Текст книги "1519—2019. 500 лет. Из прошлого в будущее. 16 очерков о выдающихся мореплавателях, писателях, ученых и изобретателях. Сборник."

«Выбор Начальника другого корабля предоставлен был моей воле. Я избрал Капитан-Лейтенанта Лисянского, отличного морского Офицера, служившего со мною вместе во время последней войны в Аглинском флоте, и уже бывшего в Америке и Ост-Индии; почему я и имел случай узнать его. Путешествие наше долженствовало быть продолжительно, и для благополучного окончания оного требовалось общей ревности, всегдашнего единодушие, честных и беспристрастных поступков. Противное сему могло бы подвергнуть нас многим весьма неприятным, а может быть и бедственным приключениям, тем более, что вся Экспедиция хотя и состояла из людей военных, однако была не совсем военною, но частию и коммерческою. Таковые причины налагали на меня обязанность избрать Начальником другого корабля человека беспристрастного, послушного, усердного к общей пользе. Таковым признал я Капитан-Лейтенанта Лисянского, имевшего как о морях, по коим нам плыть надлежало, так и о морской Астрономии в нынешнем усовершенствованном её состоянии достаточные познания» [Крузенштерн И. Ф.].

«Начальство над этой экспедицией и над первым из упомянутых кораблей было поручено флота капитан-лейтенанту Крузенштерну, а мне предоставлено командование вторым. Долговременное моё знакомство с этим человеком отличных дарований, прежнее путешествие наше в Америку и Восточную Индию, а больше всего желание быть полезным отечеству в столь важном случае, были причиной того, что я, невзирая на старшинство своей службы, с великой охотой согласился совершить столь отдалённое путешествие под его начальством, с тем, однако, чтобы мне самому было позволено избрать для корабля, вверенного моему управлению, офицеров и команду по собственному моему усмотрению» [Лисянский Ю. Ф.].

Разные периоды большого дела обладают разной «весомостью».

Приведу для иллюстрации этого утверждения строки из книги Г. Ф. Байдукова «Чкалов»:

«…я много раз перебирал сотни хорошо и мало знакомых пилотов, но все чаще останавливался на Чкалове.

– Но почему я? Ведь я типичный истребитель… – не вытерпел Валерий.

– Мой дорогой товарищ! Незваным гостем я завалился к тебе потому, что нам нужен самый умелый, самый храбрый и самый авторитетный в стране летчик.

– Ах, Ягор! Любишь ты подковыривать товарищей. Ну что ты меня, «штрафника», делаешь богом? Ни слепых полетов, ни астро– и радионавигации, ни радиотелеграфии я не знаю…

– Добьешься разрешения на полет, поднимешь сверхперегруженный «АНТ-25» с бетонной полосы – и, считай, пятьдесят процентов важного, государственного дела ты выполнил… А полеты в облачности – это мое дело, все остальное мы с Сашей обеспечим, не беспокойся…

– Ну если так, в компанию вступить не отказываюсь» [Байдуков Г. Ф.].

В период подготовки экспедиции Ю. Ф. Лисянский выступал как эксперт, финансист, корабел, снабженец, специалист по кадровым вопросам.

Во-первых, он должен был выбрать для приобретения корабли, пригодные по качествам мореходности для кругосветного плавания.

Во-вторых, он должен был принять решения по финансовым вопросам: соотношение цены и качества, согласовать финансовые условия сделки.

В третьих, на нем лежала функция ремонта кораблей перед долгой экспедицией.

В-четвертых, он должен был закупить все необходимые принадлежности, приборы.

«После долгих поисков наконец нашли подходящие суда: 16-пушечный „Леандр“ в 450 тонн и 14-пушечную „Темзу“ в 370 тонн водоизмещением. По документам суда были построены три года тому назад, но требовали ремонта. Пока суда ремонтировали под присмотром Разумовского, Лисянский отбирал и закупал хронометры, секстаны, барометры и другие инструменты» [Фирсов И. И.].

В-пятых, он занимался подбором офицеров и матросов (преимущественно для комплектования экипажа корабля «Нева». Кадры для «Надежды» подбирал И. Ф. Крузенштерн).

Насколько можно понять, женившийся незадолго до начала экспедиции И. Ф. Крузенштерн ожидал прибавления семейства и был в период подготовки экспедиции занят преимущественно семейными делами.

«Лисянский одновременно подбирает матросов и унтер-офицеров для вояжа. Крузенштерн далеко, и Лисянский держит его в курсе своих дел» [Фирсов И. И.].

Справедливости ради отметим, что весь набор этих функций, возложенных на одного человека (эксперт, финансист, корабел, снабженец, специалист по кадровым вопросам), свидетельствует как о высочайшей квалификации такого человека, так и о том, что Ю. Ф. Лисянский стал по набору фактически возложенных функций соруководителем экспедиции.

Выбор и закупка кораблей, их ремонт, приобретение инструментов, доставка приобретенных кораблей в Кронштадт – все эти задачи Ю. Ф. Лисянский решил практически самостоятельно, почти без участия И. Ф. Крузенштерна.

Важнейшие вопросы решил Ю. Ф. Лисянский до начала плавания. Он не только показал себя в качестве квалифицированного корабела, но и в качестве эффективного организатора (руководителя) экспедиции! Можно предположить, что не каждый капитан (командир корабля) обладал такими качествами.

Отметим и то, что ему были вверены большие деньги. Из литературных источников не ощущается, что относительно способности Ю. Ф. Лисянского распорядиться деньгами у кого-то из имперского руководства были какие-то сомнения. Словно Ю. Ф. Лисянский покупал уже пятый корабль, и все покупки были успешными; на самом деле, как можно понять, соответствующего опыта у него не было. Да и у кого такой опыт имелся?

У берегов Южной Америки обнаружилось подгнивание двух мачт на «Неве». Мачты были заменены. История свидетельствует, что без ремонта не обходилась ни одно кругосветное плавание. (Более того, Дж. Слокам, первый одиночный кругосветный мореплаватель совмещал ремонт с модернизацией своей яхты).

Что касается возможной недобросовестности продавцов (или простоватости покупателей), то, как видно из описания ситуации, недостаток в мачтах выявился после того, как в Бразилии «сняли фор-стеньгу и эзельгофт». Насколько был обычен демонтаж корабля при его покупке (в Англии)? За чей счет и чьими силами проводился бы такой демонтаж в Англии? И до какой «глубины» следовало бы такой демонтаж осуществлять? Да и вообще, может быть, было лучше строить новые корабли? Только сколько бы стоила такая постройка? И какого времени она потребовала? И не состоялось ли плавание еще лет через 50? Из описания экспедиции видно, что за период стоянки и ремонта личный состав экспедиции, радушно встреченный португальскими властями, сумел отдохнуть, набраться сил. («Экспедиции был оказан радушный прием. … Подполковник португальской службы дон Иозеф-де-Курада, потомок славного мореплавателя Васко-де-Гама, был чрезвычайно гостеприимен» [Нозиков Н. Н.]).

Каким же образом Ю. Ф. Лисянский приобрел опыт, позволивший ему выполнить подготовку экспедиции: закупить и отремонтировать корабли?

«Наступила весна, и Лисянский отправился на север. Он побывал в Нью-Йорке, Нью-Порте. Его интересовали верфи, доки, постановка кораблестроительного дела» [Фирсов И. И.].

Аналогичным образом он вел себя и в других странах. Пример: «По совету посольских чиновников Лисянский и Баскаков сначала наведались в Гринвич, но потом перебрались в лондонский пригород Комбервелл. (…) Первую поездку совершили в Вулвич, осмотрели досконально знаменитые верфи, мастерские, хранилища» [Фирсов И. И.].

Отметим, что на первой кругосветной экспедиции 1803—1806 годов процесс организации дальних морских плаваний не остановился; последовали новые, И. Ф. Крузенштерн принимал в инициировании и подготовке ряда таких экспедиций активнейшее участие.

Можно предположить, что на момент начала подготовки экспедиции Ю. Ф. Лисянский был самым подготовленным для кругосветных путешествий из числа российских подданных: как корабел, как организатор экспедиции, как боевой моряк, как навигатор, как человек, имевший знания, относящиеся к кругосветным плаваниям, как человек, владеющий английским языком и умеющий сориентироваться не только в британском обществе, но и в локальной среде русского посольства в Лондоне.

Отметим, что как навигатор и как командир корабля И. Ф. Крузенштерн имел также отличный опыт. Сравнивать боевую подготовку Крузенштерна и Лисянского затруднительно; во всяком случае, в русской Америке именно Ю. Ф. Лисянскому, но не И. Ф. Крузенштерну, пришлось применить боевые навыки.

Можно обоснованно предположить, что на момент начала подготовки (начала именно подготовки экспедиции, а не начала самого плавания) только Ю. Ф. Лисянский был способен решить поставленные и возникающие задачи.

Несколько суждений выскажем и относительно периода непосредственных плаваний.

В чем заключались функции И. Ф. Крузенштерна как руководителя экспедиции – отчетливо из информационных источников не ясно. Совместное плавание парусных кораблей не всегда было удобным: оно требовало значительного времени для координации.

И «Виктория» под руководством Хуана Себастьяна дель Кано, и «Золотая лань» Фрэнсиса Дрейка финишировали в одиночестве.

Формат отчасти совместного плавания, безусловно, оказывал некоторое психологически стабилизирующее влияние на капитанов Крузенштерна и Лисянского.

Автор не имеет возможности ознакомиться с текстом инструкции, определявшей полномочия И. Ф. Крузенштерна, но из информационных источников следует, что по факту он выполнял фрагментарные координирующие функции.

Самое интересное заключается в том, что с формальной стороны, И. Ф. Крузенштерн – вроде бы – не являлся руководителем экспедиции.

«10 июля 1803 года Н. П. Резанов был назначен российским послом в Японию. Ему были даны инструкции, утвержденные самим Александром I. (…) Вообще с тех пор, как выяснилось, что Резанов будет лично участвовать в экспедиции, оба моряка оказались как бы в тени» [Штейнберг Е. Л.].

«Первая стычка произошла в Копенгагене, где Резанов отказался взять в свою свиту Лангсдорфа. Но упрямый Крузенштерн категорически настаивал, и, не желая обострять отношения, посланник уступил» [Фирсов И. И.].

«…Спустя несколько недель после отплытия из Кронштадта Резанов заявил права на руководство Первой русской кругосветной экспедицией. При этом он предъявил Крузенштерну инструкцию, утвержденную Александром I. В ней говорилось следующее: «Сии оба судна с офицерами и служителями, в службе компании находящимися, поручаются начальству Вашему». Однако эта инструкция была скрыта от Крузенштерна. Впервые он увидел ее на Тенерифе, когда корабли находились далеко от берегов России.

В свою очередь у Крузенштерна была инструкция Российско-Американской компании, которая возлагала на него руководство экспедицией и общее командование кораблями. Заявление Резанова, объявившего на Тенерифе, что он «начальник обоих судов», глубоко возмутило Крузенштерна, и он отказался подчиниться посланнику. Однако на острове Св. Екатерины Резанов снова заговорил о своих правах на руководство экспедицией. Крузенштерн поставил об этих претензиях в известность Румянцева и Чичагова и обратился с пространным письмом к Александру I, в котором сообщал, что «будет противоборствовать» всем попыткам Резанова вмешиваться в его руководство плаванием и. никогда не согласится признать правомерность инструкции посланника. Напряженная обстановка, создававшаяся из-за претензий Резанова, продолжал он, «истощает силы человеческие». В Петропавловске-на-Камчатке Крузенштерн собирался сдать командование судами другим офицерам. Это был ультиматум» [Пасецкий В. М.].

«Крузенштерн лукавил. Он прекрасно знал о решении Александра I. Еще в Кронштадте ему сообщил Резанов о высочайшей воле. Правление компании в инструкции ему, Крузенштерну, писало о Резанове, что „уполномачивая его полным хозяйским лицом не только во время вояжа, но и в Америке“, обязывало Крузенштерна: „Вы не оставите руководствоваться его советами во всем“» [Фирсов И. И.].

Итак, мы можем констатировать, что в экспедиции объективно были созданы три центра власти (троецентрие).

Само многоцентрие, но в формате не троецентрия, а двоецентрия, вовсе не является чем-то уникальным. В глубине истории мы наблюдаем, например, двух римских консулов. В эпоху Александра I, после начала Отечественной войны 1812 года, мы видим относительно равноправных Багратиона и Барклая-де-Толли. Наверное, можно вспомнить и комиссаров, которые в некоторые периоды могли отменять приказы командиров.

С. П. Мельгунов назвал свою книгу «Александр I. Сфинкс на престоле».

В троецентрии мы можем увидеть загадочную улыбку Сфинкса.

Была ли рациональная мотивировка троецентрия?

Наверное, можно говорить о следующих рациональных обоснованиях трехцентричного управления:

(1) Приоритет посольства (государственной задачи).

Примечание: после «войны нервов» и самоизоляции Н. П. Резанова у себя в каюте управление экспедицией становится двуцентричным де-факто.

Двуцентричным де-юре управление экспедицией становится с момента завершения попыток размещения посольства в Японии, оставления Резановым «Надежды» (1805) и направления Н. П. Резанова в Россию через Сибирь (в пути Н. П. Резанов умер от болезни в 1807 году).

Полицентричность (двуцентричность) «обнуляется» после выхода из Кантона и прохождения кораблями мыса Доброй Надежды. Корабли потеряли друг друга из вида, и далее двигались независимо друг от друга по различным траекториям.

(2) Полицентричность способствовала взаимодополнению. В определенные периоды плавания (особенно в начальный период) оба капитана действовали совместно, что позволяло начинающим капитанам (относительно начинающим) опираться на сотрудничество и взаимопомощь, накапливая опыт. В иностранных портах два корабля выглядели солиднее, чем один.

(3) Полицентричность обеспечивала взаимный контроль.

(4) Полицентричность формировала атмосферу соревновательности. Хотя стремление Ю. Ф. Лисянского к самостоятельному плаванию вскоре после прохождения мыса Доброй Надежды и может вызывать некоторые вопросы, оно, это стремление, было запрограммировано самой полицентричностью управления экспедицией.

«Напряженная обстановка, создававшаяся из-за претензий Резанова, … «истощает силы человеческие». В Петропавловске-на-Камчатке Крузенштерн собирался сдать командование судами другим офицерам. Это был ультиматум.

В письме к морскому министру П. В. Чичагову Лисянский писал: «Предпринявши вояж вокруг света под командою моего друга, … я токмо ожидал минуты сего важного предмета, но в островах Маркизских все превратилось в мечту. Там г. Резанов объявил нам публично, что он есть наш начальник. Рисковавши ежеминутно жизнью для славы нашего государя и Отечества, возможно ли нам было ожидать командующего столь важной экспедиции, который перед сим не видел почти моря?» Командир «Невы» обратился в Главное правление Российско-Американской компании и к министру коммерции Румянцеву с просьбой уволить его от командования судном «или исключить из повеления того, от которого, кроме несчастного конца всех наших трудов ничего ожидать невозможно». Однако прошения Крузенштерна и Лисянского об отставке не были приняты во внимание. Румянцев, у которого сходились документы враждующих сторон, не только не сделал ни посланнику, ни офицерам ни одного упрека, но даже позаботился о том, чтобы они получили награды. По сравнению с успехом плавания кораблей из Кронштадта к Камчатке и северо-западным берегам Америки эта ссора представлялась не столь уже значительным событием. Румянцев не считал Крузенштерна виновником недоразумения. Более того, Румянцев сделал Крузенштерна своим научным советником по вопросам морских и полярных исследований и сохранил дружеские отношения с ним до последних дней своей жизни» [Пасецкий В. М.].

Сложно сказать, в чем именно стеснил Н. П. Резанов И. Ф. Крузенштерна (но все же указания человека, не имевшего морского опыта и морской интуиции, не могли не быть стеснительными).

Естественно, указания человека, не имевшего морского опыта, не понимавшего важности специальных знаний и мореходной интуиции, не могли не быть опасными. В этом смысле И. Ф. Крузенштерн боролся за свободу действий командира, за безопасное и успешное плавание.

Но к этим общепонятным соображениям можно добавить еще такие размышления.

Что было бы, если бы экспедиция возвратилась в составе двух судов и с Н. П. Резановым на борту одного из них?

Какое бы наименование она получила? Кругосветная экспедиция Резанова? Резанова-Крузенштерна? Резанова-Крузенштерна-Лисянского?

Гиперболизируя и фантазируя, можно сказать, что на кону стояло место в истории.

Итак, игра шла за немаловажные вещи:

(1) За безопасность плавания,

(2) За успешность плавания (не посольской миссии и не компанейской – хозяйственной – миссии), а именно за успех кругосветного плавания и научно-познавательной миссии.

(3) За место в истории.

Сфинкс таинственно усмехнулся: «Играйте! Ваши фигуры – это ваши успехи. Побеждайте!»

Энергия соревновательности и создание успеха

Разумеется, полицентричность создает специфическую психологическую ситуацию.

Пересказывать в данном очерке всю информацию, которая излагается в источниках относительно взаимоотношений И. Ф. Крузенштерна и Н. П. Резанова, не целесообразно.

Отметим лишь кульминационные моменты.

Любопытно, что одной из кульминаций конфликт достиг после выхода в Тихий океан, прохождения значительной дистанции в Тихом океане, но до прибытия на Камчатку (и в Японию), и до начала раздельных плаваний «Надежды» (к Японии и Камчатке) и «Невы» (к Аляске).

К этому моменту («Надежда» и «Нева» были в районе Гавайских островов) стали ясны (1) квалификация капитанов, (2) реальные перспективы успеха кругосветного плавания.

Что касается посла Н. П. Резанова, то он был еще «вещью в себе», ни на какие достижения или успехи он еще сослаться не мог.

И. Ф. Крузенштерн использовал высказанное Н. П. Резановым по отношению к нему (Крузенштерну) слово «ребячитесь» для организации коллективного разбирательства (с участием Лисянского и представителей офицерского состава «Надежды» и «Невы»).

« – Хозяйственные дела напрочь не ваша компетенция, приказчики променивают компанейские предметы. – Резанов слегка усмехнулся. – Думается, это для вас не солидно и полно вам ребячиться.

Крузенштерн оторопело уставился на Резанова, лицо его стало пунцовым, и он вскрикнул:

– Как вы смеете мне говорить, что я ребячусь?!» [Фирсов И. И.].

Из источников следует, что Ю. Ф. Лисянский поддержал И. Ф. Крузенштерна.

И. Ф. Крузенштерн обостряет ситуацию до предела в момент коллективного разбирательства слова «ребячитесь». В конфликт вовлекается Ю. Ф. Лисянский. Резанов предъявляет документ, подписанный лично императором Александром I. Ю. Ф. Лисянский в запале произносит неуместные слова: что император это не писал, а только подписал.

«– Это кто писал? – спросил Лисянский, глядя на Резанова в упор.

(…)

– Да писал-то кто? – повторил Лисянский.

(…)

– Вот то-то и есть! – сказал Лисянский иронически. – Мы хотим знать, кто писал, а подписать… он все подпишет. Нам это известно…» [Штейнберг Е. Л.].

Вроде бы, Н. П. Резанов – получив такую возможность – официально известил Петербург о словах Ю. Ф. Лисянского.

Формально Н. П. Резанов прав, заявляя о своих полномочиях, эту правоту признают все. Но существует психологическая инерция: офицеры имеют опыт морской службы, а на корабле принято единоначалие, руководит кораблем капитан единолично.

Н. П. Резанов или не имеет права сместить капитана (такая перспектива возникает лишь после прибытия «Надежды» на Камчатку), или не имеет на это решимости, или просто не умеет этого сделать (он человек не флотский). Офицерский состав подобран лично Крузенштерном, некоторые члены экипажа являются его (Крузенштерна) родственниками. Крузенштерн справедливо объявляет офицерскому составу, что он – командир корабля, и что он берет всю ответственность за конфликт с Н. П. Резановым на себя. Императорский документ о полномочиях Резанова оглашен, он (императорский документ) формально признан, но в положении Н. П. Резанова это мало что меняет, он продолжает плавание в изоляции.

Психологическое давление оказалось настолько сильным, что дальнейший путь (до Камчатки) Н. П. Резанов проделал, самоизолировавшись, в своей каюте.

«Объяснение состоялось, но облегчения оно не принесло. Резанов не выходил из своей каюты до самого Петропавловска» [Фирсов И. И.].

Тем не менее, после этого конфликта происходят не очень заметные, но крайне важные изменения в положении и в настроениях И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского.

Е. Л. Штейнберг художественно – но предельно реалистично – домысливает слова Крузенштерна и Лисянского:

«Все это я беру на себя, – сказал Крузенштерн… – …пройдя треть пути, должны мы его со славой закончить… что бы ни случилось и на какие бы жертвы не пришлось пойти!

Лисянский возвратился на «Неву» в мрачном настроении. (…)

– Да! Сказал вслух офицер. – Крузенштерн прав: путешествие нужно закончить со славой… чтобы ни случилось!» [Штейнберг Е. Л.].

Еще утром Ю. Ф. Лисянский был лицом, относительно не вовлеченным в конфликт Крузенштерна с Резановым. Но, высказав неосторожные слова об императоре в волнующей атмосфере коллективного разбирательства, организованного И. Ф. Крузенштерном, он (Лисянский) должен напрячь все силы для своего рода реабилитации, «на какие бы жертвы не пришлось пойти», «что бы ни случилось». Запущенный механизм троецентрия сработал: у Ю. Ф. Лисянского не оставалось иного выхода кроме очевидного, отчетливого и бесспорного успеха.

Еще впереди были и тонкий дипломатический ход И. Ф. Крузенштерна с первоначальным заходом на Камчатку, и относительная неудача посольства, и решение Н. П. Резанова сойти с корабля «Надежда», и несостоявшаяся встреча Резанова с «Невой» на Аляске, но уже в латентном виде появилось – еще не сформулированное решение Ю. Ф. Лисянского, в явной форме принятое позже, у мыса Доброй Надежды – самостоятельно, с максимально возможной скоростью прибыть в Кронштадт. САМОСТОЯТЕЛЬНО! ПЕРВЫМ!

Возникает вопрос, на который нет однозначного ответа: какой вариант в действительности был бы безопаснее? Вариант совместного или вариант раздельного плавания?

А разве прибытие одного – любого их двух – корабля не стало бы успехом в глазах императора Александра I? Даже при условии неприбытия второго? Мировой опыт позволял полагать: благополучное завершение морского похода даже одним из кораблей бесспорно оценивалось бы как успешное завершение экспедиции. Но успешно прибыли оба корабля!!! («должны мы его со славой закончить… что бы ни случилось и на какие бы жертвы не пришлось пойти!»). Все прошло успешно (из того что было в компетенции капитанов): и плавание, и военная помощь Российско-Американской компании, и торговля, и исследования! Россия стала в один ряд с ведущими мировыми морскими державами. («А не рано ли в Куки, молодой человек?» (Из слов посла Воронцова. Цит. по [Штейнберг Е. Л.]).

Но пока корабль Крузенштерна «Надежда» направляется к Японии.

Великолепный дипломатичный ход Крузенштерна: Иван Федорович меняет последовательность достижения целей. Сначала не доставка посольства в Японию. Сначала посещение Камчатки. Мотивировка трудно оспариваемая: грузы нужно срочно доставить на Камчатку. Во-первых, представители Компании ожидают грузы, во-вторых, условия плавания могут измениться. Н. П. Резанов вынужден согласиться.

Резанов морально дезорганизован, в Петропавловске «начинает выпускать пар», начинается официальное разбирательство. Крузенштерну грозит отстранение, но Крузенштерн делает новый мощный дипломатический шаг: извиняется.

Н. П. Резанов, может быть, и хотел бы его отстранить, но не позволяют сроки: ситуация затянется. Она и так затянута: непредвиденное время стояли, ремонтируясь, в Бразилии, непредвиденный переход в Петропавловск (вместо Японии).

Нужно спешить с посольством.

Капитаны уже показали свою квалификацию, и было ясно, что успех экспедиции реален.

Н. П. Резанов же похвалиться никакими достижениями на момент разбирательства конфликта на Камчатке не мог.

Если действительно еще в Бразилии Н. П. Резанов посылал доклады о «непослушании» капитанов в Петербург, то он мог бы ожидать какой-то реакции, прибыв на Камчатку. (Это суждение, конечно, предположительное. Автор не располагает информацией о скорости перемещения почтовых отправлений).

Но в любом случае, информационные источники не содержат сведений о получении Н. П. Резановым на Камчатке каких-либо отчетливых ответов из Петербурга на свои доклады относительно «непослушания» капитанов.

Угроза капитанов отставкой и неочевидная реакция имперского руководства на сообщения Н. П. Резанова были одним из латентно-кульминационных пунктов экспедиции.

Н. П. Резанов понял, что нужно «сдать назад».

Н. П. Резанов принимает извинения И. Ф. Крузенштерна. Посольство оканчивается относительной неудачей. Японский император подарки не принял, на установление дипломатических отношений не согласился. В общем, в этом не было какой-то особенной неудачи. Такова была в то время политика Японии. Насколько можно судить, Япония в то время «дистанцировалась» от всех европейских стран (если не считать Голландии).

Неудачу посольства – если бы таковая случилась сразу после конфликта с Крузенштерном – Резанов мог интерпретировать по-разному, в том числе переадресовав какую-то долю ответственности Крузенштерну. Но формальное примирение на Камчатке состоялась. У Рязанова не было оснований и повода в чем-то упрекать Крузенштерна.

Конечно, на успех посольства в России надеялись, но, с другой стороны, ни для кого не были секретами политика и позиция Японии. Скорее всего, император Александр I принимал в расчет возможность неуспеха как весьма реальную. И итоги посольской миссии его не расстроили.

Нетерпимая обстановка на корабле вокруг Н. П. Резанова, относительная неудача посольства. Н. П. Резанов оказывается в роли неудачливого посла. Объективно его упрекнуть не в чем. Н. П. Резанов съезжает с корабля (1805). Направляется на Аляску. Там – «Нева». Ю. Ф. Лисянский узнает о скором прибытии Н. П. Резанова. Но время не терпит. Лисянский спешит в Китай, в Кантон.

Н. П. Резанов остается на Аляске. Остается в положении человека с двойными проблемами (1) историей конфликта на корабле и (2) фактом относительной неудачи посольства.

Н. П. Резанов возвращается через Сибирь в Петербург.

Объективно он ни в чем не виноват. И формально его обвинить было не в чем. Человек с меньшим самолюбием, может быть, и легче переживал бы ситуацию.

Естественно, положение человека, не добившегося успеха, не прибавляет жизненных сил. В пути Н. П. Резанов умирает (1807).

Итак, Н. П. Резанов из экспедиции «выбыл».

Вернемся к И. Ф. Крузенштерну и Ю. Ф. Лисянскому.

Им предстоит встреча в Кантоне, а после решения торговых задач в Кантоне – совместное плавание в Санкт-Петербург (огибая мыс Доброй Надежды).

И в присутствии на «Надежде» Н. П. Резанова, и в его отсутствии психологический механизм троецентрия, приведенный в действие мудрым Сфинксом, продолжает успешно действовать в направлении создания успеха.

После вовлечения в конфликт с Н. П. Резановым и после неосторожных слов в адрес императора у Ю. Ф. Лисянского не остается другого выбора кроме явного и очевидного успеха.

По некоторым упоминаниям в книгах И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского можно сделать вывод, что «Нева» показывала большую быстроходность (по сравнению с «Надеждой»). (Квалифицированно ремонтировались? Сказались знания корабела?)

Ю. Ф. Лисянский пишет в своей книге:

«15 апреля. Ветер свежий, юго-восточный, погода пасмурная. Корабль «Надежда» скрылся от нас из виду. Ночью пушечными выстрелами и зажжёнными ракетами я давал ему знать о месте, где мы находились. Поутру я употребил всё своё старание его отыскать, но мои усилия остались тщетными. К полудню появился густой туман и принудил меня держать надлежащий курс, тем более что ветер дул благоприятный, которым обязательно следует пользоваться там, где несколько часов дают иногда величайшую разность в плавании. Итак, мы уже в третий раз разлучаемся внезапным образом.

(…)

24 апреля. Сегодня мы могли себя поздравить, что не только благополучно обошли южную оконечность Африки, но и получили юго-восточные пассатные ветры.

Освидетельствовав количество съестных припасов, я увидел, что, при хозяйственном употреблении, их было бы достаточно на три месяца. Полагая, что в течение этого времени мы можем достигнуть Европы, я решился оставить прежнее своё намерение итти к острову Св. Елены, а направил свой путь прямо в Англию, будучи уверен, что столь отважное предприятие доставит нам большую честь. Еще ни один, подобный нам мореплаватель не отваживался на такой далёкий путь, не заходя куда-либо для отдыха. К этому смелому подвигу меня побуждало также и само желание моих подчинённых, которые, будучи в совершенном здоровье, только о том и помышляли, чтобы отличиться чем-нибудь чрезвычайным. Я сожалел единственно об одном, что подобное путешествие должно нас разлучить с кораблём «Надежда» до самого нашего прибытия в Россию. Но что делать? Имея случай доказать свету, что мы заслуживаем в полной мере ту доверенность, какую оказало нам отечество, нельзя было не пожертвовать этим удовольствием» [Лисянский Ю. Ф.].

События описаны и И. Ф. Крузенштерном:

«Апрель. 15

(…) Ход корабля под зарифельными марселями был 9 1/2 узлов. Но не взирая на сей свежий благополучной ветр, разлучились мы с Невою.

(…)

Я… делал многократно сигналы пушечными выстрелами, а в продолжение ночи жгли мы фальшвеер через каждые два часа, но не получали на то никакого ответа, и мы отчаялись соединиться с Невою до прибытия нашего к острову Св. Елены, как месту назначенному для соединения.

(…)

Апреля 26 го увидели мы два корабля… Первой признали мы Невою, но как Надежда ходила хуже; то Нева скоро ушла опять из виду, и мы ее уже не видали до нашего прибытия в Кронштат. (…)

Четыредневное пребывание наше у острова Св. Елены… (…)

По получении мною здесь достоверного известия о начавшейся войне между Россиею и Франциею, много сожалел я, что Г-н Лисянский, не уважив назначения моего, не зашел к острову Св. Елены. Взаимная безопасность требовала непременно находиться нам теперь вместе. Правда, данные нам от француского правительства паспорты, обнадеживали безопасностию от неприятельских с нами поступков военных кораблей; однако от каперов могли мы ожидать противное. Сии нередко не уважают даже повелений своего правительства. В продолжении нынешней войны было много примеров, доказывающих разнообразие их мыслей от начальников кораблей военных. (…)

В таковых обстоятельствах не почел я надежным проходить Аглинским каналом, около коего по большей части крейсеруют Француские каперы. И так, обошед острова Азорские, направили мы курс свой к северной оконечности Шотландии для того, чтобы, проплыв между оною и Оркадскими островами, войти в Северное море. Сей путь долженствовал быть продолжительнее, как то подтвердилось и на самом деле; но я признал его надежнейшим по обстоятельствам» [Крузенштерн И. Ф.].