Текст книги "1519—2019. 500 лет. Из прошлого в будущее. 16 очерков о выдающихся мореплавателях, писателях, ученых и изобретателях. Сборник."

2.9. Сообщить всем!

Вернемся к рубежу между 1400-ми и 1500-ми годами.

Конечно, изображать Магеллана некоей неразличимой социальной единицей в существовавшей иерархии – упрощение. Так или иначе, он определенное время прослужил при португальском дворе, участвовал в боевых действиях в составе португальских вооруженных сил, имел право просить португальского короля о личном приеме, имел право доступа в секретный морской португальский архив (где провел немало времени), получал – пусть и не большую – пенсию от португальского государства.

Может быть, целесообразно упомянуть и о том, что и Карл V (испанский монарх), и Магеллан входили в состав католического военного ордена Сантьяго (были рыцарями этого ордена), однако автор не располагает информацией, было ли их членство в этом ордене одновременным.

Отчасти художественно преувеличивая, Стефан Цвейг пишет: «Издается еще особое постановление, предписывающее всем правительственным учреждениям и чиновникам Испании, от высших до низших, отныне и впредь…, ознакомиться с этим договором, дабы оказывать Магеллану и Фалейру содействие во всех делах вообще и в каждом деле в частности, причем приказ об этом надлежит сообщить (…) „…светлейшему инфанту дону Фернандо и инфантам, прелатам, герцогам, графам, маркизам, вельможам, магистрам орденов, командорам и вице-командорам, алькайдам, альгвасилам нашего света и двора и канцелярий и всем советникам, губернаторам, коррехидорам и заседателям, алькайдам, альгвасилам, старшинам, начальникам стражи, рехидорам и прочим лицам, состоящим в судебных и гражданских должностях во всех городах, селениях и местностях наших королевств и владений“, то есть всем сословиям, и учреждениям, и отдельным лицам, от наследника престола и до последнего солдата, это постановление черным по белому возвещает, что с данной минуты, в сущности, все испанское государство поставлено на службу двум безвестным португальским эмигрантам» [Цвейг С.].

Сама персональная история Магеллана показывает возможность признания в европейском обществе того времени – еще во многом иерархичном – ценности личности как таковой, причем независимо от каких-либо крупных и очевидных социальных катаклизмов, революционных преобразований.

Изменяется положение личности, изменяется ценность личности.

Определенное влияние на развитие дневникового творчества, возможно, оказало и изменение «чувства времени», ощущение ограниченности времени (не только персонального, а времени в широком смысле – времени существования мира; к религиозным воззрениям добавлялся исторический опыт: сокрушались империи, казавшиеся вечными; были осознаны границы времени плюс границы мира?); за этим изменением, возможно, следует ощущение как ценности каждого дня, так и ценности персонального опыта каждого конкретного индивидуума.

Время становится ресурсом. Существенными оказываются показатели скорости.

2.10.«Новое Время» и «Новый Мир»

У каких-то отдельных исторических персонажей начинавшегося Нового времени возникало ощущение – скорее всего, не особенно отчетливое -, что они строят некий Новый Мир; соответственно, они стремились письменно зафиксировать свое участие в этом созидании.

Может быть, возникли некие дополнительные ощущения персонального контроля над собственной жизнью и самоосознание персональной ответственности конкретного человека за свою индивидуальную жизнь.

Не исключено, что этими соображениями – новое самоощущение личности, новая ценность личности, новые личностные задачи, изменившиеся «ощущение времени» и исторических перспектив – можно объяснить начало интенсивного развития дневникового творчества примерно с рубежа между 1400-ми и 1500-ми годами, отчасти объяснить полную или относительную неразвитость дневникового творчества в период весьма культурной античности.

Так или иначе, дневниковое творчество получает развитие в период цивилизационного скачка на рубеже между 1400-ми и 1500 —ми годами: начинаются дальние морские плавания (новые формы деятельности), возникает новый взгляд на мироздание, на планету Земля.

С долей условности (очень большой, конечно) можно назвать дневниковое творчество признаком человека Нового времени.

Конечно, можно вспомнить примеры ведения дневников отрицательными историческими персонажами. Бросает ли это обстоятельство тень на само дневниковое творчество? Ведение дневников предполагало грамотность. Бросает ли тень на грамотность как таковую то обстоятельство, что отрицательные исторические персонажи умели писать и читать?

2.11. 18 дневников на 10 языках. «Дрейк – великий моряк!»

Наверное, упоминание таких корней дневникового творчества как церковные записи, как торговые записи, воспоминание о Ганзе, могут показаться не случайными, а неким закономерным образом связанными с именем Генриха Шлимана, одного из выдающихся представителей дневникового творчества, потомка ганзейских купцов (к числу его литературного наследия относятся 18 дневников на 10 языках). (Даже при возможном уточнении этих цифр – найдется ли аналогичный пример?).

Впрочем, уникальность условий ведения дневника также может привлекать внимание: трансатлантическое одиночное плавание (с исследовательскими целями) Алена Бомбара, состоявшееся в 1952 году, сопровождалось ведением дневника.

Отметим и еще некоторые гипотетические размышления о взаимосвязи событий рубежа между 1400-ми и 1500-ми годами и деятельностью Генриха Шлимана.

Экспедиции Колумба и Магеллана демонстрируют – кроме появления (развития) дневникового творчества и еще один любопытный феномен: договор между монархом и автором проекта морской экспедиции.

Если рассматривать этот феномен в очень широком контексте, то можно обнаружить появление через два с половиной века Жан Жака Руссо с его трактатом «Об общественном договоре» (1762).

Но если не выходить на такой уровень обобщения, то можно увидеть именно ту фигуру, которая возникла: фигуру человека знания и действия – автора некоего сложного социального проекта, фигуру относительно самостоятельную, стоящую в некотором смысле вровень с руководителем государства. Не будем переоценивать роль договоров, заключенных с Колумбом и Магелланом. И Колумб, и Магеллан в полной мере воспользоваться соответствующим договором не смогли. Тем не менее, складывается культура и традиция взаимоотношений – в какой-то мере равноправных – между государством и талантливой инициативной личностью, капитал которой выражен в знаниях, энергии, интуиции, организаторском таланте, отваге, опыте, способности к риску, иногда – в деньгах. Такая культура и традиция получали развитие. Не всегда эта культура и эта традиция была культурой и традицией договора. Но в значительной степени это были культура и традиция относительного равноправия, уважения и взаимной лояльности. Деятельность, например, ставшего национальным символом США Томаса Эдисона – хороший тому пример.

Конечно, примеры можно подобрать разные. Не все выдающиеся люди и не всегда встречали позитивное отношение к своей деятельности со стороны государства. Но, все же, позитивная тенденция вполне ощутима. Например, гиперболизируя, можно утверждать, что в схватке с Испанией Английское государство поставило на «иерархическое ничто», на Фрэнсиса Дрейка. И выиграло! Якобы, узнав о разгроме Непобедимой Армады, Римский Папа восклицал: «Дрейк – великий моряк!»

Об этих культуре и традиции взаимоотношений между государством и талантливой инициативной личностью вспоминаешь при ознакомлении с общественной археологической дипломатией Генриха Шлимана.

«Ничто» или «все»? Вот в чем вопрос!

Думается, что именно существование в европейском обществе этой культуры и этой традиции способствовало успеху Генриха Шлимана, способствовало осуществлению археологических проектов Генриха Шлимана, способствовало появлению троянской, микенской археологии.

16 сентября 2016 года

3.Генрих Мореплаватель, Фернан Магеллан, Хуан Себастьян дель Кано, Гонсало-Гомес де Эспиноса, Фрэнсис Дрейк. Порядок и импровизация. Очерк

 
Посвящается пятисотлетию со дня начала первого кругосветного плавания.
 

«В понедельник, 8 сентября, мы бросили якорь у набережной Севильи и дали залп из всех наших пушек. Во вторник все мы в рубахах и на босу ногу, держа каждый свечу в руке, отправились на богомолье в храм Св. Марии Победы и в храм Св. Марии Древности.

Покинув Севилью, я направился в Вальядолид, где преподнес его священному величеству дону Карлу не золото и не серебро, а предметы, гораздо более ценимые столь могущественным государем. Между прочими предметами я дал ему книгу, собственноручно мною написанную и содержащую описание всего того, что происходило изо дня в день на всем протяжении нашего плавания».

Рыцарь Антонио Пигафетта.

3.1. Предисловие

Чтение книг о выдающихся путешественниках, мореходах, привело меня к размышлениям о «порядке» и об «импровизации» в морском деле.

Понятия эти – обобщающие. Под «порядком» понимаются рациональность, интеллектуальность, планомерность, организованность, дисциплина и т. д. Под «импровизацией» – интуитивность, индивидуальная талантливость, внезапность и другие понятия этого ряда.

На одном «полюсе» появилась фигура Генриха Мореплавателя, персонифицировавшего системность, рациональность, интеллектуальность, планомерность, организованность, дисциплину, порядок.

На другом – фигура Фрэнсиса Дрейка, персонифицировавшего интуитивность, индивидуальную талантливость, внезапность, импровизацию.

Насколько правомерно сопоставление фигур Генриха Мореплавателя и Фрэнсиса Дрейка?

Ясно, что это фигуры различного цивилизационного значения.

Основоположник культуры дальних океанских плаваний, с одной стороны.

С другой стороны, второй в истории кругосветный мореплаватель, удачливый моряк и воин, а возможно, и «пират». Добавим к произнесенному «капитан», а, может быть, и – «флотоводец».

И Генрих Мореплаватель, и Фрэнсис Дрейк были людьми успешными. Может быть, сопоставление отдельных черт, слагаемых параметра успешности – допустимо.

Отметим – для исторической отчетливости – что португальский принц Генрих Мореплаватель (1394 – 1460) жил существенно раньше английского моряка Фрэнсиса Дрейка (ок. 1540 – 1596), родившегося примерно через 80 лет после завершения жизненного пути великого португальского принца.

Естественно, Генрих Мореплаватель не мог воспользоваться чем-либо из опыта или из открытий сэра Фрэнсиса Дрейка.

Наоборот, и в ходе второго в истории кругосветного плавания (1577—1580), и в ходе иных экспедиций Фрэнсис Дрейк так или иначе использовал тот культурный потенциал, формированию которого дал старт Генрих Мореплаватель. В плаваниях Фрэнсиса Дрейка мы видим, что стали реальностью и новая «техника» и новый культурный «формат» мореплавания.

Как ни привлекательны интуитивность, импровизационность, внезапность Дрейка, но Фрэнсис Дрейк не смог бы совершить сколько-нибудь дальнее плавание без тех планомерности, рациональности, дисциплины, интеллектуальности (активного использования знаний и умений), которые в результате цивилизационных усилий Генриха Мореплавателя сделали из корабля не просто плавательное средство, а небольшую территорию единой (христианской в то время) Европы.

Понятно, что элемент противопоставления, с одной стороны, дисциплины, планомерности, интеллектуальности, и, с другой, – импровизации, интуитивности, удачливости, – отчасти условен, иллюстративен.

Ясно, что Генрих Мореплаватель, снаряжая все новые и новые экспедиции вдоль Африканского побережья, действовал отчасти интуитивно, а Фрэнсис Дрейк не мог обойтись в своих плаваниях без порядка, дисциплины и расчета.

Рассмотрение темы «порядок и импровизация», рассмотрение деятельности Генриха Мореплавателя и Фрэнсиса Дрейка естественным образом делает предметом внимания действия участников первого кругосветного плавания: Фернана Магеллана, Хуана Себастьяна дель Кано, Гонсало-Гомеса де Эспиносы.

Исторически за Генрихом Мореплавателем (годы жизни: 1394 – 1460) следовали Фернан Магеллан (годы жизни: ок. 1480 – 1521), Хуан Себастьян дель Кано (годы жизни: 1486—1526), Гонсало Гомес де Эспиноса (один из предположительных вариантов датировки рождения и смерти: ок.1490 – после 1550), а за ними – Фрэнсис Дрейк (годы жизни: ок.1540—1596).

3.2. Генрих Мореплаватель (рациональность и планомерность, дисциплина)

С именем Генриха Мореплавателя связан культурный переворот в европейском (и мировом) мореплавании.

Во-первых, прибрежные морские относительно краткие плавания на весельных судах (галерах) постепенно стали уходить в прошлое (или отходить на второй план). На смену им пришли дальние, океанские – дальние и долгие – плавания на парусных судах (каравеллах).

В этом пункте рассуждения мы вправе вспомнить о викингах и об их дальних океанских плаваниях. Те наиболее древние образцы кораблей викингов, которые сохранились до настоящего времени, датируются IX веком. Они предназначены как для гребли, так и для хода под парусом [Симпсон Ж. С. 85, 87]. Но в XI веке у викингов были и чистые парусники (наряду с весельно-парусными кораблями) [Симпсон Ж. С. 96].

«Благодаря мастерству своих моряков и искусству кораблестроителей викинги были повелителями морей, и их смелые указания мореплавателям продолжают уверенно звучать сквозь века: «От Хернара в Норвегии плыви прямо на запад, в Гренландию…» [Симпсон Ж. С. 106].

Культура дальних морских плаваний викингов была элементом достаточно особенной этно-религиозной культуры.

Воспоминание о дальних океанских плаваниях викингов отчетливо показывает еще одну культурную заслугу Генриха Мореплавателя – заслугу, может быть, превосходящую «техническую» замену галер на каравеллы.

Во-вторых, Генрих Мореплаватель сделал корабль территорией общеевропейской культуры, небольшой территорией большой (христианской в то время) Европы.

Тезисы об «общеевропейской культуре», о «европейском сообществе» применительно к рубежу 1400-х – 1500-х годов могут кому-то показаться гипотетическими. Однако состав дальних морских экспедиций, в том числе экспедиции Магеллана, позволяет использовать такие термины. Значительная часть личного состава первой кругосветной экспедиции – испанцы. Руководитель – Фернан Магеллан – португалец. Антонио Пигафетта, составивший дневник экспедиции, – итальянец.

С Магелланом в экспедицию отправилось «много иностранцев: по меньшей мере тридцать семь португальцев, семнадцать итальянцев, пять фламандцев (главным образом бомбардиров), несколько немцев, англичане, негры, арабы, баски, греки, жители Азорских островов и Мадейры» [Кунин К. И.].

Так или иначе, участники экспедиции понимали друг друга, сотрудничали, совместно преодолевали значительные трудности.

«Благодаря скрещению династических линий Карл получил в наследство огромные территории в Западной, Южной и Центральной Европе, доныне никогда не объединявшиеся… (…) Де-факто Карл был первым правителем единой Испании в 1516—1556 годах… Сам Карл официально был королём Арагона (как Карл I, исп. Carlos I, 1516—1556), а в Кастилии был регентом своей матери…» [«Карл V (император Священной Римской империи)»].

Возможно, существуют основания для вывода об общеевропейском составе первой кругосветной экспедиции.

Корабль на рубеже 1400-х – 1500-х годов стал местом веры, дисциплины, накопления знаний.

Корабль уходил в дальнее плавание с определенными целями, капитан получал достаточно подробные инструкции. В плавании действовали определенные правила, поддерживающие дисциплину, сплачивающие экипаж, направляющие его к достижению поставленных целей. Не имевший связи с родиной корабль, тем не менее, в целом придерживался норм и правил, выработанных (обще) европейской практикой; возвратившись из плавания, экипаж экспедиции обогащал полученными знаниями европейское общество в целом. Отметим, что к моменту начала первой кругосветной экспедиции уже существовали те старейшие университеты, в которых прослушал циклы лекций в XIX веке Генрих Шлиман: Парижский университет, основанный в 1215 году, и Неаполитанский (Неапольский) университет, основанный в 1224 году. Ориентировочно 1440 годом датируется начало европейского книгопечатания (Иоганн Гутенберг).

Обсерватория и мореходная школа Генриха Мореплавателя привели в действие колоссальные, глобальные процессы.

3.3.Фернан Магеллан (талант, интуиция, решительность, дисциплина)

Хотя Генрих Мореплаватель и Фернан Магеллан и не могли быть лично знакомы, но мы вправе сделать вывод, что Магеллан был представителем культурных традиций дальних морских плаваний, инициированных Генрихом Мореплавателем.

«20 сентября 1519 года эскадра Магеллана вышла в открытое море» [Кунин К. И.].

В ходе первого кругосветного плавания Магеллана-дель Кано (1519—1522) можно выделить несколько кульминационных моментов.

Один из них – мятеж, произошедший в первых числах апреля 1520 года, еще до прохождения пролива, названного позднее именем Магеллана.

Не всем участникам испанской экспедиции нравилось, что ее возглавляет португалец. Но если бы плавание – на «начальном» этапе сопровождалось очевидными успехами и ощущением безопасности, то вряд ли национальная принадлежность руководителя имела бы существенное значение. Но успех был еще далек, а ощущение опасности витало в воздухе. В какой-то мере мятеж мотивировался противостоянием «чуждому» португальцу.

Слова, сказанные Магелланом за день до подавления мятежа: «Мое решение твердо: я лучше испытаю самые тяжкие лишения, чем с позором поверну обратно в Испанию» [Кунин К. И.].

Корабль экспедиции Магеллана – часть европейской цивилизации; на нем уже действуют более или менее стандартные европейские порядки. В составе экспедиции имеются должностные лица со специальными функциями. Один из таких представителей королевской власти – испанец – отвечает за соблюдение правопорядка. Его должности, видимо, не может быть подобрана однозначная аналогия из современных примеров. В одних книгах его называют судьей, главным судьей, в других – полицейским офицером. Существует и такая версия перевода понятия «альгвасил» в современные реалии: судебный пристав. Стефан Цвейг использует оригинальное наименование должности: он называет Гонсало-Гомеса де Эспиносу «альгвасилом флота» [Цвейг С.]. Судя по литературе, Гонсало-Гомес де Эспиноса выступил в качестве судьи над участниками мятежа.

Возможно, приблизительно правильным будет обобщенное понимание: «ответственный за правопорядок с судебными и административными функциями». (Параллельно еще раз отметим, что Гонсало-Гомес де Эспиноса – заведомо не мореход; он – деятель сферы управления).

Фернан Магеллан направляет альгвасила Гонсало-Гомеса де Эспиносу к одному из руководителей мятежа с приказанием потребовать подчинения и прекращения мятежа, а при сопротивлении – применить силу.

Встретив сопротивление, альгвасил закалывает кинжалом одного из руководителей мятежа. (Ранее бунтовщики убили одного из сторонников Магеллана). Поступок альгвасила производит авторитетное впечатление на состав экспедиции. Альгвасил – испанец, он – представитель королевской власти. К этому поступку альгвасила добавляются умелые действия Магеллана. И мятеж заканчивается провалом. Экспедиция продолжается.

Мятежники были испанцами знатного происхождения, должностными лицами, назначенными королевской властью. Один из организаторов мятежа, вроде бы, состоял в родственных отношениях с испанским монархом… Кто-то в поведении альгвасила де Эспиносы может увидеть своего рода моральный подвиг. Какие «блага» могла принести лояльность не совсем понятному Фернану Магеллану? Неужели не было никаких предчувствий, предположений? Не проще было бы «морально прогнуться»? Интерпретировать поведение Магеллана с негативных позиций? Вернуться в безопасную Испанию? Присоединиться к позиции влиятельных противников Магеллана? Какие были мотивы продолжать плавание в казавшуюся гибельной неизвестность? Долг? «Просто» «долг»!? А жизнь, а безопасность, а благополучие, а семейная жизнь? А понятная солидарность со знатными испанцами? Не забудем и заповеди…

Сразу после подавления мятежа альгвасил де Эспиноса провел на южноамериканском берегу судебный процесс. В числе подсудимых (и осужденных) был дель Кано, один из участников мятежа… Подавляющее число осужденных было помиловано Магелланом.

3.4. Гонсало-Гомес де Эспиноса («просто» … «долг»)

Судьба Гонсало-Гомеса де Эспиносы весьма любопытна. После гибели Магеллана на Филлипинских островах в апреле 1521 года он (де Эспиноса) избегает гибели (часть личного состава экспедиции была убита жителями одного из далеких заморских островов, но де Эспиноса по какому-то внутреннему импульсу успел до этих трагических событий вернуться с берега на корабль). (Погибли, в частности, Дуарте Барбоза, заменивший Магеллана на посту руководителя экспедиции, капитан «Консепсьона» Жуан Серран, главный кормчий, картограф и астролог Сан-Мартин).

Альгвасил Де Эспиноса становится одним из соруководителей экспедиции. Стефан Цвейг говорит о «триумвирате в составе капитана „Тринидад“ Гомеса де Эспиносы, капитана „Виктории“ Себастьяна дель Кано и облеченного званием командира армады кормчего Понсеро» [Цвейг С.].

За исключением этого случая сколько-нибудь значимые упоминания о кормчем Понсеро не встречаются. Реальными соруководителями экспедиции стали Хуан Себастьян дель Кано и Гонсало-Гомес де Эспиноса.

Неплохая основа для эмоциональной драмы какого-либо великого драматурга. Можно ожидать увидеть пылкое противостояние пылких мужчин. Но наблюдается не драматический спектакль, а настойчивое стремление успешно завершить экспедицию.

Корабль «Виктория» под командованием дель Кано отправляется через Индийский и Атлантический океаны в Испанию.

«Глубоко волнующее прощание на краю света: сорока семи морякам – офицерам и матросам „Виктории“ – предстоит отправиться на родину, а пятидесяти одному – остаться с „Тринидад“ на Тидоре. До самого отплытия остающиеся пребывают на борту с товарищами, чтобы еще раз обнять их, передать им письма, приветы; два с половиной года совместных тягот давно уже спаяли разноязычную и разноплеменную команду бывшей армады в единое целое. Никакие раздоры, никакие распри уже не в силах разъединить их» [Цвейг С.].

«Тринидад», руководимый де Эспиносой, плыть не может. Корабль ремонтируется. «…„Тринидад“ после починки попытается пересечь Тихий океан в обратном направлении, с целью у Панамы достичь заокеанских владений Испании…» [Цвейг С.].

По всей видимости, после понесенных экспедицией потерь в экипаже «Тринидада» не было достаточно умелых, знающих навигаторов, мореходов. Корабль длительное время блуждает в океане, ветшает, утрачивает мореходные качества.

Сохранялись и дисциплина, и настойчивость в достижении цели, стремление возвратиться в Испанию.

Но, как можно сделать вывод, выпал элемент «интеллектуальности», не было квалифицированных навигатора, штурмана, капитана, затруднены были правильное определение местоположения корабля, поддержание правильного курса. Корабль был обречен на скитания, блуждания.

Гипотетическая траектория блужданий, излагаемая на иллюстративных картах, позволяет предположить, что протяженность этих скитаний в какой-то мере сопоставима с протяженностью гипотетического пути (не ставшего реальностью) «Тринидада» через Тихий океан до испанских владений в Панаме.

За то время, которое обстоятельства отвели «Тринидаду» для блужданий по океанским просторам, «Виктория» добралась до Испании.

Отметим также и то, что, несмотря на постепенную утрату мореходных качеств и отсутствие на его борту специалистов морского дела достаточного уровня квалификации, «Тринидад» не затонул, не стал местом внутренних конфликтов или мятежа.

Как происходило плавание «Тринидада»? Документы, находившиеся на корабле, оказались в руках португальцев. Некоторые из них (например, документ, написанный рукой Магеллана) стали достоянием историков. Но вообще-то само плавание, воспринимаемое как неуспешное, не вызывает особого внимания. Например, Стефан Цвейг, упоминая о самостоятельном плавании «Тринидада», предельно лаконичен.

Но все же определенного интереса это плавание заслуживает. По океану через штормы движется корабль, руководимый сухопутным, по существу, человеком. На корабле отсутствуют опытные мореходы…

Как-то косвенно представить атмосферу на «Тринидаде» может цитата, относящаяся к совершенно к другому плаванию, состоявшемуся почти через два века. Но ассоциативно она может осветить какие-то нюансы плавания «Тринидада». «12 января 1710 г. все четыре корабля – „Дюк“, „Датчис“, „Маркиз“ и „Бетчелор“ – покинули берега Калифорнии и начали плавание через Тихий океан, наметив стоянку на острове Гуам. Дампир был единственным из команды, кто имел опыт такого плавания. Поэтому его советы оказались весьма ценными. С его помощью рассчитали количество продовольствия и питьевой воды, необходимых для этого перехода. По его расчетам, корабли должны были достичь Гуама за 60—70 дней. В действительности англичане пришли к острову за 69 дней, преодолевая за сутки минимально 41, максимально 168 миль. Плавание проходило спокойно, без каких-либо инцидентов на кораблях. Роджерс умел держать людей в крепкой узде, но в то же время понимал, что надо давать им некоторую разрядку в трудном монотонном плавании. Воспользовавшись днем Св. Валентина, он распорядился раздать вино, чтобы люди пили, провозглашая по старым морским традициям тосты за здоровье возлюбленных и жен. „Я составил список прекрасных дам Бристоля, – писал Роджерс, – которые в той или иной степени имели отношение к членам экипажей наших кораблей, и послал его моим офицерам в каюты, где каждый, читая его, пил за здоровье дам и их благополучие. Таким образом, я обращал их мысли к дому“» [Малаховский К. В.].

Когда испанский «Тринадада» почти утратил мореходные качества, и стала ясна безнадежность ситуации, командир корабля Гонсало-Гомес де Эспиноса обратился за помощью к португальцам. В тот период между Испанией и Португалией было состояние мира.

Де Эпиноса голодает, бедствует, возможно, просит милостыню, привлекается к принудительным работам, проводит достаточно времени под арестом, в заключении. Из более чем пятидесяти человек, оставшихся под командованием де Эспиносы на корабле «Тринидад», почти все умирают.

«Несчастных бросили в лиссабонскую тюрьму, и они просидели там семь месяцев. За это время умер еще один моряк – немец мастер Ганс. Лишь три моряка злосчастного корабля «Тринидад» добрались в начале 1527 года на родину.

(…)

Лишь после долгих хлопот и просьб моряки с «Тринидада» получили все, что им причиталось. Де Эспиноса получил потом почетную и ответственную должность королевского инспектора кораблей, отправлявшихся в Индию. Еще в 1550 году шестидесятилетний де Эспиноса работал в Севильском порту и проверял готовность к плаванию каждого корабля, отплывавшего за море» [Кунин К. И.].

Пример «Тринидада» подтверждает важность всех тех элементов культуры дальних океанских плаваний, которые стали общепринятыми после цивилизационных усилий Генриха Мореплавателя: планомерности, рациональности, дисциплины, интеллектуальности (активное использование знаний и умений) и других.

Гонсало-Гомес де Эспиноса де Эспиноса, участник и (некоторое время) соруководитель экспедиции Магеллана – один из тех, кто также обошел вокруг света. Правда, определенный отрезок его путешествия оказался весьма трагичным. Этот этап путешествия он осуществил на положении пленника, и на судах, принадлежащих португальцам, португальской короне. Но, может быть, это потребовало мужества и непоколебимости особого типа.

О жизни де Эспиносы за пределами периода 1519—1527 годов известно не так уж и много.

Есть основания полагать, что не известны ни точная дата рождения, ни точная дата смерти Гонсало-Гомеса де Эспиносы. (Во всяком случае, автором данного очерка не встречены в информационных источниках указания на конкретные архивные документы).

По версии К. И. Кунина де Эспиносе в 1550 году шестьдесят лет [Кунин К. И.]. Из этого следует один из предположительных вариантов датировки рождения и смерти де Эспиносы: ок. 1490 – после 1550.

Один из Викиресурсов содержит испаноязычную статью «Gonzalo Gomez de Espinosa». В статье имеется указание на ресурс: Wikidata, и ссылка на источник, откуда почерпнута информация для статьи: сайт mcnbiografias. И статья на викиресурсе, и оригинальная статья на биографическом сайте mcnbiografias не имеют указания авторства.

В статье «Gonzalo Gomez de Espinosa» предположительно указаны его (де Эспиносы) годы жизни: 1479—1530 [«Gonzalo Gomez de Espinosa»].

Бесспорные, со ссылкой на архивные документы, данные о годе смерти де Эспиносы пока, вроде бы, не опубликованы.

Уровень трагизма личной истории де Эспиносы затуманен исторической дистанцией, а слава осталась!

Да и награда оказалась не так уж и мала.

Во-первых, если основываться на версии К. И. Кунина, и учесть, что Магеллан погиб в 1521 году, а дель Кано – в 1526 году, то – при всех злоключениях и бедствиях – де Эспиноса пережил и Магеллана, и дель Кано более чем на 20 лет!

Во-вторых, констатируется, что в 1528 испанский монарх дал Гонсало-Гомесу де Эспиносе герб и пенсию в 300 дукатов [«Gonzalo Gomez de Espinosa»].

В третьих, по версии К. И. Кунина де Эспиноса получил почетную и ответственную должность королевского инспектора кораблей, отправлявшихся в Индию [Кунин К. И.].

Изложим несколько дополнительных соображений о мотивации Гонсало-Гомеса де Эспиносы, соруководителя экспедиции (после гибели Магеллана), ставшего командиром корабля «Тринидад».

Иллюстрацией тому, насколько сложным является формирование профессионального капитана и командира, может служить замечание К. В. Малаховского об английском пирате, капитане, мореходе, исследователе и известном писателе У. Дампире, трижды совершившем кругосветное путешествие: «Видимо, у этого опытного навигатора, вдумчивого наблюдателя, интересного исследователя не было настоящих командирских данных, недоставало и личной храбрости» [Малаховский К. В.].

Даже у человека колоссального опыта разные качества могут быть развиты в различной степени. Де Эспиноса по «основной» специальности не был ни мореходом, ни капитаном, его специальность была административной. (Безвыходные) обстоятельства заставили стать его во главе корабля.

Если де Эспиноса был в современных понятиях работником сферы управления, то дель Кано являлся профессиональным и опытным мореходом.

К. И. Кунин называют дель Кано «штурманом» [Кунин К. И.]. «Это был еще молодой человек – в 1519 году ему было тридцать два года, но он уже отличился в сражениях в Африке и в итальянских походах» [Кунин К. И.].