Текст книги "Русский размер"

Ты нужен городу!

Я уезжал в Москву через Владимир, на последней «Ласточке», что идет из Нижнего Новгорода в Москву – кстати, на выксунских колесах, выпускаемых на первой в стране линии колес для скоростных поездов.

На выезде из Выксы по дороге во Владимир – плакат с одинокой черной фигурой человека в пальто и с чемоданчиком на фоне осенней аллеи и надписью: «Возвращайся! Ты нужен городу!»

Возможно, я пишу идеальную картину города, завода, компании, идеального мира, которого никогда не было и не будет. Но ведь может быть. Если его пытаются создать в Выксе Анатолий Седых вместе с командой единомышленников.

Неудержимые. Характеры и судьбы

Эта глава о людях, которые сделали и делают славу выксунской металлургии – ежечасно, ежедневно, ежегодно. Потому что люди – это не только факты биографии Выксунского металлургического завода или его капитал. Люди – главное, остальное приложится. Именно люди всегда спасали ВМЗ от исчезновения в драматические периоды, при бездарных собственниках, при рваческом управлении или в революционную разруху. Так было в депрессивные 1840-е и 1870–1880-е гг., и в катастрофические 1920-е и 1990-е гг. Именно такие люди способны возродить, преобразить и вывести завод на новую высоту, как это происходит в 1999–2019 гг., с момента вхождения ВМЗ в Объединенную металлургическую компанию (ОМК). Именно эти люди сейчас – законодатели в мировой трубной металлургии. Они делают историю.

Дорога к дому

25 июня 1999 г. Анатолий Седых, на тот момент генеральный директор ОМК, в своем первом выступлении перед руководством завода уже в качестве владельца ВМЗ, указав на плачевное финансовое положение завода, бездействие маркетинговой службы, недопустимо убыточное производство железнодорожных колес, отметил и сильные стороны предприятия – технологию и профессионализм, выучку людей. Потому что человек – основа, вокруг которой можно создать любую систему, принять неординарное решение. Центровое звено выксунской металлургии – всегда человек.

Слабаки в металлургии не выживают. Один на один с расплавленным или раскаленным металлом одинаково тяжело и крепостному кузнецу из 1769 г., и мастеровому из 1819 г., и революционному сталевару из 1919 г., и дипломированному бригадиру прокатной линии в 2019 г.

Во все времена металлургия была профессией самоотверженных, достойных, сильных духом людей. Во все времена металлург знал, что всякий неверный шаг может иметь необратимые последствия – и для него, и для товарищей.

Очевидно, что такие люди должны обладать особыми чертами характера, которые позволяют дойти до предела, чтобы довести до ума начатое, исполнить взятые обязательства.

Сам неоднократно был свидетелем, как с рабочих, мастеров, начальников смены во время обычной будничной работы лил пот ручьем – и дело было не в температуре раскаленного металла, к которому приближаются только сталевары, операторы пресс-прокатной линии железнодорожных колес, немыслимыми раскаленными добела виноградными гроздьями свисающих с конвейерных крючьев, и операторы, ликвидирующие буреж и раздирающие и растаскивающие вручную еще раскаленную докрасна сплошную стальную ленту. Дело прежде всего во внутреннем градусе напряжения от этого неотвратимого потока – миллионов тонн, миллионов штук колес, миллионов метров трубной продукции, сотен тысяч труб большого диаметра.

Труд металлурга – всегда на грани человеческих возможностей. Это нечеловеческое напряжение всех сил, физических, душевных и умственных, чтобы выполнить задание, план, директиву – и устоять. Усталость порой накатывает такая, что охватывает отчаяние – независимо от статуса. На пределе сил бывают и рабочие, и руководители, и владельцы. Но человек не останавливается – годами, десятилетиями и столетиями. Он неотвратим, неудержим. Так и работают выксунские металлурги, справляясь с этим вызовом и получая заданный результат.

Кажется порой, что уже совсем невмоготу. Но утром надо встать и вновь идти через свою проходную. Той же дорогой вернуться домой. И если повезет, летом, после дневной смены, в начале июня, обернувшись, увидеть грандиозное небесное представление – алые всполохи во весь небосвод над заводом, будто память о тысячах плавок за минувшие столетия! И так – из года в год. Десятилетия. Неотвратимо, как судьба. Неудержимо, подобно судьбе рабочего, мастера, бригадира, начальника цеха, директора дивизиона или управляющего директора завода. Спроси любого из них, в разгар рабочей карьеры, в ее конце или на пенсии (я спрашивал!) – ответ стандартный: прожил бы такую же жизнь, случись возможность. Вот это удивительно.

Наверное, только такая жизнь, когда каждую минуту нужно выдержать, справиться, устоять, только такая жизнь на грани человеческих возможностей и дает ощущение полноты чувств, мыслей, сердца – жизни. Именно это ощущение и лежит в основе простого человеческого счастья.

Вот об этих людях – и об истинном и первозданном человеческом чувстве счастья, которым и ради которого живут металлурги – и написана глава «Неудержимые. Характеры и судьбы». Им слово.

Как пальцы, сжатые в кулак

БОРИС ФЕДОРОВИЧ АНТИПОВ

Борис Федорович Антипов, отработавший на заводе 63 года под началом двенадцати директоров, бывший главный инженер ВМЗ – легендарная личность. Был прирожденным оратором, обладал даром убеждения. «Говорил красиво», – вспоминают о нем. Его сын, Александр Парунов, полагает, что завод в его настоящем виде – во многом памятник его отцу. Рассказ «Федоровича», как называли уважительно пришедшего на завод после окончания МИСиСа в 1953 г. 23-летнего мастера рабочие, годившиеся ему в отцы и даже в деды, интересен и важен тем, что он фиксирует детали эпохи, передает дух и атмосферу времени, второй половины XX и начала XXI века – этих важнейших в судьбе завода, металлургии, страны десятилетий.

Борис Федорович Антипов (01.12.1930–13.07.2016), инженер-металлург. Окончил МИСиС в 1953 г. по специальности «Обработка металлов давлением». С 1953 г. на Выксунском металлургическом заводе (ВМЗ). 1953–1954 гг. – мастер смены мелкосортного цеха; 1954–1955 гг. – заместитель начальника мелкосортного цеха; 1955–1964 гг. – начальник мелкосортного цеха; 1964–1968 гг. – главный инженер, заместитель директора завода; 1968–1970 гг. – заместитель начальника центральной заводской лаборатории (ЦЗЛ); 1970–1974 гг. – начальник ЦЗЛ; 1974–92 гг. – главный инженер; 1992–2003 гг. – технический директор, первый заместитель генерального директора; 2002–2003 гг. – руководитель проекта «ТЭСА-1420»; 2003–2016 г – консультант исполнительного директора (позже – управляющего директора) по техническим вопросам ВМЗ. На его счету 69 изобретений. По его инициативе и при его активном участии и руководстве на ВМЗ реализованы масштабные проекты (перевод завода на газовое топливо, перевод железнодорожного транспорта на широкую колею, строительство второго в стране и крупнейшего в Европе колесопрокатного производства по выпуску железнодорожных колес, порошковая металлургия, производство электросварных труб, инструментальное хозяйство, создание новых лабораторий, внедрение электродуговых печей, развитие энергохозяйства и ремонтного хозяйства). Лауреат премии Совета министров СССР (1980 г.) и Государственной премии СССР (1982 г.). Удостоен ордена Трудового Красного знамени (1966 г.), юбилейной медали «За доблестный труд» (1970 г.), отраслевых и региональных грамот, медалей и знаков. Почетный гражданин Выксунского района (удостоверение № 1, 2002 г.). Автор брошюры «Цех коммунистического труда» (1961 г.), соавтор книг «Производство порошкового проката» (2002 г.) и «История ВМЗ в ХХ веке». Автор публикаций в российских профессиональных журналах «Сталь», «Металлург», «Металлы Евразии». Автор книги «Формула успеха: творить, верить, любить» (2007 г.). Почетный металлург СССР. Заслуженный металлург России.

Завет отца

Среди моих предков не было представителей высших сословий. Те, о ком хоть что-нибудь знаю, – самые простые люди, рядовые труженики. Всем им я очень благодарен. Они несли свой крест. Как могли, оберегали потомство. Мне еще в юности доводилось слышать о прадеде, Иване Антипове. Внукам он запомнился как наделенный недюжинной силой и отвагой русский мужик. Его сын, мой дед, Николай Иванович, характер имел куда более сдержанный. Облик его знаю благодаря фотографии – высокий, нос с горбинкой. Работал мастером в механической мастерской Верхне-Выксунского завода. В семье Николая Ивановича и его супруги родилось тринадцать детей, некоторые умерли еще в младенчестве. Жили в небольшом собственном доме, стоявшем в нынешнем переулке Щорса в Выксе. Поскольку детишек было много, достатка никогда не было. Спали на полу.

По семейному преданию, когда родился мой отец, дед направился к начальству, чтобы испросить, как бы сейчас сказали, материальной помощи. Управляющим Выксунскими заводами был Мечислав Альбинович Буйневич, я видел его фотографию: солидный такой, в фуражке, какие носили горные инженеры. Дед вошел к управляющему не постучавшись – как выражались в старину, без доклада. Буйневич рассвирепел и, понятно, выгнал деда.

Большая семья Дунаевских, из которой мои корни по материнской линии, некогда жила в Краснодаре. Второй дед, часовых дел мастер, имел большую семью – девять душ. Он был человеком способным и грамотным, любил музыку. Мать была заместителем председателя Пятигорского комитета РКСМ, в октябре 1918 г. сидела в камере смертников, но вовремя успели подойти части Красной Армии. В Выксу она была направлена в сентябре 1923 г. и в течение года заведовала отделом профобразования Приокского райкома металлистов. Разминуться с отцом – активистом, одним из создателей Выксунской комсомольской организации, она никак не могла. Единомышленники, соратники, они жили тогда предельно аскетичной, но исключительно активной, наполненной общим смыслом жизнью. Я был поздним ребенком. Мать родилась в 1900 г., отец – в 1902 г. Большую часть времени я проводил со своей няней.

В конце 1930-х гг. Выкса имела статус города, но мало чем на него походила. Дворец культуры, несколько двух– и трехэтажных домов, главным образом по улицам Ленина, Красных Зорь и Островского, здание ФЗУ, больницы – вот почти все выксунские «козыри» на тот момент. Да наш старинный металлургический завод… Старая, исконная часть города претерпела мало изменений с баташевских и шепелевских времен. Господская усадьба, парк, церковь, старинные дома.

В памяти отложился эпизод, содержание которого осознал, уже повзрослев. Мы ехали на отцовской служебной машине. Отец сидел рядом с водителем, я у него на коленях, а сзади – два чекиста. Вдруг они, как бы заигрывая со мной, стали расспрашивать, кто у нас бывает и что-то еще в том же роде. Отец их резко оборвал: «Отстаньте от парня!»

Чувствовал ли я себя обездоленным, когда арестовали отца? Конечно! На улице ребятишки иногда задевали сына «врага народа»! Не скажу, чтобы как-то особенно, но ведь не закроешь рот никому.

Прошло года полтора, отца освободили. Отсюда, из Выксы, он и ушел на фронт. Вскоре был назначен политруком роты, потом комиссаром полка, заместителем командира полка по политической части. В районе Вязьмы в 1943 г. шли сильные бои. Осколок попал отцу в сердце… Это было в августе 1943 г. Как сейчас помню, я лежал на полянке (около школы № 5, у Большой церкви), когда тетя Шура подошла ко мне и говорит: «Боренька, папочку твоего…». И я все понял, заплакал и побежал домой. Вскоре матушка пришла. Как перенесла? Конечно, тяжело. Что от семьи осталось – две женщины и мальчишка, которого и в мирное-то время без отца поднимать очень непросто. Жили, ясное дело, трудно.

От кого-то из родных услышал, что отец однажды обмолвился: «Если Борька окончит десятилетку, я буду очень доволен». Это очень сильно на меня подействовало! Я воспринял его слова как прямой завет. И старался. Не знал, что такое невыученный урок. Отец отдал жизнь за Родину, за нас с мамой, а я буду лениться?! Пусть мы на улице воспитывались, но и там многое шло на пользу. Даже тимуровская команда! Помогали соседям по хозяйству, читали Гайдара, фильмы смотрели. Активно занимались спортом, на полянке играли в футбол, волейбол, в школе – в баскетбол. Мог и по плохой дорожке пойти, ведь дрались «улица на улицу»! Но обошлось. Мать и тетя не допустили.

Помня об отцовской мечте, старательно учился. Надо признать, что со школьными наставниками повезло необыкновенно. Мама уже была пенсионером по инвалидности, а тетя работала в техникуме. Как сыну погибшего фронтовика мне государство назначило пенсию в 600 рублей, и эта сумма не облагалась налогами.

Решил для себя: добьюсь большего, чем мечтал отец. Поступить в Московский институт стали и сплавов (МИСиС) было очень нелегко. Конкурс был очень серьезный! В то время в вузы приходили фронтовики. Вступительные экзамены – кошмарный сон! После окончания войны прошло каких-то три года. Жили впроголодь. Стипендия на первом курсе – 320 руб., потом 360, а к последнему курсу, кажется, до 420. Щеголял в военном обмундировании отца, меня даже принимали за демобилизованного. Думаю, если бы не этот опыт бедности (поголовной среди студенческой братии), то вряд ли из меня получилось бы то, что получилось. Это тоже была школа – школа экономической самостоятельности, рачительности, школа общежития (в исконном смысле данного слова).

Институт дал мне очень много! Еще до получения диплома смог ознакомиться с металлургическими предприятиями Запорожья, Днепропетровска, Днепродзержинска, Макеевки, Енакиево, Таганрога, Магнитогорска. К диплому имел достаточно серьезное представление о металлургии страны. Я оценил это, уже когда работал в Выксе. Прихожу на мартен – основы технологии объяснять мне не надо. Сталкиваюсь с термообработкой, металловедением, литейным производством – опять выручают базисные знания со студенческой скамьи. Из нашего потока многие стали крупными руководителями, учеными, директорами, главными инженерами металлургических предприятий, руководителями отделов министерства, ведущими специалистами отраслевых институтов.

Как пальцы, сжатые в кулак

Первая смена на ВМЗ в должности мастера в мелкосортном цехе в 1953 г. запомнилась на всю оставшуюся жизнь: тяжелый несчастный случай с бригадиром, серьезные поломки оборудования. Как будто судьба испытывала. Но я освоился довольно быстро. Не прошло и полгода, как смена оказалась в числе лучших – главным образом за счет усиления дисциплины. По цеху не ходили, а бегали бегом все, включая, разумеется, меня.

Работали очень интенсивно. В субботу не отдыхали. И всего три бригады было. Неделю отработали – и замена. Одна смена через сутки, другая – через две смены, а третья – уже через восемь часов! Очень утомительно, особенно в ночную смену. Было много тяжелых ручных операций, требовавших сноровки, собранности, все время нужно было быть начеку – за смену столько разных аварий может приключиться! Даже инженерно-технические работники (ИТР) приходили домой словно выжатые, а что уж о рабочих говорить – очень тяжелый физический труд. Поэтому работали сменяющими друг друга бригадами по 15–20 мин, потом столько же отдыхали. Там, где позволяли условия, с большой отдачей трудились женщины – контрольными мастерами, операторами, крановщицами. У меня с того времени осталась привычка: чтобы не травмировало горячей полосой, всегда осматриваюсь, чтобы знать, куда в случае чего можно отступить или отпрыгнуть.

Цех был ответственный. Он обеспечивал заготовку для ряда других цехов, работать приходилось на опережение, рассчитывать свой график так, чтобы оставался резерв.

Когда я пришел в мелкосортный цех, там преобладали старые кадровые рабочие, матерые мужики по 45–50 лет, в основном люди доброжелательные, лояльные. Очень опытные, авторитетные, работоспособные, владеющие всеми тонкостями технологии, они по-доброму относились ко мне, совсем еще молодому специалисту, всегда поддерживали.

Одно из незыблемых правил, которых я придерживался с самого начала: прийти в цех пораньше, чтобы успеть продумать и провести расстановку людей. Это было непростое дело. Пятидневную рабочую неделю еще не ввели. Цех работал круглосуточно. Общего выходного у коллектива не было. Каждый день кто-то из смены отдыхал, и его кем-то приходилось заменять. Поэтому мастерам следовало хорошо знать возможности каждого рабочего. Поставишь неумеху – жди беды. Иные брались спорить: «Я сюда не пойду, я здесь не могу…» Пришлось научиться «власть употреблять»… Когда перед сменой собирались в конторке, я обязательно информировал, с какими результатами мы сработали накануне, все ли справились со своими обязанностями, как трудились сменившие нас коллективы, что предстоит сделать сегодня.

Несмотря на то что очень многие подчиненные были намного старше меня, фамильярности по отношению к себе не замечал. Это само собой получилось, без всяких усилий с моей стороны. Даже те, кто в отцы годился, не называли просто по имени. Изредка – «Федоровичем». С приятелями и знакомыми договаривались: на заводе друг к другу только по имени-отчеству, за ворота вышли – другое дело. И соблюдали договор.

Наряду с опытными рабочими немало было грамотных, инициативных инженерно-технических работников. Случалось, работали целыми семьями – жена с мужем, отец с сыном. Гельцы, Райковы, Кривовы, Быстровы, Гришины, Грунины. А потом я поставил задачу принимать в цех работников только со средним и средним специальным образованием – тогда это был высокий ценз. Бригадирами – во всяком случае, сменными бригадирами электриков – назначал исключительно техников. И работа пошла по-другому.

Когда цех начинал «хромать», я выходил в смены и проводил совещания. Выступая, четко обрисовывал возникшие проблемы, предлагал обсудить, высказать свои претензии и замечания. Могло и мне при этом попасть. Рабочие и мастера без опаски высказывались об упущениях руководителей. После такой встряски, когда друг друга отчитали как следует, сдвинуть дело с мертвой точки оказывалось легче. Люди обсуждали, на что надо обратить серьезное внимание, где дисциплину подтянуть, указывали на случаи отступлений от технологии, различного рода нарушения, которые могли бы стать (или стали) причиной аварий. Естественно, виновных наказывали. Я старался придерживаться принципа: все нарушения должны иметь соответствующие последствия. Каждый в коллективе должен знать: ни одно нарушение, пусть, казалось бы, мелкое, не останется безнаказанным. Как только этот принцип реализовывался, количество всевозможных проблем и происшествий начинало неуклонно снижаться – хотя полностью исключить их было невозможно. Не всегда же виноват «человеческий фактор», что-то бывает связано с объективными причинами. Преднамеренно шел на такие «встряски», выводил людей на откровенный и нелицеприятный прямой разговор. И оказывалось, что это было в наших общих интересах. Коллектив начинал работать ритмичнее, заработки росли.

Укрепление дисциплины в значительной мере способствовало и решению проблемы травматизма. Для мелкосортного цеха – чрезвычайно злободневной. Число травм к середине 1950-х гг. доходило до 60 случаев в год. Понимая, что одними призывами и увещеваниями здесь многого не добьешься, я ввел определенную систему (впоследствии она была внедрена в масштабах всего предприятия) – по каждому случаю нарушения вносилось замечание в личный конспект работника по технике безопасности. Если нарушитель отказывался расписываться, за него это делали мастер и табельщик. Когда число таких замечаний достигало трех, я вел нарушителя в заводской комитет профсоюза и ставил вопрос о предоставлении человеку менее опасной работы. Как правило, завком не поддерживал это предложение, но предупреждал нарушителя – если он будет продолжать игнорировать правила техники безопасности, ему придется распрощаться с профессией. Эта угроза оказывалась очень действенной. Каждому было понятно, что поход в отдел кадров обернется переводом на менее квалифицированную, скромно оплачиваемую работу. А это удар по бюджету, да и по авторитету.

В результате травматизм у нас стал снижаться, ведь в его основе лежали нарушения правил техники безопасности. Ко времени моего ухода число травм сократилось примерно до пяти случаев в год. Не менее важным условием снижения травматизма было совершенствование технологии и повышение уровня механизации труда, достигнутое в результате реконструкции.

В нашем коллективе было чрезвычайно развито рационализаторство. Мелкосортный цех достаточно часто оказывался среди лидеров по этому показателю. Я требовал, чтобы наш технический персонал и мастера помогали рабочим оформлять предложения, поддерживал их желание усовершенствовать производство – ведь не каждый мог сам представить свою идею в чертеже, схеме. Надо понимать, что рационализация в то время была практически единственным способом получить прибавку к зарплате. В каждый ремонт у нас что-нибудь обязательно усовершенствовали, в результате мы резко увеличили объемы выпуска и подняли культуру производства за счет уменьшения доли ручного труда, повышения уровня безопасности. Один из узловых цехов смог не только обеспечить другие (трубный, листопрокатный, вилопрокатный, фитинговый) штрипсом, сутункой и полосовой заготовкой, но и производить десятки тысяч тонн продукции для реализации внешним заказчикам во многом благодаря тому, что идеи совершенствования увлекли передовых специалистов, рабочих.

У нас был особый дух общности, сплачивающей ответственности, единения не только в работе, но и в часы досуга. Те, кто пренебрегал доброй репутацией коллектива, подвергались непритворному осуждению. Субординация не отрицалась, но превалировало чувство товарищества людей разных рангов, решающих одну задачу. В трудные моменты особенно сильно ощущалось сплочение людей. Как пальцы, сжатые в кулак, сильнее, чем каждый порознь, так и мы тогда.

Главным образом женский

В 1970 г. начальника Центральной заводской лаборатории (ЦЗЛ) освободили от занимаемой должности и меня назначили на его место. Хотелось как-то поднять ЦЗЛ, сплотить ее коллектив. Там были сталеплавильщики, прокатчики, трубники, металловеды, испытатели, химики и физики. Приходилось преодолевать инерцию мышления, нежелание активно участвовать во внедрении нового. Нужно было стоять на своем, переубеждать руководителей, осваивать новшества. Ответственность серьезнейшая.

В цехах не могли не оценить, что из ЦЗЛ приходят люди, которые оказывают реальную помощь в решении злободневных производственных задач. Если в мартеновском цехе осваивалась новая марка стали, в цех выходили все работники сталеплавильной лаборатории, контролировали и помогали. В то время мы освоили анализы углерода на экспресс-анализаторах – впервые в стране. Кроме того, внедрили определение водорода в стали. Все это давало определенный экономический эффект, а кроме того, позволяло людям совершенствоваться. Естественно, значение лаборатории возрастало.

Коллектив ЦЗЛ был главным образом женский, с работницами нужно было вести себя деликатно и осторожно, чтобы не осложнять психологическую атмосферу нервозностью, никак не связанной с нашими профессиональными заботами.

С удовольствием вспоминаю, как всем коллективом выезжали на природу, устраивали вечера отдыха. Я старался увязывать это с праздниками или окончанием очередного квартала. Начинали обычно с доклада или обзора, подводили итоги очередного этапа деятельности, вручали скромные поощрительные подарки передовикам, а потом – застолье, танцы. Это, безусловно, сближало людей. Долго потом я с ностальгией вспоминал об этой работе, о коллективе с огромным количеством интеллигентных, умных людей. Мало того, что они профессионалы, так еще и какие яркие личности! Это было больше, чем просто служба! Это – творчество, позитивные перемены, формирующиеся при самом активном твоем участии.

Люди огненной профессии

Наш выксунский завод считался металлургическим, потому что здесь работали два мартеновских и три прокатных цеха. Мартеновские цеха в основном обеспечивали нужды самого завода. Мощность мартеновского цеха № 1 была очень скромная – немногим больше 200 000 т стали в год. Однако он успешно обеспечивал выпуск высококачественной броневой стали для листопрокатного цеха.

Мы производили прекрасный металл. Наши сталеплавильщики работали очень хорошо, квалифицированно. Разбег элементов (углерод, сера, фосфор, марганец, кремний) в стали ВМЗ – а представители МПС ежегодно делали такой анализ – был самым узким. Это тоже плод мастерства коллектива второго мартеновского и, конечно же, результат последовательной и практически непрерывной модернизации этого цеха. Здесь были применены все новшества, которые рекомендовало взять на вооружение министерство черной металлургии. Все это позволило значительно сократить брак и нарастить выпуск стали.

Коллективы мартеновских цехов всегда славились сплоченностью, боевитостью. Это вполне объяснимо: работа тяжелая, случайные, слабохарактерные люди быстро отсеивались. Тем более крепким должен быть их руководящий состав. Возглавляли цеха и занимали ключевые инженерно-технические должности авторитетные люди, хорошо знавшие производство. С давних времен в нашем городе к мартеновцам сохранялось особое отношение. Их традиционно первыми представляли к высоким наградам, их не оставляли своим вниманием газеты, радио. «Людей огненной профессии» искренне почитали! Это уважение имеет очень давние корни в нашей истории. Считаю его вполне заслуженным.

В сложной и опасной стихии мартеновского производства нет поводов для веселья. Это был тяжелейший труд, требовавший предельной собранности, осторожности – и все равно неизбежны драматические ситуации. И все же мартеновцы очень ценили юмор, там было много одаренных людей, щедрых на шутку.

Красивый труд

Листопрокатный цех (ЛПЦ) с его уникальным перекрытием, созданным в конце XIX в. самим Владимиром Григорьевичем Шуховым, был относительно небольшим. Но не размерами и не ошеломляющими объемами производства славен ЛПЦ, а тем, что внес весомую лепту в развитие целого ряда отраслей отечественной промышленности, в том числе – оборонных. Сортамент выпускаемой продукции менялся в зависимости от текущих потребностей экономики страны. Выпускали марочные, котельные, резервуарные, судостроительные и броневые листы, заготовки для сварных труб, мостов, автоколес.

Весомый вклад внес коллектив в создание оружия Победы. В годы Великой Отечественной войны прокатанная в цехе броня и стальной лист шли на создание бронепоездов, торпедных катеров, танков, бронемашин, штурмовиков, использовались при строительстве оборонительных сооружений. Производство тонкой брони – сложное и трудоемкое дело. Конечно, сказывался и большой опыт кадровых вальцовщиков, их подручных, машинистов-операторов, болтовщиков. Многие из них виртуозно выполняли тяжелейшие операции. Это был труд, посильный только очень умелым и выносливым мужчинам. Со стороны красивый, но очень опасный! Травм и увечий за десятилетия работы цеха здесь приключилось множество, и только в новые времена их число уменьшилось на порядок – благодаря целому ряду организационно-технических мероприятий.

Начинается с туалета

Чугунолитейный цех был старейшим на предприятии, это практически ровесник завода. В нем было две доменные печи и участок для изготовления продукции методом литья. На рубеже ХIХ – ХХ вв. печи были коренным образом реконструированы. Проходя дальнейшие переделы, выплавляемый в них чугун становился сталью. Обычно литейные цеха – самые грязные, ведь там много земли, пыли и гари. Сама природа производства такова…

Но очевидцы и тем более прямые участники никогда не забудут «революцию», которую мы сумели осуществить в литейном цехе. Чистоту на участке навели идеальную. Везде были расставлены коробки для мусора. Вдоль стен выкопали маленькие траншеи, которые заполнили грунтом, посадили цветы…

И здесь же появился лучший на заводе туалет – с зеркалами, кафельной плиткой, освежителем воздуха. После одного из совещаний по технике безопасности я привел всех начальников цехов, руководителей служб, представителей профкомов, инспекторов завода посмотреть этот туалет. Потом, сказал: «Чистота и культура начинается с туалета». Скоро убедился: соответствующие выводы они сделали. Приходишь в какой-нибудь из цехов – стучат молотки, что-то благоустраивается. В большинстве цехов места общего пользования привели в должный вид.

Золотая «Колеска»

В 1950-е – начале 1960-х гг. одной из самых острых проблем Выксы была проблема трудоустройства. Потеря места часто влекла за собой серьезные жизненные трудности, так как на работу устроиться было непросто. Учиться было негде. Люди уезжали в Горький, в Москву. Большой популярностью пользовался металлургический техникум (ВМТ) – но многие выпускники ВМТ, получив дипломы, уезжали по направлениям в другие города. Их можно было встретить в Магнитогорске, Череповце и других металлургических центрах страны. Многие из них продвинулись по служебной лестнице, занимали весьма ответственные должности. Почему же так сложно было устроиться на родном для многих тысяч выксунцев заводе? Так ведь предприятие было сравнительно небольшое. Два мартеновских цеха, листопрокатный, мелкосортный, два трубных, вилопрокатный, фитинговый, листокровельный, небольшие по численности вспомогательные службы – вот, собственно, и все. Важно было прервать состояние стагнации, начать строить большие цеха, которые бы вывели и ВМЗ, и город из этого периферийного статуса.

21 ноября 1969 г. – важная веха новейшей истории Выксы. В этот день на северо-западной окраине города в торжественной обстановке, при большом стечении народа произошла закладка фундамента корпуса колесопрокатного цеха проектной мощностью 650 000 железнодорожных колес в год. Крупнейший в Европе, он переводил и градообразующее предприятие, и город в более высокий и престижный ранг. В дальнейшем очень многие молодые люди, получив дипломы, смогли найти себе применение в родном городе. Выксунская инженерия подходила к эпохе своего Ренессанса.

В период освоения часто случались ЧП, постоянное напряжение изматывало людей – а где усталость, там и сомнения, скепсис. Я всегда верил, что мы доведем этот цех до ума. Работая главным инженером, еженедельно проводил системные оперативки, лично курировал все мероприятия. На свой исторический рубеж – 800 000 колес в год – цех вышел лишь почти через 30 лет после пуска.

Цех очень много дал стране, сыграв огромную роль в ликвидации дефицита железнодорожных колес. Экспортные поставки продукции КПЦ укрепили престиж завода и страны. И самое главное – за всю историю КПЦ не зафиксировано ни единой серьезной аварии во время движения поездов, причиной которой послужил бы дефект колеса с клеймом ВМЗ.