Текст книги "Моё пост-имаго"

Когда раздался знакомый скрип ключа в замочной скважине, входная дверь открылась, а в прихожей, фыркая и отплевываясь от тумана, появился Джонатан, Марго почувствовала, как с души свалился тяжеленный чугунный якорь, и вздохнула с облегчением.

– О, мгла поселилась и у нас! – констатировал Джонатан с улыбкой, увидев замершую в мучном облаке супругу.

Марго вытерла руки о передник и, поджав губы, наделила мужа требовательно-вопросительным взглядом, в котором застыл немой укор: конечно же, он все на свете забыл! В понимании Марго «всё на свете» – это восьмой день рождения их сына, а еще это подарок, который Джонатан должен был купить. И это несмотря на то, что она ему напоминала. Говорила накануне: «Не забудь!» Написала сиропом на утренних блинчиках: «Не забудь!» Отправила в полдень ему в контору по пневмопочте записку: «Не забудь!» Но он все равно забыл! Ох, это так в его духе!

Тут на лестнице раздался топот, и вприпрыжку в гостиную спустилось растрепанное и немного сопливое русоволосое существо в шерстяных гетрах, клетчатых бриджах на подтяжках и криво застегнутой рубашке. Соскочив с последней ступеньки, существо со смехом и радостным визгом «Папа пришел! Папа пришел!» ринулось в прихожую.

Лишь завидев отца, мальчик окинул его взглядом опытного сыщика, но ему предстали лишь пропитанное туманом пальто, старый отцовский портфель и грустная бесподарочная пустота.

Джонатан снял котелок и повесил его на вешалку. Туда же переместилось и пальто.

– Папочка, ты что, мне ничего не купил? – жалобно спросил мальчик.

Джонатан бросил взгляд на Марго, которая осуждающе покачала головой, и заговорщически подмигнул ей. Это его подмигивание стало для нее вдруг теплее любых утешительных объятий, и она поняла, что он что-то затеял. Ох, это так в его духе!

Джонатан наклонился к сыну:

– Ты хорошо себя вел, Калеб?

– Да-да! Я хорошо себя вел! – Пытаясь придать словам как можно больше убедительности, мальчик едва ли не подпрыгивал на носочках.

Джонатан поглядел на Марго:

– Он хорошо себя вел? Ни в жизнь не поверю!

Марго рассмеялась и сказала:

– Ну, в сравнении с гремлинами вел он себя не так уж и плохо.

Джонатан кивнул и уже собрался было что-то сказать, как вдруг настороженно замер. В квартире поселилась не предвещающая ничего хорошего тишина – даже радиофор неожиданно смолк, лишь тикали настенные часы в гостиной да гудел огонь в кухонной печи.

Марго недоуменно поглядела на мужа, а Калеб непонимающе открыл рот. Джонатан поднял руку и медленно повернулся к двери.

– Вы слышите? – спросил он негромко. – Мне кажется, я слышу шорох. Как будто кто-то скребется в дверь. Слышите?

Марго и Калеб прислушались. Мальчик так напрягал слух, что даже покраснел.

– Я ничего не слышу, – прошептал он.

– Ну нет! – воскликнул Джонатан. – Говорю вам: кто-то точно скребется в дверь. Кто бы это мог быть?

Не прибавив больше ни слова, он шагнул к двери и распахнул ее. В дом тут же пополз туман, а за ним и запах старого отсыревшего башмака, выловленного в какой-нибудь канаве. За дверью было сплошное белесое марево.

Джонатан наклонился и нырнул головой в туман, словно тот, кто, по его словам, скребся в дверь, был исключительно низенького роста.

Калеб испуганно взял маму за руку. Предчувствуя неладное, Марго нахмурилась. Она знала: неладное весьма в духе Джонатана.

Тем временем Джонатан обернулся, с улыбкой поглядел на Калеба, а затем, словно фокусник, извлекающий кролика из шляпы, достал из тумана большую коробку.

Марго поморщилась – устроил тут целое представление! Ну, хоть про подарок не забыл. И все же… Ее смутило, что коробка эта совершенно не похожа на праздничную. Скорее, она выглядела так, словно о ней давным-давно забыли и до сих пор не вспоминали, пока зачем-то не решили вытащить из подвала. В боку дыра, бечевка вот-вот истлеет прямо на глазах, никаких тебе лент, никакой упаковочной бумаги. Просто пожелтевший от времени и набравший туманной сырости картон с отчетливым запахом крыс.

– Что там внутри? – взволнованно спросил Калеб.

– Хм! – произнес Джонатан и вместе с коробкой двинулся в гостиную. Сын потопал следом. Марго, вздохнув, затворила входную дверь и присоединилась к ним.

Джонатан поставил коробку на пол возле журнального столика, на котором громоздился вновь оживший радиофор. Мальчик забрался с ногами на стул и, затаив дыхание, принялся наблюдать за каждым движением отца.

Вооружившись ножницами, Джонатан начал перекусывать бечевку, и в тот момент, когда она спала, – Марго могла бы в этом поклясться! – в коробке что-то негромко скрежетнуло…

Калеб сегодня получил несколько просто изумительных подарков.

С самого утра по почте приходили бандероли от бабушек, дедушек и всяких дальних родственников. Мальчик лично встречал ворчливого старика-почтальона у двери, вручал ему за каждую посылку выданный мамой пенс на чай и говорил: «Большое спасибо, мистер Лейни!» – после чего бежал в детскую и в нетерпении распаковывал посылки. Он был счастлив, и его настроение не смогла испортить даже скучная и занудная тетрадь, которую подарила сестра его мамы, строгая тетушка Джеральдин.

Весь день Калеб играл с подарком от мамы, заводным дирижаблем «Эринхарт». Тот поднимался на пару футов над полом и жужжа курсировал по комнате, пока завод не сходил на нет, – и тогда крошечный аэростат плавно опускался на ковер. Прочие игрушки тоже были прекрасны, чудесны, восхитительны, но ни одна из них ни в какое сравнение не шла с тем, что подарил мальчику папа.

Малыш Кобб. Так его звали. По крайней мере, это имя значилось на потрепанной бирке, прицепленной к тонкому деревянному пальцу.

Малыш Кобб был куклой с бледным, как у трупа в сахарной пудре, лицом, а его прическа вообще походила на сумасшествие. Большие круглые глаза Малыша Кобба глядели на семейство Мортонов пристально и будто бы с насмешкой. На его резных губах застыла нестираемая ухмылка, да и в целом папин подарок выглядел так, словно задумал неладное.

Весь вид куклы таил в себе угрозу – Марго сразу это почувствовала. И в какой-то момент ей показалось, что деревянный человечек прекрасно понимает ее тревогу – оттого и ухмыляется.

– Какая жуть, – проворчала она, не в силах отвести взгляд от куклы, когда Джонатан только вытащил ее из коробки. – Это так в твоем духе – подарить ребенку подобное страшилище.

– А вот он и не страшилище! – возопил Калеб. – Это самый лучший, самый замечательный подарок! Он… такой большой…

Кукла действительно была довольно большой. Когда ее поставили на пол и распрямили, оказалось, что она одного роста с Калебом, а учитывая ее торчащие кверху рыжеватые волосы – и того выше.

– А какой у него костюмчик! – восхищенно добавил мальчик.

Одет Малыш Кобб был как самый настоящий маленький джентльмен: рубашка с запоночками, брючки в тонкую белую полоску, такая же жилетка, имелся даже галстук. Лакированные туфельки очень походили на те, что сам Калеб надевал в школу, – только они были не в пример, что странно, лучше и дороже. Если бы не пыль, которая покрывала Малыша Кобба с ног до головы, то можно было бы даже предположить, что в этой гостиной он одет изысканнее всех. Но да, пыль все портила.

– Сейчас мы его почистим, – сказал Джонатан. – Тащи-ка сюда одежную щетку, Калеб.

Мальчик соскочил со стула и ринулся в прихожую за щеткой, а Джонатан поднял глаза на Марго, всем своим существом чувствуя пронизывающий его осуждающий взгляд.

– Он похож на какой-то чердачный хлам, – прошептала Марго, чтобы Калеб не услышал.

– Малыш Кобб долго пылился в лавке игрушек мистера Гудвина, – негромко пояснил супруге Джонатан, – никто его не покупал…

– Удивительно просто, – проворчала Марго. – Посмотри только, какой у него злобный взгляд. Если бы кто-нибудь подарил что-то подобное одному из сыновей Джеральдин, ее бы удар хватил.

– Но ты ведь не Джеральдин, – веско заметил Джонатан, и осуждающий взгляд супруги чуть потеплел.

– Что ж, – сказала Марго, – ясно, почему его не покупали. Этот Малыш Кобб выглядит так, что, наверное, при одном только взгляде на него в слезах начинали биться не только дети, но и их благочестивые мамаши из Клуба благочестивых мамаш.

Марго относилась с изрядной долей снисхождения к высокомерным габенским дамам, которые неукоснительно и до боли дотошно следуют всем-превсем правилам, ходят, высоко задрав нос, читают прочим лекции и мнят себя не менее чем профессорами по предмету «Воспитание чада. Академический курс». Она считала, что внутри у этих женщин живут подлинные плутовки, которых те сами стыдятся и всячески скрывают. Марго изо всех сил пыталась не походить на них, поэтому временами была с Калебом мягка, позволяла ему иногда просто побыть ребенком, в отличие от тех матерей, что либо пылинки сдувают со своих детей, либо с младенчества пытаются воспитать из них идеальных механических автоматонов. Ее старшая сестра Джеральдин, к слову, была как раз из последней категории, и отчасти поэтому их с Марго отношения напоминали натянутую ниточку, которая могла порваться в любой момент. Все усугублялось тем, что Джеральдин искренне не любила Джонатана и его склонную к непоседливости, рассеянности и некоторому авантюризму натуру. Впрочем, отчасти именно за все эти вещи сама Марго его и любила. Притащить домой жуткую пыльную игрушку, сделанную, вероятно, намеренно, чтобы пугать, мог догадаться лишь Джонатан; и Марго вдруг поймала себя на том, что совсем не злится на супруга, а, наоборот, считает его выходку хоть и глупой, но в чем-то даже забавной.

– Папа, держи! – Калеб вернулся со щеткой.

– Ну что, Малыш Кобб! – театрально провозгласил Джонатан, нацеливая щетку на куклу, словно револьвер. – Я вызываю вас на чистильный бой! Это дуэль, сэр! И она продлится до тех пор, пока вы не будете вычищены как следует!

Калеб рассмеялся, и Джонатан принялся возить щеткой по одежде куклы, по ее здоровенной голове и топорщащимся волосам. Пыль поднялась на всю гостиную.

Калеб расчихался, а Марго возмущенно завопила, чтобы Джонатан чистил «это чучело» в прихожей, поэтому никто не услышал, как чихнул Малыш Кобб.

– Нас выгоняют! Нас выгоняют! – с деланым ужасом воскликнул Джонатан, и Калеб снова рассмеялся.

– Вот именно! – задорно сказала Марго. Порой Джонатан подавал сыну не лучший пример, но он всегда мог его рассмешить, он был добрым человеком, и, глядя, как он несет Малыша Кобба в прихожую на руках, будто короля, распевая песенку «Важные персоны – дырявые кальсоны», а Калеб прыгает вокруг и подпевает, ее сердце наполнилось нежностью.

– Ой, пироги! – воскликнула Марго и ринулась к печи…

Вскоре пироги заняли почетное место на столе, а Малыш Кобб был приведен в какой-никакой порядок и усажен на стул в гостиной.

Калеб взял куклу за руку. Малыш Кобб чуть накренился, и внутри у него что-то громыхнуло.

– Должно быть, какая-то деталь отвалилась, – сказал Джонатан и добавил, тихонечко обращаясь к Марго: – Мистер Гудвин, хозяин лавки, кажется, был рад избавиться от этой куклы. Видимо, она сломана.

Последнее мальчик услышал.

– Нет! Она не сломана! Она хорошая!

– Утром я посмотрю. Может, получится приклеить то, что там отвалилось.

– Можно я с ней пока поиграю? Ну пожалуйста! Я недолго! Честно! Совсем немножко!

– Уже так поздно… – начала было Марго.

– Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Джонатан и Марго переглянулись.

– Ну ладно, – сказала Марго. – Но как только я велю тебе идти спать, ты тут же гасишь свет. Договорились?

– Да-да!

– Хорошо. Джонатан, отнеси Малыша Кобба в комнату Калеба. Он слишком тяжелый.

Подмигнув ей, Джонатан поднял куклу на руки и направился к лестнице, декламируя хриплым голосом старого морского волка:

– Мы отбываем в дальнее плавание, до самой детской! Задраить люки! Поднять перископы! Покормить мышей!

– Каких еще мышей? – со смехом спросил не отстающий Калеб.

– Всяких мышей! Голодных! – веско заметил Джонатан, и они скрылись на втором этаже…

Когда он вернулся в гостиную, Марго обняла и поцеловала его.

– Ты молодец, – сказала она. – Он так счастлив. Кто бы мог подумать, что этот странный Малыш Кобб станет таким замечательным подарком.

Джонатан улыбнулся и поцеловал жену. Он и сам был рад, что мистер Гудвин оказался неправ, а вся его теория о подарках, купленных в последний момент, не стоила и выеденного яйца.

– А какой пирог вкусный? – спросил он и втянул носом душистый аромат, висевший в гостиной. – С рыбой? Или с грибами?

Марго поглядела на него с наигранной обидой.

– Они оба вкусные! – заявила она.

В детской горел камин. Тени от огня танцевали на стенах и потолке, вырисовывая на них таинственные узоры, похожие то ли на птичьи когти, то ли на вязь причудливого языка. Шторы были задернуты. За окном бушевал туманный шквал, и сирена потонула в нем, как в мешке.

Калеб давно переоделся в свою голубоватую полосатую пижаму, правда, находился он отнюдь не в кровати. Время было позднее, и мама уже трижды велела ему идти спать, но как он мог лечь и уснуть, когда здесь такое происходило!

Всякий раз, как Калеб забирался в постель и клал голову на подушку, его взгляд натыкался на Малыша Кобба, который сидел на ковре в центре детской.

Малыш Кобб был очень недоволен тем, что его оставляют, он обиженно складывал руки на груди и принимался канючить:

– Ну давай, поиграй со мной, не ложись спать. Все равно никто не узнает. Давай поиграем еще немножко.

Поддаваясь его увещеваниям, мальчик послушно выбирался из-под теплого одеяла, сползал с кровати на ковер и включался в игру.

Разумеется, Калеб понял, что Малыш Кобб живой, сразу же, как только папа вытащил его из коробки.

В тот миг он просто не мог поверить своему счастью. Девочке из его школы, курносой Глэдис Хейл, родители однажды подарили живую куклу по имени Сюзанна, и Калеб ей очень завидовал. Глэдис же ее кукла быстро наскучила, и она отослала ее своей кузине в другой город. Калеб эту курносую Хейл не понимал: он часто мечтал о том, что и ему дарят деревянного друга, воображал, как они играют вместе, гуляют, придумывают различные интересные штуки, – как такое может наскучить?!

Само собой, он был уверен, что ему никогда не подарят ничего подобного, потому что у его родителей нет столько денег. Мама однажды сказала, что такие куклы очень редкие, очень дорогие и это отнюдь не игрушки. Так что Калеб едва не умер от восторга, когда увидел Малыша Кобба. Он и представить себе не мог, чего папе стоило добыть такой подарок, и боялся даже предположить, сколько он потратил на него денег. Мама, в свою очередь, конечно же, злилась – наверное, этот Малыш Кобб стоил целое состояние.

Кажется, Малыш Кобб стеснялся маму и папу и поэтому в их присутствии не подавал вида, что он живой. Но лишь стоило двери детской за папой закрыться, как тут же поднял голову, уставился на мальчика и спросил хрипловатым, но при этом тоненьким голоском:

– Это моя новая комната?

Калеб сжал кулачки от восторга и кивнул.

– Ты будешь жить со мной! Будешь жить со мной! – От нахлынувших чувств мальчик попытался обнять своего нового друга, но Малыш Кобб отстранился.

– У меня правило – никаких объятий! И никаких… фу… тьфу… поцелуйчиков!

– Что? – оскорбился Калеб. – Я что, какая-то девчонка? Нет у меня никаких поцелуйчиков!

– Глупые девчонки, – кивнул Малыш Кобб. – Глупые поцелуйчики.

– Хочешь посмотреть, как летает мой новый дирижабль? – предложил Калеб.

– Угу.

Мальчик несколько раз крутанул ключик, поставил дирижабль на ковер – и спустя мгновение тот взлетел. Красно-золотой аэростатик принялся кружить по комнате, жужжа и стрекоча. Малыш Кобб попытался отогнать его рукой. Его раздражало это мельтешение.

– Ничего особенного! – презрительно заявил он. – Глупая финтифлюха!

– А вот и нет! – обиженно сказал Калеб. – Он замечательный!

– Нет, он глупый. Вот я летал на настоящем дирижабле!

– Врешь! – воскликнул мальчик. Глаза его едва на лоб не полезли.

Дирижабли были страстью Калеба: он мечтал однажды стать капитаном летающего судна и отправиться на нем в дальние страны, чтобы пережить там невероятные приключения. Сам-то он никогда не летал на дирижабле, хотя часто видел их огромные дымные туши, лениво ползущие по небу, видел пришвартованный на площади Неми-Дрё «Воблиш», а однажды на крышу школы ненадолго приземлился небольшой почтовый дирижабль – впечатлений хватило на неделю. Мама обещала, что, если он закончит этот год по всем предметам с отметками «Без нареканий», она купит для них троих билеты до парка Элмз. И Калеб, вылезая вон из кожи, добывал хорошие отметки, а еще очень переживал из-за плохих.

– Ничего я не вру! – Малыш Кобб тем временем подпер острый подбородок деревянной ладонью и лениво постучал длинными пальцами по скуле. – Я летал на настоящем дирижабле! Один раз. Хоть я и сидел в чемодане, но все видел через дырку в крышке. Там были красные ковры и бархатные шторы, а еще полированные золоченые перильца и обтянутые кожей сиденья. И там подавали яйца всмятку. И ходили всякие служители в форме. Меня выпустили только один раз. В каюте. Но я ничего там не успел рассмотреть. Мне велели залезть в крошечный проем воздуховода и перебраться в соседнюю каюту. Там был этот мерзкий Мистер Толстяк. Он спал и отвратительно храпел. Хотелось его задушить. Но мне запретили его душить, потому что могли остаться следы, и я просто обтер ему лицо мокрым платочком, который мне всучили. А потом я вернулся, и меня снова посадили в чемодан.

Калеба совершенно не впечатлила история о каком-то храпящем толстяке – его больше интересовали дирижабли. А еще он понял, что жизнь Малыша Кобба была очень насыщенной и состояла сплошь из приключений. Мальчик стал допытываться, и Малыш Кобб сперва нехотя, а потом, увлекшись и сам, начал рассказывать о том, где был, что видел, каких людей встречал. И хотя он очень редко покидал лавку игрушек, ему было о чем рассказать.

Многого Калеб не понимал, как будто какой-то взрослый вдруг решил поболтать с ним, как со своим старым приятелем, на свои взрослые темы, и все же он слушал раскрыв рот. Мальчик не замечал, что время уже перевалило за полночь, – просто слушал и боялся моргнуть, чтобы что-нибудь не пропустить. Поэтому даже вздрогнул, когда рассказ Малыша Кобба неожиданно прервали.

– Пора спать, Калеб! Гаси свет! – раздалось снизу.

Малыш Кобб со скрипом повернул голову и уставился на дверь детской. После чего снова повернулся к мальчику.

– Не слушай ее, – посоветовал он. – Взрослые – такие злые и строгие. Как будто ты умрешь, если сейчас не пойдешь и не ляжешь спать. Ты же не умрешь?

– Наверное, нет, – ответил Калеб. – Вряд ли.

– Вот видишь. Что она понимает!

И он продолжил рассказывать…

Поначалу истории Малыша Кобба были захватывающими. Он рассказывал о жизни на задворках старого кабаре и о прочих куклах, о том, какой он сам храбрец и интересная личность; и, пусть это немного походило на хвастовство и совсем чуть-чуть – на бессовестное хвастовство, Малыш Кобб был поистине чем-то совсем уж невероятным. Так, по крайней мере, казалось мальчику.

И все же постепенно Калеб стал замечать, что в рассказе его нового деревянного друга появляется все больше мрачных и по-настоящему пугающих деталей. То и дело он упоминал какого-то… Хозяина. В его историях порой проскальзывало красивое, отдающее грустными нотками имя Сабрина, раз за разом всплывало то, как кому-то делают больно… Малыш Кобб словно открывал один за другим внутренние ящички своей кукольной души, вытаскивая из них на свет все более неприятные подробности.

– Я люблю расхаживать повсюду голышом, – сообщил он. – И тогда Малыш Кобб становится Мистером Неглиже. А чинные костюмчики пусть поедаются молью в гардеробах. Не люблю свой костюм – вообще одежонку презираю.

По признанию Малыша Кобба, Хозяин издевался над ним – временами переодевал его в девичье платье, из-за чего он часами сидел в совершенно глупом и неподобающем виде, громко ругался и всех ненавидел. И тогда прочие куклы смеялись над бедолагой и унижали его. Помимо этого, за какую-нибудь провинность Хозяин мог, не усыпляя, разобрать его и разложить все его части в разных углах мастерской, и так он лежал дни напролет: нога в одном месте, рука еще где-то, голова бранится. И это, мол, было мучительно больно.

– У нас все строго, – подчеркнул Малыш Кобб. – Раздражаешь Хозяина – получаешь плеткой… Тебя били плеткой? Это очень неприятно.

А еще он рассказывал о каких-то жутких тварях, которые порой посещали Хозяина. Это были то ли черви, то ли спруты, сотканные из чернил.

– Да! И они носят людей как костюмы! Хотя, может, я это и выдумал. Не помню точно!

Слушая истории Малыша Кобба, Калеб неожиданно ощутил неподдельный страх. Он почти перестал дышать и шмыгать сопливым носом, а его сердце словно прекратило биться.

Малыш Кобб оказался если не подлинным злодеем, то как минимум фантазером с больным и очень темным воображением. Он рассказывал, как ябедничал и крал, как подставлял «эту глупую дуру в зеленом платье», постоянно говорил, как он ненавидит Хозяина. Ко всему прочему, Малыш Кобб поделился «по секрету» тем, что больше всего ему нравится наблюдать, как Хозяин издевается над бедной Сабриной. В эти моменты, по его словам, он получал просто невиданное наслаждение и, если бы мог, с радостью подключился бы к пыткам.

Калеб не замечал, что Малыш Кобб, смеясь и прибавляя к рассказу еще какую-нибудь отвратительную подробность из его богатой на мерзости жизни, играет его игрушками: взводит ключиком дирижаблик, крутит-вертит в руках деревянного солдата с нарисованными усами, грубо вминает пуговичный глаз в голову плюшевого медведя Броуди. И при этом порой скребет грудь, словно там, под рубашкой и жилеткой, что-то очень сильно чешется.

В какой-то момент Малыш Кобб пристально поглядел на Калеба, понял, что мальчик уже давно не шевелится, словно окоченевший покойник, и велел ему:

– Отомри.

И Калеб действительно отмер. Дернул головой и чуть подался назад, не спуская испуганного взгляда с этой куклы и все силясь понять, как она вообще могла показаться ему хорошей.

Огонь в камине почти погас, и тени поднялись до потолка, словно в комнате вмиг вырос черный лес. В коконе из этих теней Малыш Кобб явно чувствовал себя увереннее – он ведь, если верить его рассказам, всю свою жизнь провел в темных, мрачных местах: в чемоданах, сундуках и чуланах, на чердаках и в подвалах. Он больше не выглядел угловатым и неловким – его движения стали плавными, даже скрип деревянных шарниров вроде бы перестал раздаваться. Лицо, которое прежде казалось Калебу очень задорным и забавным, теперь походило на искаженную в гримасе рожу, не имеющую с человеческим лицом ничего общего.

Малыш Кобб презрительно оглядел мальчика с головы до ног и сказал:

– Хозяин говорит, что дети – совершенно бессмысленные существа. Полные ничтожества.

– Нет, это не так! – ответил Калеб. И хоть речь к нему вернулась, прозвучали его слова жалко и неуверенно.

– Неужели? – спросил Малыш Кобб. – И что же ты умеешь?

– Ну, не знаю. Всякое…

Малыш Кобб, казалось, улыбнулся еще шире. Его голова была повернута таким образом, что лицо все утонуло в тени – из этой тени торчал лишь кончик его носа да проглядывали круглые глаза.

– Например? Высунь язык. Ты умеешь показывать язык?

– А зачем?

– Когда тебе кто-то не нравится, ты показываешь ему язык. Высунь язык!

– Но…

– Я тебе нравлюсь или нет?!

– Я н-не…

– Видно же, что не нравлюсь! Показывай язык! Немедленно!

Калеб неуверенно сделал, что было велено, но Малыш Кобб одним движением подскочил к нему и схватил за язык.

– Больше показывай! Еще больше!

– Я йеее маау…

Калеб заплакал. Малыш Кобб поглядел на него с отвращением.

– Не смей реветь! – прошипел он в самое лицо мальчика. – Иначе хуже будет!

Малыш Кобб отпустил Калеба и снова уселся на ковер. Ткнул в него пальцем и рассмеялся:

– Плачут только грязные плаксы. Плаксы-ваксы.

Калеб обнял коленки и вытер рукавом пижамы слезы. Малыш Кобб по-настоящему его пугал – даже сильнее, чем Тревор и Хоули, задиры в школе.

Кукла яростно заскребла собственную грудь, после чего сложила длинные пальцы домиком. Калеб только и мог, что смотреть на эти руки, – они были словно специально предназначены, чтобы душить. И неважно, детскую шею или же взрослую, шею котенка или же собачонки.

– Что еще ты умеешь? – тем временем спросил Малыш Кобб.

– Я… я не знаю.

– Скажи, ты умеешь прятаться в чемодан?

– А зачем мне прятаться в чемодан?

– Всякий должен уметь прятаться в чемодан! – авторитетно заявил Малыш Кобб. – Так Хозяин говорит! Чтобы было удобно носить с собой по городу или брать в поездку!

– Я не знаю, я не пробовал…

– У тебя есть чемодан? Принеси чемодан!

За чемоданом пришлось идти на чердак. А еще пришлось делать это незаметно и тихо. Кукла велела мальчику солгать, если он попадется родителям. Малыш Кобб не боялся, что Калеб пожалуется на него. Он угрожал, что, если тот наябедничает или не вернется с чемоданом в ближайшее время, сломает и изуродует все его игрушки.

И Калеб ему поверил – он выполнил все в точности, как требовал Малыш Кобб. Осторожно приоткрыл дверь детской. На цыпочках вышел в коридор…

Снизу, из гостиной, раздавались какие-то жуткие звуки. Почти сразу мальчик понял, что родители слушают передачу по радиофору. Ему невероятно захотелось побежать туда, рассказать им про Малыша Кобба, но он вдруг ясно представил, как деревянные кукольные пальцы ломают все его игрушки, и это наполнило его душу таким глубоким чувством потери, что он не рискнул ослушаться своего нового… друга. Поднявшись по узенькой лесенке в конце коридора на чердак, он нашел там пыльный темно-зеленый чемодан, взял его за ручку и потащил вниз.

Вернувшись в комнату, Калеб обнаружил, что Малыш Кобб лежит на ковре, нелепо раскинув ручонки в стороны. На мгновение мальчик понадеялся, что тот сломался.

– Я заболел, – прохрипел Малыш Кобб, не поворачивая головы. – Мне так плохо!

– Ты врешь! – ответил на это Калеб.

Кукла судорожно дернула ручонками, но так и не поднялась. Мальчик поверил – выглядел его комнатный злодей действительно очень жалко.

– Это потому, что я плохо себя вел… – проканючила кукла. – Хозяин говорил, что я заболею, если буду плохо себя вести… Помоги мне… Я больше не буду себя плохо вести… Помоги мне подняться.

Мальчик осторожно двинулся к Малышу Коббу, опасаясь, что тот в любой момент может вскочить и схватить его, к примеру, за нос. Но тот продолжал валяться, как куча тряпья.

– Я же пошутил… – сказала кукла. – Просто пошутил… Помоги мне… Помоги мне подняться.

Калеб пожалел Малыша Кобба – столько неподдельного страдания было в его голосе. Он подошел и склонился над куклой, и та вдруг дернулась. Калеб успел отшатнуться в последнее мгновение – длинные пальцы Малыша Кобба клацнули, схватив пустоту. Оторвав спину от пола, кукла с удобством уселась, уперев руки в ковер.

– Попался! Попался! Попался! – мерзко захихикал Малыш Кобб. – Глупый мальчишка! Я просто прикидывался! На случай, если ты, дурачина, приведешь своих глупых родителей. Они бы увидели обычную деревянную игрушку на полу и не поверили бы тебе. А когда ты все-таки пришел один, я решил подшутить… ха-ха-ха… я такой остроумный!

Калеб почувствовал, как слезы подбираются к глазам.

– Открывай! – велел Малыш Кобб.

Мальчик положил чемодан на бок, немного повозился с защелками и откинул крышку. Малыш Кобб вытянул свою тонкую шею.

– Что тут у нас? Любопытненько!

В чемодане хранились старые, милые сердцу мамы и папы вещи – их любовные письма и прочие предметы, цена которых измеряется бессонными ночами, пролитыми слезами и часами ожидания. Это был чемодан, полный потаенных надежд, полузабытых страстей и прочих взрослых штук, которые Калеб пока что не понимал.

Малыш Кобб схватил одно из писем и принялся его громко читать, после чего, презрительно рассмеявшись, порвал вместе с конвертом на мелкие кусочки.

– Что за бездарность! Что за нелепость! Фу! Фу! – Он порвал еще несколько писем, после чего повернулся к Калебу и велел ему: – Доставай! Всё доставай!

Калеб начал аккуратненько вытаскивать связки писем и прочие вещи, что там хранились, чтобы они не помялись и не испортились, но Малыш Кобб нетерпеливо взвизгнул:

– Быстрее! Быстрее, я сказал!

После чего принялся сам вышвыривать все, что хранилось в чемодане, и, когда тот опустел, велел мальчику забираться внутрь. Перепуганный и оттого совершенно безвольный, Калеб покорно влез в чемодан.

– А теперь подгибай ноги! Сгибайся! Сгибайся сильнее!

Но Калеб никак не мог уместиться в чемодан – что бы ни делал, как бы ни сгибался, как бы ни ворочался.

Малыш Кобб был недоволен, он стучал ногами по полу, пинал чемодан и все твердил:

– Сгибайся! Всякий должен уметь прятаться в чемодан!

Но у Калеба ничего не выходило. Его шея, руки и ноги неимоверно болели. Он несколько раз получил крышкой чемодана по спине, но результат был все тем же. В какой-то момент кукла, видимо, поняла, что из этого ничего не выйдет, и велела:

– Вылазь! Вылазь, ты, жалкое ничтожество! Не зря Хозяин говорил, что дети – бессмысленные существа!

Когда заплаканный Калеб вылез наружу, кукла напомнила ему про грязных плакс, но отчаянного хныканья это не остановило. Мальчик шмыгал носом и вытирал всё прибывающие слезы рукавом пижамы.

– Ты плохой, – проныл Калеб. – Я думал, ты хороший, а ты плохой! Ты порвал мамины письма и дернул меня за язык. Очень больно! И в чемодан заставил залезать! Я думал, ты будешь моим другом и мы будем все время вместе. Думал, мы будем играть…

Малыш Кобб завертел головой.

– Ну, ладно-ладно, не плачь, – едва сдерживая отвращение, проговорил он. – Давай играть.

Калеб поднял на него мокрые глаза.

– А ты будешь хорошо себя вести? Обещаешь?

– У меня правило – никаких обещаний! – важно заявила кукла.

– Пообещай! – потребовал мальчик.

– Ну, ла-а-адно, – протянул Малыш Кобб. – Обеща-а-аю. Буду хорошо себя вести. Давай уже играть.

Но, разумеется, Малыш Кобб соврал. Он ни на мгновение не думал хорошо себя вести. А быть может, просто не знал, как это.

– Нам все еще нужно понять, что ты умеешь! – заявил он. – Хозяин говорит, что детям самое место на свалке и они ничего не умеют, потому что все они – полные ничтожества.

– Ты обещал! – напомнил ему Калеб, но Малыш Кобб поднял руку – мол, подожди, это еще не всё.

– Хозяин – дурак, – сказал он и вдруг огляделся по сторонам, бросил испуганный взгляд на зашторенное окно и в страхе вжал голову в плечи. – Что он может знать! Ты вот не такой уж и ничтожный. Тебе только надо немного научиться. И тогда ты перестанешь быть бессмысленным.

– Научиться? – удивился Калеб.

– Ну да, – кукла усмехнулась. – Так что давай тебя обучим хорошим манерам! Согласен?