Текст книги "Красная роза. Мысль имеет уникальное свойство быть реальностью"

4

Ясный день. Густые душистые облака двигались плывуче и медленно. Порой, солнце играючи пряталась за ними, потом снова выглядывало, и освещала земную красоту. Лучи падали мне в лицо, тем самым ослепляя на время их появления из-за гущи облаков. Если солнце скрывалось за облаками, я мог в полноте зрительного восприятия смотреть на небо, придаваться свободными мыслями, которые рождаются при взгляде на беспокойное небо. В другом случае, солнце резко ослепляло, и я, жмурившись, опускал голову вниз, глядя на землю и изношенные ботинки. Спустя какое-то время, когда гуща облаков оставляет прекрасный город Петербург без последних лучей солнца в этом году, наступает ярая пасмурность, воодушевляющая на истерзанные и критичные мысли каждого из попавшего под влияние погоды. Такая частая и скоропостижная смена ясности и пасмурности в полной мере отражалась и в моей душе. Негативное состояние сменялось на положительное, и так далее. Отчего это влекло за собой двусмысленные и пугающие для меня мысли. Каждому из нас приходиться бороться с самим собой. Нам с небес падают индивидуальные испытания, которые мы обязаны пройти. Не прошедший остается с болью, испытавший становится счастливым.

Воскресенье. Этот день я делил на две части. Первая часть длилась с самого утра, с 6:00 до 15:00, соответственно остальное время – это вторая часть. Я считал, что такое разделение является границей между днем и ночью, явью солнцем и его отсутствием. В конце каждой части, я выходил на прогулку и рассказывал себе о пройденном времени. Всегда! Несмотря ни на какие-либо обстоятельства. Я всегда выходил. Будь то мощный ливень и ветер, бьющий каплями по каждому, кто оказался без укрытия на улице. Будь это невероятно жаркий день, утомленно воздействуя на общее физическое состояние. Будь то тихий яркий солнечный день, как это было в данное воскресенье. Меня не остановит информации о предостережении надвигающейся бури. Даже смертельный вирус, или же падение кометы. Ничего не могло меня оставить. Удивительные фантазии, порой, заходили так глубоко, что мне пришлось сравнить себя с сумасшедшим.

Ровно с половины второго дня, я выходил на свет. Во время каждой прогулки, внутри себя, я пребывал в предвкушении неожиданного случая. Ощущал томную надежду, которая не давала мне никакой ясности. С надеждой, что во время полуторачасовой прогулки со мной произойдет невероятное событие, или же я испытаю невероятные ощущения. Ощущения, которые можно сравнить с полетом в космос, или вожделенные чувства гармонии в присутствии любимого человека. Поздно вечером, с 21:00 до полуночи, я более охотно выходил на свежий воздух. Пленяющий воздух, вздохнув который хотелось жить! Наслаждаться полной грудью жизни, несмотря на все страдания и разочарования, как в людях, так и в предметах беспощадной судьбы. Фатальность моих взглядов постепенно с каждым годом жизни набирали обороты и прочно оседали у меня в глубине души. Отношение полного спокойствия к происходящему, будь мелочью, или огромной трагедией.

Одиночество овладело разумом и чувствами. Я забыл, что значит дарить чужому по крови человеку теплое прикосновение, нежность взгляда, незабываемые ощущения. Девушке! Женщине! Возлюбленной. Последние обстоятельства меня удручили и заставили забыть смысл интимных связей с противоположным полом. Выглядело нелепо и ужасно. Каждое воскресенье, когда наступало время раздумываний, беседа с самим собой, я более чем восемьдесят процентов думал о женском поле. Забвение о вожделенных чувствах, что значит быть любимым и любить. Вероятно, я даже и не знал подобных приятных чувств. Прошлые нелепые связи с девушками, не приводили ни к чему важному и адекватному. Всё заканчивалось куда более омерзительно, чем просмотр извращенного эротического фильма. Меня дико утомляло, и нередко я засыпал на диване с бутылкой несвежего пива в руке. Пока не пришло время обратиться к доктору. И я не считал это патологической проблемой, я считал это временной проблемой. Увы, оказалось, что я ошибался.

Мысли часто затягивали меня до глубокого состояния отчужденности. Неспешно передвигая ноги, я полным смятением забывался, в каком месте нахожусь. И это был тот день. Солнечный день, который заставлял меня дышать глубже и жить. Просто жить…. Около часа я представал в раздумьях, о девушках, о Кире, о совместной с сестрой трагедии. Что было бы, если…. Если они сейчас были с нами. Не покинули нас и не ушли в бесконечный сон. Сон спокойствия и небытия нашей реальности. Конечно, каждого ждет один конец, но мое любопытство, порой, меня пугало. Меня жутко интересовало, каково там? На белом свете… Свете, который нам не под силу встретить, когда мы еще биологически существуем. Когда мы еще есть и можем рассуждать. Говорить с другими, говорить с самим собой. А вдруг? Вдруг и там можно это делать? Никто не знает… От этого становилось еще более любопытно. Если всё в мире состоит из баланса, тогда исходя из логики, этот мир страданий, а тот мир вожделений? Об этом можно только рассуждать, и делать индивидуальные гипотезы.

Я стоял возле реки на набережной, опустив голову, глядя вниз за перила. Туманно вглядывался на отражение яркого солнца в реке. Впервые за последние минуты ни о чем не думал. В одно мгновенье, солнце быстро скрылось за синие тучи, которые неожиданно налетели, словно стая голодных волков на добычу. Иногда мой скептицизм доводил меня до мыслей, что все вокруг против меня. Хотя бы движется не в том направлении, наперекор желания. Меня спасало, что такие мысли были отчасти редки. Подняв голову к небу, густые синие тучи заполонили пространство. Не хватало двух свирепых явлений природы: молнии и грозы. К сожалению, осенью не встретишь таких явлений, одновременно пугающих и прекрасных могучей силой. Для меня она представала в обличие отражения негодования природы, из-за нескончаемых людских грехов, которые воздействуют друг на друга.

Злодеяния человек совершает изо дня в день, беспрестанно и порой, неосознанно. Сложившиеся стереотипы людей разных народов, попутно создают новые агрессии друг к другу. Человек создал всевозможные удобства для жизни, невероятные информационные машины, а также, что является самым главным, он наравне с прогрессом создает себе проблемы, по-другому можно назвать это регрессом. Развитие в технологиях, деградация движется в морали, а также нравственности и психики человека. Отчего же это? Вероятно, что машины не имеют чувств, от того, машинный мир куда более свирепый и удобный, чем природный. Отвращающие исключения существуют в нашем сложном мире, восклицающие люди о том, что машины могут чувствовать лишает их всякого рассудка. Разум поглощен полной психической дисфункцией.

Полил дождь. Капли моментально перерастали из маленьких в очень крупные скопления. Я стоял неподвижно, ощущая на себе влагу дождя. Из-за спины доносилась суета людей и клаксон машин, звук дождя, капли которого вылетали из-под колес, несущихся по дороге автомобилей. Я не смел обернуться. Я наслаждался природой. В один момент мои волосы перестали ощущать падение капель дождя, однако дождь не прекратился. Бессознательно я ощутил чье-то присутствие возле себя, и мое легкое недоумение заставило меня повернуться в сторону.

– Вы любите дождь? – бархатный женский голос спросил меня.

Разум поглотился безумным удивлением, поражение до секундной потери сознания. Меня трясло не от холода, а от бушующего изумления и спутанности внутренних действий нервных импульсов. Светловолосая девушка, с тонкими стройными ногами и голубыми глазами. Передо мной стояла девушка из сна в полном обличии каждой части тела. Полина! Яркая улыбка покрывала небесную пасмурность. В бескорыстном девичьем взгляде царило добро и, как мне показалось, желание помочь мне. Укрыть меня от сильного дождя. Красный зонт закрыл мою голову от дождя. Мысли о цвете… Красная роза… Красный зонт… Похоже, яркий цвет отражал внутренний мир прекрасной незнакомки. Такой оттенок является отражением внутренней силы человека, высокой моральности и безграничной активности. У людей, чьи жизнь отражает красные оттенки, нервные импульсы очень быстрые, но их переутомление вызывает ряд осложнений. Подобное часто слышал от психологов. Взгляд настолько глубоко проникся в сознание, что я оказался подверженным сильному женскому влиянию. Ощущение беззащитности вызывало слабую раздражительность, перед чувством вожделения. Светлые волосы покрывал симпатичный красный котелок, также этот оттенок отражал на ней полупальто, с расстегнутой верхней пуговицей, бросающий золотистый блик. Легкий осенний шарф слегка прикрывал низ шеи, оставляя оголенную верхнюю нежную часть. Красный цвет…. Красная роза. Тот яркий сон, оставив мне много неоднозначных впечатлений, продолжался сейчас. Я мог смотреть на нее часами, лишь бы улыбка не сходила с бледного лица. Часто задаются вопросом: что такое счастье? Вглядитесь в улыбку жизнерадостной женщины, вы увидите там райский мир. То, благодаря чему люди живут, но из-за нескончаемых человеческих пороков, большинство перестают верить. Счастье видеть, как твоя семья не чувствует боли и страданий, видеть улыбки на глазах близких, не видеть смертей и чужих слез. Для меня роза предстала олицетворением некой судьбы спасения. Я не верил в вещие сны. Данная встреча навсегда изменит мое мнение о нашем мире.

– С вами всё в порядке?

Я издал какой-то бурчащий звук, похожий на скрежет старой двери, или зевание старой собаки. В сущности, этот звук был неприятен. Я чувствовал в горле большой ком, мешающий спокойному общению. Дрожь и спутанность сознания угнетали состояние, поэтому ближайшие минуты мой тон создавал волнительные вибрация и несвязанные слова.

– Эм… Мне знаком ваш силуэт…

Прозвучало жалостливо и глупо. Брови незнакомки вопросительно поднялись вверх, и мягкий взгляд продолжил любопытно смотреть на меня. Возникло понимание того, что мне нужно переформулировать свое утверждение.

– Вам не холодно? Вы весь дрожите.

– Вы… очаровательная девушка. Я хочу, чтобы вы всегда улыбались и никогда не грустили.

– Вы что, в меня уже влюбились? – с широкой улыбкой на лице сказала она.

– Я пока не знаю, но, думаю, скоро я это пойму.

Наконец, ко мне вернулось сознание, и я мог связать два слова и составить что-то адекватное.

– Вы верите в судьбу? – спросил я.

– Судьба – это лишь воплощение наших желаний…

Ответ принял для меня важное значение. Она отвечала так, что я не мог дополнить фразы глубиной, и как можно лучше поддержать разговор, учитывая, что проливной дождь мешал нашему общению. Также волнение… Оно засело где-то в середине моего сердца. Под красным зонтом, мы стояли очень близко друг другу, со стороны ощущая проливной дождь, который также попадал нам на одежду и слегка менял тон красного стиля Полины. Она ничуть не была встревожена или отягощена пасмурной погоде, оставаясь в полной уверенности. В ее глазах воспринималось чувство сильной доброты и власти быть для всякого грешника опорой и надеждой на веру в лучшее. Ее очарование доставило мне немало хлопот в момент проявления доброго действия.

– Может быть, мы выпьем кофе? – заговорил я нерешительно в надежде, что она согласится.

Девушка утвердительно кивнула, я прикоснулся к мягкой ладони, и под шквалом ливня мы пошли в ближайшее кафе. На пять минут разум отключился. Я перестал дышать. Тот мир навсегда поменял краски моей жизни. Появился художник, взял огромный белый кусок бумаги и начал творить. Подушечками пальцев он макал в краску, наносил на белоснежную бумагу, создавая новую картину мира для меня. А что со старой картиной? Художник накрыл полотном и убрал в сырой подвал. Ведь прошлое всегда останется прошлым. Его невозможно изменить. Однако Джей Гэтсби говорил иначе. Наши туфли залиты грязной уличной водой, несколько раз ступив в глубокие лужи. Это нисколько не остановило нас. Мы громко смеялись. Моментами я старался смеяться бесшумно, чтобы слышать пронзительный девичий смех, который навечно останется в моем внутреннем мире.

Время скоропостижно. Банальное и обыденное проходит для нас мучительно долго. Полное отсутствие желания наполняет наши тела, и мы, словно птичье перо в реке, плывущее по течению. Также и люди, не имеющие цели. Они живут по течению времени… Время скоропостижно! Оно всегда идет равносильно, не ускоряясь и не замедляясь. Если бы?! А как же парадокс земного баланса? Безвозвратно и торопливо проходящие со скоростью света моменты яркой жизни. В тот момент, когда человек, не переставая, продолжает быть счастливым в эти часы, минуты, секунды… В то время как моменты, которые являются полным угнетением для человека, а также противоположностью счастливых моментов. Черные пятна, словно аллергия, покрывающая кожу человека. Их хочется в ту же секунду стереть, убрать с себя долой. Прочь! Время беспощадно. Такие периоды текут со скоростью черепашьего шага. Невразумительно смотря на это, твои действия незыблемо начинают напоминать толчки. Словно ногой слегка подталкивая черепаху. Но она не может идти быстрее. Это закон природы, ее сущность! Парадокс… Полной силой воспрепятствовал желанию человечества поменять все местами. Окунуться в долгое временное вожделение счастливых моментов, оставить позади себя вкус горечи и угнетения. Убегая от них, или же не давая обойти себя. Тут я вспомнил слова Полины. Эгоизм…. Сплотившись, можно решить проблемы черных пятен, уйти как можно дальше от темноты и грез ярко угольных моментов. Расслабив нагруженные плечи, на которые давит груз тьмы. Схватиться за чистоту белизны и вожделение одухотворенности. Попросить не торопиться, и двигаться медленно, аккуратно, непринужденно и легко.

Образовался провал в памяти. Я говорил с Полиной сидя в уже подсохшей одежде, и не помнил ни единого ее слова. Что это? Греза тьмы? Парадокс жизни? Выглядело словно прокрутка кинофильма, когда все вокруг тебя движется с невероятной скоростью, но тебя якобы нет. Ты находишься в середине всей суеты, однако чувствуешь себя угнетенным и одиноким. Чувства переполняли меня, и в один момент всё остановилось. Полина замолчала, и время стало идти медленно и плавучее, губительно для меня. Она глубоко вздохнула и на три секунды задержала в себе воздух. Ее грудь выступила слегка вперед, взгляд встретил красивый изгиб тела, привлекательность девушки вызвала во мне легкий испуг. Странно… Ее глаза налились кровью, легкие выпустили воздух. Я впервые увидел страх в глазах Полины. Испуг передавался друг другу. Она вновь набрала воздух полной грудью, и медленно выпустила, продолжая испуганно смотреть в одну точку. Вокруг все двигалось медленно, я попытался оглянуться, однако мои мышцы затвердили, словно бетон. Не мог пошевелиться. Взгляд направлен только вперед, на Полину. Два ракурса. Ракурс испуганного лица Полины. Второй ракурс – заднего плана. Официанты тихо, еле передвигаясь, переставляют ногами, будто жидкий азот постепенно охватывает их тело, и вот-вот все разом заледенеют. И не только, работающие здесь люди, а все живое. За окном, внутри кафе… Дождь… Он остановился, капли дождя перестали бить по огромным стеклам кафе. Меня окутал дикий страх. Взгляд вернулся к девушке. Картина была невыносимо пугающей. Она крепко схватилась руками за стол, и учащенно дышала, ей не хватало кислорода, задыхалась. Приступ паники охватил ее и меня. Все вокруг остановилось, люди не двигались. Я не мог что-либо произнести. Губы прилипли. Разомкнуть их не получалось. Учащенное дыхание Полины стали чем-то схожими на стоны. Она издавала периодически резкие пронзительные звуки. Я закрыл глаза…

5

Ранее утро. Блики утреннего солнца врывались в просторные окна квартиры с высоким потолком. Мой утренний сон нарушило частое дыханье Киры. Свет ослеплял глаза, не пробудившиеся ото сна. Без ясного осознания обстановки, инстинктивно меня дернуло к сестре. От непонимания, адреналин хлынул в крови. Подобные резкие пробуждения тревожили меня, мой пульс устремлялся к отметке свыше ста ударов в минуту. Оказавшись в квартире, взгляд облекал беспокойную картину: руки сестры крепко сжимали постель, стягивали под себя, поясница выгнулась в полукруге. Необходим аэрозольный ингалятор. Озабоченный взгляд обратил внимание на сумку. Вытряхнув содержимое, я подобрал белый баллончик. Обхватив за дрожащую спину, мне с трудом получилось поднять Киру на кровать. Хрупкие руки постепенно ослабевали, я поднес ингалятор ко рту. Тремор тела не давал возможности применить лекарство. Когда тело сестры ослабло, тремор утих, я дважды впрыснул аэрозоль. Подобные приступы случались два-три раза в месяц. Они беспощадно пугали меня и заставляли всякий раз переживать стресс. Постепенно я стал привыкать. Прислонив голову к груди, моя рука беспокойно гладила по длинным волосам. Не помню момента вызова медицинской помощи, но я уверенно ждал их скорого прибытия. Нередко случались провалы в памяти, отчего неосознанность руководила действиями. Кира бессильна. Я не чувствовал в ней силы. Тишину нарушали слабые хрипы дыхания. Холод охватывал разум. По моим оголенным стопам дул сквозной ветер. Одна стопа обтирала другую, чтобы хоть как-то согреть с помощью трения. Кира забывчиво смотрела на завораживающее действие. Тиканье часов. Хрипы. Легкий шум стоп. Белая простыня. Одеялом я укрыл Киру, после снова обнял. Спустя некоторое время ей становилось немного лучше. Стук в дверь.

– Заходите, открыто! – крикнул я.

Дверь распахнулась. За порог вошли два врача, в куртках, из-под которых торчали синие халаты. Один из них был психотерапевт Василий Сергеевич Белов. Пятидесяти пяти летний профессор психотерапии, работающий в центральной городской клинике. Из-за крупного телосложения, при ходьбе, переваливался с ноги на ногу, создавая впечатление неуклюжего огромного старика. Один из лучших в нашем городе, лечил довольно тяжелые случаи. О нем говорили, как об отличном специалисте. По его части, прошло тысячи пациентов. Некоторые из них были безнадежны, однако его опыт и умение понимать сложную структуру психики человека, оказались сильнее, и он давал отчаянным людям вторую жизнь. В ту ночь дежурным врачом в клинике был терапевт, прибывший вместе с Беловым. Моложе Василия Сергеевича на несколько лет. Молодой терапевт нес в руках медицинский кейс с препаратами. Он нес его так, словно в нем более двух десятков килограмм. Ничем не примечательный молодой доктор, выражал скрытое доверие. Добрый уверенный взгляд рождал некое ощущение спокойствия. Тот случай, когда ты с облегчением выдыхаешь, так как можешь доверить ответственность кому-то другому.

– Здравствуйте Василий Сергеевич, – шепотом произнесла Кира, не поднимая голову.

Я кивнул.

– Здравствуйте! Что-то вы сегодня неважно выглядите… Это Андрей Владимирович. Терапевт. Сегодня я с ним. Мне нужно было увидеть Киру. Хорошо, что вы позвонили, – грубым низкий голосом промолвил Белов.

Мысль возникла мгновенно: «Когда я успел позвонить Белову?» Я кивнул в ответ и пожал им руки. У Василия Сергеевича кисти были остро ледяными, словно кровь вовсе не приливала к конечностям. Я взглянул на него, от контакта глаз рукопожатие ослабевало. Набитые густые брови психотерапевта поднялись в вопросительном виде. После чего, он изменил взгляд на тот, когда желают что-то сообщить, только наедине.

– Беспокойный сон?

– Да. Она снова задыхалась сегодня, – ответил я, глядя на Белова задумчивым взглядом. Я заметил в его лице недосказанность, которую мне хотелось выяснить.

– Готовь Диазепам, – Обратился Белов к терапевту. Тот поспешно начал рыться в кейсе.

Кира пребывала без сил, кивала психотерапевту, тот безнадежно всматривался в пустой взгляд, будто не знал, что делать. Я ощутил неприятное смущение, возникающее далеко не в первый раз. Внутри меня смешались силы гнева и тревоги. Кира – единственная родная кровь, которая осталась после несчастного случая. Нас связывала тесная и прочная связь, забота друг о друге даровало вдохновение на спокойную жизнь. Я не мог представить Киру в трудных случаях, где бы ей приходилось преодолевать трудности в одиночку, или, испытывать на себя горькие душевные тяжести. Подобные мимолетные мысли быстро отсекались. Я безобразно собирал слова в кучу, напевал какую-либо песню, дабы затмить негативные мысли, вновь нахлынувшие в очередной раз, когда самочувствие Киры ухудшалось. Если это не помогало, то я вылетал из колеи равновесия, чувствовал непреодолимое желание сорваться, чтобы выпустить накопившейся гнев на обычных предметах. Порой, приходилось собирать по всему дому кусочки разбитой посуды. Чувство вины поглощало меня и удерживало на безумной ноте из-за того, что маленькие кусочки керамики впивались в нежные стопы сестры. Мне приходилось пинцетом вытаскивать кусочки разбитой посуды. Ее прекрасные изгибы представляли собой израненное тело нижней конечности. Порезы… Я ведь так и не смирился… В гневе, я дважды спускал слезы по щекам, и Кире довелось заметить, чувствуя безвыходную жалость. На мои расстройства и гнев у сестры выработалась некая фобия, переживания за мое расшатанное состояние вызывало нежелание привыкать к поедающей негативной эмоции. Страх от моих необдуманных действий… Я никак не задевал ее, лишь нежные стопы страдали от несдержанного поведения.

Василий Сергеевич медленно вводил раствор Диазапема внутривенно. После этого Кира держала руку согнутой, подвергнувшись инъекции. Спустя несколько секунд она рухнула на постель, и отвернулась лицом к окну. Не в силах сопротивляться, сон поглотил ее организм.

– Она следует предписаниям? – заговорил Белов, не отрывая взгляда от Киры.

– Слушайте…

Я хотел обратиться к Белову, но вовремя понял, что лишние уши здесь не уместны и взглянул на терапевта. Василий Сергеевич томно посмотрел на коллегу, тот не спешил удалиться. Молодой терапевт оставил на себе недовольное выражение лица, которое засело у меня в памяти. Что это могло значить? Человек профессии врача, высокого класса, обязан понять сложившуюся ситуацию. Я ненадолго отвлекся.

Я вообразил, как мог сорваться на невинном человеке, избить его, причинить боль, неоднократно наступить на тело, выразив неуважение. Откуда возникла такая злость? Беспокойство взяло вверх. Неожиданно проснулась жалость. Сплетение разнообразных эмоций отнимали силы. Ненависть на незнакомого человека? В секунды перерыва в нашем общении с Беловым я успел подумать достаточно о многом. Что мой мозг полностью перестает быть подконтрольным мне. Что уровни моих гормональных веществ вырабатываются в неправильных пропорциях. За эти секунды я сумел создать образец отклонений и того прочего. Но все это казалось настолько противным и лживым, и я быстро отметал все скопления мыслей на данную тему в корзину бреда.

– Глупое сердце, не бейся!

Все мы обмануты счастьем,

Нищий лишь просит участья…

Глупое сердце, не бейся!

Оба удивленно посмотрели на меня. Терапевт медленно, боясь создать шум, закрыл кейс, будто ожидая продолжение, от нежданных стихотворных слов, которые принадлежат поэту Сергею Есенину. Я заговорил стихами, чтобы истребить момент гнева и неконтролируемого угнетения общего состояния. Сложность духа гневающегося в том, что тот постепенно теряет контроль над собой, над собственными действиями, мыслями, эмоциями. Плохо это для окружающих? Гнев плох для того, кто его затевает. Это словно игра. Не используй его для благих целей, ибо ты сам окажешься в игре с собой.

Неожиданно заговорил Василий Сергеевич, моим же тоном, продолжая стихи.

– Месяца желтые чары

Льют по каштанам в пролесь.

Лале склоняясь на шальвары,

Я под чадрою укроюсь.

Глупое сердце, не бейся!

Стук двери. Терапевт ушел. Наступила тишина. Солнечные лучи постепенно вливались в комнату Киры. Предстоял долгий разговор с Беловым. Я был готов к нему, и ожидал чего-то неутешительного, но в душе верил, Кира останется со мной.

Странное ощущение не покидало меня. В голове помутилось, возникла жуткая сонливость, как невыносимая апатия поражала меня после испытанных отрицательных эмоций. Крадущаяся мысль: доктор приехал к тебе… укол сделали тебе… Действительно, самочувствие было таким, что мне казалось, будто сильнодействующее успокоительное вкололи мне. Вскоре, я отмел фантазию.

– Вам нравится стихи Есенина? – томительно начал Белов.

– К чему лишние разговоры? Я понимаю, ваша методика, словесная подготовка к неутешительному приговору, так или иначе… Что с ней сейчас? И что с ней станет?

Белов глубоко вздохнул и шлепнул ладонями по коленям. Было неожиданно видеть это после привычного спокойного вида. Я чувствовал его робость и некое волнение. «Какого черта? Он ведь психотерапевт!» – думал я про себя. С таким огромным опытом работы ему вовсе не следует волноваться при серьезных разговорах, однако, стало быть, что-то он скрывает от меня, что и тревожило Белова. Я незамедлительно жаждал узнать об этом. Вспомнил, что комната моей сестры не подходящее место для разговора о заболевании Киры, в присутствие ее. Я предложил уйти на кухню. Кира сладко пребывала в мире сновидений. Мне чрезмерно стало любопытно, что ей снится. Она мне всегда отвечала, что снится только муж. Нехватка мужского плеча и последовательность моих негативных мыслей привели меня к тому, что Кира, находясь рядом со мной, не достаточно чувствует себя защищенной. Самолюбие задето. Я неуверенно надеялся, что это ложь.

– Василий Сергеевич, хотите чая или кофе? – поднявшись с кровати, предложил я.

Он слегка напугался резкой смене теме, в момент, когда я просил его не мешкать. Наверняка он видел и мой страх, он также чувствовал меня, как и я его. Видимо, я оказывал на него такое влияние, что даже опытный психотерапевт не совладал с волнением.

– Пожалуй, я не откажусь от чашки чая.

Мы пришли на кухню. Казалось, что солнца будто и не было. Бесповоротно отвернувшись от моих окон, более не освещая белоснежные комнаты. Белов сел на стул и всякий раз он говорил о необычайности, скрытом смысле и прекрасной дизайнерском вдохновении. Необычность квартиры состояла в удивительной искренней белоснежности. Ослепляющие белые стены, увешанные натюрмортами и пейзажными картинами, довольно бледных цветов. Белый потолок со стеклянной прозрачной люстрой, испускала блеск в комнату, когда на нее падали солнечные лучи. Белая гарнитура, которую доктор так скрупулезно оценивал и, порой, проводил рукой, ощущая при этом невероятную чистоту нашего дома. «Надо же! Ни одной пылинки» – думал он. Мягкие белоснежные стулья, стол. Вся кухня одурманено и притягательно соблазняла Белова белизной и ясностью. Белый цвет? Серые контуры плинтуса выражали четкие грани стен. Идеализм мог свести сума. На данном этапе существования человечества, люди не готовы к идеализму и отречению от пороков. Я всегда думал об этом…

– Зеленый или черный?

– Черный.

– У меня есть варенье, если хотите. Кира сама готовила. Вообще, варенье следует принимать в утренние часы. На крайний случай, в обеденное время. Глюкоза дает энергии на весь день. Ни дня без ее божественного варенья.

– С удовольствием! Только избыток глюкозы может негативно сказаться на эндокринной системе, и вызвать, психическую неустойчивость. Неврозы, к примеру…

Его ответ стал применим для меня. Я постарался не подать виду.

– Без сладкого жизнь кажется горькой, – быстро ответил я, не обращая внимания на Белова.

– Есть малиновый, клубничный, яблочный… Вам какой? – спустя паузу спросил я.

– Пожалуй, клубничный. Слабость к клубники с детства… Несмотря на то, что данный фрукт является сильным аллергеном.

Белов в каждый ответ вставлял научный факт. Меня стали раздражать его искрометные учения, которые, вскоре, закончились. Теперь я не торопился с разговором, мне было некуда спешить. Я перепутал дни. Вчера суббота, сегодня воскресенье. У меня присутствовала спутанность сознания, и неприятная загруженность мозга, словно в нем что-то сидит, и по мере увеличения, давит с силой изнутри. Это как неожиданно начиналось, также неожиданно прекращалось. Меня это не пугало. Где-то в глубине души я отождествлено испытывал всю эту горечь и неясность. Определенно мне нужно к доктору. Я пренебрегал этим….

Василий Сергеевич охотно допивал чай, медленно и размеренно прокручивая в голове предстоящий разговор, каково ему будет сообщать нежелательное и смотреть мне в глаза. Я понимал, и внутри меня бушевало стая разъяренных воронов, которые уже готовы были расклевать доктора. Излишне непонятным мне были собственные же ощущения: мимолетный страшный гнев, чувственное спокойствие, меланхоличность, безмерное удовольствие (Полина!).

– Она дважды была в клинике… – начал психотерапевт.

– Что?

– Все транквилизаторы, седативные препараты, она прошла более пяти курсов за год. Представляете? За один год! Мы сдвинулись с места не более чем на метр. Метафорическая оценка. Глубокая депрессия, постоянная апатия, когнитивное расстройство, невроз… Это главные отклонения, а знаете… – размерено отвечал Белов, но в конце запнулся.

– Она улыбается…

– Что?

– Она улыбается… Она может улыбаться, и вы говорите о расстройстве настроения? Или как там… Когнитивное? Что за слово такое?

– Расстройство настроения – это отвечать улыбкой в ненужный момент и далеко не на приятные темы.

Неожиданно, меня отпустил гнев, и я бросил взгляд в окно. Снова густые темные облака. Пасмурность. Вероятно, будет проливной дождь. Словно один и тот же день преследует меня, только по разным сценариям. Белов о чем-то говорил. Резкий громкий звук оглушил меня. Я слышал лишь звонкое шипение в ушах, и ощущал судорожную боль в перепонках. Спокойный тон овладел сознанием. Мне казалось, будто организм кричит мне: «Не слушай его, или же я сам тебе заткну уши!». Так и случилось. Организм заставил меня не слушать его. Его противные слова, вернее, противный смысл слов, угнетали мое внутреннее состояние. Раздражение коснулось обоих. Повышенный тон, размашистые жесты руками, чересчур действенная мимика лица, даже мелкие брызги слюни изо рта вылетали в беспорядочном направлении. Раздалось резкое шипение в моих ушах, я воспротивился ему, мгновенно скорчил лицо, и вновь услышал его речь. Мне это казалось, или Белов действительно вышел из себя?

– …из ситуации есть выход. Однако он вам не понравится. И решать только вам. Поверьте, вы сейчас и есть единственный выход. Все вокруг становится для вас… игрой. Обратите это на самого себя. Понимаете?

– Почему вы нервничаете?

– О чем вы?

– У вас трясутся руки, и вы говорите на повышенном тоне.

Он запнулся. Словно язык проглотил и мысленно подбирал нужные фразы. Меня это забавляло. Сказать три слова в нужный момент, и заставить врасплох одного из лучшего специалиста в области психиатрии. Я цинично улыбался. Не испытывал стыда. Скорее мне было больно. Больно от терявшей выхода ситуации с Кирой.