Текст книги "Зденка"

Её рука нежно покоилась на его жестком пагоне. Он чувствовал, как её пальчики исследуют его звёздочки…

В темноте клуба по периметру толклись не танцующие или не нашедшие себе пару.

– Кузнецов, часики купыт нэ желаешь? – Хашимов подошёл к весело ржущему лейтенанту в компании двух девушек.

– А ты чё, передвижной часовой магазин, что ли? – презрительно кинул тот, явно хорохорясь перед «прекрасным полом».

– Магазын нэ магазын, а продать могу!

– Во бля, все хачики такие, купить-продать! Надо будет я и сам их куплю там же, где и ты их покупаешь! Ладно, ты, не обижайся только!

Но Хашимов обиделся: «Эта зелёная сопля со мной таким тоном будэт разговарывать!»

– Во-первых, я не «Хачик», потому что я не армянин, я азербайджанец! А часики – нэ хочеш, нэ бери! А рот свой прыкрой! Щегол!

– Кто щегол?

– Да кто, ты конэчно!

– Ответишь мне за щегла!

– Посмотрым, мать твоя жэншына!

Оба закипели, как чайники, готовые ринуться в схватку, но разошлись, понимая, что место совсем не подходящее…

– Ладно, не до тебя сейчас, ещё поговорим! – Кузнецов подошёл к мнущемся в сторонке девушкам и отправился на выход, девушки последовали за ним.

– Поговорым, поговорым! – Хашимов скрежетал ему вслед зубами.

А в зале звучала песня Игоря Талькова:

 
«…Однажды ты пройдешь бульварное кольцо,
И в памяти твоей мы встретимся, наверно,
И воды отразят знакомое лицо,
И сердце исцелят и успокоят нервы.
Чистые пруды-ы застенчивые и-ивы,
Как девчо-онки смолкли у воды-ы,
Чистые пруды-ы, веко—ов зеле-еный со-он,
Мой дальний берег де-етства,
Где звучи-ит аккордео-он….»
 

После танца девушка незаметно растворилась среди подруг. Владислав, ощущая на себе множественные взгляды, словно он выполз на бальный паркет в тяжёлых рыцарских доспехах, на фоне остальныx, облаченныx в гражданские одежды. Перетянутый портупеей, он занял снова своё место в «президиуме», унесённый мыслями в облака. Спустя несколько минут, немного опустившись на землю, он попытался её отыскать среди зала. Летьёха всматривался в лица, примерялся мысленно то к одной, то к другой. Пока за этим занятием его не заметил замполит батальона.

– Тимофеев! Ты что на чужих жён засматриваться стал?

– Я… не-е, это… не знаю где девушка, с которой я танцевал? – замялся Тимофеев.

– Ха! Хе-кхе! Кузнецов уже несколько минут, как их всех увёз назад в Грабово, – майор посмотрел на подчинённого снисходительно. – Забудь об этом! Пустое! И не думай никуда ходить! Смотри-и мне! Ладно, ты вроде был в патруле? Вот и давай. Поднимай своих бойцов. А то они совсем уже оборзели от безделья. И на маршрут!

Владислав вышел на улицу. Было очень досадно. Казалось, он только что держал в своих руках «жар-птицу»! И вот, она упорхнула, оставив ему лишь страдания. Сердце выпрыгивало из груди. Его накрыла горячая волна, которую, наверное, многие и величают «любовью с первого взгляда». Только его объект любви был скорее абстрактен, подобен неуловимой жар птице!..

На улице стал накрапывать мелкий дождь, очевидно усиливаясь. «Начпатр», выйдя из клуба, вдохнул свежий воздух. Весь мир вокруг, казалось, искрился волшебными искорками чувства, пробудившегося в молодом офицере. Но служба есть служба и Тимофеев отряхнул с себя «розовые сопли», поправил повязку на рукаве и решительно направился к своей казарме за патрульными, цокая каблуками сапог по мокрому асфальту. Проходя мимо казармы, где располагалась РМО4747
  (Рота материального обеспечения)


[Закрыть], начпатр решил пройти по расположению сам. Он переступил порог. Дневального на месте не было. Никто не подал привычную команду, вызывающую дежурного по роте. Лишь какой-то лысый боец в белом нательном белье и с тряпкой в руках выглянул из туалета и тут же скрылся. На нём не было ни формы, ни положенного для дневального штык-ножа.

– Товарищ солдат, ко мне! – а в ответ тишина…

Было всё ясно. «Очко» драит молодой.

Начпатр вошёл в кубрик. Оттуда доносились какие – то шумы, слова, хлопки подзатыльников, стук сапог. Мелькнули какие-то тени в направлении коек. Кто-то на втором ярусе натянул одеяло. Несколько солдат продолжали сидеть под навесом второго яруса кровати, стоящей в дальнем, наиболее уютном углу кубрика. Они недовольно сморщились, увидев молодого офицера.

– Товарищи солдаты! Что здесь происходит? Встать! – Тимофеев катал желваками. Он понимал, что тут происходит. В этих «спецподразделениях», где преобладали славяне, вместо «землячества» царила реальная дедовщина… одна гадость вместо другой… Лейтенант, поклявшийся ещё в училище «давить гадину в зародыше», надвигался на кучку старослужащих. Повязка «начпатра» сбилась. И он её не поправлял.

– Чё, те, летёха? – они один за другим вяло поднялись.

– А ну, не тыкать! Все! Шагом марш на коридор! Вы арестованы!

– Пошёл бы ты отсюда! – самый борзый из всех, видимо, неформальный лидер, обдал офицера парами алкоголя. – А то я на твои погоны не посмотрю! Урою щас! – он занёс руку над своей головой с растопыренными пальцами.

Тимофеев чуть не поперхнулся. Он впервые столкнулся с такой откровенной безграничной солдатской борзотой.

– Чё ты сказал, солдат?! А ну повтори! – лейтенант приблизился вплотную к пьяной физиомордии «деда». Его желваки катались. – У тя чё, солдат, борзометр совсем зашкалил, что ли? Товарищи солдаты! Вам минута времени строиться всем в расположении!

– Това-а-арищ лейтенант, – сзади раздался менее разнузданный, но не менее напористый и уверенный голос, – это Вы будете в своей роте командовать. А здесь вам – РМО! Идите себе спокойненько. Мы вас не трогаем. И Вы нас. Нам уже на дембель скоро. Вот там с вами и встретимся… на гражданке… скоро, вот тогда-то и потолкуем! – он ехидно улыбался.

– Мне плевать, что тут у вас! Бардак тут у вас полный! Я сказал строиться в расположении!

Летёху угрожающе обступили со всех сторон. Как стая волков вокруг случайно забредшего в чащу охотничьего пса, ещё не решаясь напасть, под рефлекторным тормозом «генетической памяти», но ощущая своё преимущество в численности, вытесняя пса из своей «чащи» и уже готовясь к нападению. Солдаты, возомнившие себя «старослужащими», которым можно всё: издеваться над молодыми, нарушать устав и распорядок, демонстрировать своё неповиновение молодому офицеру из другого подразделения, сжимали всё плотнее кольцо… И Тимофеев готовился к любому дальнейшему развороту событий, не имея ни малейшего желания отступить хоть на шаг. Самый крепкий из всех, приблизился к офицеру, дыша алкоголем, и резко кивком головы, попытался боднуть начпатра в нос, но не слишком удачно. И тут же получил ответно резкий удар в живот, от чего согнулся и зашипел. Это был словно сигнал к общему нападению. Стоявшие сбоку, ринулись и обхватили офицера, прижав его к стене. Тимофеев чувствовал, как сильно сдавлена его грудь. Он был в ярости и пытался вырваться.

– Вам это с рук не сойдёт!

– Посмотрим! – пары перегара противно наполняли пространство вокруг…

– Что здесь происходит? – в расположение вошёл невесть откуда появившийся начальник штаба майор Карпов. Солдаты расступились. Растрёпанный вид «начпатра» сам говорил за себя. Тимофеев поправил китель и доложил начштаба о своей патрульной «миссии», несколько умалчивая сам факт стычки.

– А ну, по койкам! – зашипел начштаба в сторону солдат! – а завтра ко мне в кабинет с вашим ротным! Ясно?.. Не слышу!

– Так точно! – солдаты лениво, но с послушанием расползались по койкам, увидев старшего офицера. Как-никак их дембель был и в его руках! И это тебе не почти ровесник-летёха, а целый майор!

– А где вы, товарищ лейтенант, своих патрульных растеряли? – майор посмотрел укоризненно на начпатра. – Гм… не стоит одному ходить! Это будет вам уроком!

– Товарищ майор, я буду писать рапорт об их аресте и помещении на гауптвахту! – заявил Тимофеев, когда они вышли на улицу.

– Ишь ты, какой умный! А кого я завтра за руль посажу? Ты знаешь, это тебе не пехота, а рота материального обеспечения! Здесь каждый боец на счету!

– Они издевались над молодыми солдатами,.. и вообще, я не могу это так оставить! Особенно этого, который…

Лицо майора сморщилось, словно он принял горькую пилюлю:

– Та-ава-ари-ищщщ лейтенант! С вами всё в порядке? Вот и, слава богу! Этих солдат, и в особенности «этого», я вам посадить не дам! Он мне завтра нужен за рулём. И залёты в полку мне также не нужны! Вам всё понятно? Уверен, вам также не стоит афишировать этот факт. Вам это не добавит авторитета! Идите, патрулируйте дальше! Завтра со всем разбираться будем, – майор развернулся, и решительно отправился в сторону КПП…

Тимофеев продолжал кипеть. Недавнее романтическое настроение сменилось гневом и досадой…

Он переступил порог расположения роты. Его патрульные спали поверх одеял прямо в форме, штык-ножи болтались на брошенных на спинки кроватей ремнях. Вонючие, грязные в синюшных разводах портянки, именуемые в местной среде «оружием массового поражения», накрывали стоящие рядом сапоги.

– Подъём! Гулямов! Урсулов!

– Сисин..

– Катан..

Солдаты лениво завозились, шипя и полушепотом ругаясь на родных диалектах, проклиная эту жизнь, эту службу, патруль, начпатра, эту казарму, свет в коридоре, идущий от ружейной комнаты, свои вонючие портянки, чью-то мать и прочее, и прочее… Они, наконец, выползли в коридор, хлопая опухшими, сощуренными от яркого света глазами…

На «большой дороге»

Ноябрь 1987 г. Ружомберок.

На крыльце офицерской общаги.

– Тимофеев, снова ты тут путаешься, – Кузнецов был мрачен. День не задался. Он зло сплюнул и вышел из общаги…

Улицы были пустынны. Мокрый, слегка подмороженный, покрытый тонкой ледяной коркой, асфальт поблескивал под редкими ночными фонарями. Кузнецов поскользнулся, едва не растянувшись посреди улицы. Зло выругался.

«Чёрт! Спустил на этих шалав кучу крон, а толку никакого!» – думал он про себя. Теперь он спешил в общежитие вьетнамцев, дабы возместить образовавшуюся «дыру в бюджете». Загнать им пару дефицитных советских электронных чудо-фотоаппаратов «Эликон». Да выкупить у них десяток ещё до селе невиданных в Союзе электронных часов, с тем, чтобы потом «толкать» их своим советским собратьям в Союзе, да и здесь менее изворотливым, далёким от коммерции, сотоварищам.4848
  (Что, ж, торговля – двигатель прогресса! И наиболее сообразительные, в этом смысле, из советских офицеров, в меру своих возможностей, постигали эту нехитрую, но хлопотную и не престижную, с моральной точки зрения советского офицера, да и советского человека вообще, работёнку.)


[Закрыть]

Кузнецов толкнул деревянную дверь, вошёл в коридор. Поморщился. Запахи вьетнамской кулинарии неприятно наполняли пространство, вызывая чувство брезгливости и отвращения. «Что эти обезьяны тут жрут?» – подумал он.

Это была смесь запахов от жареной селёдки, каких-то абсолютно азиатских специй, чеснока и бог весть чего ещё. Он прошёл мимо общей кухни, где суетились худосочные фигуры вьетнамок и вьетнамцев.

В коридоре на растянутых верёвках было развешено бельё. Он брезгливо ступал мимо всего этого бедлама, озираясь на острые мелкие лица суетившихся здесь людей. Постучал в дверь комнаты, которую уже ранее посещал не раз. Та распахнулась. Хозяин зыркнул на Кузнецова острым колючим взглядом, что-то отрывисто крикнул вглубь комнаты, зашевелив челюстями, с торчащими по-заячьи зубами вперёд.

– Сколько дашь? – Кузнецов вытянул перед собой фотоаппараты…

И вот уже позади вьетнамская обитель. Карманы приятно оттянуты грузом часов. «Маловато, конечно. Этот урод, зубастый вьетнамец, настоящий вьетнамский жидяра, еле уторговал его и на это!»

Улицы пустынны. Ни души. Словаки мирно сопят в две дырочки, набираются сил, что бы ни свет, ни заря подскочить и помчаться на работу. Скукотища!

Кузнецов услышал сзади одинокий стук ботинок. Обернулся. Какой-то человек торопился со стороны польской общаги в сторону вьетнамской. Подмышкой – свёрток.

– «Вроде не наш, скорее всего поляк, топает из своей общаги, что здесь неподалёку», – Кузнецов внимательно пытался разглядеть лицо.

– Пан, Запалки маешь? – обратился он к нему,

– Nie, pane, nemam, – человек поспешил дальше.

«Такой же, как и я, торгаш», – предположил Кузнецов.

Он посмотрел на свои не слишком наполненные карманы. Задумался.

«А что, если?.. А чем чёрт не шутит!..» – Кузнецов спрятался в глухую тень, за углом дома. И стал терпеливо ждать возвращения «польского купца». Прошло уже минут сорок, а «купец» так и не появлялся.

– Чёрт! Сколько можно ждать этого урода! Скоро он там выйдет с моим товаром и деньгами!? – выругался Кузнецов, заранее уже мысленно прибрав к рукам чужую добычу, и искренне злясь на то, что эта добыча не слишком-то спешила попасть поскорее ему в руки. Но терпение и ещё раз терпение! Таково основное правило для человека, сидящего в засаде! А именно так себя ощущал в этот момент Кузнецов. Именно, как в засаде. Слишком уж велик был соблазн, что бы вот так запросто от него отказаться. Наконец, в минуту подкативших очередных колебаний, лейтенант услышал скрип открывающейся двери и на улице показался тот самый, долгожданный «поляк». Кузнецов напрягся. Отступил глубже в тень, стараясь не упустить «поляка» из виду. К его счастью, «поляк» пошёл назад в ту же сторону, откуда и пришёл, как и ожидал Кузнецов. Прямо в тень, где тот и скрывался. Едва человек зашел в тень, лейтенант нанёс ему резкий тяжёлый удар в челюсть. «Поляк» зашатался, издал звук, напоминающий визг. Кузнецов молча, опасаясь раскрыть своё происхождение, прижал того за горло к стене и стал молча выгребать содержимое карманов. Поляк, вдруг, рванулся и закричал. Ещё один резкий удар в живот и человек осел, закашляв и задыхаясь, едва не теряя сознание. Кузнецов почти силой выпрямил его, и постучал пальцем ему в лоб. Их лица были скрыты ночью, скупо выдавая лишь отдельные очертания скул сквозь ночной мрак. «Поляк» трясся и как-то по-детски плакал.

– Nie bij mnie, proszę pana..4949
  (Не бей меня, пан!)


[Закрыть]

Кузнецов отпустил его, собираясь быстро покинуть место только что совершённого преступления… Освобождённый от тисков Кузнецова, человек сразу вскинул руки к лицу и осел наземь. Кузнецов обернулся. Заметил в его руке какой-то пакет. Сделал шаг назад, вырвал его. Посмотрел ещё раз на крепкого с виду человека, но такого растоптанного и деморализованного им только что. Окинул его с головы до ног: «Ничего ли не упустил»?

Тот словно от холода, как-то зябко кутался в собственную модную джинсовую куртку с белыми отворотами.

«А курточка-то ничего себе. Мой размерчик!» – промелькнуло у Кузнецова в голове…

Потребуем пеньязи!

Ноябрь 1987 Liptovský_Mikuláš.

– Ahoj, Miroslav!5050
  (*Привет, Мирослав!)


[Закрыть] – Здена открыла дверь.

– Ahoj, bratranca! 5151
  (Двоюродная сестра)


[Закрыть]– в комнату вошёл шатен лет двадцати восьми, – ale kde otec?

– Тата приходит после.

– Рotom суп с котом!5252
  (Потом суп с котом)


[Закрыть] Я хочу видеть его сейчас! Я буду ждать его!5353
  (Я хочу видеть его сейчас! Я буду ждать его!)


[Закрыть]

– Треба тераз? Так почкай!5454
  (Нужен сейчас, так жди)


[Закрыть] А что это с твоим лицом? Где это ты так?

– Да, так. Упал! – молодой человек отвёл глаза в угол, подобно вруну, и плюхнулся на мягкий диван в прихожей…

Ладислав в этот вечер пришёл довольно поздно, когда Мирослав прямо с порога обрушился на него.

– Дядя Ладислав! Я тебя чакаю уж годины три не меней!

– Что стало, Мирослав, что трэба?

– Потребуем пеньязы! Деньги трэба!

– Пречо5555
  (Зачем)


[Закрыть] тебе пеньязы трэба? – Ладислав снял куртку, повесил на вешалку. – Ну, прийде в избу. А что это с тобой? Поведай мне, кто тебя так разукрасил?

– Поведаю, дядя, поведаю всё, давай зайдём.

Они зашли, сели. Ладислав, видя волнение племянника, открыл бутылку сливовой палинки.5656
  (Водка)


[Закрыть]

– Пий, сынок, не волнуйся.

Мирослав отхлебнул из рюмки прозрачную, со специфическим запахом жидкость, поморщился.

– Дядя Ладислав, мне конец! Если я не верну долг завтра, можете мне заказывать панихиду! Только тате ничего не говорите!

– Кому ты, Мирослав задолжал? И сколько? – Ладислав лишь крякнул себе под нос, понюхал свою рюмку и отставил в сторону. Самому пить как то не хотелось, да и повод был явно не подходящий…

Бензиновый прожект

Ноябрь 1987 г. Ружомберок.

Польская общага.

– Миро! Что-то ты не весело выглядишь?! Взял товар и пропал! Зкурвий ты сын! Что пришёл? Пеньязи принес? – Ярек размял свои татуированные руки, поставил их в боки.

– Ярек! Меня ограбили, все деньги забрали.

– Что-о-о? Кто-о? – поляк побагровел.

– Не ведаю. Поляк какой-то, вроде. Не вем. Он молча меня избил.

– Какой такой по-ляк?

– Не ведаю! Крепкий такой. Как ты!

– Ты мне зубы-то не заговаривай! Помнишь наш уговор, али запамятовал?

– Помню.

– Ну, вот и добре! Тогда иди и заказывай себе место в неможнице5757
  (Больнице)


[Закрыть] или хоть до домов али куда тебе трэба, но найди пеньязи!

– Вот. Держи! Я взял в долг, что бы тебе вернуть. Я не запамятовал обещание! Не волнуйся! – молодой человек вытащил деньги и положил перед поляком.

– Вот! Добже! Миро, теперь всё добже!

– Ярек! Теперь мне снова нужен товар! Мне нужно возвращать долг!

– Вот что я скажу тебе, Миро, товара тебе больше не дам. Треба пеньязи, лучше займись чем-то другим, ну вот, бензином, например.

– Что ты имеешь ввиду?

– Смотри, советских вояци видел в реставрации?

– Ну!

– Вот. Подойди, разговорись. Найди мне того, кто сможет бензинчиком разжиться! Сможешь?

– Вы! Smógu!

– Только вот что, мне мелкая рыбёшка не трэба! На погоны смотри. Поручиков не трогай. А вот капитан там или майор – другое дело. Да, особое дело прапори! Прапори – это козырный туз! Ты сперва узнай, кто и что, есть ли у прапора склад, где схован бензин! Или один прапор знает того, другого прапора, ну, который мает бензин! Разумеш? Ну, далей дело договориться!.. Ну, сможе?

– Сможе, Ярек! Сможе!

– Вот и по рукам! Мне бензина много буде трэба! Давай! Пока!..

Стекляшка

Ноябрь 1987 г. Ружомберок.

В городе.

«Стекляшка» – небольшое питейное заведение вблизи полка с окнами во всю стену, с большим балконом. Здесь можно и выпить пива за чистым столиком и перекусить. Здесь есть и маленький бар с полукруглыми мягкими сидениями.

Альяр поднял «децу»5858
  (Стопочку)


[Закрыть].

– Хочу выпить за неё, – глаза его излучали таинственность, – пожалуй, я скоро женюсь, – он сделал глоток, – она тако-о-й человек! – Альяр поджал губы, мечтательно, из-под очков, посмотрел на Александра и Владислава, слегка приоткрыв загадочно рот, словно всем своим существом следил за их реакцией и продолжал.

– Таких поискать надо! Я первый раз такую встречаю…, – Альяр говорил о её достоинствах, вдохновенно прищуривая глаза, с торжественной печалью вздыхал, сжимая в руках рюмку.

– Я рад за тебя.

– Рады за твоё чувство, – один за другим произнесли друзья, внимательно слушая воодушевлённый рассказ товарища.

Зрело любопытство узнать, кто же она, покорившая сердце их товарища и так прекрасно им расписанная.

– Кто она? Как её зовут? – что-то шевельнулось в груди у Майера.

– Пока я не могу этого сказать, – Альяр взглянул на Александра из-под очков, – дело в том, что она замужем! Да и на что тебе? Ты уже опозда-а-л! – произнёс он так, как будто кто-то из друзей мог на что-то претендовать.

Да ведь не в их это правилах-то было! Мужская дружба – превыше всего…

– За-а-мужем? – удивился Майер, – так как же тогда?..

– Мне кажется, она меня тоже любит. Хоть она и замужем, и у неё есть ребёнок.

– Ребёнок? – посмотрел на старшего товарища Майер.

– Ребёнок! А у кого его нет? – действительно, в этой совершенно молодёжной среде полка, почти все были с детками.

– Да он славный малый!.. – продолжал Хашимов, – короче говоря, я их разведу. Она будет моей!

– Не правильно всё это!

– Да что ты понимаешь в арбузных-то корках? У нас всё по-настоящему! – Альяр вдохновенно стал расписывать вечера их встреч, когда муж был в нарядах.

Духовное общение, неотягощённое ещё интимным финалом, придавало их отношениям особую возвышенность и романтичность:

«Мягкое кресло, полумрак, телевизор, журнальный столик, кофе, её плечи, глубокие синие глаза, светлые локоны и беседы, беседы, беседы до утра…»

Придя с ночной прогулки по чехословацким барам, словно ночные разбойники, нарушившие законы и устои общества, вкусившие запретного плода его Величества языческого Бога «Бахуса», наши герои обнаружили, что ни один из них не имел ключи от своей комнаты. Александр оставил их в своей офицерской шинели, которая осталась висеть в казарме. Ибо на улице не было нестерпимо холодно, и офицеры пошли в общагу в одних кителях. Альяр их вообще носил в огромнейшей связке с другими ключами, и, подобно ключнику – привычка училищного каптёра, любил покрутить ими, на тонком кожаном шнурке, стоя на входе в казарму, в каптёрке, которой эта громоздкая гроздь и осталась лежать в этот вечер. Влад же отдал свои Альяру ещё в обед, который их бросил так же в шкафу своей каптёрки. Ну не тащиться же сейчас среди ночи в казарму. В гражданке, да ещё дыша парами хмельного чехословацкого пива!

К их счастью, каждая комната общаги соединялась с другой посредством совместного сан узла. И, к их счастью, у соседей всё ещё горел свет… Попав через соседей в свою комнату, лейтенанты тут же сыграли «отбой». Альяр ещё полночи вздыхал и ворочался в своих мыслях, питающих бессонницу, под понимающее молчание своих младших товарищей. Их же интересовал только сон…