Текст книги "Духовник президента. Рассказы о священниках, повлиявших на умы и души правителей России"

Духовники российских императоров

Царь-реформатор и его жизнь в Церкви. Петр Великий

Петр I и Церковь

Первый российский император Петр Алексеевич, заслуживший в истории именование Великого, подобно Ивану Грозному – личность противоречивая и вызывающая ничуть не меньше споров. Тем не менее это личность колоссальная. Если Ивану Грозному некоторые исследователи и вовсе отказывают в уме и таланте политика, то заслуги Петра признают даже те, кто в целом негативно оценивает последствия его правления. Например, историк Владимир Махнач, называющий Петра I «вторым тираном в истории России», так отзывается о деятельности этого государя: «Он решал реальные задачи. Перед Россией действительно стояла задача возвращения на берега Черного моря. Перед Россией действительно стояла задача укрепления на берегах Балтийского моря. А также неглобальные задачи: вернуть спокойную торговлю на Балтике с европейскими державами, заявить себя по полному праву как европейская держава». Отдавая должное императору, В.Махнач говорит о том, что некоторые достижения эпохи Петра вызывают восхищение, «…например, русское военное кораблестроение. Мы только-только научились строить настоящие морские боевые корабли, и к концу правления Петра строили уже лучше, чем англичане» (В.Махнач. Эпоха Петра Первого).

Заслуги Петра I перед Россией известны любому мало-мальски знакомому с историей человеку, но о его ошибках и просто спорных моментах петровского правления обычно упоминают, когда разбирают это царствование более подробно. Многие не могут простить императора, даже до готовности перечеркивать при этом все положительное, что было в петровскую эпоху, за ту политику, которую этот государь проводил по отношению к Церкви. Тот же Владимир Махнач выразился жестко, сказав, что у Петра не было церковных реформ, они были антицерковные.

Русский историк Сергей Федорович Платонов считал, что Петр I отменил патриаршество, передав правление Церковью учрежденному им Святейшему Синоду, которому следовало подчиняться государству, потому что не знал, что делать с избранием патриарха: «Незначительный сам по себе, патриарх становился неудобен для Петра, как центр и объединяющее начало всех протестов, как естественный представитель не только церковного, но и общественного консерватизма. Патриарх же, крепкий волею и духом, мог бы явиться могучим противником Петра I, если бы стал на сторону консервативного московского мировоззрения, осуждавшего на неподвижность всю общественную жизнь. <…> Нет нужды предполагать, как делают некоторые, что уже тотчас после смерти [патриарха] Адриана Петр решился упразднить патриаршество. Вернее думать, что Петр просто не знал, что делать с избранием патриарха» (С.Ф. Платонов. Лекции по русской истории).

Первый российский император Петр Алексеевич, заслуживший в истории именование Великого – личность противоречивая и вызывающая множество споров

Справедливости ради надо отметить, что далеко не у всех церковных деятелей реформа Петра вызвала отторжение. «В официальном учебнике русской церковной истории 1837 г. Святейший Синод прямо именуется “непрерывным Поместным Собором”. В “Истории Русской Церкви” Филарета Гумилевского говорится: “Святейший Синод по составу своему то же, что законный Церковный Собор”. Уже в 1815 г. Филарет (Дроздов), впоследствии митрополит, предпринял попытку представить Святейший Синод как олицетворение соборного принципа Древней Церкви». (И. К. Смолич. История Русской Церкви: 1700–1917).

Также не сходятся историки во мнениях на то, какое влияние оказали петровские реформы на жизнь Русской Православной Церкви.

Вера царя Петра

А. Боханов в книге «Самодержавие. Идея царской власти» писал: «По поводу религиозности Петра существуют разные суждения; это одна из самых неясных сторон исторического портрета этой удивительной, противоречивой во всех своих направлениях личности. Мало кто считает его неверующим; разночтения начинаются при оценке характера его веры».

Подробно о характере веры Петра I рассуждал русский эмигрантский историк, доктор философии, доктор богословия Игорь Корнильевич Смолич в книге «История Русской Церкви: 1700–1917». Он писал:

«Петр не был атеистом, напротив – он был несомненно человеком верующим, но его религиозность не носила того церковного характера, который был свойствен русскому благочестию времен Московской Руси…

Петр не отрицал Церкви как учреждения, но в то же время смотрел на нее с чисто практической точки зрения – как на учреждение, которое может принести государству двоякую пользу: во-первых, в области образования и, во-вторых, посредством морального влияния на свою паству. Исходя из этого, Петр последовательно стремился к превращению Церкви в часть государственного управления, в задачу которой входило лишь воздействие на народ. Это вполне соответствовало его рассудочной религиозности, сводившей всю религию и религиозную жизнь к морали. Это определяло все направлявшиеся им мероприятия духовной власти. С этой точки зрения рассматривал Петр и свои обязанности самодержца, то есть человека, которому свыше доверено руководство многомиллионным народом. Но своим долгом он считал не только управление, но и преобразование жизни этого народа в направлении, которое представлялось царю единственно правильным. Петр верил, что Господь, Создатель мира, руководит его действиями как царя, и в продолжение всей своей жизни сознавал свою ответственность самодержца перед Творцом. Это чувство ответственности толкало его на решительные, иногда даже недопустимые с христианской точки зрения поступки, как то отчетливо видно на примере конфликта его с сыном Алексеем».

В официальных документах (в Военном уставе и «Духовном регламенте») Петр называл себя «христианским самодержцем» и всегда был убежден в Божественном происхождении своей власти. Все свои действия и усилия по переустройству жизни в России Петр рассматривал именно с точки зрения долга и ответственности перед Богом. В своих письмах к духовным и светским лицам он пишет об этом открыто и без всякой задней мысли, ибо фальшь была ему абсолютно чужда и ненавистна. «С помощию Божиею» и с верою, «что все находится не в человеческой, но в Его Воле», приступал Петр к любому делу. Перед битвой он пишет: «Завтра надеемся увидеть врага, милость Божия да будет с нами», а в письме после одержанной победы читаем: «Господь Бог нынешнюю кампанию так счастливо начати благоволил». Спуск на воду судна он приказывает «во имя Божие». Дав Меншикову команду к наступлению, он добавляет: «Сохрани Бог». Такого рода высказывания часто встречаются в письмах Петра. После каждого благоприятно закончившегося дела он неизменно замечает: «Всеблагой Господь не выказал гнева Своего», или: «Выну буди Вышнему хвала», или: «С превеликою радостию приняли и Господу Богу сердечно благодарим». О своем самочувствии Петр пишет: «Сегодня мне, слава Богу, лучше»; «Поздравляю вас с праздником Воскресения Господня и Его победы над смертию. На днях меня охватила проклятая лихорадка, т. ч. всю Страстную неделю я мучился, а в Пасхальную ночь только из-за людей был я у ранней обедни. Сегодня же я здоров». После победы под Полтавой Петр повелевает отслужить благодарственный молебен, ибо «викторию Господь Бог нам даровати изволил». После битвы при Гангуте он пишет в одном из писем: «Всемогущий Господь соизволил почтить Россию». По заключении Ништадтского мира Петр сказал: «Зело желаю, чтоб наш весь народ прямо узнал, что Господь Бог прошедшей войной и заключением мира нам сделал. Надлежит Бога всею крепостию благодарить». В корреспонденции Петра найдется много примеров такого рода. Более того, иногда Петр действует в духе почтенной старины: после побед под Азовом и под Полтавой он в знак благодарения закладывает монастыри; он перевозит мощи святого Александра Невского в Петербург, чтобы освятить новый город, и основывает Александро-Невский монастырь. Едва ли справедливо считать, будто религиозность Петра была проникнута духом западного рационализма. Он почитал иконы и Божию Матерь, как он признался патриарху Адриану во время процессии по поводу казни стрельцов; он благоговейно лобызал мощи, охотно посещал богослужения, читал Апостол и пел в церковном хоре. Современникам была известна его начитанность в Библии, цитаты из которой он метко употреблял как в беседах, так и в письмах.

Эта склонность Петра к участию в беседах на религиозные темы засвидетельствована в «Возражениях на “Камень веры”», где рассказывается, что Петр принимал участие в споре с Талицким, которого «кратко явными Христовыми словами победил и в раскаяние привел».

Говоря о личной вере Петра и его взглядах на задачи Церкви, нельзя умолчать об одном факте, который приводил в смущение потомков и историков. Речь идет о так называемом «всешутейшем соборе». Действительно, нельзя отрицать, что ритуал «всешутейшего собора» был богохульством: он высмеивал церковные обряды и религиозные нравы того времени. Правда, надо оговориться, что сарказм не был направлен непосредственно на содержание христианской веры, а лишь на те внешние ее стороны, которых не было у протестантов: на иерархию, религиозные шествия, роскошные одежды. Коль скоро «собор» начал с насмешек над католической иерархией, то ясно, что влияние исходило из протестантской Немецкой слободы. Позднее «собор» перешел к богохульным издевкам над патриархами, православными обрядами и русским духовенством. «Всешутейший собор» возник в конце 90-х гг., т. е. как раз в то время, когда Петр отчетливо ощутил, что его реформы отторгаются как церковной иерархией, так и лично патриархом Адрианом. Это была неудачная попытка принизить достоинство патриаршего сана в глазах народа и тем самым, может быть, показать ненужность самого патриаршества. Е.Е. Голубинский предполагает, что посредством «всешутейшего собора» Петр «выразил в грубой допетровской форме (выражение Голубинского, означающее то же самое, что “на старомосковский манер”) свое не особенное уважение к духовенству, очень плохо занимавшемуся нравственным воспитанием народа». Голубинский указывает, что и в Московской Руси тот же посадский люд не слишком-то благоговел перед своим духовенством. В этом замечании есть большая доля правды. Разница лишь в том, что в Московском государстве такого рода насмешки исходили от отдельных лиц и были направлены на отдельных представителей духовенства. При Петре же эта «потеха» происходила открыто и была направлена против обряда, т. е. той стороны веры, которой особенно дорожил русский человек конца XVII – начала XVIII вв. и из-за которой миллионы людей уходили в раскол. Несмотря на всю свою одаренность, Петр был плохим психологом. Верующий народ отнесся к шутовству «собора», равно как и ко всем изменениям церковного управления, поставившим Церковь в зависимость от государства, гораздо серьезнее, нежели петровская Духовная коллегия. Вот почему в народе Петра упорно считали антихристом…

Из всего сказанного можно сделать следующие выводы: Петр был человеком верующим, но метафизическую сторону православия он либо не понимал, либо недооценивал. В религии он признавал ценным только ее этическое содержание и ее нравственное воздействие на общество – эту сторону религии он считал важной для государственной жизни народа (И. К. Смолич. История Русской Церкви: 1700–1917).

Как бы то ни было, первый русский император с христианским смирением встретил свой смертный час. «В 27 день января 1725 года, после полудня государь стал к кончине приближаться, – пишет о последних минутах жизни Петра I один из его ближайших сподвижников, – тотчас призваны были два архиерея. И когда один из них о смерти и воскресении Христовом вспомнил, государь посилился приподняться и пересохшими устами еле вымолвил: “Вот то едино, что меня услаждает и жажду мою утоляет…” Через некоторое время удар в большой соборный колокол возвестил о смерти Его Величества».

Петр умер как истинный христианин – с последней мыслью о Боге.

Царский духовник Феофан Феофилактович

Духовники Петра Великого традиционно значились протопопами Благовещенского собора Московского Кремля. Один из них, Феофан Феофилактович, сначала служил в городе Переславле-Залесском, в 1677 году он значится протопопопм Спасо-Преображенского собора. Впоследствии он уже исполняет свое священническое служение в Москве, и в 1693 году становится настоятелем Кремлевского Благовещенского собора и царским духовником, оставаясь им до 1700 года. «Сохранилось исповедание веры и клятвенное обещание номинального духовника царя Петра I Феофана Феофилактовича при вступлении его в должность 13 апреля 1693 г. После краткого обращения к патриарху Адриану с обещанием, несмотря на свою недостойность, честно исполнять обязанности, Феофан зачитал Символ веры и поклялся при служении руководствоваться всеми существующими нормами» (И. Я. Качалова. Благовещенский протопоп – духовник великого государя).

Феофан Феофилактович был духовником Петра Алексеевича и его старшего брата Ивана Алексеевича, человека болезненного и не способного к управлению страной. «После реформ Петра I духовник протопоп Феофан Феофилактович получил сан протопресвитера (его с этого времени носили все императорские духовники), а с переносом столицы духовники покинули Москву и, сохранив должность настоятеля Благовещенского собора, стали в Санкт-Петербурге протопресвитерами Петропавловского собора.

Тимофей Васильевич Надаржинский

Своему духовнику Тимофею Васильевичу Надаржинскому Петр I пожаловал в 1720 году имения, в том числе богатый Тростенец. В 1724 году Тимофей Васильевич построил в Ахтырском монастыре каменный храм во имя святой Троицы, оградив монастырь каменной оградой на протяжении 269 саженей. Надпись под местным образом собора говорит:

«Во всех прославленный в честь и славу тричисленнаго своего имени устрой совершити храм сей 1724 года, при непобедимой державе Всепресветлейшаго Императора Российскаго Петра Великаго, того же года коронование Ея Величества Государыни и Великой Княгини Екатерины Алексеевны, особливым иждивением и трудами Их Величества духовника, протопресвитера Тимофея Васильевича». Монастырь стал именоваться Троицким.

«Тимофей Васильевич, царский духовник и в конце жизни ктитор и инок Ахтырского монастыря, был лицо замечательное. Он происходил из дворянской фамилии, переселившейся из-за Днепра в Украйну; приняв сан священства, он был священником, а потом протоиереем в слободе Тростенце, его незлобие и усердная служба престолу Божиему стали известными царю Петру, и он в 1703 г. призвал его ко двору своему в звание протоиерея придворного Благовещенского собора и духовника его царского величества». Вслед за тем Надаржинский был принят в звание духовника всей царской фамилии; по примеру же царя и многие вельможи, особенно военные, приняли его себе в духовного отца. Отец Тимофей был неотлучный спутник царя во всех его походах и путешествиях. В 1704 г., по взятии Нарвы, государь пожаловал духовнику найденный в этом городе драгоценный крест с мощами, осыпанный алмазами. В продолжение Шведской кампании он неустрашимо бывал на штурмах и сражениях вместе с Петром; о. Тимофей доставлял Петру и донос на Мазепу, к несчастию России, попавший после того в руки продажных судей. В Турецкую войну он также был на Пруте: «жертву Богу приносил молящи, да бусурман наветы не успевают Христова раба одолети». Он отправлялся с Петром по морю и в Персидскую кампанию; дикие волны Каспия едва не погрузили тогда на дно свое отважных путников; о. Тимофей подкреплял твердого Петра упованием на Бога. В 1712 г. Петр пожаловал о. Тимофею портрет свой, осыпанный бриллиантами, а царица своими руками пришила его на персях духовника. В 1717 г. он сопровождал царя в чужие края и был с ним в Париже. Надаржинский сохранил звание свое и в короткое царствование Екатерины I, а по смерти ее в 1727 г. удалился от двора в Тростенец. Здесь, лишась сына Алексея, которого нежно любил, он разделил имение свое между остальными детьми, обогатил вкладами обитель Ахтырскую в некоторые храмы и, «оставшись только с душею и телом», отказался от света, приняв схиму и имя Товии в Троицком монастыре.

 
«В Троицу eepoea в жизни, Троице при кончине
даде обет служити
Убо и в сем чипе Троица сама из воли три дни ему
жити,
Еже тем веру к Себе его всем явити».
 

Преосвященный Епифаний сам погребал добродетельного старца; его положили на правой стороне внутри Троицкого собора. Это было в 1729 г.

Сын о. Товии, Осип Тимофеевич Надаржинский, построил каменную трапезу с колокольней, больницу и в ней храм во имя Петра и Павла. Это было в 1741 г. (Архиепископ Филарет (Гумилевский). Ахтырский Троицкий монастырь).

Анзерский подвижник

Духовником Петра I именуется в житии удивительный подвижник, преподобный Иов Анзерский, просиявший святостью в то время, когда всеобщая духовность оскудевала. Преподобный Иов Анзерский, в миру Иоанн, родился в Москве в 1635 году. Свое пастырское служение начал священником в одном из приходских храмов. Он жил строго, по-монашески, в посте и постоянной молитве: «Помилуй мя, Господи! Пощади мя, Господи!». Любовь к людям была у него удивительная: он всегда искал случая сделать ближнему добро. С полным участием отец Иоанн помогал всем нуждающимся, заботился об обиженных и невинно страдающих, духовно слабых подкреплял, заблудших – ласково и мудро вразумлял, утешал и наставлял. Дом его всегда был открыт для бедных – накормив, отечески побеседовав, он отпускал утешенных, наделяя их в дорогу, чем мог. Если сам нечаянно кого-нибудь обижал, то тут же каялся и немедленно просил прощения.

Слава о добром пастыре дошла до самого царя Петра I – преподобный был призван для священнослужения в придворной церкви и избран духовником царя и царствующего дома. Пользуясь своим влиянием при дворе, преподобный старался еще более быть полезным бедствующим. Посещая заключенных в тюрьмах, он через Слово Божие благотворно влиял на преступников, невинно осужденных укреплял в терпении, тому же, кто отбывал срок за долги, помогал расплачиваться.

С годами отец Иоанн, посвятив себя богомыслию, выходил из дома только на церковные службы, не прекращая благотворений через доверенных лиц.

В 1701 году, по ложному доносу царю (якобы, узнав о злоумышлении, «он яко духовник не открыл начальству»), преподобный был сослан в Соловецкий монастырь и пострижен в монашество с именем Иов. После многих испытаний старец Иов был освобожден от послушаний и уединился на безмолвие в своей келии. Узнав о святой жизни подвижника и удостоверившись, что старец был оклеветан, царь Петр I хотел возвратить духовника к себе, но преподобный Иов отказался. В 1702 году для большего безмолвия он перешел в Анзерский скит святой Троицы, где вскоре по смерти Анзерского строителя Елеазара был назначен настоятелем.

Преподобный Иов переселился на жительство на гору Голгофу, там основал Голгофо-Распятный скит, где продолжил свой многотрудный подвиг

В 1710 году преподобный Иов принял великий ангельский образ с именем Иисуса. Вскоре Сама Матерь Божия определила дальнейший путь иеросхимонаху Иисусу: Она явилась ему во сне вместе с первоначальником и покровителем скита преподобным Елеазаром (память 13 января) и сказала, что на горе, отныне называемой второй Голгофою, на Анзерском острове, будет устроена церковь Распятия Иисуса Христа и учредится скит. Приняв этот чудесный сон за благословение Божие, старец Иисус в 1714 году переселился на жительство на гору Голгофу и с помощью учеников, схимонаха Матфея и монаха Макария, основал Голгофо-Распятный скит, где продолжил свой многотрудный подвиг.

Дочь великого Петра. Императрица Елизавета

Русская императрица

Императрица Елизавета, дочь Петрова, не сразу наследовала своему великому отцу. Собственно, после смерти Петра I, не оставившего завещания, путь к престолу превратился в поле битвы для людей, более-менее имеющих отношение к династии Романовых. В этой династической чехарде у престола порой оказывались совсем случайные люди, что, конечно, не могло не вызвать неудовольствия русского общества. Поэтому восхождение наконец на трон прямой наследницы Петра Великого, любимой народом Елизаветы, было встречено с надеждой и ликованием.

Об этом рассказывает известный церковный писатель Евгений Поселянин в своей книге «Русская Церковь и русские подвижники XVIII века», рисуя перед читателем привлекательный, может быть, несколько идеализированный образ русской царицы.

«Действительно, царствование Елизаветы Петровны было истинно русское. После владычества немцев при дворе стали видны исключительно почти русские люди. За 20 лет правления Елизаветы Россия отдохнула от всей пережитой ею тяготы. И Русская Православная Церковь узнала спокойные дни, не смущаемые никакими инославными влияниями и прогрессами, сводившими заживо в каменные гроба русских архиереев.

Нельзя опустить молчанием черты набожности Елизаветы Петровны, объясняемые во многом обстоятельствами ее молодости. <…> Несмотря на всю свою страсть к увеселениям, балам, спектаклям, нарядам, она в душе была чисто русская девушка и была предана Церкви и всем ее обрядам, как любая боярышня Московской Руси. Она часто езживала в Александровскую слободу, где некогда жил Грозный и где иночествовала одна из ее теток, так что жизнь иноческая была ей близко знакома. Она интересовалась внутренним бытом монастырей, вникала в назначение настоятелей, особенно для хорошо известных ей обителей, ходила на богомолье пешком.

Сердечная набожность императрицы особенно ярко доказывается ее отношением к любимой иконе Знамения Богоматери, впоследствии прозванной Царскосельскою.

Эта икона, величественных размеров и весьма древняя, была домашнею иконою русских царей и привезена в Россию при Романовых, как можно думать, патриархом Цареградским Афанасием, который на обратном пути в Царьград преставился в г. Лубнах, где он почивает нетленно, в сидячем положении, почему и называется в просторечии “Афанасий сидячий”. Петр Великий перевез икону эту в Петербург, и она стала впоследствии келейною иконою цесаревны Елизаветы Петровны. В ту ночь, когда был произведен дворцовый переворот, возведший ее на престол, Елизавета Петровна молилась пред этой иконой и пред нею дала обет: в случае, если достигнет престола, не казнить в свое царствование ни одного человека.

Замечательно, что, воцарившись, она не тотчас издала манифест о своем восшествии на престол, но прождала несколько дней для того, чтоб манифест вышел в праздник Знамения Богоматери – 27 ноября.

Затем, в благодарность Богоматери, императрица Елизавета в своем любимом месте пребывания, Царском Селе, воздвигла близ дворца церковь и торжественно, крестным ходом, перенесла в эту церковь икону Знамения. В этом крестном ходу участвовали члены Синода, все сановники и сама императрица, время от времени поддерживавшая икону.

При Елизавете остававшиеся при дворе протестанты не смели говорить против православия, тогда как в царствование Анны Иоанновны православие открыто гнали. Елизавета дала преимущества принимающим православие: освобождение от суда и наказания за незначительные преступления, повышение служащих в чинах. Она так всюду выставляла свое уважение к вере отцов, что при ней некоторые из остзейских дворянских фамилий приняли православие.

Одним из людей, сиянием своей чистой души освятившим эпоху Елизаветы и пользовавшимся личным почитанием императрицы, был епископ Белгородский Иоасаф».

Протопресвитер Федор Яковлевич Дубянский – духовник Елизаветы Петровны и ее преемницы

Духовником Елизаветы Петровны, а также будущей Екатерины II, в бытность ее еще женой наследника престола, был один из образованнейших людей своего времени – Федор Яковлевич Дубянский. Он был потомственным священником, родом из украинской вотчины Елизаветы Петровны, там же принял сан.

До 1735 года духовником цесаревны Елизаветы Петровны был Константин Федорович Шарогородский, на дочери которого был женат Федор Яковлевич. Поэтому после смерти своего тестя он, по обычаю белого духовенства того времени, занял его место и стал духовным отцом царевны Елизаветы. В 1740 году, уже в бытность ее императрицей, Федор Яковлевич был назначен протопресвитером Благовещенского собора Московского Кремля, а в 1754 году – собора Спаса Нерукотворного в Зимнем дворце Санкт-Петербурга. Известно, что в ризницу Благовещенского собора протопресвитер Федор подарил золотые сосуды весом более 7 фунтов.

Царица Елизавета была послушной духовной дочерью, она любила своего духовника и жаловала его. Он пользовался большим влиянием в Синоде и придворных кругах, был близок к фавориту императрицы Алексею Григорьевичу Разумовскому и, по одной из версий, настоял на том, чтобы связь того с императрицей была узаконена церковным браком. Причем, по некоторым сведениям, сам совершил обряд венчания.

Духовником Елизаветы Петровны, а также будущей Екатерины II был один из образованнейших людей своего времени – Федор Яковлевич Дубянский

В 1754 году отец Федор крестил будущего Павла I, сына великой княгини Екатерины, которой суждено было стать Екатериной II. После ее воцарения он сохранил некоторое влияние, так как Екатерина была обязана ему заступничеством в трудный час перед царицей Елизаветой, отношения с которой у нее были весьма напряженные.

В 1761 году отцу Федору Дубянскому пожаловали потомственное дворянство. Скончался он в начале 1770 года и был похоронен в алтаре Лазаревской церкви в Александро-Невском монастыре (впоследствии лавра), могила его не сохранилась.

Облик Федора Яковлевича запечатлен на портрете 1761 года работы художника А. П. Антропова, созданном в год 70-летия протопресвитера и получения им дворянства. Он представлен вполоборота влево, в рясе с цветочным орнаментом, на груди на ленте – наперсный крест с драгоценными камнями, голова не покрыта, в правой руке посох, в левой – развернутый свиток с текстом: «Хвали, душе моя, Господа…». Тогда же (в надписи: «…жилъ – 70 летъ») выполнена гравюра с погрудным изображением в овале – в правом повороте, в такой же рясе, с панагией на груди, с узнаваемым лицом (крупные черты, волосы на прямой пробор, окладистая борода); вторые отпечатки дополнены гербом и подписью.