Текст книги "Воздушные разведчики"

На земле шли упорные бои. Советские войска стремились быстрее выйти к Балтийскому морю и отрезать курлядскую группировку. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. На отдельных участках они наносили контрудары. Экипажи, находившиеся на аэродроме в Шяуляе, днем и ночью слышали стрельбу из пушек, минометов и пулеметов. Подчас фронт приближался едва ли не к самому аэродрому.

Однажды танки врага прорвались к городу, гитлеровцы захватили его большую часть. Все экипажи срочно отправили на аэродром Паневежис. В воздухе оставался лишь самолет Глебова, который выполнял разведку в районе Тильзита. Уже грузились в Ли-2 офицеры штаба и наземные специалисты, когда Пе-2 показался на горизонте. Глебов увидел, что над аэродромом идет воздушный бой. На парашюте спускался летчик со сбитого «фоккера». Чтобы не вступать в схватку, командир экипажа заблаговременно перевел машину на бреющий полет, произвел посадку с ходу и только тут заметил: происходит что-то неладное. На аэродроме – ни «пешек», ни истребителей, стоял один лишь Ли-2 с работавшими моторами. К нему бежали офицеры. Один из них (Глебов узнал в нем техника своего самолета Федора Плужникова) начал махать руками. Глебов быстро развернул машину и пошел на взлет. Горючего, правда, было маловато, но до Паневежиса хватило.

К вечеру гитлеровцев из города выбили. Шяуляй был в третий и последний раз освобожден от фашистов, и воздушные разведчики уже окончательно перелетели на этот аэродром.

Непрерывные воздушные бои шли и над самим аэродромом. Его от темна и до темна прикрывала шестерка истребителей Ла-5 из дивизии, которой командовал полковник В. И. Сталин. Тем не менее истребителям врага, которые вылетали на «свободную охоту», иногда удавалось под прикрытием облачности атаковать наши самолеты, заходившие на посадку. Экипаж старшего лейтенанта Якова Орлова в один день был дважды сбит прямо над летным полем. Первый раз это случилось утром. Его атаковала пара «фоккеров», выскочивших из облаков, когда он находился на посадочном курсе с выпущенными шасси на высоте около 100 метров. Самолет загорелся, но Орлов приземлил его. Все члены экипажа успели выскочить из «пешки». Она вскоре взорвалась и сгорела.

После обеда экипаж Орлова отправили на Ли-2 на аэродром Паневежис. Там он получил новый «петляков» и вылетел на выполнение боевого задания в район Риги. Вернулся на аэродром Шяуляй, начал производить заход на посадку. На высоте 400 метров его атаковал вынырнувший из облака ФВ-190. «Пешку» охватило пламя. Экипажу пришлось снова покинуть горевшую машину, но на этот раз уже с парашютами.

Такие наскоки фашисты совершали обычно в тот момент, когда наши самолеты заходили на посадку. Внимание экипажей Пе-2 при этом отвлекалось на выполнение захода, а самолет с выпущенными шасси терял маневренность. Однако в боевом полете даже одиночные «пешки» стали для фашистов, как говорят, не по зубам. Характерен в этом отношении вылет экипажа старшего лейтенанта Алексея Янкова на фотографирование морских портов Либава и Виндава. Он решил подойти к Либаве со стороны моря – все-таки меньше вероятность попадания в зону зенитного огня. Расчет оправдался, экипаж подошел к порту и начал фотографировать его. И тут стрелок-радист Афанасий Мартусов доложил командиру:

– Справа, в восьми – десяти километрах, два истребителя. Идут на сближение!

Велико было желание немедленно прекратить выполнение задания и бросить машину в бреющий полет. Однако Янков дождался, пока штурман доложил:

– Фотоаппараты выключил.

Летчик повел «пешку» со снижением на максимальной скорости на северо-запад, поближе к водам Балтики. Когда пересекали береговую черту, Мартусов сообщил:

– Истребители по-прежнему идут за нами.

Янков взял курс строго на запад, зная, что истребители далеко от берега не уйдут – не хватит горючего. И точно, фашисты отстали. Экипаж вышел на порт Виндава, сфотографировал его.

Высокие боевые качества при фотографировании Паланги, порта Мемель и станции Тельшай проявил экипаж старшего лейтенанта Емелина (штурман лейтенант Коровин, стрелок-радист старшина Лазарев), который прибыл на пополнение из запасного полка вместе с экипажем Янкова. К тому времени он уже имел достаточный опыт – 76 боевых вылетов. После фотографирования Паланги, которое прошло без особых происшествий, Емелин для отвода глаз ушел в сторону моря. На расстоянии 40 километров и высоте 7500 метров летчик развернул машину и подошел к Мемелю с увеличением скорости за счет снижения. На подходе к порту «пешка» оказалась в зоне интенсивного зенитного огня. Емелин уже подумал было, что придется возвращаться. Но огонь прекратился. Это было верным признаком того, что на подходе истребители врага.

– Штурман, включить аппараты! Стрелок, смотреть внимательно, истребители где-то близко! – приказал Емелин.

Сам он увидел 6 «фоккеров», которые шли на встречном курсе, чуть выше «пешки», на удалении около 1000 метров. Емелин с нетерпением ждал доклада Коровина об окончании фотографирования, не выпускал из виду ни «фоккеров», ни спасительных облаков, что тянулись чуть правее по курсу. Гитлеровцы уже изготовились к атаке, когда Коровин сообщил об окончании фотографирования. Емелин энергично бросил машину в облака, стал в круг. Но ведь нужно было сфотографировать еще и станцию Тельшай. Емелин начал набирать высоту. Облака остались внизу, вражеских истребителей не было видно. Высота – 7000 метров.

– Что будем делать, штурман? – спросил Емелин. Коровин, подумав, ответил:

– Пойдем курсом на Тельшай, съемка – с ходу. Так и сделали. Фотоаппараты были уже выключены, когда старшина Лазарев доложил:

– Двести метров сзади – два «фоккера»!

Емелин начал противоистребительный маневр, а Коровин и Лазарев открыли огонь. Во время четвертой атаки один «фоккер» задымил, врезался в землю, а второй вышел из боя.

В сложном положении оказался экипаж старшего лейтенанта Емелина при фотографировании морского побережья от Либавы к югу. Ширина участка – 40 километров, глубина – 30. Для выполнения этой задачи выделили 6 экипажей, которые должны были сделать но два захода (второй – контрольный). Их прикрывали 10 истребителей. Когда разведчики выключили аппараты, истребители прикрытия вступили в бой с «фоккерами». Но связали не всех. Два из них встретили экипаж Емелина в конце первого захода. Они атаковали «пешку» снизу, на встречных курсах. Коровин, занятый фотографированием, заметил их поздно, когда они уже открыли огонь из пушек. Один снаряд попал в редуктор левого винта и разбил его, другой угодил в левую плоскость. Стало не до контрольного захода, пришлось возвращаться на аэродром, как в песне пелось, «на честном слове и на одном крыле».

Очень часто экипажи возвращались с боевых заданий на таких израненных машинах. Наутро им предстояло подниматься в небо. И поднимались. Механики, техники и инженеры полка днем и ночью, в стужу и зной, в дождь и снегопад трудились до тех пор, пока Пе-2 не был готов к полетам. Эти люди не поднимались в небо, но в каждом успешном вылете разведчиков была и их доля труда.

В период подготовки к Мемельской операции в трудное положение попал экипаж старшего лейтенанта Николая Георгиевского: по нему били зенитки, его атаковали истребители. Двигатели вышли из строя, фюзеляж и плоскости были в пробоинах. Тем не менее начальник штаба сказал технику звена Владимиру Ковецкому:

– К утру самолет должен быть отремонтирован. Специалисты трудились всю ночь не разгибая спины: заменили оба двигателя, проверили оборудование, залатали пробоины. Георгиевский придирчиво проверил машину и не обнаружил ни единого изъяна. Экипаж улетел на фотографирование обороны врага на либавском направлении. Техники и механики с нетерпением ждали возвращения «пешки»: как она поведет себя в воздухе после такого ремонта? Когда самолет приземлился, все вздохнули с облегчением. Старший лейтенант Георгиевский доложил начальнику штаба майору Ю. М. Рязанову о выполнении задания. Тот похвалил экипаж, а летчик ответил:

– Техников и механиков надо благодарить.

– Резонно, – согласился Рязанов. – Ковецкий, подготовьте список специалистов, которые участвовали в ремонте самолета. Будем представлять к наградам.

Это лишь один эпизод из весьма нелегкой и ответственной работы инженерно-технического состава полка.

В период подготовки Мемельской операции экипажи 11-го полка добыли массу ценной информации. В сочетании с данными разведки наземных частей она давала довольно четкую картину системы обороны противника. Командование фронта сосредоточило ударную группировку в наиболее уязвимом для фашистов месте – восточнее Шяуляя, и 5 октября после мощной артиллерийской и авиационной подготовки войска генерала И. X. Баграмяна решительно перешли в наступление, прорвали тактическую оборону врага и устремились на запад. На другой день операции в сражение были введены подвижные группы фронта и армий. Вскоре они вышли к Балтийскому морю. Мемельская операция закончилась успешно. Немалая заслуга в этой победе наших войск принадлежала воздушным разведчикам.

Не легче стало экипажам 11-го отдельного разведывательного авиаполка и после завершения этой операции. Пути отхода врага в Восточную Пруссию были отрезаны. Курляндская группировка фашистских войск, насчитывавшая свыше 30 дивизий, была прижата к морю. В этих условиях перед разведчиками встала задача разгадать замыслы вражеского командования об использовании курляндской группировки. Высказывались три точки зрения. Первая заключалась в том, что противник начнет вывозить войска, используя порты Виндава, Либава, Мемель, а затем перебросит их в центральные районы Германии для защиты Берлина. Вторая состояла в том, что фашистское командование намерено сосредоточить ударную группировку в районе Салдуса с тем, чтобы нанести удар в южном направлении и прорваться в Восточную Пруссию.

Большая часть офицеров разведотдела штаба фронта придерживалась третьей точки зрения: враг будет обороняться на Курляндском полуострове. Тем самым он скует советские войска, не допустит их переброски на берлинское направление.

Начальник разведки фронта полковник А. А. Хлебов решил побеседовать с командиром полка Г. А. Мартьяновым. Полевое управление фронта находилось в литовском городке Калвария. Хлебов пригласил туда Мартьянова и спросил:

– Как вы считаете, что намерены делать немцы на Курляндском полуострове?

– Обороняться, – ответил Мартьянов.

– Чем можете обосновать это утверждение?

– Наши экипажи ежедневно отмечают интесивные оборонительные работы и в тактической зоне, и в глубине обороны. Под нашим наблюдением находятся порты Виндава, Либава и Мемель. Ни погрузки войск на транспорты, ни подготовки к ней не замечено. Нет и признаков сосредоточения войск в районе Салдуса. Значит, фашисты готовятся к длительной обороне.

Это же подтвердили и пленные, и перебежчики. Они заявляли, что германские войска в Курляндии будут обороняться до последнего солдата. Следовательно, необходимо было как можно глубже и точнее разведать всю систему обороны курляндской группировки. Большая часть этой задачи возлагалась на экипажи 11-го полка.

В конце октября полк полностью перелетел на аэродром Шяуляй. Здесь же располагалась и дивизия, которой командовал Василий Сталин. Командные пункты полка и дивизии размещались в полуразрушенном двухэтажном здании, которое стояло на границе аэродромного поля. Летчики и штурманы 11-го полка, приходившие сюда для получения задания, часто встречались и разговаривали с Василием Иосифовичем. Небольшого роста, худощавый, чуть рыжеватый, энергичный, он был общителен и приветлив. Люди относились к нему с уважением. По рассказам истребителей, Василий Сталин был смелым воздушным бойцом, но летать на боевые задания ему фактически запрещали. Это нередко выводило его из душевного равновесия. Официального запрета, тем более с согласия отца, разумеется, в этом отношении не было и не могло быть. Но командование ВВС через командующего армией настолько опекало Василия Сталина, что его вылеты на боевые задания практически исключались. Руководствовались при этом самыми благородными побуждениями: дескать, один сын И. В, Сталина – Яков уже погиб, пусть останется в живых другой.

Однако Василий Иосифович использовал любую возможность для вылетов на боевые задания. Воздушные разведчики были свидетелями такого случая. Полковник Сталин со своим ведомым ушел в небо на отработку учебного воздушного боя в районе. Но через несколько минут в зоне их не оказалось. Куда они девались? Может, фашисты сбили их обоих? Они ведь нередко атаковали советские самолеты в районе аэродрома, маскируясь в облаках. О случившемся доложили командующему 3-й воздушной армией генералу Н. Ф. Папивину. Тот приказал поднять в воздух всех свободных летчиков дивизии и найти командира. В. И. Сталина и его ведомого нашли над линией фронта в районе Приекуле – они вели бой с четверкой «фоккеров». Гитлеровцы, конечно, не знали, что удостоились чести вести схватку с сыном И. В. Сталина, иначе умножили бы и свои силы, и старания. Вовремя подоспевшие летчики подожгли три «фоккера». Четвертый задал стрекача, и догнать его не смогли.

Когда Курляндская группировка оказалась отрезанной от основных сил, интенсивность вылетов на разведку еще более возросла. Экипажи 11-го полка фотографировали оборону врага отрезанной группировки и по реке Неман на всю тактическую глубину, постоянно следили за морскими коммуникациями. Все это делалось для того, чтобы своевременно разгадать новые замыслы фашистов. Чувствовалось, что фашистское командование убедилось в невозможности прорваться в Восточную Пруссию. По всей линии обороны развернулись интенсивные инженерные работы. Наши войска готовились к ликвидации вражеской группировки. Необходимо было сфотографировать южный участок ее обороны на всю глубину и протяженностью по фронту более 70 километров. Выполнение этой задачи командир полка поручил экипажам Петра Шинкарева, Сергея Мосиенко и Михаила Глебова. Так как оборона противника состояла из трех полос, каждому экипажу была указана одна из них. Для прикрытия выделили 24 истребителя, по 8 на один Пе-2.

Первым вылетел экипаж Шинкарева. Ему предстояло сфотографировать передний край обороны противника (первую полосу). Заход на боевой курс он производил с запада па восток, то есть со стороны моря. Экипаж Мосиенко фотографировал вторую полосу обороны, но заход на боевой курс производил с востока на запад. Экипаж Глебова фотографировал третью, тыловую, полосу и выполнял заход так же, как и Шинкарев, со стороны моря. Высота полета для всех была единая – 5000 метров, интервал между вылетами – 5 минут.

При выполнении задачи экипажи не видели друг друга. Однако капитан Глебов при выходе на боевой курс обратил внимание на необычную дорожку, находившуюся справа. Она образовалась от разрывов зенитных снарядов, выпущенных по «петлякову» Петра Шинкарева. Ясно было, что такая же участь ждала и остальные два экипажа. Для того, чтобы хоть на первых секундах после начала фотографирования лишить зенитчиков возможности вести прицельный огонь, Глебов набрал несколько большую высоту, что дало возможность выполнить противозенитный маневр. До точки начала фотографирования Пе-2 шел со снижением, и разрывы снарядов оказывались выше и позади машины. Фронтовые летчики знали, что это неопасно, так как осколки снарядов летели вверх. Значительно опаснее, когда разрывы происходили ниже самолета.

Штурман Петр Шаповалов доложил:

– Мы – на боевом курсе. Фотоаппараты включены!

С этого момента возможен маневр лишь по скорости за счет уменьшения или увеличения оборотов моторов. Глебов решил использовать его максимально. Самолет шел как по струнке. Разрывы снарядов стали приближаться к «пешке». Вскоре они появились и справа, и слева, и впереди. К счастью, все еще несколько выше. Потом основная масса разрывов появилась впереди «петлякова», причем на разной высоте. В кабине запахло порохом. Глебов понял, что гитлеровцы поставили заградительную огненную стену, чтобы заставить экипаж свернуть с боевого курса. Но все трое были настроены на одно: выполнить задание во что бы то ни стало.

Глебов резко уменьшил обороты моторов. Это привело к снижению скорости. Следующая серия разрывов несколько удалилась. Летчик до этого вел машину на минимально возможной скорости, идеально выдерживая заданные высоту и курс. Как только огненная стена начала приближаться (зенитчики учли уменьшение скорости полета «петлякова»), Глебов энергично увеличил обороты моторов до максимальных. Пе-2 проскочил сквозь дым от разрывов, и следующая серия снарядов уже взорвалась позади машины.

Так продолжалось около 12 долгих минут полета на боевом курсе. Истребителям прикрытия работы не было. Они отошли в сторону от зоны зенитного огня и набрали высоту побольше. И правильно сделали – истребители должны оградить разведчиков от атак врага.

В конце боевого пути от предельного напряжения Глебов едва не потерял пространственную ориентировку в сплошных разрывах снарядов. Это даже не встревожило его, появилось какое-то безразличие к происходившему вокруг. Из кабины видно было, что в крыльях много пробоин от осколков. Но управление самолетом и двигателями не было повреждено, машина слушалась рулей, моторы работали исправно.

И вот долгожданные слова штурмана:

– Все, командир, аппараты выключены!

Глебов ввел самолет в правый разворот. Вскоре исчезли разрывы зенитных снарядов. «Значит, мы уже над своей территорией», – подумал летчик и осмотрелся: где истребители прикрытия? Четыре Ла-5 уже пристроились к Пе-2. Вторая четверка шла сзади, выше. Все благополучно вернулись на аэродром.

После выхода из кабины Глебов почувствовал такую усталость, что не смог снять парашют. В горле пересохло. Губы распухли – в сложной обстановке воздушного боя летчики нередко кусали их, не замечая этого. С трудом доложил майору Мартьянову о выполнении задания. По выражению его лица Глебов понял: что-то случилось.

– Рано делать выводы, – ответил командир. – Мосиенко пока не вернулся, но это еще ничего не значит.

К ним подошел инженер эскадрильи Григорий Куликов. Он уже осмотрел самолет Глебова, сказал:

– Товарищ майор, посмотрите, на чем экипаж прилетел.

Мартьянов обошел вокруг «пешки», в которой механики насчитали более 100 пробоин. Командир покачал головой:

– Считай, Михаил, что ты в рубашке родился! Несмотря на такие повреждения, к утру «петляков» был готов к вылету. Инженерно-технический состав и на этот раз совершил свой подвиг.

Вскоре в полку стало известно, что экипаж Сергея Мосиенко произвел вынужденную посадку в поле, к счастью на своей территории. Его Пе-2 тоже подвергся мощному зенитному огню, оба мотора вышли из строя. Из-за этого и пришлось садиться на первой же подвернувшейся площадке. Никто из членов экипажа не пострадал.

А вот стрелку-радисту старшине Николаю Антонову из экипажа Петра Шинкарева в самом конце боевого пути осколком снаряда оторвало кисть левой руки.

Задание командования фронта было выполнено полностью и с высоким качеством.

В огне сражений летчики-фронтовики закалились, казалось бы, до предела. Всякий раз, однако, они с болью в сердце воспринимали гибель боевых товарищей. И ничего здесь не поделаешь: на войне, как известно, без жертв не бывает.

Особенно тяжело воспринималась гибель женщин. Права, тысячу раз права Светлана Алексиевич, которая через четыре десятилетия после нашей Победы выразительно нарисовала не женское лицо этой жестокой, кровопролитной войны.

… Осенью 1944 года Михаил Глебов выполнял боевой полет, который даже в деталях своих сохранился в памяти и по сегодняшний день. Задание в общем-то было простое: контрольное фотографирование железнодорожного узла Либава после нанесения но нему удара женским бомбардировочным полком. «Петляков» Глебова шел вслед за тремя девятками таких же Пе-2. В их кабинах находились экипажи женщин. Поскольку Михаил Максимович шел со стороны моря, с превышением километра на полтора, первых двух девяток он четко не видел – одни лишь точки просматривались впереди. Зато третья девятка была перед ним как на ладони, особенно на фоне воды. Пока не стреляли вражеские зенитчики, «пешки» шли в боевом порядке «клин», словно на параде – дистанции и интервалы между самолетами и звеньями выдерживали идеально.

Первой открыла огонь корабельная зенитная артиллерия, когда до берега оставалось еще не менее пяти километров. В небе появились «шапки» – это места разрыва снарядов. Экипажи увеличили дистанции и интервалы между самолетами и звеньями, чтобы снизить эффективность зенитного огня. Но увеличили, пожалуй, больше, чем требовалось. Дело в том, что, когда прекращался зенитный огонь, это означало, что где-то в небе вражеские истребители. Они занимали удобную позицию и начинали свои атаки. Так было и теперь. Бомбардировщикам следовало немедленно собраться в плотный боевой строй, чтобы усилить плотность огня бортового оружия и держать гитлеровских «мессеров» на расстоянии.

А у женщин боевой порядок почему-то расстроился. И как только зенитчики прекратили огонь, на «петляковых» набросились истребители. Времени для восстановления боевого порядка уже не оставалось. Гитлеровцы атаковали со стороны солнца, у них было преимущество в высоте. Они нацеливались на бомбардировщиков и открывали огонь. Один Пе-2 взорвался в воздухе. Два загорелись, еще два, оставляя дымные следы, развернулись и пошли на свою территорию.

Женский бомбардировочный полк все же нанес удар по железнодорожному узлу. В результате возникли большие очаги пожаров. Они четко были видны на снимках, сделанных экипажем Глебова. Но слишком высокой оказалась цена этого урона, нанесенного фашистам. Из 27 самолетов Пе-2, на которых выполнялась задача, многие экипажи не вернулись на свой аэродром.

Сквозь этот шквал огня прошел и экипаж Михаила Глебова. Он выполнил задачу, провел контрольное фотографирование целей. По возвращении на свой аэродром на изрядно продырявленной пулями и осколками снарядов машине Глебов рассказал о трагедии, которая разыгралась у него на глазах. Воздушные разведчики слушали его, не прерывая. Затем начался стихийно возникший митинг. Выступавшие на нем летчики, штурманы, стрелки-радисты клялись не щадить своей крови и самой жизни для окончательного разгрома врага, для достижения Победы. Свое слово они подкрепляли делами в каждом полете.

Приближалась 27-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. В полку – предпраздничное оживление: партийные и комсомольские работники, пропагандисты проводили групповые и индивидуальные беседы, суть которых сводилась к одному: «Не щадить своих сил и самой жизни для защиты завоеваний Великого Октября!» Самодеятельные художники и фотоспециалисты готовили стенные газеты, в которых и о погибших писали так, словно они по-прежнему находились в боевом строю.

Летчики, штурманы, стрелки-радисты, инженеры, техники и механики приводили в порядок обмундирование. Условия для этого были подходящие: летный состав жил в уцелевшем бараке, в котором действовали водопровод и канализация, был электросвет. Готовились к праздничному концерту и участники художественной самодеятельности. Майор Г. А. Мартьянов по-прежнему руководил полковым хором.

Празднование Октября прошло в полку торжественно и волнующе. Уже всем было ясно, что конец войны не за горами. Вместе с тем люди понимали, что враг будет сопротивляться с ожесточением обреченных, а это значит, что без жертв не обойдется.

Когда подполковник С. П. Висягин начал перечислять в своем докладе тех однополчан, которые отдали свою жизнь за дело социалистической революции, все встали, чтобы почтить память погибших. Заключительные слова доклада прозвучали словно клятва:

– Победа не за горами, товарищи, она близка. И мы дойдем до нее, чего бы это нам ни стоило. Враг будет разгромлен. Дело Великого Октября мы защитим!

Авиаторы снова встали и долго хлопали своими натруженными ладонями, ладонями фронтовиков.

С ноября 1944 года в Прибалтике наступило относительное затишье. Обе воюющие стороны перегруппировали свои силы: фашисты намеревались защищаться до конца, ожидая обещанного Гитлером чудо-оружия. Советские же войска готовились к последнему штурму вражеских рубежей. В конце января 1945 года 11-й отдельный разведывательный авиационный Витебский орденов Красного Знамени и Кутузова 3-й степени полк перелетел в Восточную Пруссию, на аэродром Лабиау, и был включен в состав 3-го Белорусского фронта, которым командовал дважды Герой Советского Союза генерал армии И. Д. Черняховский.