Текст книги "Арете-терапия. Психотерапия высоким смыслом"

Комментарии

Уже много лет я провожу свои наблюдения над людьми, которые способны преодолевать психопатологию без радикального (и тотального) психиатрического лечения с помощью психофармакологии и длительной изоляции от «здорового общества» в психиатрической больнице. Если не делать широких обобщений, то впечатление складывается такое: по крайней мере, есть немало людей, которые обращают возникшую у них психопатологию в фактор своего дальнейшего развития. А лет десять назад я получил подтверждение этому впечатлению, прочитав некоторые работы польского психиатра Казимира Домбровского (Kazimierz Dąbrowski) о «теории позитивной дезинтеграции».

Казимир Домбровский полагал[40]40
  Dąbrowski, K., with Kawczak, A., & Piechowski, M. (1970). Mental Growth Trhough Positive Disintegration. London: Gryf Publications. 162–180. http://www.positivedisintegration.com/glos.htm и др.


[Закрыть], что высшее развитие личности предполагает великие страдания и дезинтеграцию ранее достигнутой «примитивной или первичной интеграции». Обычный человек, если у него в раннем возрасте нет особых обстоятельств (болезней, лишений, непреодолимых трудностей), к возрасту совершеннолетия приобретает «первичную интеграцию» и способен жить в обществе самостоятельно и адаптивно, правда, за счёт изрядной доли конформизма. Социализация делает человека приспособленным к общественному контролю и влиянию, но отнимает у него право на индивидуализацию и развитие с непредсказуемыми последствиями, включая гениальное развитие, талантливость или инакомыслие. Большинство людей удерживают в себе эту примитивную «первичную интеграцию» и проводят жизнь в относительном благополучии и комфорте, но в конце жизни им вспомнить нечего, они не вылезают из «усреднённого болота» серых личностей (я пересказываю теорию позитивной дезинтеграции своими словами, приближая это к арете-терапии). Однако в жизни многих «первично интегрированных» людей случаются кризисы, обстоятельства, которые вынуждают их отклоняться от социальных норм, неврозы, психозы – Домбровский включает в этот список практически всю психиатрию, исключая дегенеративные и органические расстройства, т. е. речь идёт о функциональных психопатологических состояниях. Вынужденно преодолевая необходимую дезинтеграцию, человек развивает в себе таланты, способности и потенции, которые когда-то стали «замороженными» по ненадобности – «первичной интеграции» это было не нужно. В конце концов, вырываясь из липких лап функциональной психопатологии, человек приобретает «вторичную интеграцию», которая гораздо сложнее «первичной и примитивной интеграции». Эта «вторичная интеграция» делает личность человека интересной, творческой, с чрезвычайно сильным развитием высших чувств, а следовательно, арете-состояний!

С Софией и её отцом я разговаривал именно в таком ключе: да, у девушки появилось сильнейшее препятствие на пути «нормального» развития и приобретения «первичной интеграции», вернее так – у неё раньше времени, вследствие убыстрённого психического развития, произошла «первичная интеграция», но она сейчас рушится по каким-то причинам. Предположим, что этой «причиной» является «биполярное расстройство», хотя никто точно не знает, отчего возникает это расстройство. На самом деле причин для распада «первичной интеграции» у Софии, наверное, немало. Не зря в её облике присутствует «лик Жанны» и её Великой идеи самопожертвования ради спасения родины. Для обыкновенной девочки «из нашего квартала» это огромное душевное обременение, это страшный вызов, «умять» который невозможно ни фармакологией, ни стандартными методами психотерапии. Не зря в таких случаях К. Домбровский предписывал «аутопсихотерапию», полагая, что только сам человек сможет справиться с «позитивной дезинтеграцией». Мы договорились с Софией и её отцом, что она будет наблюдаться у психиатра (моей ученицы) и у меня. Будем вместе наблюдать, как София взращивает те духовные ростки, которые упрямо прорастают в её личности и безжалостно разламывают «асфальтовое покрытие» традиционной социализации. Я думаю, у Софии будет очень интересная и сложная судьба.

Итак, что такое взращивание? Это такой вид арете-терапии, когда в картине мира пациента проявляется ранее невидимый смысл некой Великой идеи. Изначально он был, очевидно, но язык описания собственного самосознания, своего «воспоминающего Я»[41]41
  «Воспоминающее Я», или «вторая система» Даниэля Канемана, система «медленного мышления», в отличие от «первой системы» быстрого мышления (эвристики), занимается не решением задач, а поддержанием самоидентичности.


[Закрыть], не позволял сформулировать этот смысл. В процессе психотерапии пациент получает возможность анализировать и познавать себя самого с новой системой понятий, смысло-образов, метафор и аналогий, поэтому ранее скрытые смыслы и проявляются, «взращиваются». Вот ещё один пример взращивания арете-состояния из моей книги «У смерти твои глаза»: страх Бога или теофобия [5, с. 95–97].

Кейс № 12. «Без возмездия»

Страх Судного дня, Божьего суда – это мировоззрение. Страх наказания Божеского за мелкие провинности или за «грехи отцов» – это больше «клинический случай».

Люся – бухгалтер и кассир в маленькой торговой фирме. Ей 25 лет, не замужем. Считает себя больной, почти сумасшедшей. Испытывает страх наказания от Бога. Очень сильно расстроена, практически в панике. Ожидает личную катастрофу, разрушение себя: «Если Бог хочет наказать, он забирает у человека разум».

Родители Люси не были верующими, о Боге ей ничего не рассказывали. Прабабушка, которую Люся очень смутно помнит, была религиозной. Откуда к Люсе пришёл этот страх? Год назад Люся стала ни с того ни с сего ругать Бога. Она пыталась прекратить это, но чем больше она боролась, тем навязчивей становилась потребность в богохульстве. Скоро дело дошло до обыкновенного мата. Происходящее с ней ошеломило её. Она невольно стала «сводить баланс» кредита и дебита: «Раз я ругаю Бога, то Он меня накажет». Она ждала «справедливого возмездия». И оно, по её мнению, началось. Люся стала забывать делать важные дела – закрыть на ключ дверь, выключить утюг, стала ошибаться в подсчётах денег в кассе, стала невнимательной на дороге и чуть не попала под автомобиль. Она ходила в церковь, но там ей становилось невыносимо стыдно за свои богохульные мысли и страшно. Рассказать о том, что у неё происходит в душе, она не могла никому, в том числе и священнику. Когда «болезнь» стала одолевать её, она и обратилась к врачу.

На первом же сеансе в первую очередь была «демонтирована» система самоустрашения. Вот небольшой фрагмент «сократического диалога» в духе дианализа.

В.Ю.: Скажите, пожалуйста, Люся, вы уверены в том, что ругательства, о которых вы говорите, обращены именно к Богу, а не кому-то другому?

Л.: Да, я к нему обращаюсь: «Ты, Бог…», ну и так далее. Я не хочу говорить о том, как я его ругаю.

В.Ю.: Вы обращаетесь к Богу примерно так же, как обращались бы к человеку, которого следовало бы поругать за что-то?

Л.: Ну да, именно так.

В.Ю.: Если бы Бог был бы таким же, как этот, достойный порицания человек, Он бы услышал и как-то отреагировал бы. Так?

Л.: Да, так.

В.Ю.: Он бы обиделся, разозлился, стал бы защищаться от вашей брани. Ведь брань сильно ранит человека, не так ли?

Л.: Вот этого я и боюсь. Как представлю, что Он всё, что я про него говорю, слышит, у меня коленки начинают дрожать и чьи-то слова звучат в голове: «Бог всё видит, всё знает. Бог накажет».

В.Ю.: Вы сказали, что Бог всё видит и знает, следовательно, он видит и вашу борьбу с самой собой и стремление наказать себя за неправильное поведение?

Л.: Я об этом никогда не думала, но получается именно так. Я, конечно, сама себя наказываю, ругаю себя, могла бы даже в угол поставить.

В.Ю.: Зачем Богу делать то, что вы сами можете делать?

Л.: Ну да, Он же обо всех людях думает, ему, наверное, не хочется терять время на какую-то Люсю. (Смеется.)

В.Ю.: Рабу Божью…

Л.: Да, я маленький человек, песчинка в пустыне… Раба Божья…

В.Ю.: Вот вы идёте по пустыне… море песка… песчинок немерено. Одна песчинка из всех возмущается и ругает вас за то, что вы не туда и не так идёте. Как вы накажете эту песчинку?

Л.: Какое мне дело до одной песчинки. Я могу взять только пригоршню песка… подержать и высыпать сквозь пальцы. (Смеётся, растопырив пальцы.)

В.Ю.: Вы думаете «достать» Бога вашими ругательствами? Вы считаете, что сможете обидеть и разозлить Бога бранными словами?

Л.: Нет. Так думать, конечно, глупо. Тогда к кому же обращена эта брань?

В.Ю.: Это очень правильный вопрос. Вернёмся к нему ещё раз. К кому же обращены все эти ругательства? Может, не к Богу, а к человеку из вашего ближайшего окружения?

Л.: Я догадалась! Это я мысленно спорю с кем-то, кто пугает меня Богом! Это тот, кто сам наказать не может, поэтому Бога призывает на помощь!

В.Ю.: Может, пытается заставить Бога делать то, что сам не хочет?

Л.: Да, да. Я слышала, как ругаются старухи на тех, кого «достать» не могут: «Тебя Бог накажет».

В.Ю.: Немощная старуха, желающая обладать мощью, привлекает имя Бога, чтобы продолжать властвовать над молодыми?

Л.: Да, я понимаю. Наверное, когда я была маленькой и непослушной, кто-то (может быть, моя прабабушка) пугал меня Богом…

В.Ю.: Страх Божий – это основа религиозности, не так ли?

Л.: Наверное, так.

В.Ю.: Прабабушка пыталась привить страх Божий, но не отделила этот высокий страх от обыкновенного страха наказания за непослушание. Ведь это разные виды страха. Правда?

Л.: Конечно, это разные виды страха, я это понимаю. В детстве я боялась старух, но не знала, что такое Господь и не боялась Бога. Сейчас я взрослая – боюсь Бога и не боюсь старух. Наоборот, вижу, какие они немощные, слабые, и помогаю им.

В.Ю.: Вы сказали только что: «Я боюсь Бога». Как именно вы боитесь Бога прямо сейчас?

Л.: Ну, это и не страх, какой бывает обыкновенно – ноги трясутся, дрожь в теле, во рту сухость, сердце колотится. Это какая-то другая боязнь. Бояться Бога – это не то что бояться людей, животных, каких-то обстоятельств. Не знаю, как сказать.

В.Ю.: Может быть, бояться Бога означает бояться потерять любовь к Богу, перестать дорожить им?

Л.: Я боюсь не любить Бога?

В.Ю.: Да, вы боитесь не любить Бога. Бог вас и так любит, думаете вы об этом или нет. Глупо просить Бога любить его, вымаливать любовь к себе. Его нельзя ни умолить, ни соблазнить, ни заставить думать о себе. Так? Это же Абсолют.

Л.: Да, действительно. А что же тогда в молитвах просят?

В.Ю.: В молитвах просят о преображении себя самого перед лицом Бога, просят Бога помочь стать лучше, чем есть. Вот и всё.

Комментарии

У Люси страх прошёл довольно быстро. Страх Божьего наказания символизировал непреодолённый детский страх наказания: не Бога боялась Люся, а старух, которые могли «сжить со свету», используя имя Бога и некоторые аксиомы вероучений, например, «Бог всё видит!», «Бог накажет, никто не укажет», «Бог наказывает за грехи!» и так далее. Эти аксиомы, вырванные из контекстов Писания и преданий, церковных обрядов и религиозно-житейских ритуалов обыденности, начинали работать не как проводники к истинной вере, а как инструменты духовного насилия, духовного помыкания и контроля над людьми. Люся была беззащитна перед этими суровыми предостережениями, наказами и устрашениями.

Божье наказание и Божий суд в контексте христианского вероучения есть предельные аксиомы, то есть необсуждаемые, не требующие доказательств, очевидные основания праведной христианской жизни. Будешь жить правильно, раскаешься в грехах, будешь служить Богу, тогда после смерти своей, представленный на Суд Божий, получишь направление в рай; в противном случае попадешь в ад и будешь гореть в геенне огненной.

Судный день и наказания при жизни – совершенно разные вещи. Зрелая религиозность требует от человека мыслить все эти вещи строго раздельно и одновременно вместе. Ты живёшь, ещё не умер, и когда придёт смерть, неизвестно (лично тебе неизвестно, во всяком случае), но ты должен, как истинный христианин, каждый день (!) думать о смерти. Это вообще основное занятие верующего и воцерковлённого человека – посвятить свою жизнь будущей смерти! Церковь в этом смысле есть храм Смерти, место, где все люди, собирающиеся на служение, думают о вечной жизни Духа, о бренности жизни, о Царстве Небесном, о жизни «потусторонней», жизни за гробом, за могилой. Конечно, Благая Весть – это свидетельство о воскрешении человека после смерти. Иисус воскрес после смерти. Если Он воскрес, то воскреснут и другие вслед за ним. Но когда? Когда начнётся массовое воскрешение безвременно усопших? Хватит ли моей жизни, чтобы дождаться этого? Может быть, сначала все умрут, мир разрушится, как предсказано в Апокалипсисе, а уж потом начнут «оживлять» и воскрешать всех, кто жил на Земле?

На эти вопросы нет вразумительных ответов. Есть вероучение и христианская диалектика, которая учит мыслить глобальными антиномиями: богочеловек (Иисус), Единый в трёх лицах Бог (Святая Троица), воскрешение духовное, а не плотское и т. д. Научиться христианской диалектике непросто, большую часть прихожан Церкви всему этому специально не учат, поэтому многие начинают бояться Церкви, церковной жизни, церковных правил и обрядов, а главное – непонятных идей (идеофобия, мифофобия, гносеофобия). Эти знания и особенно ритуалы вызывают тревогу и страх, потому что они как бы влекут мысли в небытие, к Абсолюту, который поглощает в себя все индивидуальные судьбы людей и вообще всякую тварь. Это есть страх аннигиляции. Является ли это примитивным страхом твари перед смертельной опасностью? Нет, конечно. Этот страх относится к чувствам более высокого порядка, чем обыкновенный страх перед смертельной опасностью. Здесь опасность метафизическая, опасность потерять «образ и подобие», имя и честь, своё персональное присутствие в вечности. Это, возможно, есть наиболее яркое проявление религиозного чувства.

Арете и высшие чувства человека

Само по себе состояние арете есть наивысший уровень проявления благородных, достойных всяческих похвал чувств человека. Например, доблесть. Что такое доблесть? Этимология: древнерусское слово дублий, «храбрый, доблестный», как-то связано с добром, добрым. Если брать русские сказки, это связано с защитой Добра, только не материального «добра», скарба, богатства и роскоши, денег и золота, а Добра как идеи, как духовной ценности, без которой материальный мир превращается в прах, в ничто. Персонаж русской волшебной сказки – добрый молодец защищает слабых, обездоленных людей, восстанавливает справедливость и гармонию в мире, защищает настоящие духовные ценности: миролюбие, доброту, взаимопомощь, взаимоуважение и любовь. И перед этим мотивом борьбы за Добро бессильно склоняют голову силы Зла.

Философ Владимир Соловьёв (1853–1900) в своей знаменитой книге «Оправдание добра» прямо пишет, что есть три «ступени» проявления добра: 1) добро в человеческой природе; 2) «добро от Бога» – безусловное, Божественное начало; 3) добро в человеческой истории. Первый уровень – это человек и его сущность, так называемая человеческая природа, а именно – чувство стыда, способность проявлять жалость и симпатию, чувство благоговения или благочестия, совесть как наивысшее чувство стыда, т. е. стыд в наиболее обобщенной форме. В. Соловьёв был уверен, что чувство стыда, например, отличает нас, людей, от животных, у которых этого чувства нет вообще.

Высшие чувства, что это? Считается, что высшие чувства человека – это устойчивые эмоциональные состояния человека, которые вызываются социально значимыми и культурно обусловленными факторами при их глубоком осмыслении. Если не будет осмысления, т. е. придания этим факторам глубоко личностного смысла, то «высшими» чувствами эмоциональные реакции на изменения среды не станут. По своему содержанию выделяют этические, интеллектуальные, эстетические, праксические и религиозные высшие чувства [6].

Этот перечень минимальный, но совершенно достаточный, чтобы уложить в эти пять классов весь необозримый мир конкретных проявлений высших чувств человека.

Уровень психического развития человека зависит от развития этих чувств. Высшие чувства являются продуктом общественно-исторического культурного становления человечества. В психологии отсутствует исчерпывающая классификация высших чувств в связи с их разнообразием и изменчивостью. Для понимания арете-терапии важно, на мой взгляд, каким-то образом связать возникновение высших чувств у человека с целесообразностью. В самом деле, с какой целью детям прививаются высшие человеческие чувства? Для чего нужны человеку этика и мораль? Самый первый ответ, который приходит в голову, такой: для того, чтобы сохранять целостность мира и природы, целостность сообщества людей – семьи, брака, коллектива. У каждого из перечисленных видов высших чувств, следовательно, есть своя цель[42]42
  А. Ф. Лосев в «Диалектике мифа», рассуждая о мифологической целесообразности, выводит четыре типа целесообразности и говорит ещё и о пятой, но содержание которой не раскрывает: «Мы различаем, стало быть, в конце концов четыре типа целесообразности: 1) логическую, в результате которой получается организм; 2) практическую, или волевую, в результате которой получается техническое совершенство (в человеке – совершенная мораль); 3) эстетическую, в результате которой получается художественное произведение; и, наконец, 4) мифическую, или личностную, в результате которой получается чудо.
  Я не говорю здесь о фактической целесообразности как таковой. Она всегда условна – в зависимости от этих типов целесообразности» [7, с. 177].


[Закрыть].

1. Этика и этические чувства.

В самом широком значении этого слова этика – это свод правил общежития, наука о должном, о ценностях, о том, что такое добро и зло, в чём предназначение человека и смысл его жизни, что такое свобода воли и что такое счастье человека. Целеполагание в сфере этики и конечная цель – организм (А. Ф. Лосев), т. е. некое целое, которое состоит из частей и которое существует как целое только тогда, когда все части несут в себе смысл целого. Этическое чувство – это реализация на деле, в деятельности и поведении стремления к сохранению целостности организма. В данном случае «организм» – синтез целого и его частей. На индивидуальном психологическом уровне это чувство гармонии и целостности собственного бытия, что является критерием здоровья (определение здоровья ВОЗ – «биологическое, психологическое и социальное благополучие»). На уровне культурно-общественном это защита целости государства или культурных ценность ценой самопожертвования, т. е. целостность более высокого порядка (народ, семья, дети, лидер нации) выше, чем индивидуальное благополучие и целостность. В конфуцианской этике, согласно Андрею Девятову[43]43
  Пять принципов строительства общей судьбы Великой ясы, единого государства Чингисхана. См. https://devyatov.su/articles/251-nebopolitika/55917-kul-turnyy-pojas-velikogo-chaynogo-puti-dukhovnyy-aspekt


[Закрыть], это «пять выше»: духовное выше материального, общее выше частного, справедливость выше закона, служение выше владения, власть выше собственности.

2. Интеллектуальные чувства.

Фактическая целесообразность, связанная с познанием реального мира, который есть совокупность вещей, предметов, событий и явлений. Высшая форма познания есть стремление к истине. Конечно, абсолютная истина недостижима и непостижима, мы можем постичь только относительную истину. В дискуссиях с коллегами и пациентами на эту тему почти всегда возникает сомнение в том, существует ли абсолютная истина, если её познать невозможно. Я нашёл для себя и таких случаев формулу: абсолютная истина существует, но она всегда является нам в одеяниях лжи и относительной правды. Что это значит? Всё реально существующее существует благодаря той истинной сущности, которая всегда скрыта за видимыми и познаваемыми свойствами явления. Эти видимые и дающие себя познать свойства и есть «одеяния лжи» и «относительная истина» или правда, зависящая от контекста, от ситуации. Как же можно познать непознаваемое? Это можно назвать «логикой сердца» (чувство правды, любовь к истине)[44]44
  См. Г. Сковорода «Благое сердце»; Памфил Юркевич «Философия сердца» и др. русских философов.


[Закрыть].

3. Эстетические чувства.

Эстетика – это учение о сущности и формах прекрасного, о художественном творчестве и об искусстве. А. Ф. Лосев считал предметом эстетики выразительную форму, к какой бы области действительности она ни относилась[45]45
  См. «Диалектику художественной формы» А. Ф. Лосева.


[Закрыть]. Что такое выражение, выразительная форма? Это синтез внешнего и внутреннего. Угадывание этого и составляет основу эстетического чувства. Почему так сильно на нас влияет написанный маслом пейзаж? Например, классический пейзаж «Московский дворик» Поленова? Что там такого интересного нарисовано, что заставляет всматриваться в это произведение? Ничего особенного, хотя эта картинка из позапрошлого века: типичный старый московский дворик в начале лета, во дворе играют дети, идёт женщина с ведром, стоит запряжённая в телегу лошадь, кривые тропинки пересекают дворик, вокруг скудная травка, старый забор, на заднем плане купола церкви. И что? Это – внешнее, случайное, а внутреннее – невероятная сила любви к людям, к жизни, к Богу! В совершенно обыденных вещах можно всё это увидеть и, самое главное, прочувствовать! То же самое может произойти при осознании собственной жизни. Жизнь в чувствах – это «художественное произведение», которое пишется и проживается одновременно, это роман о самом себе, длинный рассказ о собственной жизни, нарратив!

4. Праксические чувства.

Целью праксических чувств («праксис» – действия свободных людей, считали древние греки, волевая целесообразность) являются ловкость и сноровка в любой деятельности, которая вызывает чувство радости и особого удовольствия. В таких случаях говорят о «мышечной радости». Но это самый нижний уровень праксического чувства. Наивысший уровень – это изысканные манеры, воспитанность и такт в обхождении с людьми, обхождении мужчины с женщиной, например. Этому раньше специально учили молодых офицеров: прилично общаться, правильно вести себя за столом, ловко танцевать и изящно фехтовать. Техническое совершенство очень хорошо выражается в понятии «рычаг». Архимед, который придумал это устройство, заявлял: «Дайте мне точку опоры, и я приподниму мир». В переносном значении «рычаг» – это метод усиления силы влияния человека на человека в морально-этическом отношении. Детей обычно учат говорить «Спасибо», заявляя, что это «волшебное слово», которое многократно усиливает просьбу!

5. Религиозные чувства.

Мифическая или личностная форма целеполагания, по А. Ф. Лосеву («Миф – чудесная история личности, данная в словах»). Это – эмоциональное отношение верующих к сакральным существам, связям, к сакрализованным вещам, животным, растениям, персонам, местам, друг к другу и к самим себе. Есть такая иерархия понятий: Вера – Религия – Церковь. Вера – это наивная и естественная убеждённость в существовании высшей силы, которая охраняет человека и ведёт его к благополучию и счастью. Вера – это самая первая форма знаний в личном онтогенезе. Потом, по мере роста, созревания и обучения, она либо слабеет, уходит глубоко внутрь и становится, как полагают многие современные психотерапевты, «позитивным бессознательным», либо вытесняется научным мировоззрением, либо оформляется с помощью знающих людей и религиозных текстов в религию, религиозное мировоззрение. Церковь – социальный институт для удовлетворения религиозных чувств и коллективное подтверждение истинности самой веры. Церковь – это синтез индивидуальности и коллективизма (А. Ф. Лосев).

Какое место занимает религиозное чувство в арете-терапии? Конечно, психотерапевт, на мой взгляд, не должен заниматься религиозной деятельностью, ни использовать религиозные обряды, т. е. не заменять своей психотерапией религиозные институты и религиозную культуру. Но и заниматься антирелигиозной пропагандой, навязывать научный атеизм, иронизировать по поводу верований, шутить над чувствами верующего пациента тоже не следует. Самое полезное для психотерапии, как показывает мой личный опыт, незаметно поддерживать чувство безмолвного присутствия Бога в жизни пациента: пусть пациент старается измениться к лучшему, а Бог незримо наблюдает за его стараниями! Бог ничего и никогда не делает за пациента. В дианализе (см. главу 4) религиозные чувства непосредственно не используются, поскольку тут нет обращения к Богу или надежды на посредничество Бога. Но основа религиозности – система верований, присущая любому человеку, конечно, вовлекается в арете-терапию в форме «персонального мифа» пациента. Определение мифа, как это лаконично выразил А. Ф. Лосев, есть «чудесная история личности, данная в словах».

Феномен арете нельзя объяснить каким-то одним из высших чувств, скажем, этическим чувством. В арете присутствуют все высшие чувства, но вклад каждого из них будет разным в разных обстоятельствах, у разных людей, при разных вариантах характера и персональных предпочтениях.

Рис. № 2. Арете как комплекс высших чувств

Арете можно представить в качестве комплекса высших чувств человека, в котором неравномерно присутствуют все ранее перечисленные высшие чувства человека. Это, конечно, только схема, «схемный логос». В схеме идея о возвышенных, высоких, «высших» чувствах человека гораздо больше, чем сама схема. На рис. 2 показано, как можно визуально представить себе данный комплекс с помощью диаграммы Венна[46]46
  Диаграмма Венна (также используется название диаграмма Эйлера – Венна) – схематичное изображение всех возможных отношений (объединение, пересечение, разность, симметрическая разность) нескольких (часто трёх – пяти) подмножеств универсального множества. «Универсальное множество» здесь – высшие чувства человека.


[Закрыть]. В арете ведущим чувством, как это было определено ещё в 1-й главе, является этическое чувство, с которым пересекаются и объединяются все остальные по степени убывания «объема ценности» высшего чувства: интеллектуальные, праксические, эстетические и религиозные. Эта схема соотношений и пересечений высших чувств человека применима в психотерапии и психологическом консультировании, на мой взгляд. В других случаях – социальная работа (волонтёрство, например), массовые празднования, флешмобы и другие «духоподъёмные формы активности» – структура этого комплекса может быть иная. В таком массовом явлении, как «Бессмертный полк», скорее всего, главным высшим чувством является эстетическое, вокруг которого объединяются остальные примерно в такой последовательности: этическое, религиозное, праксическое и интеллектуальное. Почему так? Основная идея праздного шествия: «Посмотрите все, как прекрасно, что мы помним подвиг своих предков!» Далее этическое чувство: «Мы гордимся подвигом наших отцов и дедов, мы их наследники. Мы тоже готовы умереть за целостность нашей Родины!» Далее религиозное чувство духовной связи с умершими: «Они для нас остаются живыми, в нашей памяти. Они бессмертны!» Праксические чувства не так уж сильно выражены и проявляются в организованности и самодисциплине во время самого шествия, в умении поведенчески грамотно проявить свои патриотические настроения. Интеллектуальные чувства здесь представлены минимально.