Текст книги "Моё пост-имаго"

Глава 2. Добро пожаловать в ГНОПМ

Габенское научное общество Пыльного моря располагалось на самом севере Тремпл-Толл, на границе с тихим и кататонически вялым районом Сонн. Обществу принадлежало большое зеленое здание пяти этажей, и в городе многие думали, что оно битком набито умными людьми. Натаниэль Френсис Доу придерживался иного мнения: он считал, что этот дом набит людьми, которые много знают, но много знать и быть умным – это далеко не одно и то же.

– Гляди, дядюшка! – с восторгом воскликнул Джаспер. – Какая великолепная рухлядь!

В нише, рядом с пошарпанной дубовой дверью, стоял не подающий признаков жизни автоматон. Выглядел он довольно необычно и совсем не походил на тех механоидов, что сновали по улицам Саквояжного района. У здоровяка была большая круглая голова с массивным носом, глазами-лампами и жестяными гравированными усами; судя по заслонке топки на громадном круглом брюхе автоматона, приводился в движение он при помощи угля, ну а труба в виде шляпы-цилиндра исполняла роль дымохода.

Доктор Доу кивнул.

– Паровой Человек, – сказал он. – Когда-то все автоматоны были такими: громыхали неимоверно, чадили как паровозы.

Насквозь проржавевший и позеленевший от времени механоид с закисшими суставами казался настолько древним, будто вышел из мастерской еще при прадеде доктора Доу.

– Я думаю, его обнаружили во время одной из экспедиций, – сказал Джаспер. – Раскопали на месте какого-нибудь забытого, засыпанного песками города или достали прямиком с морского дна.

– Полагаю, все куда прозаичнее, – ответил доктор Доу, – и он просто состарился прямо здесь, в нише у главного входа в ГНОПМ.

Размышлять о происхождении ржавого механоида у доктора не было ни желания, ни времени, и он потянул на себя дверь.

– До встречи, мистер Паровой Человек! – воскликнул Джаспер и нырнул за дядюшкой в здание научного общества…

В вестибюле ГНОПМ было темно. Знание, быть может, и свет, но газ все же стоит денег, в то время как здешние профессора – народ небогатый и бережливый.

Если верить газетам, новых открытий давно не делали, а научные экспедиции в последнее время были большой редкостью: ни тебе грантов, ни вложений неравнодушных филантропов, ни поддержки со стороны господина бургомистра. Вот и вышло так, что нынешние ученые – это по большей части теоретики и домоседы, лениво чередующие чаепития и научные собрания, на которых они вечно склочничают, ругаются хуже портовых грузчиков и хватают друг друга за парики и бакенбарды в попытках доказать, что у какого-то там растения бутон именно чашеобразной формы, а ни в коем случае не бокалообразной, что, конечно же, в корне меняет дело.

Одинокий светильник тускло горел на высокой стойке управляющего. Сам управляющий, джентльмен средних лет с нафабренными русыми волосами и тонкими подкрученными усами, что-то записывал в большую тетрадь и негромко на кого-то покрикивал:

– Клара, уйди! Не топчись по книгам! Ну что за невоспитанная особа!

Доктор Доу и Джаспер подошли к стойке, и им открылось весьма причудливое зрелище: пчела размером с котенка, перебирая лапками и вальяжно шевеля усиками, бродила по раскрытым томам и рабочим тетрадям, разложенным перед управляющим общества.

Клара была дамой в теле – судя по ее округлому полосатому брюшку, в сладостях она себе не отказывала. Золотистый пух на груди и между крылышками, мягкий с виду и прилежно расчесанный, напоминал шикарную шубку из какой-нибудь модной лавки.

Пчела жужжала и презрительно поглядывала на управляющего, который явно был не в силах ее приструнить. В довершение всего она нагло уселась у чернильницы и принялась умываться.

Джаспер тут же углядел в этой Кларе родственную душу.

– Добрый день, сэр, – поздоровался доктор Доу.

– Э-э… да. Добрый день. Добро пожаловать в ГНОПМ. – Управляющий выглядел слегка удивленным: судя по всему, сюда не часто кто-то заходил. Он внимательно осмотрел посетителей и кивнул на медную табличку на стойке. – Мое имя Рональд Фенниг, чем я могу вам помочь?

– Мы здесь касательно профессора Руффуса, – сообщил доктор.

– Мы расследуем его убийство, – добавил Джаспер с таким важным видом, будто за его спиной стоял весь личный состав полиции Габена.

– Конечно-конечно! Это такая трагедия для многострадального Лепидоптерологического общества.

Джаспер даже рот раскрыл от удивления. Он и не предполагал, что существуют такие странные, длинные и неблагозвучные слова.

Доктор Доу нахмурился.

– Мы бы хотели поговорить с кем-нибудь из Лепидоптерологического общества, – сказал он.

Мистер Фенниг оценил то, что доктор произнес сложное слово без малейшей запинки, и кивнул.

– Вам нужен мистер Келпи, помощник профессора Гиблинга, главы общества.

– А где сам профессор Гиблинг? – поинтересовался доктор.

– Сейчас кафедрой заведует именно мистер Келпи, – уклончиво ответил управляющий. – К сожалению, я не могу отлучаться, а мистер Брик – это наш смотритель – куда-то отошел.

– С вашего позволения, мы сами найдем мистера Келпи, – сказал доктор.

– Я его предупрежу о вашем визите.

Мистер Фенниг макнул ручку в чернильницу и что-то быстренько черкнул на прямоугольном листе бумаги, после чего сложил его и засунул в небольшую стеклянную капсулу. Подняв на столешнице круглую крышку, он опустил капсулу в чернеющий патрубок внутренней пневмопочты – и цилиндр с легким хлопком исчез.

– Придется немного подождать. – Управляющий вернулся к своим бумагам.

Доктор кивнул и замер, словно выключился, – он что-то обдумывал, а Джаспер поманил к себе Клару. Взмахнув крылышками, пчела взлетела и опустилась на край стойки. С любопытством приблизилась к мальчику. Зажужжала.

– А ее можно погладить? – спросил Джаспер.

Мистер Фенниг оторвал взгляд от тетради:

– Клара – очень добрая, хоть ее манеры и оставляют желать лучшего. Ей нравится, когда ее гладят. Она не ужалит.

Джаспер осторожно прикоснулся к мохнатой полосатой спинке. Та оказалась очень мягкой и шелковистой на ощупь. Пчела задрожала от удовольствия.

Долго стоять у стойки доктору и его племяннику не пришлось. Меньше чем через пять минут раздался звонок и мигнула лампочка на столе. Капсула вернулась с ответом.

– Вас ожидают, – сообщил управляющий, прочитав послание.

– Как нам найти мистера Келпи?

– Поднимитесь по главной лестнице на третий этаж, а потом идите налево. Только не перепутайте: не направо, а налево…

Доктор поднял бровь – он не считал себя человеком, способным что-то путать.

– …там будет коридор. Он приведет вас к Ржавому залу – это сердце кафедры. В дальнем его конце будет еще один коридор. Пройдя по нему, вы упретесь в кабинет профессора Гиблинга. Мистер Келпи будет ждать вас там.

Доктор Доу кивнул, и они с Джаспером направились к лестнице. Уже поднимаясь по ступеням, они услышали возмущенное:

– Клара! Ну сколько можно?! Уйди с бумаг!..

…Научное общество представляло собой весьма мрачное место. Ни на лестнице, ни на этажах свет не горел, а из-за клубящегося за большими окнами тумана понять, что время близилось к полудню, было решительно невозможно.

Шаги посетителей по узорчатому, но довольно пыльному паркету отдавались эхом. ГНОПМ изнутри походил на запутанный лабиринт: узкие коридоры и лесенки, множество дверей. На обитых деревом стенах висели портреты в тяжелых рамах, с которых хмурились какие-то раздраженные старики. Глядя на них, Джаспер подумал, что все эти джентльмены, судя по их сморщенным носам, что-то унюхали, и тоже втянул носом воздух. Но пахло, к его огорчению, здесь лишь старостью.

Племянник доктора Доу был разочарован: отправляясь в научное общество, он полагал, что встретит в его стенах какого-нибудь безумного ученого с всклокоченными волосами и выпученными глазами или станет свидетелем поразительного эксперимента, но казалось, что здесь вообще никого нет. Порой откуда-то издалека доносились отзвуки голосов, вот только ни слова разобрать не удавалось.

За весь путь доктору Доу и Джасперу лишь однажды встретились люди – двое джентльменов в очках и длинных сюртуках, проигнорировав кивки посетителей, прошли мимо и исчезли в одном из темных проходов. На безумных ученых они не походили – лишь на заумных зануд.

Следуя указаниям мистера Феннига, доктор Доу и Джаспер обнаружили требуемый коридор, прошли его насквозь и оказались у двери с табличкой: «Ржавый зал».

– А кто такие лепидитологи? – задал мальчик мучивший его всю дорогу вопрос.

– Лепидоптерологи, – поправил дядюшка и открыл дверь. – Они изучают… вот это.

Перед доктором и его племянником предстала большая аудитория: ряды сидений уступами спускались к профессорской кафедре, на обитых бордовым крепом столах стояли погашенные лампы с круглыми плафонами и лежали какие-то пухлые книги – некоторые были открыты. Страничка одной из этих книг вдруг с шелестом перевернулась, и Джасперу почудилось, будто это сделал призрак. Уж что-что, а призраки в этом месте, по мнению мальчика, просто обязаны были водиться.

Ржавый зал тонул в потемках так же, как и все здание, но благодаря тусклому свету, который с трудом пробивался в помещение через стеклянную крышу, можно было разобрать, что всю противоположную стену аудитории занимает удивительное – если не сказать поразительное – нечто.

Название зала мгновенно обрело смысл. На стене висела огромная, размером с трехэтажный дом, засушенная буро-рыжая бабочка с ветвящимися золотистыми прожилками на крыльях. Вытянутое мохнатое тело, длинные усики и закрученный, как пожарный рукав, хоботок, казалось, вот-вот шевельнутся, но фасеточные глаза скрывались под толстым слоем пыли: щетка уборщика общества туда не добиралась, видимо, с момента, как бабочку здесь разместили. В любом случае это был величественный и жуткий экспонат, он вызвал у Джаспера трепет, а у доктора… ничего не вызвал: «Бабочка и есть бабочка – ну, большая бабочка, и что с того?»

Доктор Доу начал спуск по проходу между столами, направившись к профессорской кафедре. Джаспер припустил за ним.

Оказавшись внизу, мальчик задрал голову – отсюда бабочка казалась еще громаднее, а благодаря стеклянной крыше создавалось ощущение, будто это место – всего лишь очень большая банка. В темноте разобрать, что находится под сводами, не удалось, но, судя по всему, там прятались механизмы, которые разводили кровлю, – иначе бабочку сюда было просто не затащить.

Доктор Доу между тем думал о своем. В аудитории, по его мнению, не помешало бы как следует пройтись пневмоуборщиком. Кафедра, ряды кресел, проходы между ними – повсюду была пыль. Причем какая-то странная, коричневая. Доктор взял с профессорской стойки щепотку этой пыли и растер ее между пальцами – он ведь уже видел нечто подобное совсем недавно…

Подняв голову, доктор поглядел на бабочку. Ржавая пыль отделялась от ее крыльев, плавно парила по залу, медленно опускаясь…

– Пойдем, Джаспер.

Слева от грифельной доски, стоявшей прямо под гигантской бабочкой, располагалась еще одна дверь. Войдя в нее, посетители оказались в узком коридоре, стены которого были завешаны пожелтевшими от времени плакатами с изображением мотыльков.

Дверь в дальнем конце коридора была закрыта неплотно, и из щели на пол лился теплый дрожащий свет. До доктора Доу и его племянника донесся голос – грозный, рокочущий, как морские валы, накатывающиеся на прибрежные скалы:

– …Вы еще пожалеете, Келпи!

Джаспер удивленно поглядел на дядюшку, но тот поднял руку, призывая его сохранять тишину. Стараясь не шуметь, они подошли к двери. На ней висела табличка:

Профессор Генри Н. Гиблинг. Глава кафедры лепидоптерологии.

Суровый голос за дверью снова зазвучал:

– Лучше запомните ваши локти такими, какие они есть сейчас, Келпи, – целыми и невредимыми, потому что потом вы их кусать будете! Дейли, Хаксгроув, Гамильтон – все в деле! Когда еще представится такая возможность?

Доктор Доу подобрался, крепче сжал ручку саквояжа. Посмотрев на дядюшку, Джаспер вздрогнул: тот выглядел таким сосредоточенным, словно находился сейчас не в научном обществе, а в хирургическом театре со скальпелем в руке.

– Вы нужны в экспедиции, Келпи! – раздалось из кабинета. – Хватит протирать зад в библиотеках! Вспомните: когда в последний раз вы куда-то выбирались из этого пыльного чулана? Когда проводили настоящие исследования? По пути к месту обитания мухоловки Крейцвига вы сможете вдоволь поразмахивать сачком и понаблюдать ваших бабочек и прочую моль…

Доктор Доу разочарованно покачал головой. Он ожидал, что вот-вот раскроются какие-то грязные, мрачные подробности, как ему казалось, имевшего место заговора. А тут речь о какой-то экспедиции…

Посчитав, что услышал достаточно, он постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, толкнул ее.

Войдя, посетители увидели двух мужчин, стоявших у большого дубового стола. Властный голос, очевидно, принадлежал высокому старику, который держал одну руку в кармане сюртука, а в другой сжимал кожаную папку для бумаг. Седые, слегка вьющиеся волосы почтенного джентльмена переходили в пышные бакенбарды, губы его были недовольно поджаты. Словно грозовая туча, он нависал над растерянным и слегка испуганным собеседником.

– Мое почтение, – сказал доктор. – Нам нужен мистер Келпи. Мистер Фенниг направил нас сюда. Мое имя Натаниэль Френсис Доу, это мой племянник Джаспер.

Испуганный джентльмен бросил взгляд на черный докторский саквояж в руке посетителя и кивнул.

– Я – Келпи. – Он повернулся к хмурому старику: – Профессор Грант, эти господа пришли в связи с кончиной бедного профессора Руффуса.

– Да-да, – буркнул старик. – Не буду мешать. И еще, Келпи. Я вам соболезную. Быть может, мы не всегда сходились с профессором во взглядах, но он был знаковой фигурой в ГНОПМ. Наука многое потеряла с его смертью.

Сказав это, он направился к выходу из кабинета, наделив посетителей тяжелым взглядом. В дверях профессор Грант обернулся:

– Подумайте как следует над моим предложением, Келпи. Теперь вы – глава этой кафедры, и именно вы принимаете все решения. Не будьте болваном.

После чего ушел, захлопнув за собой дверь.

Мистер Келпи, невысокий пухленький человечек в коричневом клетчатом костюме и твидовой бабочке, выглядел так, словно вдруг забыл, как здесь очутился: он лихорадочно моргал, крошечные пальцы теребили висящее на цепочке пенсне. Джасперу он сразу понравился: с виду этот мистер Келпи, с его большими любопытными глазами и носиком пуговкой, был наимилейшим существом. Наимилейшим существом с влажными манжетами.

Потеющие руки мистера Келпи не укрылись от пытливого взгляда Натаниэля Доу. Кто-то невнимательный мог бы решить, что мистер Келпи нервничает или чего-то боится, но доктор тут же отметил прочие, едва заметные признаки того, что этот человек чем-то болеет. О чем он тут же осведомился.

– Вы весьма наблюдательны, доктор, – кивнул мистер Келпи. – У меня болотная лихорадка. Подхватил в одной из экспедиций.

– Могу я узнать, что вы от нее принимаете?

– Лекарство Гиблинга. Профессор… гм… глава нашей кафедры сделал его специально для меня, когда я заболел. В состав входят надпочечники жаб и еще много чего такого, что я и не осмелюсь назвать…

– Этот господин, который ушел, – сказал Джаспер, глянув на дверь, – очень раздражен чем-то.

– О, это профессор Грант с кафедры ботаники. Он изучает плотоядные растения: росянки, мухоловки и прочие… хм… хищные сорняки. У него очень непростой характер – в одной из экспедиций Карниворум Гротум откусил ему руку, и после этого он стал… – Мистер Келпи замолчал, не в силах подобрать слова, а затем, так их и не подобрав, заговорил о другом: – Сейчас, впервые за многие годы, он получил финансирование и собирает новую экспедицию. Она отправляется через неделю, и он хочет, чтобы лепидоптеролог стал ее участником. Я прошу прощения за его поведение – страстная, увлекающаяся натура. Вы работаете с полицией?

Мистер Келпи надел на нос пенсне и с сомнением поглядел на Джаспера – даже через увеличительные стеклышки ему не удалось различить в мальчишке констебля.

У доктора Доу, в свою очередь, вопрос мистера Келпи вызвал на лице целую бурю эмоций, вложенную в его коронное лаконичное приподнимание левой брови. Он едва сдержался, чтобы не сказать, что думает о полиции в целом и о некоторых ее представителях в частности. Вместо этого холодно произнес:

– По воле случая мы с Джаспером оказались в том купе, где был найден профессор Руффус. Именно я проводил осмотр тела. Скажем так, мы здесь, чтобы выяснить причины гибели профессора и отыскать виновника произошедшего.

При этих словах мистер Келпи заметно вздрогнул и бросил быстрый взгляд на зашторенное окно.

– О бедный-бедный профессор Руффус! – запричитал он. – Это такое несчастье! И так скоро после несчастья, которое постигло профессора Гиблинга!

– А что за несчастье постигло профессора Гиблинга?

– Сердечный приступ, – опустошенно сказал мистер Келпи. – У него было очень доброе, но очень слабое сердце. Я так подавлен! Так подавлен! Нет сил даже покормить Клару – это любимая пчела профессора Гиблинга… она куда-то улетела… – Он кивнул на обшитую бордовым бархатом подушечку на письменном столе – видимо, Клара обычно на ней спала. – Это все так ужасно: сперва профессор Гиблинг, теперь профессор Руффус. Кафедра лепидоптерологии вымирает, словно совка чесночная. Я да пара студентов – вот и всё, что от нас осталось… Ну, и сэр Крамароу, разумеется.

Доктор был удивлен:

– Крамароу? Не тот ли это джентльмен, который раскритиковал лучшие рестораны в городе и стал личным врагом господина Борджилла из «Летрюфф» после того, как заявил, что…

Следующее, к полнейшему недоумению Джаспера, дядюшка и мистер Келпи произнесли хором:

– «Еда, которую там подают, не годится даже в качестве яда для гремлинов!»

Мистер Келпи грустно улыбнулся:

– Известная история. «Сплетня» обжевывала ее неделю. Сэр Крамароу просто ненавидит городские рестораны. Он гурман и весьма избирателен в том, что подают на стол в Тремпл-Толл и даже в Старом центре. Прошу вас, присаживайтесь. Простите мои манеры. Стоило сразу предложить.

Мистер Келпи обошел стол, опустился в кресло главы кафедры и указал рукой на два глубоких кожаных кресла напротив. Доктор и его племянник последовали приглашению.

Джаспер тут же завертел головой, с любопытством разглядывая кабинет.

Ох, сколько же всего здесь было необычного! Первое, что бросалось в глаза, – это развешанные повсюду засушенные бабочки в рамках под стеклом; каждая бабочка была подписана. Прежде Джаспер и не думал, что их бывает так много – разных, непохожих, неповторимых: одни напоминали простую комнатную моль, другие – лоскуты застывшего пламени.

Впрочем, и помимо бабочек, тут было на что взглянуть. Кабинет главы кафедры лепидоптерологии мог бы запросто потягаться с какой-нибудь библиотекой – книги, книги, повсюду книги! Они тесно стояли на полках шкафов, высились стопками у стен, занимали большую часть места на столе. Целой жизни не хватило бы, чтобы все это прочитать. Но настоящий восторг у мальчика вызвало другое. Словно в каком-нибудь музее, здесь хранилась настоящая коллекция привезенных из различных экспедиций диковинок: шипастые сушеные рыбы, рога и черепа зверей, морские кораллы и раковины. В шкафу под стеклом, среди перьев, наконечников стрел и каменных статуэток, притаилась сушеная человеческая голова – таких голов, Джаспер мог бы поклясться, не встретишь на скучных улочках Габена, на каком-нибудь рынке или у моста. Тонкие волосы-черви были собраны в пучок, сморщенную смуглую кожу покрывала вязь татуировок, а через усохший нос в виде украшения проходила острая точеная кость.

Джаспера посетила мысль: интересно, что сказал бы дядюшка, если бы я явился домой в таком виде?

Что ж, вероятно, дядюшка ничего не сказал бы, а вместо этого просто покончил бы с собой.

Кабинет профессора Гиблинга показался мальчику едва ли не лучшим местом, в котором он когда-либо бывал. Все здесь обладало собственным запахом, каждый из удивительных предметов в коллекции таил в себе какую-то историю. Даже этот пухлый человечек, Келпи, выглядел как всего лишь очередная диковинка, которую также однажды откуда-то привезли. И у него тоже явно была какая-то интригующая история…

Джаспер с удовольствием поселился бы в этом кабинете. Но ненадолго – лишь до того момента, как научное общество собрало бы очередную экспедицию в дальние неизведанные места…

На мгновение ему даже померещилось, будто он попал в один из выпусков своего «Романа-с-продолжением». А скучный дядюшка между тем, казалось, ничего не замечал кругом.

– Позвольте поинтересоваться, мистер Келпи, – спросил он, – какое отношение упомянутый господин имеет к бабочкам?

– Сэр Редьярд Крамароу – друг науки, – ответил помощник главы кафедры. – И в частности, друг лепидоптерологов – бабочки его страсть. Много лет он помогает нам пополнять коллекцию, лично организовал несколько экспедиций. К несчастью, вынужден признать, что Габенское научное общество Пыльного моря – это тот еще клубок змей, и я сейчас не о кафедре герпетологии. Хе-хе…

Он так и не дождался, чтобы его шутку оценили, – доктору было не смешно, а Джаспер не понял, что это еще за «герпетология» такая. Мистер Келпи кашлянул, пытаясь скрыть смущение, и продолжил:

– Здесь случаются свары и грызня не хуже, чем в гримуборной какого-нибудь кабаре, полного склочных танцовщиц и певичек. Многие профессора с других кафедр завидуют нам: мол, отчего «этим бабочникам» такое везение. Их можно понять: не каждый день в ГНОПМ появляется столь щедрый и, по мнению завистников, наивный филантроп, как сэр Крамароу. Профессор Хоррабс с кафедры арахнологов даже пытался переманить его, но сэра Крамароу всегда интересовали лишь бабочки.

Слушая мистера Келпи, Джаспер разглядывал висевшую на стене за его спиной большую, довольно старую карту. Почти все место на ней занимал лесной массив, и, судя по названию «Кейкут и область Микении», это были сырые, дождливые джунгли. Сквозь них изломанным зигзагом проходила красная пунктирная линия.

Джаспер просто обожал различные карты и планы – они неизменно ассоциировались у него с поиском сокровищ и приключениями.

– Простите, сэр, а что это за карта? – спросил он. – Что это за линия на ней?

Мистер Келпи обернулся и вздохнул. Когда он снова поглядел на мальчика, на его лице проявилась ностальгическая грусть, он вдруг будто вернулся на годы назад.

– Это маршрут профессора Гиблинга и его легендарной экспедиции в поисках Черного Мотылька. Двадцать лет прошло, подумать только…

– А что это за Черный Мотылек? – поинтересовался Джаспер.

Мистер Келпи снял пенсне и принялся вытирать стеклышки платком.

– Черный Мотылек – таинственное существо, обитающее в глубине джунглей Кейкута, – сказал он. – Многие утверждают, что его на самом деле не существует, и считают не более чем легендой, расхожей среди туземцев. Тамошние племена поклоняются Черному Мотыльку, приписывают ему различные невероятные сверхъестественные способности. Местные уверяют, что он крадет сны, и называют его предвестником скорой смерти.

– Что за чушь? – проворчал доктор. – Предвестник скорой смерти – это кашель с кровью, а не какая-то там бабочка.

– И тем не менее, – настоял на своем мистер Келпи, – туземцы верят во все это. Они живут в страхе перед приходом Купу-купу – Черного Мотылька. В поселениях, затерянных среди дождевых лесов, ему приносят жертвы, молят не являться. Согласно поверьям, в ночь перемены лун он приходит и забирает одного ребенка…

– Мне все это напоминает истории, которые печатают в журналах «Ужасы-за-пенни», – поморщился доктор. – Я так погляжу, этот ваш мотылек – тот еще воришка: крадет все, что под руку подвернется, – детей, сны и жизни.

Мистер Келпи покачал головой. Судя по его поджатым губам и побелевшему лицу, он относится к предмету своего рассказа предельно серьезно.

– Профессор Гиблинг видел Черного Мотылька собственными глазами. Он даже почти-почти поймал его. Черный Мотылек не вымысел – это жуткое существо, вызывающее ужас одним своим видом.

– Он что, больше той бабочки? – Джаспер ткнул пальцем в дверь, за которой располагалась аудитория с гигантским экспонатом.

– Нет. Намного меньше, но дело не в размерах…

Доктору Доу надоели разговоры о легендах и суевериях. К тому же они с Джаспером пришли сюда по определенному делу и до сих пор ничего полезного, по его мнению, не выяснили. А время все утекало…

Словно подслушав его мысли, напольные часы в углу кабинета отбили полдень.

– Мистер Келпи, – сказал доктор, – хочу напомнить: мы здесь, чтобы выяснить причину гибели профессора Руффуса. Предлагаю вернуться к более насущной теме.

– О, разумеется! Я отвечу на все ваши вопросы.

– Расскажите, каким человеком был профессор Руффус?

– Он был… очень хорошим. Настоящим джентльменом. И добрым другом.

– У профессора Руффуса были враги? Недоброжелатели? Упомянутые вами завистники способны на убийство?

Мистер Келпи округлил глаза и закачал головой.

– Нет, что вы! Эти профессора с других кафедр просто болтуны – каждый и мухи не обидит (многие буквально). Все, на что они способны, – это косые взгляды, проклятия вслед шепотом, немного желчи. Да и всё, пожалуй.

– Тело профессора Руффуса было обнаружено в купе поезда «Дурбурд». Все указывает на то, что он возвращался из поездки. Вы знаете, откуда ехал профессор?

Мистер Келпи горестно вздохнул:

– Профессор Руффус сегодня должен был вернуться из экспедиции. Из Кейкута.

Джаспер непроизвольно бросил взгляд на карту за спиной мистера Келпи.

– Какова была цель данной экспедиции? – спросил доктор.

– Я… Боюсь, у меня нет ни одной догадки. Все держалось в тайне. О цели экспедиции знали лишь профессор Руффус и профессор Гиблинг.

– Отчего такая таинственность?

Мистер Келпи снова нацепил пенсне и вытер платком взмокшие пальцы. По его лбу стекал пот.

– Это обычное дело. – Бабочник принялся суетливо искать что-то в карманах пиджака. – Конкуренты, алчные частные коллекционеры, беспринципные охотники за редкостями. В попытках заполучить бесценные виды все они могут помешать экспедиции. Мне известно лишь, что странствия профессора длились два с половиной месяца. Я с нетерпением ждал его возвращения.

– Насколько я понимаю, – заметил доктор, – подобные миссии в дикие страны – это весьма рискованные предприятия. И в одиночку в них не отправляются. У профессора Руффуса были спутники?

– Места там и правда опасные. Профессор мог договориться с кем-нибудь из Клуба охотников-путешественников. Когда такие вот экспедиции были не редкостью, джентльмены-охотники частенько принимали в них участие.

Мистер Келпи наконец нашарил в одном из карманов маленькую склянку с беспросветно-черной жидкостью, дрожащими пальцами вытащил пробку и одним махом выпил все содержимое пузырька. Стоило бабочнику сделать глоток, как его самочувствие заметно улучшилось. Он снова обтер платком руки, затем лоб и щеки, но потливость и так уже отступила.

– В качестве проводников часто берут местных – туземцев, – продолжил мистер Келпи. – Но у профессора Руффуса был свой собственный туземец – Вамба. Профессор привез его однажды из экспедиции и после этого снимал ему чердачок в меблированных комнатах Жубера.

– Этот Вамба мог отправиться в последнюю экспедицию с профессором?

– Весьма вероятно.

Повисла тишина. Доктор погрузился в размышления. Мистер Келпи рассеянно взял со стола пинцет и подравнял двух бабочек, которые лежали перед ним на отрезе тонкой кремовой ткани. Судя по всему, эти две крохи только лишь готовились отправиться под стекло.

– Какие они красивые… – сказал Джаспер. – Как они называются?

– Этот вид называется насмешник Вигрена. – Мистер Келпи коснулся кончиком пинцета большой бабочки с пурпурными крыльями.

– А эта? – мальчик ткнул пальцем, указывая на совсем крошечную бабочку с зелеными крыльями.

– Эта? Тоже насмешник Вигрена.

– Но почему они такие разные?

– Большая бабочка – самка. Другая – самец. В том, что они так отличаются, нет ничего странного. Это «половой диморфизм» – довольно частое явление у чешуекрылых.

– А вы тоже профессор? – Джаспер был заворожен этими сложными незнакомыми терминами.

– Нет, я только пишу диссертацию… Хотя и даю лекции для мистера Кромма и мистера Симпсона, наших единственных студентов. – Бывший помощник главы кафедры, а ныне фактически новый ее глава мгновенно погрустнел. – Новость о смерти профессора Руффуса их потрясла – они не могут поверить, что это произошло. Как и я…

Доктор Доу сплел пальцы и пристально поглядел на мистера Келпи.

– Вы ведь близко знали профессора Руффуса. Может быть, у вас есть какие-нибудь предположения касательно цели экспедиции? Вряд ли вы ни разу о ней не задумывались.

– Хотел бы я знать, – с печалью в голосе произнес мистер Келпи. – Но вот что я скажу! Это была последняя работа профессора. Его исследования не должны бесследно исчезнуть. Нет, сэр, не должны!

– Насколько я знаю, ученые в экспедициях тщательно все записывают, документируют, фотографируют.

– Да, это так.

– То есть где-то должны быть походные дневники из экспедиции.

Мистер Келпи не думал ни секунды.

– Да, сэр! – воскликнул он. – Определенно должны быть! Профессор Руффус отличался особым тщанием и методичностью во всем, что касалось описаний его странствий. Многие из его путевых заметок легли в основу нескольких книг не только по лепидоптерологии, но также и по географии, этнографии племен и даже для справочника по выживанию в диких условиях. Эта экспедиция не должна была стать исключением.

– Как вы думаете, мистер Келпи, где могут находиться данные дневники?

Бабочник в раздумьях постучал себя пальцем по лбу.

– «Рабочий дневник» – тот дневник, в котором ведутся текущие записи, – обычно находится при профессоре.

– При профессоре не было обнаружено дневника.

– Тогда… я бы предположил, что все дневники в его багаже.

– Насколько я заметил, в купе не было никакого багажа.

– Думаю, его доставили из багажного вагона прямиком в квартиру профессора, – сказал мистер Келпи. – Это обычное дело. Часто профессорам так не терпится поделиться с коллегами своими открытиями, что они с вокзала отправляются сразу сюда, в научное общество, даже не озаботившись принять ванну или переодеться после долгой поездки, в то время как доставкой багажа занимаются либо их помощники, либо чемоданная служба Паровозного ведомства.

– Где жил профессор?

– Недалеко отсюда: на улице Даунинг, у Шестереночной балки, но большую часть времени он проводил здесь, составляя справочники и давая лекции. – Доктор Доу покивал своим мыслям, и бабочник взволнованно подался вперед. – Могу я поинтересоваться, сэр? Вам уже что-то известно? Что именно произошло с профессором? В газетах пишут что-то странное, подробностей не сообщают, а в полицию я идти не осмелился…