й Конной армии Филиппом Кузьмичом Мироновым? Он вполне очевиден. Вспомним слова из выдающейся песни Игоря Талькова «Бывший подъесаул», посвященной, как выясняется, нашему командарму, то есть вновь испеченному красному мамлюку: «Он ответил: «Так надо, но вам не понять» | Тихо обнял жену и добавил: «Так надо»…»

Теперь уже понятно, что большевикам удалось победить в Гражданской войне против белых, создав качественно новую военную организацию, которую мы знаем под названием РККА, но мало кто представляет, что она строилась именно на основаниях «мамлючества»: ренегатства и неофитства, осознанного или неосознанного. Разумеется, заслуга в этом принадлежит наркомвоенмору Льву Давидовичу Троцкому, достаточно хорошо овладевшему военной историей Востока и Запада и умевшему из нее делать правильные и перспективные выводы. Изначально РККА формировалась по экстерриториальному и интернациональному принципу, но ведь ровно таким же образом организовывался мамлюкский корпус Египта, а затем и янычарское сословие Османской империи. В связи с чем отметим, что культовым фильмом советских детей и подростков до распада СССР оставалась кинотрилогия «Неуловимые мстители» (1966–1971) режиссера Эдмонда Кеосаяна, безусловный шедевр советской военной пропаганды, за которой нельзя не заметить тень опального наркомвоенмора. А ведь это картина, разумеется, о них – юных красных мамлюках. Собственно, и все эти ЧОНы и интернациональные подразделения РККА, сформированные из латышей, немцев, венгров, китайцев и пр. не что иное, как корпус мамлюков молодой Советской республики. Как бы то ни было, они одновременно ренегаты и неофиты, скрепившие верность новой идее кровью.

Красный мамлюк в литературе. Замечательный роман Юрия Трифонова «Старик»

О командарме Филиппе Миронове уже довольно много написано, в том числе в период так называемого возрождения казачества, начиная с 1988 года. Однако стоит отметить роман Анатолия Знаменского (1923–1997) «Красные дни», за который автор удостоился Государственной премии РСФСР в 1989 году (кстати, отцом писателя был штабной писарь 1-й Конной армии РККА Дмитрий Знаменский); беллетризованную биографию Евгения Лосева (1917–1998) «Миронов» (Молодая гвардия. ЖЗЛ. Москва, 1991 год), документальную повесть Валентина Гольцева «Командарм Миронов» (Воениздат. Москва, 1991 год) и роман классика русской советской прозы Юрия Трифонова (1925–1981) «Старик», в котором прототипом Мигулина являлся Филипп Миронов. Отец писателя, видный советский партийный и государственный деятель Валентин Андреевич Трифонов (1888–1938), председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР (1923–1926), происходивший из донских казаков, лично знал командарма Филиппа Миронова и, по воспоминаниям, неоднократно заступался за него перед Троцким в свою бытность комиссаром Особого экспедиционного корпуса в Донской области и членом РВС Кавказского фронта в период с лета 1919 по весну 1921 гг.

Юрий Трифонов. Титульный лист издания

К слову, в 1936 году Валентин Трифонов написал книгу «Контуры грядущей войны», рассмотрев в ней возможность внезапного нападения нацистской Германии на СССР и в начале 1937 года направив ее рукопись нескольким членам Политбюро – Сталину, Молотову, Ворошилову, Орджоникидзе, но никакого ответа не получил (книга вышла в свет только в 1996 году). Собственно, своему репрессированному отцу Юрий Трифонов посвятил повесть «Отблеск костра» (1967 год), в которой достаточно высоко оценивается личность командарма Миронова, пусть даже сам образ проходящий, хотя бесспорно многие шестидесятники, сами являясь детьми репрессированных родителей, с нескрываемым интересом относились к личности убитого на взлете красного военачальника. Но уже роман «Старик» (1978 год) Юрия Трифонова это, по сути, прямая апология Филиппа Миронова, мастерски выписанного в образе красного комкора Мигулина, как бы высветившего своим присутствием судьбы главных героев романа, а в итоге безвинно осужденного и преданного своими ближними. Главный герой романа – Павел Евграфович Летунов, 72-летний старик, в молодости оказавшийся секретарем неправедного суда на Мигулиным, а теперь пытающийся восстановить истину и реабилитировать комкора. Однако, чем глубже Летунов пытается разобраться в личности Мигулина, тем все больше хитросплетений он видит в его судьбе. В конце концов, уже не преследуемой собственной виной, подвигшей его к расследованию, он испытывает состояние, названное им «помрачением ума и надломом души», на смену чему приходит забвение. Примечательно, что здесь прямая параллель с «Мастером и Маргаритой» Михаила Булгакова и «Доктором Фаустусом» Томаса Манна. На фоне этого забвения фигура комкора Мигулина продолжает оставаться загадочной, герметичной и окончательно нераскрытой. В общем, это загадка, доставшаяся нам от Юрия Трифонова, и ее разоблачение способно преподнести неожиданные сюрпризы, которые лучше не знать смертным, отчего главный герой доходит до грани забвения, а образ Мигулина даже перерастает человеческие рамки, что роднит его с существом по ту сторону добра и зла, и от которого, наверное, одно лекарство – забвение. Не им ли, ходя по грани, слишком увлекся Игорь Тальков, что привело его ко вполне очевидному итогу, ведь в упор можно и не рассмотреть изучаемый тобой образ, переходящий в перспективе времени в некий архетип, что уловил Юрий Трифонов.

К вышеперечисленным произведениям об основателе 2-й Конной армии хочется добавить в свое время недооцененную историческую монографию Роя Александровича Медведева в соавторстве с ветераном 2-я Конной армии, мироновцем Сергеем Павловичем Стариковым «Жизнь и гибель Филиппа Кузьмича Миронова» (Москва. «Патриот», 1989 год). Это тот случай, когда история говорит сухим языком фактов без различных писательских фантазий и во многом вкусовых конспирологических интерпретаций, в чем и есть ценность вышеназванной монографии. В этой связи довольно странно, почему до сих пор еще нет экранизаций о жизни и судьбе Красного мамлюка, ведь образ его уже достаточно разработан писателями и публицистами поздней Советской эпохи, хотя, конечно, он требует нового осмысления и в нынешние дни, когда на наших глазах идет, по сути, слом или трансформация всего миропорядка. Настает ли время ренегатов и нефитов и, как следствие, будущих мамлюков? – спросите вы. Во всяком случае, отрицать этого нельзя.

Вообще, биография командарма Филиппа Миронова (партийная кличка «Кузьмич») довольна хорошо разобрана вышеперечисленными авторами, а мы лишь коснемся вех его жизненного пути, так или иначе оказавшихся в рамках социально-политического моделирования событий на Дону и Юге России наркомвоеномором Троцким, поскольку именно они оказались той развилкой, после которой судьба Красного момлюка уже была решена. Как тут не вспомнить шекспировского героя Отелло, подведенного ловкими интриганами и советниками к роковой черте.

Драматургия Красной мистерии: Красный мамлюк и Красный дервиш

Вообще, следует отдать должное Льву Троцкому, главному режиссеру и драматургу кроваво-красной мистерии, столь умело разыгранной на территории огромной бывшей Российской империи. Эту черту таланта последнего хорошо уловил Сергей Есенин, когда посвятил свою «Песнь о великом походе» главвоенмору тов. Л. Троцкому, ну а в последующих изданиях произведения само посвящение, разумеется, оказалось вымаранным. И если Есенин претендовал на дух эпичности, сродни «Слово о полку Игореве», то Троцкий ощущал себя ничуть не меньше, чем в библейской парадигме, пусть и марксистско-атеистического характера. Кстати, мессианство большевиков прекрасно уловили русские философы и писатели Серебряного века, в том числе Андрей Белый, Николай Бердяев и от. Сергий Булгаков. И разве не о красном мессианстве роман «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова? Ответ очевиден.

Наркомвоенмор Лев Троцкий среди соратников и красных мамлюков, 1918 год

Разумеется, для победы в реальной Красной мистерии изощренному интеллектуалу Льву Давидовичу Троцкому понадобился свой Иуда, прекрасно владеющий боем на оперативно-тактическом уровне, царский орденоносец, ведающий о военных хитростях, но простоватый как по характеру, так и по недостатку образования, и порвавший с православием. Этакий Саладин XX-го столетия, одновременно ренегат и неофит. Собственно, эту роль и исполнил «бывший подъесаул», войсковой старшина Филипп

Миронов, представитель самого многочисленного Донского казачьего войска, в большинстве своем отчаянно сражавшегося против РККА во время Гражданской войны. Разумеется, наивным дикарем, подобным Отелло, «Кузьмич» не являлся, а потому в какой-то момент принял игру, предложенную Троцким, наверняка надеясь выйти в итоге сухим из воды и достичь новых высот на военной службе и по партийной карьере. Подобная природная хитрость и ухватистость хороша везде, но не в политике, где разумен тезис: для спасения трагического героя необходимо убрать режиссера или драматурга. Впрочем, отмечается намеренное потакание, а затем и оправдание вольностей Филиппа Миронова со стороны Троцкого, особенно после трагической директивы Оргбюро ЦК ВКП(б) о расказачивании от 24 января 1919 года. Беда в том, что все вышеперечисленные нами авторы, за исключением разве что Юрия Трифонова, описывают «Кузьмича» как чуть ли не единственного борца с самоуправством и волюнтаризмом Троцкого, хотя откроем страшную тайну: уж слишком разные весовые категории были у всесильного наркомвоенмора с Мироновым для такой борьбы. Выскажем вовсе крамольную, но очевидную истину: на тот момент и опытный аппаратчик И. В. Сталин не мог на равных конкурировать с Л. Д. Троцким, учитывая авторитет последнего в РККА и влияние в партии. В этом контексте стоит рассматривать и два завершающих года жизни Филиппа Миронова, вплоть до его убийства в Бурырской тюрьме в Москве 2 апреля 1921 года. Итак, что мы имеем.