Текст книги "Краткое изложение книги «Исследование о природе и причинах богатства народов». Автор оригинала – Адам Смит"

Глава II. О деньгах как особой части общих запасов общества или об издержках для поддержания национального капитала

Здесь автор кратко напоминает о формировании цены любого товара: она состоит из долей оплаты труда, прибыли на капитал и арендной платы за пользование землей и услугами.

Также, пишет он, цена может формироваться лишь из оплаты труда и прибыли в случае, если аренда земли не требуется (или равна нулю), и в совсем исключительных случаях – только из оплаты труда (самозанятость).

Но цена любого товара неизбежно будет разделена на одну или несколько этих частей, равно как неизбежно и то, что и зарплата, и арендная плата неизбежно становятся чьей-то прибылью (поскольку зарплата – монетизация труда, а рента – монетизация земли).

В таком случае логично предположить, пишет автор, что если это относится к каждому товару, то относится и к сумме всех товаров страны. Сумма цен всех этих товаров, считает Смит, также будет неизбежно разделена на эти три доли, составляющие доход страны, ее капитал.

Однако, пишет Смит, здесь пора прочертить разницу между валовым и чистым доходом. Валовой доход – это весь товарно-денежный доход, полученный за некоторое время, тогда как чистый доход получается из валового после вычета всех издержек и затрат на поддержание статус-кво. Это верно и для отдельного предприятия, и для нации, считает он, впервые выделяя такой параметр, как ВВП – валовый внутренний продукт, сумма всего произведенного в стране, пересчитанная в деньги.

Чистый доход – то, что можно потратить (реинвестировать) на расширение предприятия или собственные потребности, пишет он… Но как получить из валового дохода чистый? Смит здесь предлагает действовать методом исключения, последовательно вписывая статьи расхода, нужные для поддержания статус-кво:

1. Затраты, необходимые для поддержания функциональности основного капитала. Например, ремонт станков и помещений.

При этом, отмечает Смит, каждый предприниматель будет готов вложиться в оптимизацию и модернизацию процессов, поскольку сотня тысяч в год, сэкономленная на ремонте, автоматически перейдет в чистую прибыль и может быть вложена, например, в дальнейшее расширение предприятия.

2. Затраты, необходимые для поддержания… Оборотного капитала? А вот с этим – сложнее, пишет Смит. Намного сложнее. Так что этот пункт, можно сказать, вынужденно разворачивается в остаток главы.

Смит напоминает: оборотный капитал состоит из денег, через которые происходит оборот остальных товаров и услуг; запасов готовой продукции и прекурсоров; товаров, предназначенных для продажи и еще не попавших в фонд общественного потребления. Все вышеперечисленное, кроме денег, пишет Смит, непрерывно извлекается из оборота и переходит или в капитал, который можно вложить куда-то еще, или в сами товары, которые будут потреблены.

Соответственно, считает он, в конечном счете эти три статьи идут полностью в чистый доход, за вычетом той доли, что будет реинвестирована в основной капитал.

Но есть нюанс, пишет Смит: мы впервые встречаемся с экономическим объектом, отличающимся в масштабах предприятия и страны. Для предприятия оборотный капитал никак не может быть частью чистого дохода, поскольку им может быть только прибыль, товар еще не превращен в деньги. Но в масштабе нации товар по сути и есть деньги, только в другой форме. Ведь хотя эти товары еще не проданы или даже не переделаны, их неизбежно купит кто-то еще когда-нибудь потом, и поэтому они имеют ценность уже сейчас, и можно «представить», что они могут быть куплены. Что возместит их стоимость «с лихвой» и не приведет к обеднению общества, ведь покупатели заработали эти деньги, чтобы купить товар.

Но прибыль, эта «лихва», выраженная в деньгах, не берется из ниоткуда. Поэтому, пишет Смит, деньги – единственная часть оборотного капитала, действительно требующая затрат на поддержание себя в масштабах общества, и в этом деньги схожи с основным капиталом в масштабе страны, уверен он.

И схожи они в двух вещах:

1. Во-первых, деньги подобны основному капиталу в том, что, как и, например, станок, требуют сначала инвестиций в свое создание и накопление, а затем – в поддержание инфляции на уровне, способном обеспечивать прибыль. Причем последнюю часть, пишет Смит, тоже можно отнести к «затратам на поддержание функциональности», а не инвестициям.

На это безвозвратно уходят ресурсы и человеко-часы, не принося товара, который можно прямо потребить: этим затраты на их создание также подобны затратам на поддержание основного капитала, считает Смит.

2. Ресурсы, вложенные в деньги, не становятся товаром, подобно тому, как ресурсы, вложенные в станок, также не образуют дохода, лишь повышая эффективность и доход при вложении средств в оборотный капитал.

Казалось бы, постоянно происходит обмен деньгами, значит, они все же товар… Но это ошибка, пишет Смит. Деньги – не товар, но эквивалент товара, а точнее – труда, вложенного в него на всех этапах производства. Из этого Смит делает интересный вывод: при подсчете ВВП, или чистого дохода, требуется вычесть из суммы денег и товара в обороте сумму денег, ведь они лишь эквивалент товара, дублируют его для удобства обмена.

Здесь, считает автор, нужно «отделить мух от котлет», поскольку в повседневности два понятия смешиваются. Когда говорят, что «в обращении находятся 20 миллионов монет», говорят о количестве денег… Но когда говорят, что «ежегодный доход человека – сто монет», то почему-то учитывают не столько эту сумму, сколько то, что можно на нее позволить. Покупательскую способность этих ста монет.

И если бы в стране обращалось не 20 миллионов, а 40 при неизменном производстве, это не значило бы, что каждый теперь может купить вдвое больше, но лишь что монета стала вдвое дешевле. Что буханка хлеба теперь стоит не копейку, а две.

Но почему тогда нужно вычитать сумму денег из валового продукта, спрашивает автор? Допустим, человек получает по золотой монете в день. Но он богат или беден не на «одну монету в день», а на то, что на эту монету можно купить. И если бы вместо золотой монеты ему давали бумажку с надписью «один золотой», пишет автор, а на кассе ее принимали так, как будто это действительно золотой, ничего бы не изменилось. Так что деньги – не товар, но эквивалент товара, и продукт можно считать лишь в сумме денежных стоимостей выпущенных товаров, но не в сумме стоимостей товаров и оборотных денег, заключает автор.

И неважно, пишет он, монета это или бумажка с надписью «одна монета», важно лишь то, верят ли в нее люди. Примут ли ее на кассе, а если примут, как много товара можно на нее купить.

Далее автор задается вопросом, почему тогда нельзя просто посчитать оборотные деньги, и сказать «на этом все»? Нельзя, отвечает он. Потому что деньги находятся в обороте. Их намного меньше, чем товара (поскольку, как мы помним, оборотный капитал еще не обменян на деньги), деньги – постоянно в круговороте. Человек получил зарплату, потратил ее, его деньги поделились меж купленными товарами, рано или поздно став зарплатой кого-то еще, и так по кругу…

Именно поэтому, пишет автор, неверно считать доход в монетах, тысячу раз сменивших владельца, количество которых заведомо меньше суммы стоимостей товаров, но верно лишь считать ту сумму стоимостей, за которую люди верят, что эти товары могут быть проданы (их цену).

Но есть, по утверждению Смита, и еще одно сходство денег и основного капитала, заслуживающее внимательного рассмотрения.

Если рассматривать затраты на производство денег как поддержание функциональности, как ремонт станка, пишет Смит, то всякая экономия в этом производстве без падения удельной эффективности точно так же перейдет в чистый доход, ибо сможет быть потрачена на что-то еще. Логично.

Но… В таком случае общество должно к этому стремиться из соображений выгоды, спрашивает Смит? И оно стремится, изобретя бумажные деньги. Изготовление которых обходится намного дешевле.

Но за счет чего это может сработать, спрашивает Смит? За счет доверия. Изначально человек верит, что в любой момент времени может обменять бумажку с надписью «один золотой» на настоящий золотой, потому что банк заслуживает доверия, и какое-то время это так и есть… Но как только поток желающих немедленно обменять бумажку на золотой спадает, доверие закрепляется – банк может немедленно допечатать этих бумажек, избыток которых не будет обеспечен вообще ничем, кроме доверия, пишет Смит. Они будут выполнять все функции золотого, даже если у банкира его нет, – просто потому что люди верят, что на самом деле этот золотой там есть.

Просто. Надежно. И почти не мошенничество: условные 20 000 монет волшебным образом превратились в 100 000 рублей, при этом «основные затраты» на их изготовление почти такие же, как для «просто 20 000 монет», заключает Смит.

Таким образом, если не печатать «фантиков» больше, чем нужно для экономики (инфляция – страшная вещь!), но вместо этого сокращать число монеты, можно добиться существенной экономии. 100 000 рублей будут стоить всего лишь как сумма 20 000 реально обеспечивающих «пока-что-недоверчивых клиентов» монет и цены бумаги, на которой они напечатаны.

Но, пишет Смит, раньше у нас было 100 000 «настоящих» монет. Куда девать 80 000? На внешнюю торговлю! Потому что наши необеспеченные ничем, кроме доверия, фантики за рубежом никому не нужны, банкиры эту замечательную схему знают.

Но на 80 000 «настоящих монет», золота и серебра, можно честно купить товар, ничего при этом не потеряв (потому что внутри страны ходят «фантики», и экономика не заметила шулерства), но только приобретя (импортированные товары плюс доход от торговли). И никакого мошенничества, заключает Смит.

Таким образом, с помощью «совершенно законного финта ушами» из 100 000 монет мы получили 20 000 монет, 80 000 «фантиков», обещающих, что они обеспечены монетой, и еще 80 000 монет, которые можно использовать во внешней торговле. Почти двукратный рост!

Но на что применить это неожиданно свалившееся богатство, пока никто не заметил подвоха, спрашивает Смит?

Можно заняться международной торговлей, использовав эти деньги как огромный оборотный капитал. Тогда прибыль с него, очевидно, станет чистой прибылью нации, полученной за счет тех, кто такой трюк еще не провернул.

А можно подпитать свою экономику импортом… Но, так как вокруг свободный рынок, этот сверхимпорт поделится на две категории:

1. Товары народного потребления. Но поскольку выгоду от «"МММ" национального масштаба» получили только лишь и так богатые, те, кто напечатали фантики и направили это золото на торговлю, – потребление будет соответствующим, заключает Смит. «Кутежным» и крайне вредным для экономики, поскольку не создает занятости внутри нации, при этом вымывая «настоящие» деньги.

2. На импорт станков, материалов, сырья и продовольствия, чтобы напитать свою экономику ресурсами сверх всякой меры, увеличить население и производство сверх того, что могут дать земля, рудники и мануфактуры, в надежде на то, что, когда настоящие деньги кончатся, можно будет сверхэкспортировать настоящий товар и получать прибыль. Как и с торговлей, в конечном итоге за счет тех, кто такой трюк не провернул.

И вот такой импорт для страны уже крайне полезен, заключает Смит. Да, страна начинает работать в минус, возникает импортозависимость и растет потребление, но вместе с ним растет и производство, а главное, такая сверхприбыль перераспределится равномернее меж всем обществом. И к моменту, когда деньги кончатся, общество уже сможет воспользоваться плодами инвестиций.

Адам Смит считает: большая часть сверхприбылей от такой операции пойдет именно на импорт, причем именно товаров второго рода. На то он видит две причины:

1. Международная торговля в основном уже поделена и максимально напитана деньгами. Есть не так много маршрутов, которым еще требуется «накачка капиталом», где еще требуются инвестиции.

2. А богатых – мало, и даже увеличь они свое потребление в сто раз «вредным» импортом, это будет песчинкой на фоне той массы денег, полученных фактическим надувательством целой страны.

А поскольку, как мы уже знаем, избыток денег всегда стремится к тому, чтобы быть потраченным, – он будет неизбежно потрачен именно на «модернизационный» импорт, расширяющий экономику и распределяющий эти «80 000» от богатых к бедным, как товары и услуги, требуемые для расширения производств, как зарплаты и товары, требуемые для них, заключает Смит.

Далее следует длинный экскурс в историю, который фактически подтверждает все вышесказанное. Поэтому рассказчик взял на себя смелость его вырезать, и приступить…

Приступить к тому, что Смит расписывает, что есть такое и зачем нужен «расходно-кредитный счет», ставший возможным благодаря «фантикам», которые можно обращать даже безналично, и появлению банковского дела в целом.

Если кратко, это счет в банке с неким заранее одобренным кредитным лимитом, позволяющий делать мгновенные траты, не запрашивая отдельный кредит каждый раз.

Примечание рассказчика: простейший пример такого счета в современности – кредитная карта.

Допустим, такого счета у человека нет и ему нужно оплатить некую регулярную покупку. Для рабочего это может быть плата за съем жилья, взимаемая раз в месяц, при посуточной оплате его труда, для коммерсанта – закупка товара взамен кончившегося. Допустим, что эта сумма 50 000 рублей.

Тогда человеку придется отложить – и непроизводительно хранить – эти 50 000 в кубышке, где они не приносят вовсе никакой пользы. Они никуда не вложены, не приносят никаких денег, на них даже не куплены предметы персонального потребления, что было бы полезнее для экономики.

Но если такой счет есть, эти 50 000 можно во что-то вложить, что-то на них купить, они работают в экономике. А когда приходит время покупки, человек оплачивает ее с расходно-кредитного счета и потом компенсирует эту сумму из прибыли, а не хранимых денег. Что приносит пользу и банку, и человеку с таким счетом, и экономике в целом.

Но… На этом моменте Смит считает важным подчеркнуть еще раз: вся эта схема с «фантиками» вместо денег нестабильна по природе своей, держась лишь на иллюзии ценности «бумажек».

И здесь он предостерегает горе-банкиров, что население не должно видеть инфляции и обесценивания, «фантиков» должно быть более или менее столько, сколько было золотых. Иначе люди заметят подвох и, опасаясь инфляции, понесут фантики в банк. Где с удивлением и узнают, что пирамида закрылась, можно расходиться по домам.

Таким образом, считает автор, бумажные деньги можно и нужно печатать пропорционально численности населения, а не «пока станок не сломается».

В случае, если избыточная печать все же произошла, пишет Смит, все больше «недоверчивых» пойдет менять фантики на монеты. И тогда банку придется, наоборот, выкупать монеты у населения, работая в убыток (поскольку те, что якобы обеспечивали эти деньги, уже ушли на торговлю). Что не может продолжаться долго.

Еще одна потенциальная проблемная точка сего надувательства, пишет Смит, это сценарий, когда банк считает, что он самый умный, и пытается компенсировать потери печатью еще большего числа «фантиков», чтобы на них скупать монету… Вот только это – система с положительной обратной связью, предупреждает экономист, ведущая неизбежно лишь к бо́льшим потерям, гиперинфляции и экономическому краху. Эх, если бы его слушали…

Здесь следует еще один экскурс в историю, подтверждающий вышесказанное. И на этом глава, по сути, заканчивается.

Глава III. О накоплении капитала, или о труде производительном и непроизводительном

Эту главу автор начинает с разделения труда на производительный и непроизводительный. Первый род труда приумножает богатство общества, тогда как второй хоть и может быть вознагражден, но на деле убыточен для общества.

Здесь Смит приводит два примера для упрощения понимания:

• Рабочий на фабрике – производителен. Он преобразует один товар-прекурсор с меньшей стоимостью в другой товар-продукт с большей, таким образом умножая его ценность вложением своего труда.

• Уборщик же в доме – непроизводителен. Он ничего не добавил и не произвел, лишь сделал нанявшего его человека беднее.

Если наем рабочего окупится нанимателю с лихвой (потому что кажущиеся затраты на зарплату на самом деле не затраты, а лишь возврат и лишь части его труда в монетарном выражении), то наем уборщика всегда будет убыточен: его труд должен быть оплачен… Но нет чего-то кроме иных источников прибыли, с уборщиком не связанных, из которых этот труд можно оплатить.

И наниматель, соответственно, только богатеет при найме рабочих, занятых производительным трудом, тогда как рабочие, занятые непроизводительным трудом, его обедняют.

Также, например, в масштабах государства вся его военно-политическая машина занимается непроизводительным трудом. Законотворцы ничего не производят, армия – тоже. Они лишь потребляют, и их непроизводительный труд должен быть оплачен откуда-то еще, считает он.

Но это – не плохо и не хорошо, это просто есть. И к классу непроизводительных могут быть отнесены самые разные профессии, почетные и откровенно вредные, от священника до уборщика. Важно лишь помнить: в конечном счете весь непроизводительный труд должен содержаться за счет труда реального, заключает Смит перед тем, как сделать небольшое отступление.

* * *

Допустим, пишет Смит, мы открыли завод. Создали товар, продали и получили некие деньги. Куда они пойдут? Автор считает: в первом приближении это можно разделить на две части:

• бо́льшая часть пойдет на восстановление затраченного капитала. Зарплата работникам, обслуживание механизмов, закупка товаров-прекурсоров для следующей партии et cetera;

• а меньшая часть – осядет в кармане капиталиста и, возможно, арендодателя, став его чистой прибылью, обеспечив доход.

Та часть прибыли, что ушла на возмещение затрат, всегда в конечном счете так или иначе попадет к производительным работникам, уверен Смит. А вот работников непроизводительных придется оплачивать уже из второй, хотя никто не запрещает и оплату производительного труда, например для поддержания убыточного предприятия.

Каждый раз, превращая деньги в капитал, вкладывая их куда-то, капиталист ожидает получить прибыль. И потому этот капитал будет затрачен на содержание производительных сил, чтобы его приумножить. Но когда деньги вкладываются в непроизводительный труд, они на самом деле тратятся, переходя напрямую в фонд непосредственного потребления нанятого.

При этом, пишет Смит, хотя капитал направляется на оплату производительного труда, получатели этой оплаты могут ее потратить не только на иной производительный труд, но и на непроизводительный. Например, сходив в театр или заплатив налог.

Однако это в любом случае произойдет не раньше, чем капитал получит свой оплаченный производительный труд и приумножит себя, отмечает он.

Однако непроизводительный труд, отмечает экономист, все же в основном бывает оплачен из прибыли и ренты, как в виде налогов на них, так и напрямую. Богатый человек платит больше непроизводительному государству, порой меценатствует и, конечно, нанимает ораву помощников для услужения и развлечения себя. Так что, делает вывод Смит, пропорция (но не абсолютное количество) производительного и непроизводительного труда будет существенно отличаться в богатой и бедной стране: чем беднее страна, тем больше в ней доля непроизводительного труда, ибо в ней, как мы знаем из прошлого тома, выше и рента, и норма прибыли.

В богатой стране конкуренция заставляет вкладывать все больше не только в расширение производства, но и на возмещение капитала, и на оплату труда… Тогда как в стране бедной или даже феодальной нередко собственностью являются даже работники, поставленные на порог выживания. Как следствие, например, средневековый феодал имел много бо́льшую относительную прибыль, которую мог направить на непроизводительный труд.

При этом в абсолютных числах, говорит он, в богатой стране будет больше и прибыли, и занятых непроизводительным трудом, но лишь из-за роста самих прибылей: доля непроизводительных работников будет неизменно падать с ростом богатства.

Но из этого, считает Адам Смит, есть еще один интересный вывод: чем выше доля производительных работников, богаче страна, выше зарплата, тем трудолюбивее в ней будут люди и тем эффективнее будет ее труд. В бедной стране, считает он, у рабочего нет стимула не то что работать хорошо, но даже работать вообще сверх минимально необходимого для выживания: богаче все равно не станешь.

А вот если оплата соответствует труду, если труд производителен и образован приложением капитала, то в стране сформируется культура трудолюбия, экономии и попытки «выбиться в люди» всех слоев населения, заканчивает Смит свое наблюдение…

И тут же делает проистекающий из него вывод: место, где больше людей занято непроизводительным трудом, будет экономически менее эффективно, чем место, где большая часть прибыли реинвестируется в производительный труд тем или иным путем. Это происходит как за счет большего трудолюбия жителей такого места, так и за счет большей скорости роста индустрий такого места, считает Смит.

Далее приводится несколько современных ему примеров, подтверждающих эту теорию, но нам достаточно знать, что она, вероятно, верна. По крайней мере, на момент написания этой книги.

Сэкономил – значит заработал, уверен Адам Смит. А экономика – должна быть экономной. Именно экономия, на его взгляд, и есть причина возрастания любого капитала.

Все дело в том, что каждый сэкономленный рубль… Можно вложить куда-то еще. Потратить на что-то еще. На худой конец, отнести в банк или одолжить под процент.

Именно экономия, по его мнению, есть причина возрастания капитала. А прибыль капиталиста – это та сумма, что удалось сэкономить на выплате ренты, зарплаты и поддержании основных фондов. Если вы придумали, как делать что-то на 5 % дешевле, то вы становитесь на 5 % богаче.

Да, пишет Смит, сэкономленное будет израсходовано так же, как заработанное… Но сэкономленное – совершенно бесплатно для человека и общества, оно может быть потрачено куда угодно, ибо НЕ было потрачено куда-то еще.

А поскольку сэкономленные деньги в конечном счете сводятся к сэкономленному труду, то эти оптимизированные 5 % становятся, по сути, прямой прибавкой к достатку всего общества, которое не потратит ресурсы на нечто ныне бесполезное.

То есть если, например, человек уменьшит свое потребление, выраженное в товарах, затратах на обслуживание основного капитала или покупке непроизводительного труда, считает Смит, эти сэкономленные деньги будут неизбежно затрачены на покупку производительного труда, выраженного в потребительских товарах или инвестициях капитала, еще раз приумножая в конечном счете богатство и человека, и страны.

Но. И это очень важное но, отмечает экономист: тот же принцип работает наоборот. Когда человек тратит деньги, которые мог бы потратить более эффективно менее эффективным способом (например, покупает не настолько нужный товар или, тем более, непроизводительный труд вместо расширения производства), он фактически уменьшает богатство и себя, и общества. На сумму, равную разнице прибыли (или убытка) для человека и общества между наиболее эффективным вложением капитала и вложением, выбранным таким расточителем.

Если бы неэффективность затрат одних не балансировалась эффективностью затрат других, пишет Смит, то страна бы неизбежно начала беднеть, даже если часть людей в ней занята производительным трудом.

Здесь стоит спросить, предлагает автор: да, допустим, человек потребил некую сумму, которую мог бы вложить, в виде товара избыточного потребления. Но если этот товар был сделан в стране, где он живет, то, казалось бы, ничего, по крайней мере, не должно измениться, ведь он купил продукт производительного труда? Эта логика ошибочна, уверен Смит: и человек, и общество все равно потеряют «дельту» между прибавочной стоимостью этого товара и возможностью вложения этих денег. Вложенные деньги бы прирастали и обеспечивали рабочие места, тогда как эта сумма неизбежно уйдет непроизводительно, не создаст максимальной прибавочной стоимости, принесет много меньше прибыли, чем могла бы.

И здесь, предупреждает автор, возможна очередная экономическая «спираль смерти». Представим, что расточительность, непроизводительное потребление в стране больше, чем производство. Тогда логично, что стоимость годового продукта такой нации должна начать падать, равно как и логично, что стране потребуется меньше валюты.

Но откуда в таком случае продолжать финансировать потребление, что страна не может себе позволить? Импортировать блага на накопленные и одолженные средства, таким образом уменьшая накопленное предками и возможности потомков, пишет Смит. И продолжаться это может до банкротства целой страны, когда потребление упадет вынужденно, сообразно возможностям: деньги требуют применения, потребление – поддержания себя, а вкладывать их с выгодой в стране, где происходит дефляция, просто… Невозможно?

Таким образом, пишет Смит, в масштабах общества каждый, кто пытается максимально сократить свое потребление и потребление других, увеличить производство без увеличения потребления прекурсора или сократить затраты на обслуживание, – приносит обществу пользу.

Тогда как человек, тратящий много и без толку, – лишь вред. Причем даже если это были траты не на свое потребление, а на, скажем, неудачный бизнес – он принес вред обществу, ведь те же деньги могли быть потрачены и на удачный, который бы принес доход.

Но при этом, заключает он, это возможно лишь теоретически. На практике человек скорее бережлив, чем нет, а число удачных предприятий скорее больше числа неудачных, но люди склонны раздувать истории, стращать банкротствами и несчастьями, считает Смит.

Большинство людей будут стараться экономить, чтобы либо улучшить свою жизнь позже, вложив их куда-то, либо открыть свое дело, либо вложить в уже имеющееся, уверен экономист…

Но тут же оговаривается, что это касается лишь частных лиц. Но что, если расточители окажутся во главе государства, спрашивает он? Ведь вся, абсолютно вся военно-административная машина занята непроизводительным трудом. И если бряцающий оружием безумец разрастит свой двор, свою армию и пойдет на всех подряд войной, что никогда себя не окупит, – есть все шансы довести-таки страну до гроба, считает Смит. Пусть это и случается не менее редко, ведь, стоит повториться, и люди, и общество скорее бережливы, чем нет. И бережливость миллионов может, чаще всего, перебороть даже величайшую расточительность и некомпетентность правительства, считает Смит.

Именно это «перебарывание», этот рост экономии, рост не-потребленных ресурсов, что неизбежно будут вкладываться в расширение и модернизацию предприятий, и есть главный флагман экономического роста, уверен автор. Пока больше ресурсов сберегается, чем тратится, экономика будет расти, ибо все сэкономленное, но не потребленное будет направлено на ее рост.

Далее идет экскурс в историю, доказывающий написанное выше, но рассказчик предпочел его опустить как малозначимый и повторяющийся. Из сказанного там важно лишь отметить, что, в целом, даже вопреки всем войнам и разорениям, дававшим нецелевые, расточительные расходы всякому капиталу, благосостояние чаще росло, чем падало. Но оно могло бы расти еще быстрее, НЕ будь этих войн и расточений, заключает Смит.

Но даже расточительство бывает разным, уверен Смит, и некоторые его виды менее вредны, чем другие. Возьмем двух капиталистов, которые все же решили потратить часть средств на избыточное потребление. Первый спустил их на кутежи, слуг, приемы и «мгновенную» роскошь. Другой – вложил ту же сумму в украшение своего дома и покупку товаров, пусть избыточных, пусть роскошных, но товаров вроде драгоценностей, роскошной одежды и утвари.

Стали ли оба они беднее, спрашивает Смит? Да. Но второй потерял меньше, ведь его богатство не ушло на воздух, но перешло в товар, который, в теории, может быть продан. Капитал второго уменьшился меньше или даже не уменьшился вовсе.

Более того, имущество второго, пишет Смит, рано или поздно утратит часть цены и будет продано более бедным на вторичном рынке, открывая им доступ к пусть потрепанным, но ранее недоступным благам, утверждает Смит, и таким образом такие траты менее вредны и для общества.

Более того, считает Смит, такие расходы неожиданно способствуют бережливости. Если богатый человек второго типа поймет, что тратит слишком много, например, начав беднеть, – он всегда сможет сократить эти расходы, пишет Смит, не потеряв в общественном мнении – ведь люди подумают, что он удовлетворил свои желания, а не сделал это вынужденно или рационально. Растратчик же первого рода так поступить не сможет, считает Смит, ведь сокращение таких «представительских» расходов будет стыдным в глазах общества даже при явном их избытке относительно его богатства. Поэтому кутить он будет вплоть до банкротства, если не найдет в себе силы воли наплевать на мнение собратьев по классу.

Кроме того, пишет Смит, растратчик второго типа спонсирует производительный труд. Те, у кого он купил товар сверхпотребления, в конечном счете израсходуют все эти деньги до копейки, а сам товар пройдет через несколько стадий передела, повысив богатство всех причастных.