Текст книги "Моё пост-имаго"

Так он и сидел первые десять минут перемены, думал о произошедшем, думал обо всем плохом, что еще случится впереди, когда вдруг почувствовал, что кто-то стоит у ограды со стороны улицы. Он обернулся и увидел… его.

Это был высокий худой человек в двууголке и длинном пальто. Лицо его скрывалось за белой носатой маской, а вокруг шеи был обмотан длинный красный шарф.

– Эй, мальчик, подойди-ка сюда, – негромко позвал незнакомец.

Калеб огляделся по сторонам. Другие дети совершенно о нем позабыли и занимались своими никому не нужными делами. Мистер Споллвуд, как обычно, мечтал об аэробомбе, которая просто обязана была вот-вот рухнуть прямо в центр этого двора. Всем было все равно. Мама часто твердила Калебу, что ни в коем случае нельзя заговаривать с незнакомцами, но все же что-то подтолкнуло его, он встал с качелей и подошел к ограде…

Вблизи незнакомец казался еще более высоким и тощим. В руках он держал трость.

Незнакомец заговорил. Все началось с вопроса, а затем переросло в целый монолог – человек в маске что-то спрашивал, уточнял, Калеб ему что-то отвечал. Речь была о чем-то настолько странном, что мальчик даже не особо понимал сути.

За спиной вдруг раздался строгий голос:

– Мортон!

Калеб вздрогнул, обернулся и увидел идущего к нему быстрой походкой мистера Споллвуда.

– Кто это был? – спросил учитель, подойдя.

Калеб повернулся к ограде, но за ней уже никого не было.

– К-к-какой-то джентльмен, – заикаясь, ответил мальчик. – С-с-спрашивал дорогу, с-с-сэр…

– Сейчас будет звонить колокол, – подозрительно косясь на опустевшую улицу за оградой, проговорил учитель, после чего поглядел на Калеба. – Возвращайтесь в школу, Мортон, и больше не заговаривайте с незнакомыми людьми.

– Х-х-хорошо, сэр.

– Мортон!

– Да, с-с-сэр?

– Куда нужно было этому джентльмену?

Калеб пожал плечами:

– Улица К-к-кошмаров, на к-к-которой находится дом… э-э-э… с т-т-тайнами.

– Не знаю такого места.

– Я т-т-тоже, сэр.

Калеб поплелся ко входу в школу, но не успел он пересечь двор, как к нему сзади подошли два старших ученика, Тревор и Хоули, известные задиры.

– Эй ты, уродец! – засмеялся Хоули. – У тебя лицо сползло! Не хочешь поправить?!

– Вы только поглядите! – вторил ему Тревор. – Его криворукая мамочка криворуко пришила ему личико на место. И что ты нам промямлишь на это, глупый заика?

Калеб вжал голову в плечи, он заставлял себя не оборачиваться, а задиры продолжали идти в паре шагов позади и шпыняли его, но тут ударил школьный колокол – и толпа учеников разделила их. Дети вернулись в классы. Занятия продолжились…

День тянулся неимоверно долго. Как в каком-то сне. В школе все было так же уныло, как и всегда. По коридорам и в классах летали мухи – здесь они водились в избытке. Окна были затянуты пылью. Учителя и вовсе представляли собой самых скучных существ на всем свете.

Первый день после возвращения Калеба в школу ничем особо примечательным не запомнился. После большой перемены прошло еще четыре урока. Колокол снова прозвенел. Родители пришли за учениками. А за Тревором и Хоули приехал больничный экипаж: кто-то столкнул их с лестницы и они переломали себе руки и ноги, а Хоули – свернул шею…

Почти сразу после возвращения из школы, Калеб переоделся в пижаму и лег спать, хотя было еще совсем рано. Теперь он почти все время спал. Весь день на уроках он мечтал лишь о том, как придет домой, опустит голову на подушку, укроется одеялом и… всё.

Калеб закрыл глаза и прислушался. В доме было тихо. Мама – внизу, сидит в своем кресле. Она привела его домой, не говоря ни слова. Ее рука была ледяной и совершенно… не маминой. Папа – в комнате за стеной, сидит на кровати, сходит с ума. А может, и нет. Может, просто о чем-то думает… Калеб больше не понимал родителей. Они очень изменились, как будто это были и не они вовсе, как будто это с них… с них сняли лица.

На улице раздался гудок клаксона, взвыла испуганная собака. Кто-то прошел по коридору, скрипнула половица прямо за дверью детской – словно этот кто-то застыл там в нерешительности, раздумывая, войти или нет. Калеб не открывал глаза, просто слушал.

Повернулась ручка, дверь открылась, кто-то подошел и сел на край кровати.

– Я знаю, что ты не спишь, – раздался голос, и это был совершенно не тот голос, который Калеб ожидал услышать. Принадлежал он тому странному человеку, подошедшему к нему на большой перемене.

Калеб открыл глаза, но веки, как и всегда после продолжительного времени в опущенном состоянии, задергались невпопад, и ему пришлось поправить их пальцами.

На краю кровати действительно сидел незнакомец в двууголке и маске. Воротник пальто поднят, длинный красный шарф стелется по постели, голова склонена набок. Калеб уже собирался было закричать, но из его горла вырвался лишь стон. Он ощущал себя совершенно беспомощным, как бывает в снах. Ни пошевелиться, ни убежать… можно только глядеть и в ужасе ожидать неминуемого…

– Улица Кошмаров… – сказал незнакомец, положил обе руки в тонких белых перчатках на маску и снял ее, словно оторвал с кожей. Под маской было лицо, которое… которое… Это казалось просто невозможным!

– Т-тетушка Джеральдин?

Женщина с бледным лицом, впалыми щеками и темными кругами под глазами глядела на него мрачно и самодовольно. Ее взгляд словно прибивал голову мальчика гвоздем к подушке, а тонкие губы были, как и всегда, недовольно поджаты. Калеб не любил и боялся тетушку. Ему не говорили об этом, но он знал, что она презирала папу и строила всяческие козни, пытаясь помешать их с мамой счастью, а после того, как ей это не удалось, делано смирилась, но при этом вела себя холодно, зло и отстраненно. Но почему она здесь? В этом костюме!

– Все это как-то уж слишком сложно, – сказала тетушка Джеральдин, презрительно глядя на Калеба. – Слишком мудрено. Я уверена, что это можно сделать намного проще…

– Что? – прошептал мальчик. – Что сделать?

Она покачала головой и надела маску.

– Улица Кошмаров… – сказала тетушка, только вот голос был уже отнюдь не тетушкин. Это снова был голос незнакомца, спрашивавшего дорогу.

Он в очередной раз снял-оторвал маску, и под ней было уже другое лицо. Такое же бледное, как и предыдущее, но мужское. Хмурое и строгое. Прямой нос, узкий подбородок и тьма в глазах.

– Д-доктор Доу?

Мужчина придвинулся и наклонился к Калебу. Он принялся его осматривать, словно проверял свою работу. Калеб очень боялся этого доктора. Энджи Уиткинс из школы рассказывала, что доктор Доу ставит опыты на детях, а еще что к нему ходят одни лишь убийцы и грабители… И что даже те его боятся. Все эти иглы, ледяные пальцы, придирчивый характер. Когда доктор приходил к Калебу, тот так трясся от страха, что, если бы мама не держала его за руку и не твердила, что все будет хорошо, он точно прятался бы в шкаф.

– Это совершенно невозможно с научной точки зрения, – сказал доктор Доу неожиданно пустым и глухим голосом. – Это очень… очень странная наука. Я с ней не знаком.

– Я… – начал Калеб, – доктор…

Но доктор его не слушал – он отстранился и вновь надел маску. После чего в очередной раз проговорил:

– Улица Кошмаров… Как мне ее найти?

– Я н-не знаю.

– Как? Где этот дом?

– К-какой дом?

– С тайнами…

– Я не знаю никаких т-т-тайн…

– Министерство Тайных Дел.

Калеб затряс головой. Он почувствовал, что не может дышать. Голос из-под маски превратился в шипение.

– Улица Кошмаров. Как мне дойти?

– Я…

Сидящий на краю кровати незнакомец снова снял маску. Под ней больше не было человеческого лица. Теперь там оказалась черная морда твари, огромного насекомого. Покатая и лоснящаяся морда, по бокам которой чернели круглые глаза без зрачков, большая пасть была полна длинных игольных зубов. Блоха. Гигантская блоха в пальто!

Тварь открыла пасть, и на красный шарф закапала вязкая желтая слюна.

– Я сожрал столько детей… – прошипела блоха, – столько детей… В этом городе не осталось ни одного приюта. Мои куклы спрашивают меня: «Хозяин, почему в Габене нет ни одного детского приюта? Куда делись все сироты?» Дело в том, что Гудвин сожрал всех сирот, но никто не заметил. Слепота и равнодушие… Я так их… люблю… просто обожаю…

Блоха наклонилась к мальчику, ее пальто распахнулось, и наружу вылезла еще одна пара конечностей – две покрытые мерзкими редкими волосками черные блошиные ноги.

Калеб дернулся изо всех сил, пытаясь отстраниться…

Он упал с кровати, завопил и проснулся.

Дверь распахнулась, и в комнату вбежал перепуганный Джонатан. Увидев, что сын лежит на полу, жалко и безвольно шевеля руками, он бросился к нему, поднял его и положил на кровать.

– Папочка… – прошептал Калеб. Его лицо было мокрым от пота и слез. Он задыхался.

– Что случилось, Калеб? Что случилось, малыш?

– Г-где он? К-куда он делся?

Джонатан ничего не понимал. Нервно оглядев Калеба, он убедился, что с ним вроде бы все в порядке, – сын тяжело дышал, но никакого недомогания, кажется, не испытывал.

– О ком ты говоришь, Калеб? – спросил он. – Кто делся?

– Х-хозяин… – прошептал Калеб.

– Какой еще хозяин?

– Кукольник Гудвин.

Джонатан сжал зубы. Поднявшись на ноги, он заглянул под кровать, открыл дверцы шкафа. Никого не обнаружив, он вновь поглядел на Калеба.

Мальчик сидел на кровати, трясясь от страха. В комнате никого, кроме них, не было.

– Ты просто заснул, малыш, – сказал Джонатан. – Это просто дурной сон. Его здесь не было. Просто сон…

– Но мне п-показалось…

– Не бойся, малыш, мы с мамой не подпустим его к тебе.

– Он хотел… хотел…

Джонатан подошел к окну, выглянул на улицу. Внизу все было как обычно. Серая габенская осень…

– Что он хотел?

– Он спрашивал п-п-про ми-министерство. Министерство Т-т-тайных Дел.

Джонатан удивленно обернулся:

– У нас нет такого министерства.

– Мне п-приснилось, – едва не плача проговорил Калеб. – Мне постоянно что-то с-с-снится… Я боюсь спать…

Джонатан глядел на него совершенно бессильным взглядом. Калеб слышал разговоры родителей и знал, что папа ненавидит себя за то, что ничем не может помочь сыну, за то, что не способен никак облегчить его муки.

– А доктор Д-Доу не даст мне что-нибудь… чтобы спать без снов? Ты можешь у него спросить?

– Я узнаю, сын. Прямо сейчас. Мы с мамой напишем ему. – Джонатан направился к двери. Он уже почти покинул детскую, когда Калеб негромко произнес, глядя в потолок:

– Марджори мне все уши прожужжала об этих куклах.

Джонатан замер и обернулся.

– Что?

– Моя Клотильда вся обзавидуется, – сказал Калеб, по-прежнему не сводя глаз с потолка.

Джонатан внезапно все понял и даже рот раскрыл от нахлынувшего на него осознания.

– Откуда ты знаешь? – спросил он дрогнувшим голосом. – Где ты это услышал?

Калеб будто очнулся, повернул голову и поглядел на него.

– Что? Что такое, папочка?

– То, что ты только что сказал. Где ты это услышал?

– Я не знаю… мне приснилось. Мне снится много чего плохого. А что такое, папочка?

– Ничего, малыш, – глухо ответил Джонатан и, пошатнувшись, вышел за дверь…

Дом № 24 на Каштановой улице снова наполнился шумом.

Марго глядела на Джонатана со страхом, а тот как заведенный твердил о каких-то странных вещах, о том, что все связано, что все произошло не случайно, что его и их семью выбрали заранее.

Марго пыталась утихомирить мужа, напоминала ему, что в доме больной ребенок, но он и не думал успокаиваться или хотя бы понизить голос.

– Лейпшиц-старший! – воскликнул Джонатан. Заложив руки за спину, он суматошно бродил по гостиной, задевая мебель и то, что на ней стояло. – Старый хрыч с ними заодно! Он намеренно задержал меня в конторе в тот день, чтобы я не успел в «Тио-Тио» до закрытия!

Марго ходила тенью следом за ним и возвращала все, что он опрокидывал и сдвигал, на место.

– Он и прежде тебя задерживал, – напомнила она. – Мистер Лейпшиц-старший просто строгий и дотошный начальник, вот и всё…

Джонатан ее будто не слышал.

– Лейпшиц-старший знал, что у моего сына день рождения! Что я собирался в «Тио-Тио»! – вслух рассуждал он, продолжив мысль на оборванном месте. – Я должен был попасть на станцию именно тогда, не раньше… Те дамы из трамвая тоже с ними заодно – они обманули меня: знали, что я подслушиваю. Нет! Они намеренно говорили громко, чтобы я не мог их не услышать! Лгуньи! На деле лавка «Тио-Тио» работала допоздна! Я узнал! Миссис Фрункель не закрывалась накануне шквала аж до десяти вечера – у нее были чаепития с куклами!

– Может, они просто что-то напутали… – Марго принялась собирать с пола газеты и письма, которые разлетелись по сторонам, когда Джонатан задел коленом журнальный столик.

– И знаешь что? «Детские манатки Монти» работают. Монти не разорился! Это все вранье! Более того – это заговор… Кругом уловки, подделки и мистификации. К примеру, констебль с угла Бремроук и Харт, о котором я тебе рассказывал, – это вовсе не констебль! Все дело в усах, понимаешь? В усах! На том углу обычно стоит мистер Домби!

– Может, тем вечером ты встретил как раз мистера Домби?

– Как бы не так, Марго! Я говорил сегодня с мистером Домби! И знаешь что? У него – усы! Пышные усы, а у самозванца их не было! Мнимый констебль, который направил меня в лавку к проклятому Гудвину, подставной!

– Что за чушь несусветная! Подставные констебли в Габене? Может, усы тоже участвовали в заговоре?

Джонатану было не до смеха: Марго совершенно не воспринимала его подозрения всерьез.

– Трамвай не случайно сломался прямо возле подставного констебля… – раздраженно продолжал Джонатан. – А еще я был на углу Бремроук и Фейр – там нет никакой афиши с названием лавки игрушек. Думаю, ее повесили тем вечером специально для меня. Все это связано, понимаешь? Меня вели, как по ниточке, в эту проклятую лавку! Все сходится! Они все в сговоре! Лейпшиц-старший, люди на станции, которые убедили меня, что трамвай приедет, дамы из трамвая, трамвайщик, подставной констебль… Ну, и не стоит забывать об этих полицейских во главе с сержантом Кручинсом, которые даже не удосужились ничего расследовать! Теперь все ясно! Конечно, они не стали бы искать улики и кого-то обвинять, ведь сами заодно с кукольником! Как же я был слеп! Как же я был глуп! Я их разгадал, раскрыл! А мистер Граймль… он пропал. Я тебе не рассказывал – боялся, что ты расстроишься.

– Так, постой-ка, – решительно прервала мужа Марго. – Что еще за мистер Граймль?

– Это частный сыщик с площади Неми-Дрё, он обладает богатым опытом негласного наблюдения, репутацией профессионального обнаружителя потерянных вещей и пропавших людей, а также цепким бульдожьим характером. Я нанял его, чтобы он выяснил, что происходит, и он решил проникнуть в лавку игрушек мистера Гудвина. Так вот, прошлым вечером он пропал! С того момента, как дверь лавки игрушек за ним закрылась, больше о мистере Граймле я ничего не слышал… Ты смотришь на меня так, как будто я с ума сошел!

– Может, так и есть? – тихо предположила Марго. Она слушала Джонатана, и ей действительно стало страшно: он уже не ограничивался угрозами, а перешел к решительным действиям! Нанял какого-то сыщика, велел ему шпионить за кукольником! Для нее все это было уж слишком – словно принять ванну, полную канцелярских кнопок.

Марго взяла Джонатана за руки, с тревогой заглянула ему в глаза.

– Только послушай себя, Джонатан! О чем ты говоришь? Может, еще и штормовое предупреждение было подстроено? Ну, чтобы город был пуст и никто не помешал планам коварных заговорщиков?

Глаза Джонатана округлились. Он словно впервые ее услышал.

– Конечно! И как я сразу не догадался! Туманный шквал! Лучше и не придумаешь, чтобы все это провернуть, – во время шквала город пуст, констебли (я имею в виду настоящие) сидят по домам, ничего не работает…

– Успокойся, Джонатан. Прошу тебя! Так больше не может продолжаться! До чего дошло! Ты уже каких-то сыщиков нанимаешь! Забудь об этом. Давай попытаемся жить дальше. Просто жить дальше.

– Как будто ничего и не было?! – возмущенно воскликнул он. – Как будто они не изуродовали нашего ребенка? Как будто они не изуродовали нашу семью?

– Да. Как будто они не изуродовали нашу семью.

– Он даже не может спать спокойно. Ему все это снится…

Марго схватила с каминной полки склянку с зеленоватым порошком и ткнула ее Джонатану под самый нос.

– Доктор Доу прислал «Сонный сон». Он избавит Калеба от кошмаров. Может, и нам с тобой принять немного этого порошка? Нам не помешает выспаться…

– Нет, – сказал Джонатан и отцепил руку Марго от своей. – Я высплюсь только тогда, когда этот мерзавец ответит по заслугам. Когда они все ответят по заслугам…

Калеб сидел на лестнице, слушал весь этот спор, и в какой-то миг его губы тронула едва заметная улыбка…

…Это определенно был сон. Ощущалось в нем что-то такое… лекарственное, с горько-гадостным привкусом.

Все дело в чае, который Марго выпила после обеда. Несмотря на отчаянное желание, сама она не сыпала в чай «Сонный сон», а больше усыпить ее никто не мог: почти сразу после их ссоры Джонатан ушел куда-то, хлопнув дверью, а Калеб… ну не Калеб же, в самом деле, подсыпал ей снотворное…

Дом № 24 полнился тишиной. Даже часы встали – никто вовремя не подтянул гирьки. Камин не горел, все лампы были погашены, в гостиную через окно воришкой проникал серый дневной свет.

Джонатан, вероятно, бродил сейчас по городу, вынашивал бессмысленные планы мести, ломал голову над тем, как доказать всем и каждому свою правоту. Калеб был наверху и лежал у себя в кровати – как и все эти дни.

Марго спала. В этом своем сне она, как обычно, сидела в кресле напротив окна, глядела на улицу. Прохожие медленно брели по своим делам. Лениво гудя в клаксон, проехал на служебном самокате констебль, после чего улочка снова погрузилась в монотонное тремпл-толльское жужжание.

Все вроде бы шло своим чередом, так почему же она думала, что это сон? Просто начали происходить странные вещи. Слишком странные и ненормальные, чтобы быть реальными.

К примеру, Марго увидела Джеральдин. Сестра выглядывала из окошка потертого черного экипажа «Трудс», стоявшего у обочины на другой стороне улицы. В руке у нее был театральный бинокль, и она глядела прямо на нее, Марго. Она следила… будто бы ждала чего-то.

Марго ни за что не заметила бы сестру, если бы рядом с экипажем не остановились какие-то мальчишки, швырявшие друг в друга каштаны. Джеральдин на мгновение высунулась из окошка и прогнала их. После чего вернулась к наблюдению за окнами дома № 24.

И зачем ей это понадобилось? Почему она просто не зайдет к ним в гости? Это было очень странно… по-сонному странно. Был бы здесь Джонатан, он непременно заявил бы, что и Джеральдин «с ними» в сговоре или еще что-то в том же духе.

Еще страннее было то, что над землей снова клубился туман. Он сплетался быстро, уверенно, будто под чьими-то спицами.

– Ву-у-у-у… ву-у-у-у-у… – неожиданно взвыла сирена.

Срочное Тревожное Предупреждение звучало уже второй раз за одну только неделю. Этого просто не могло быть! Туманные шквалы и прежде обрушивались на Габен, но не чаще одного раза за осень, а сейчас… Гудок сирены забрался в уши Марго и поселился в голове. Тревога наполнила ее всю, словно газ – воздушный шарик.

И тут входная дверь приотворилась – притом что Марго после ухода Джонатана заперла ее на замок!

Кто-то вошел в дом.

В прихожей раздались шаги и негромкое, но очень жуткое шипение.

Марго повернула голову и увидела высокого человека в пальто, маске и двууголке. В руке он держал поводок, на котором сидела блоха размером с собаку. Вернее, тварь очень походила на блоху, но кое-что ее все же отличало. В частности, наличие слюнявой пасти, полной острых зубов.

Даже не глянув на Марго, незваный гость и его питомец ринулись вверх по лестнице. Блоха прыгала по ступеням, взбудораженно носилась туда-сюда, как настоящая собачонка, которую вывели на прогулку.

Марго хотела было подняться с кресла и последовать за ними, она думала позвать кого-то, но не смогла пошевелить и пальцем. Проклятая сонная беспомощность…

Глянув в окно, Марго попыталась помахать Джеральдин. Туман становился все гуще, поднимался все выше – он уже вырос фута на два от земли, скрыв под собой брусчатку, гидранты, тротуар и котов… Он разрастался и ширился и вскоре затянул собой и экипаж Джеральдин.

Последним, что увидела Марго, была улыбка глядящей на нее в бинокль сестры. Самодовольная, вероломная улыбка, как будто сейчас происходило нечто, чего она очень долго ждала. То, что она каким-то образом самолично подстроила…

Джонатан вернулся домой. Морщась и фыркая, он повесил пальто и котелок на вешалку, разулся, вошел в гостиную.

В доме было холодно. Марго спала в кресле у открытого окна, легонько подрагивали занавески. Он не стал ее будить – просто закрыл окно и поднялся на второй этаж. Зайдя в спальню и притворив за собой дверь, сел на кровать. Задумался.

После ссоры с Марго он отправился на площадь Неми-Дрё, чтобы узнать, не объявился ли его сыщик. Не объявился. Мистера Граймля никто не видел уже два дня. Его контора, как и прежде, была заперта, соседи ничего не знали. И это притом, что каморка, в которой обретался Граймль, находилась по соседству с редакцией «Сплетни». Исчезновение сыщика никого не волновало: что был человек, что его нет!

После бессмысленного топтания у дверей мистера Граймля, Джонатан заглянул в редакцию газеты с намерением воплотить свою угрозу в жизнь и рассказать обо всем, что произошло, Бенни Трилби. Ведущего репортера «Сплетни» на месте, как назло, не оказалось. Прождав его почти час, злой и подавленный, Джонатан сел на трамвай и поехал на Полицейскую площадь, чтобы сообщить о пропаже мистера Граймля. В Доме-с-синей-крышей его слушать не стали – как только он назвал имя сыщика, констебли, не сговариваясь, расхохотались и посоветовали Джонатану поискать «этого никчемного пьянчугу» в какой-нибудь канаве.

Делать было нечего, и Джонатан пошагал домой. Тогда-то и появился этот подозрительный туман…

Застал врасплох, надо сказать, он не его одного. Обычно о том, что надвигается шквал, предупреждали заранее, но тут… сирены завыли совершенно неожиданно, да и то лишь когда туман уже накрыл тротуары и мостовые ковром в фут высотой…

Ступая по колено в грязно-серой мгле и ежась от сырости в своем старом пальто, Джонатан глядел на прохожих. Кто-то ускорил шаг, кто-то, задрав голову, с тревогой смотрел на бронзовый вещатель на столбе, еще кто-то лихорадочно листал полуденную газету, пытаясь найти метеорологическую рубрику и убедиться, что глаза и уши его не обманывают. Город постепенно вновь затягивало беспокойство…

Джонатан хмурился: все же тогда, в разговоре с Марго, он несколько перегнул с поддельным шквалом – организовать такое было бы слишком сложно, если не сказать невозможно. Это ведь погода – кому по силам ее контролировать?

С этими мыслями он и вернулся домой…

Тревога снова взвыла – проникла через дымоход в камин спальни. На сей раз она прозвучала так резко и пронзительно, что Джонатан невольно вздрогнул, пришел в себя и поднялся на ноги. Нужно разбудить Марго, извиниться перед ней за то, что накричал, и узнать, что на обед…

Джонатан вышел из комнаты и прислушался. С недавних пор он всякий раз так делал, когда оказывался в коридоре. Ему хотелось думать, что, если снова случится что-то ужасное, он вовремя услышит.

Сирена смолкла, и в повисшей в доме тишине до Джонатана донесся… приглушенный плач…

«Калеб!»

Джонатан бросился к детской и, распахнув дверь, быстро оглядел комнату. Калеба нигде не было.

– Сынок! – позвал он. – Это папа! Ты где?!

Плач не стихал. Кажется, раздавался он из шкафа.

Открыв дверцы, Джонатан раздвинул вешалки с верхней одеждой в стороны. Калеб сидел внизу, обхватив колени руками и опустив голову.

Джонатан потянулся к нему дрожащей рукой, но прикоснуться не успел. Калеб резко поднял голову – и Джонатан от неожиданности отшатнулся. В расширенных глазах мальчика застыл страх, словно он рассчитывал увидеть кого-то другого.

– Тебе плохо?! – испуганно спросил Джонатан. – Что случилось?

– Я боюсь…

– Боишься? Но чего?

– Тот человек. Он меня заберет!

– Какой человек? О ком ты говоришь?

– Тот человек, который приходил!

– Кто и куда приходил?

Губы Калеба дрожали, щеки были мокры от слез. Он отвел взгляд в сторону и направил его чуть левее от отца, будто пытался увидеть, не стоит ли кто за его спиной.

– Это был… – Мальчик схватился за лицо, словно боялся, что его снова у него отнимут. – Тот страшный человек сказал, что это он передал мне Малыша Кобба. Его зовут мистер Гудвин.

Джонатан пошатнулся. В глазах на миг потемнело.

– Гудвин был здесь? – чуть слышно произнес он, отказываясь верить в происходящее.

– Да.

– Марго! – Джонатан повернулся к двери. – Марго!

– С ним была большущая страшная блоха, – прошептал Калеб. – Она хотела меня укусить, но он не позволил ей. Мистер Гудвин сказал, что я ему нужен целым и невредимым. А еще он говорил о тебе.

– Обо мне?

– Он сказал, что ты раскрыл его заговор, но никто тебе не поверит, потому что полиция на его стороне. Потому что все на его стороне…

Джонатан так крепко сжал кулаки, что костяшки пальцев хрустнули.

– Когда он приходил?

– Сегодня… когда тебя не было, приходил.

– Марго! – снова закричал Джонатан. – Где была твоя мама? Где она была?

– Она… она заснула. Он сказал, что усыпил ее. Она спала внизу, а он поднялся по лестнице, вошел сюда и сказал, что доберется до меня! Что скоро доберется до меня!

– Ну уж нет, – ответил Джонатан. – Ничего не бойся, слышишь, Калеб? Ничего не бойся. Он не доберется до тебя. Поверь мне. Я тебе обещаю!

Джонатан вытащил сына из шкафа, усадил его на кровать и выбежал из детской. Ворвавшись в свою комнату, он достал из-под перины спрятанный там револьвер и с криком «Я не позволю ему забрать моего сына!» бросился вниз по лестнице.

Марго как раз поднималась. Она еще толком не пришла в себя после сна и ничего не понимала.

– Джонатан?

Он едва не сбил ее с ног, пронесшись мимо. В последний момент она успела отскочить в сторону и вжаться в стену.

– Джонатан! Что происходит?! Ты куда?! Джонатан, стой!

Но Джонатан не слушал ее. Он схватил пальто и, даже не обратив внимания на шляпу, бросился вон из дома. Хлопнула дверь.

– Мама! – раздался голос Калеба.

Марго ринулась наверх и забежала в детскую.

Калеб стоял у окна и глядел на улицу, следил немигающим взглядом за быстро отдаляющейся в тумане фигурой отца. Тот сжимал в руке оружие, а прохожие шарахались от него в стороны. Распахнутое пальто трепетало на бегу.

– А куда пошел папа? – спросил Калеб, обернувшись.

На лице мальчика не было и следа былых слез, весь страх куда-то исчез, а в уголках глаз поселился совершенно недетский прищур.

Марго стояла в центре гостиной. На ней было застегнутое на все пуговицы черное платье с удушливым воротником, обхватывающим горло, словно пальцами душителя. Беспросветно-угольное траурное платье. Рядом, на столе, лежала шляпка с черной вуалью.

За эти дни много чего произошло. Сюда приходили и полиция, и душеприказчик мистер Гришем из конторы «Гришем и Томм», и Джеральдин, которая внезапно оживилась, словно наконец дождалась того, о чем невероятно долго мечтала. Марго прекрасно чувствовала плохо прикрытое удовольствие, которое та испытывала. Джеральдин с порога принялась лживо утешать ее, играя роль любящей старшей сестры, заботливой нянюшки и строгой учительницы в одном лице. Она заверила Марго, что той не о чем беспокоиться, что она сама организует похороны и все с этим связанное.

После самоубийства Джонатана прошло целых пять дней. Квартира не то что опустела, в ней за это время будто появился черный угол, из которого разрасталась тьма, и он, этот угол, с каждой минутой затягивал в себя всю прежнюю жизнь дома № 24. Постепенно ничего не осталось. Никаких эмоций, мыслей и чувств.

Часы пробили девять утра. С их последним ударом внутри Марго словно заработал какой-то механизм. Она отмерла, медленно повернулась и направилась вверх по лестнице, сжимая в руке большой кухонный нож.

Марго знала, что именно произошло. Она все поняла. Но было слишком поздно. Было поздно корить себя за то, что не поверила Джонатану, за то, что не поддержала его и оставила наедине с отчаянием. Кто-то словно откачал из нее специальной машиной все сожаления. Их место с недавних пор заняло лишь какое-то придушенное подушкой холодное осознание происходящего.

Она поднялась по лестнице, прошла мимо их с Джонатаном спальни и двинулась прямиком к детской. Зайдя в комнату, тихонько прикрыла за собой дверь.

Калеб стоял возле кровати, глядел в пол и ждал. На нем был черный костюмчик: штаны, жилетка и пиджачок. Из руки свисал непослушный галстук, который он так и не смог завязать. Когда мама зашла, мальчик даже не посмотрел на нее, но его губы тронула улыбка.

– Зачем тебе нож, мамочка? Ты хочешь порезать пирог? – негромко произнес Калеб. Это было сказано тем же голосом, который она слышала в этой комнате в ночь туманного шквала. Голосом, который она изо всех сил пыталась забыть.

Марго не ответила.

– Все хуже не бывает, да, мамочка? – спросил Калеб. – Почему ты их всех терпишь? Тетушка Джеральдин слишком груба с тобой! Тетушке Джеральдин никто не позволял так говорить с моей мамочкой. А еще те злые полицейские… Как бы они не споткнулись и случайно не упали в канаву со свернутыми шейками. Они не пожалели мамочку – даже не предложили ей платочек.

Марго опустила взгляд и шагнула вперед, не в силах смотреть на мальчика. Нож в ее руке был направлен острием в пол.

– Я знаю, что у тебя на уме, мамочка, – сказал Калеб. – Я вижу, что ты задумала…

– Неужели?

– Да. Ты хочешь, чтобы тетушка Джеральдин организовала не одни похороны, а трое… трое грустных похорон! Это очень-очень плохая идея, мамочка.

– Да? – безразлично спросила она. – Почему же?

– Потому что мне очень хочется жить! Как ты не понимаешь?! Это же так хорошо, когда ты – настоящий мальчик. Когда у тебя есть комната, игрушки и даже мамочка! Это же просто чудесно!

– А как же… как же… – Марго не смогла произнести его имя.

– Папочка сошел с ума и застрелился. Выстрелил себе в рот на скамейке в парке Элмз.

– Он не застрелился! Он бы не стал этого делать!

– Но так сказал мистер констебль.

Марго зажмурилась до боли в веках, после чего открыла глаза и ненавидяще уставилась на мальчика.

– Зачем эти игры? – спросила она. – Мы ведь с тобой сейчас здесь одни. Зачем ты продолжаешь играть и прикидываться? Это твой Хозяин убил Джонатана.

– Хм… нет же! Папочка сошел с ума и застрелился. Выстрелил себе в рот на скамейке в парке Элмз, – слово в слово повторил мальчик. – Так сказал мистер констебль.

У нее не было сил спорить.

– Ты не должна делать то, что задумала, мамочка, – продолжил Калеб. – Я знаю, что ты хочешь вонзить нож сперва в своего любимого сыночка, а потом вонзить его в себя.