Текст книги "Наполеон"

Переворот состоялся 9—10 ноября (18–19 брюмера) 1799 года. Утром 9 ноября дом Наполеона и улица перед ним начали наполняться генералами и офицерами, на которых Бонапарт мог вполне рассчитывать. Был готов подчиниться весь Парижский гарнизон – 7 тысяч человек. Наиболее приближенным генералам – Мюрату, Леклерку[11]11
  Леклерк, кстати, был мужем Полины Буонапарте.


[Закрыть], Макдональду Наполеон объявил, что пора «спасать республику». Тем временем в Совете старейшин участники заговора убеждали своих коллег, что раскрыт «страшный заговор» против республики (вероятно, якобинский, но все подавалось очень туманно), который вынуждает действовать. Действия эти заключались в следующем: перенести заседания обоих Советов за город в селение Сен-Клу, поручить подавление заговора Наполеону. Растерянный Совет проголосовал за эти два пункта.

Бонапарт со своей свитой, получив известие из Совета, прибыл к дворцу Тюильри, куда заранее стягивались войска. Затем он выступил перед старейшинами с краткой и не вполне убедительной речью, в которой говорил о своей готовности защищать республику. После этого в саду произошла знаменательная сцена – встреча Наполеона с секретарем Барраса. Последний, уже зная о происходящем, дожидался известий от генерала в своем Люксембургском дворце. По всей видимости, он был уверен в том, что Бонапарт все еще остается его человеком. Но секретарь директора вынужден был выслушать гневную отповедь Наполеона, рассчитанную, конечно, на публику: «Что вы сделали с Францией, которую я вам оставил в таком блестящем положении? Я вам оставил мир; я нашел войну. Я вам оставил победы; я нашел поражения! Я вам оставил миллионы из Италии, я нашел нищету и хищнические законы! Что вы сделали со ста тысячами французов, которых я знал, моими товарищами по славе? Они мертвы!» Через несколько часов Баррас, понявший, что в новой политической комбинации для него нет места, подписал текст заявления об отставке, заранее составленный Талейраном. Некогда всемогущий правитель удалился на свою виллу и больше в политику не возвращался.

Директории, собственно, более не существовало. Верные Наполеону генералы получили приказ занять все стратегически важные пункты столицы, а в Сен-Клу потянулись экипажи членов Советов. Далеко не все хорошо понимали, что происходит и с чем борются они вместе с Наполеоном Бонапартом. Отрезвление пришло уже в предместье. События в Сен-Клу развивались совсем не так, как рассчитывали заговорщики. Наполеону было нужно, чтобы при его приходе к власти была соблюдена видимость законности. Он, вероятно, не до конца был уверен в своем авторитете в обществе и среди традиционно республикански настроенных солдат. Для этого и была устроена комедия в Сен-Клу. По планам организаторов переворота Советы должны были поручить формирование новой Конституции Наполеону и самораспуститься. Но все вышло не так просто. В Совете пятисот около двухсот мест принадлежало бывшим якобинцам. Они к середине дня 19 брюмера (10 ноября) уже полностью отдавали себе отчет в том, что имеют дело с диктатором, а не борцом за права и свободы. В этом Совете началось поименное принесение присяги Конституции III года. Это было явное выражение протеста против действий корсиканца. Даже Совет старейшин колебался и не принимал необходимого решения.

Наполеон, устав ждать, решил лично повлиять на ход событий и поднялся в зал заседаний Совета старейшин. Однако оказалось, что и этот человек действия, умевший кратко и точно формулировать свою мысль и, безусловно, не лишенный отваги, может дать слабину. Речь его была путаной, он говорил о республике, оправдывался, утверждал, что он не Кромвель и не Цезарь, грозил неизвестно кому. В конце концов его прервали. Старейшины требовали более точных сведений об участниках вымышленного заговора. Тогда Бонапарт в сопровождении десятка солдат направился в Совет пятисот, но там ситуация для него сложилась еще хуже. Едва Наполеон переступил порог, его встретили гневные выкрики: «Вне закона его!», «Долой диктатора!» Кто-то ударил генерала, кто-то схватил за горло. Бонапарт был бледен, ничего не отвечал и, похоже, находился на грани обморока. Лишь решительные действия солдат помогли ему выбраться из зала.

В те минуты переворот находился на грани срыва. Наполеон некоторое время пребывал в непонятном оцепенении, не мог ни на что решиться. Многие из ожидавших в комнатах дворца «друзей» генерала потянулись на выход, считая, что дело проиграно. Но все же Бонапарт и его ближайшие соратники – в первую очередь Мюрат, спасли положение. Придя в себя, Наполеон вскочил на коня и стал объезжать стоящие во дворе полки, крича, что «ему и Республике угрожали кинжалом». Люсьен Бонапарт обратился к окружившим здание солдатам с просьбой спасти Совет от «кучки бешеных». Под звуки барабанной дроби в зал вбежали гренадеры во главе с Мюратом и Леклерком. «Вышвырните всю эту свору вон!» – такими были слова Мюрата, которые можно поставить в один ряд со знаменитым «Караул устал!» матроса Железняка. Гренадеры за пять минут полностью очистили помещение.

Нескольких перепуганных депутатов поймали и приказали вотировать необходимые решения, согласно которым создавалась специальная консульская комиссия в составе Сиейеса, Роже-Дюко и Бонапарта, которой поручалась подготовка конституционных законов. В это время люди Фуше расклеивали в Париже афиши о том, что на Бонапарта, разоблачившего контрреволюционный заговор в Совете пятисот, было совершено покушение, но «гений Республики спас генерала»…

Укрепление консульского режима. Вторая итальянская кампания

В первые дни после событий, которые вошли в историю как «Переворот 18 брюмера», первенство Наполеона среди трех консулов еще не было так очевидно для французов. Многим казалось, что Бонапарт займет подобающее ему место ответственного за военную политику. Генерал и сам, казалось, своими действиями подтверждал это мнение. Несмотря на свое звание, он сменил военный мундир на скромный сюртук, появлялся на людях только в обществе своих коллег, держался подчеркнуто скромно. Новую конституцию разрабатывал имевший славу знатока-законоведа Сиейес. Последний же надеялся, что будет играть ведущую роль в государственной политике, и в соответствии с этим строил на бумаге новую систему управления, основанную на не просто разделении, а своеобразном рассеивании законодательной и исполнительной власти между самыми различными учреждениями и лицами. Ведущую роль в этой замысловатой системе должен был играть некий «великий электор», который должен был проживать в Версале, получать пять миллионов франков в год и управлять страной посредством двух консулов – консула мира и консула войны. Нетрудно было догадаться, что для себя Сиейес готовил теплое местечко электора, а Наполеон должен был стать консулом войны.

Однако на коллегиальном рассмотрении проекта его автор столкнулся с несколько неожиданно резким сопротивлением Бонапарта. Тот поднял проект на смех и быстро взял дело в свои руки. Законникам, работавшим под его руководством, генерал сказал: «Пишите коротко и неясно», и Конституция 22 фримера (13 декабря) VIII года вполне соответствовала этому указанию. Этот документ и близко не напоминает то, что мы сейчас подразумеваем под конституцией. Это скорее была инструкция по распределению полномочий. Слов о правах граждан, текста знаменитой Декларации 1789 года в ней не содержалось. Да и полномочия институтов и облеченных властью лиц были прописаны в ней довольно невнятно. За туманными словами о функциях и правах первого консула, которым прямо назывался Наполеон Бонапарт, был не очень-то тщательно скрыт основной смысл текста – предоставление первому консулу мало чем ограниченных полномочий. Наполеон назначался первым консулом на десять лет. Первый консул назначал Сенат и вообще всех высших гражданских и военных должностных лиц, ответственных только перед ним. Законодательную власть изображали Трибунат и Законодательный корпус, члены которых утверждались Сенатом из числа кандидатов, выбранных всенародно[12]12
  При этом для создания видимости демократизма Наполеон настоял на восстановлении всеобщего (для мужчин) избирательного права.


[Закрыть]. Был создан и Государственный совет, также назначаемый первым консулом. Для законодательных учреждений вводилась запутанная и местами нелепая система передачи законопроектов, сводившаяся к тому, что все эти органы не играли ни малейшей роли в управлении государством. То, что характер нового режима не оставался секретом для широких слоев населения Франции, демонстрирует такой исторический анекдот. Две женщины, выслушавшие на улице текст Основного закона страны, произнесенный глашатаем, обмениваются мнениями: «Я внимательно слушала, но ничего не разобрала. Что дает новая Конституция?» – говорит одна. «Она дает Бонапарта», – отвечает другая.

Сиейес лишился должности консула и получил взамен высокооплачиваемую, но малозначительную при реальном режиме единовластия должность главы Сената. Человек, который еще недавно считал Наполеона лишь своей «шпагой», не посмел теперь ему перечить. «Этот человек все знает, все хочет и все может», – так отзывался Сиейес об обыгравшем его генерале.

Многое указывает на то, что брюмерианский режим был поддержан подавляющим большинством жителей Франции. С самого начала своего правления Бонапарт дал понять, что желает консолидации общества, прекращения распрей. Не должно быть роялистов и якобинцев, «Ни красных колпаков, ни красных каблуков[13]13
  Под «красными каблуками» понимались представители аристократии.


[Закрыть]!» – эта фраза первого консула стала крылатой. Наполеон часто говорил о единой нации, о Франции и французах, а не об отдельных слоях населения. Арестованные Фуше якобинцы, противившиеся перевороту, были освобождены, ожидавшие смертной казни в тюрьме роялисты были высланы за границу. Был отменен вызывавший недовольство состоятельных людей закон о принудительном займе. Великолепный Версальский дворец поступил в распоряжение солдат-инвалидов. Большинство министерских портфелей остались поначалу у прежних владельцев. Особое почтение было оказано Академии. Один из виднейших его членов – выдающийся астроном и математик Лаплас, получил даже на время должность министра внутренних дел. Эти и многие другие мероприятия консула, а затем императора позволяют согласиться с расхожим определением бонапартизма как политики лавирования между различными слоями и классами. В первую очередь поддерживалась, конечно, победившая в революции буржуазия. Лозунг «Свобода, равенство, братство!» был вполне официально заменен на «Собственность, свобода, равенство!». Но не стоит забывать, что собственниками были и составлявшие большинство населения Франции крестьяне.

Были произведены серьезные преобразования в области финансов. Во-первых, устанавливался строгий контроль и отчетность. Министр финансов Годэн сделал ставку на косвенные, а не прямые налоги, что привело к увеличению поступлений в казну. 6 января 1800 года был учрежден Французский банк, который существует и поныне.

Заботясь об охране прав буржуа, Наполеон особое предпочтение отдавал промышленности, справедливо считая финансовые операции полезной, но все-таки игрой, создающей лишь фиктивные ценности. Так что особым почетом во времена его правления пользовались не банкиры, как, к примеру, в эпоху Июльской монархии 1830–1848 годов, а владельцы мануфактур. Тем не менее, и финансовые тузы могли быть удовлетворены порядком, который наводил и устанавливал в стране первый консул. Об этом свидетельствует постоянное повышение курсов ценных бумаг и легкость, с которой Бонапарт получал займы у финансистов.

Буржуазия и крестьянство желали порядка, стабильности, и Наполеон был в состоянии дать им желаемое. Бонапарт немедленно взялся за решение самых насущных проблем – укрепление государственной власти и борьбу с коррупцией. Во Франции сохранилось деление на департаменты, но было уничтожено местное самоуправление. Во главе департаментов стояли назначаемые министром внутренних дел префекты, обладавшие в своей области мало чем ограниченной властью. Разбойники на дорогах были переловлены в первые же месяцы правления Бонапарта. Пощады им не было. Действуя как кнутом, так и пряником, удалось значительно улучшить положение в Вандее. Значительно опаснее стало брать взятки. Наполеон сурово преследовал казнокрадов и расхитителей.

Однако наведение порядка шло параллельно с установлением настоящей диктатуры, которая и до, и после описываемых событий не раз становилась оборотной стороной медали стабилизации. Наполеон быстро уничтожал в стране всякое инакомыслие и приводил все слои населения в полное подчинение. Из 173 издававшихся в Париже газет было закрыто 160. В оставшихся печатали официоз, лишь то, что позволяла полицейская цензура. Министерство полиции под руководством Фуше покрыло шпионской сетью всю Францию, тонны доносов потекли в кабинет непревзойденного министра-интригана. На деятельность министерства полиции отныне выделялись огромные средства. Бонапарт же с помощью своего верного соратника Савари установил слежку за Фуше и за теми, кто следил за Фуше.

Реформы внутри страны начали приносить свои плоды, но Наполеон не успел закончить работу по строительству фактически нового государства. Как политик он достиг большого успеха, но как полководца его не могла не беспокоить неудача, которую он потерпел в Египте. Вести оттуда были неутешительные. Попытки Бонапарта организовать отправку подмоги оставленному им Клеберу провалились. (В конце концов отважный Клебер погиб, а его преемник вынужден был капитулировать.) Рано или поздно вся правда о Египте должна была открыться, репутация Бонапарта как непобедимого генерала была подмочена. Франция продолжала находиться в состоянии войны с Австрией и Англией, и эти проблемы в любом случае нужно было решать и желательно без потери предыдущих позиций. Это заставило нового правителя Франции вновь надеть мундир и взяться за саблю. 8 мая 1800 года Наполеон уехал из столицы на свою очередную войну.

До этого вызвав в стране настоящий патриотический бум, первый консул получил 200 тысяч рекрутов и призвал под знамена около 30 тысяч ветеранов. Ему предстояло спасти страну от новой интервенции, в первую очередь австрийской. Силы австрийцев были сосредоточены в двух местах. Первая армия под начальством Края находилась в Швабии. Другой армией командовал барон Мелас. Она находилась в южной части североитальянского театра войны, по направлению к Генуе. Мелас должен был вытеснить из Лигурии небольшую Итальянскую армию французов, войти в Прованс и взять Тулон при содействии 20 тысяч английских солдат, которые были сосредоточены на Менорке.

Французская армия под командованием Ожеро находилась в Бельгии для предотвращения возможного вторжения англичан. Значительные войска (110 тысяч) под командованием генерала Моро действовали против Края. Моро должен был угрожать коммуникациям австрийцев и отбросить их в Баварию. Сразу скажем, что с этой задачей талантливый французский военачальник справился блестяще: умело маневрируя и давая сражения, французы заняли всю Баварию к западу от реки Изар. Однако основной удар Наполеон намеревался нанести не здесь, а в Италии.

В Италии находилась 25-тысячная армия генерала Массена. В его задачу входило удерживать здесь войска Меласа, не дать последнему пройти во Францию по Лигурийскому побережью. Свои войска Массена пришлось разбросать на протяжении от Ниццы до Специи. В итоге Мелас разрезал надвое эту тонкую цепь и запер 15 тысяч французов в Генуе. Героическая оборона Генуи французами продолжалась с 25 апреля до 2 июня 1800 года, то есть до появления в Италии Наполеона. Город был в результате сдан, однако небольшой армии Массена удалось сдерживать здесь до 50 тысяч австрийцев и эскадру английского адмирала Кейта.

Новый итальянский поход Бонапарт решил совершить с помощью новой армии, которую предстояло в кратчайшие сроки набрать во Франции. Наполеон начал сборы так называемой «резервной армии» в Дижоне. В этом деле консул проявил себя выдающимся игроком. В то время как газеты передавали сотни сообщений о том, что происходит в армии Моро, о ситуации в Дижоне отсутствовала какая-либо официальная информация. Зато о ней охотно рассказывали в салонах, в частных беседах. Тем не менее, именно «резервная армия» была особо искусно созданной мистификацией. Наполеон и Фуше мастерски обвели вокруг пальца многочисленную агентуру противника, сделав все для того, чтобы именно Дижон привлек внимание гордящихся своей проницательностью шпионов. И в Лондоне, и в Вене были уверены, что там собирается главная армия французов. Ознакомившись на месте с ее состоянием, агенты передавали «в центр» в целом правдивые сведения о том, что дижонское воинство состоит из престарелых инвалидов и необстрелянной молодежи. В иностранных газетах появились карикатуры, изображавшие наполеоновскую резервную армию из калек и детей, во главе которой стоял сам комичный первый консул Франции.

На самом же деле в это время в нескольких других французских городах создавались небольшие отряды, которые по сигналу должны были двинуться к Женеве. В конце концов, в швейцарском городе собралось 7 пехотных дивизий, 60 тысяч человек. Союзники полагали, что войско Наполеона должно было пойти на помощь Моро в Германию, но вместо этого Бонапарт, наоборот, отозвал 18 тысяч солдат Моро для подкрепления новой армии. Консул решил идти в Италию сложным путем – не побережьем, а через альпийские перевалы Сен-Бернар и Сен-Готард, спуститься в Ломбардскую долину и ударить в тыл австрийской армии.

Переход начался 15 мая. Своим инженерам Бонапарт напомнил, что через эти горы перешел Ганнибал со слонами, а значит, пройдут и французы с пушками. Для этого орудия сняли с лафетов и поставили на круглые бревна. Мелас не считал возможным такой переход огромной армии вместе с артиллерией, поэтому не поставил заслон. В последних числах мая французы дивизия за дивизией стали выходить в цветущие итальянские долины и развертываться в тылу австрийских войск. Пока Мелас все еще стоял недалеко от Генуи, 2 июня 1800 года Наполеон вошел в Милан, где провозгласил восстановление Цизальпинской республики, антидемократические законы, установленные австрийскими властями, были отменены. После Милана пришла очередь Павии, Кремоны, Брешии и др.

Тем не менее, положение французов было довольно сложным. Наполеон не вполне точно представлял себе расположение войск противника. Чтобы перекрыть все возможные пути отступления неприятеля, он начал дробить свои силы. Дюшен занял линию Адды, Монсей охранял линию Тичино, Ланн и Мюрат расположились в Пьяченце и контролировали линию По. Мелас был окружен. Однако у консула теперь оставалось для атаки не больше 30 тысяч человек, а Мелас призвал на подмогу корпуса Отта из Генуи и Эльсница из Чевы и мог выставить 50 тысяч человек. У барона были хорошие шансы прорвать французские заслоны. 10 июня такую попытку предпринял Отт. С 20 тысячами человек он решил прорваться через теснины Страделлы, но наткнулся на французский авангард. Ланну с 8 тысячами человек удалось опрокинуть австрийцев в сражении при Монтебелло. Следующую попытку предпринял уже сам Мелас. Он пошел навстречу основным силам французов.

Между городами Алессандрия и Тортона раскинулась большая равнина, посреди которой и находится деревушка Маренго. Зимой 1800 года Наполеон, просматривая карты, указал пальцем именно на это место и сказал, что здесь французы должны разбить австрийцев. Тем более удивительно, что Бонапарт оказался не готов к встрече с войсками Меласа. Будучи уверенным в том, что противник движется в другом направлении, Наполеон 13 июня послал две дивизии, которыми командовал генерал Луи Дезе, разведать пути отступления неприятеля и, по возможности, отрезать эти пути. Появление же основных и при этом наступающих австрийских сил у Маренго, вероятно, несколько смутило великого полководца. У Бонапарта в это время было лишь 20 тысяч человек и небольшая часть артиллерии (пушки продолжали спускать с Альп, часть артиллерии была отдана генералу Дезе; поэтому в распоряжении Наполеона оставалось лишь около полутора десятков орудий). У Меласа же утром 14 июня 1800 года было 30 тысяч человек[14]14
  По другим данным – сорок пять тысяч.


[Закрыть], большое преимущество в артиллерии (у австрийцев было 100 пушек) и кавалерии.

Перейдя реку Бормида, австрийцы начали наступление двумя колоннами. Правой, двигавшейся по дороге на Маренго, командовал сам барон Мелас. Его противником на левом фланге французских войск был генерал Виктор, располагавший 15 тысячами солдат. Наступлением левой австрийской колонны на Кастель Чериоло руководил фельдмаршал Отт. Под его командованием было семь с половиной тысяч солдат, в то время как у его визави Ланна – лишь четыре тысячи.

Французы заняли позицию у ручья Фантаноне и стали отбивать яростные атаки противника. Но, несмотря на стойкость французов, австрийцам удалось их потеснить. Ручей был форсирован, австрийцы заняли Маренго. Еще через некоторое время французы сдали Кастель Чериоло. Части Виктора в это время уже откатились к Сан-Джулиано.

Наполеон бросил в бой резервы. Так, корпус Моньера (три с половиной тысячи человек) на время вернул Кастель Чериоло, но через час (около 3 часов дня) был вновь отброшен оттуда. Не решили исход боя и 800 гренадеров Консульской гвардии. Началось общее отступление французской армии, которое прикрывал Ланн и гвардейцы Наполеона. Как и предыдущую оборону, его можно назвать героическим. Отступающий корпус Ланна прошел четыре километра под шквальным огнем австрийской артиллерии, отражая постоянные атаки пехоты и кавалерии. Однако было очевидно, что битва проиграна. Мелас послал гонца в Вену с радостным сообщением о достигнутой победе, захваченных трофеях, отступлении французов. Австрийский командующий счел возможным покинуть поле боя и оставить для продолжения и завершения наступления командующего штабом Заха.

Канонада начала стихать, некоторые австрийские отряды останавливались и разбивали лагеря. Надежда у французов была только на наступление темноты, которая дала бы им передышку и возможность без потерь покинуть поле боя. Однако оказалось, что до конца еще далеко. В начале четвертого часа битвы на арене боевых действий появилась дивизия генерала Дезе. В первой половине дня Дезе, двигавшийся с колонной для того, чтобы отрезать мнимому неприятелю путь от Генуи, услыхал позади канонаду и приказал немедленно развернуть колонну и быстрым маршем идти на гул орудий. Встретившийся по пути курьер Наполеона, которому было приказано спешно возвратить генерала, подтвердил подозрения Дезе. Появившись на поле боя, генерал обратился к консулу со словами: «Мы проиграли первую битву, но у нас еще есть время для второй».

Наполеон и Дезе быстро привели войска в порядок. Теперь армия была собрана в один кулак. Вперед выдвинулись орудия Мармона и Дезе и начали обстреливать неприятельские ряды. Около пяти часов вечера из-за этой батареи свежие войска Дезе повели стремительную атаку на центральную австрийскую колонну Заха. Сам французский генерал был убит в начале этой атаки, однако его солдатам удалось прорвать австрийские ряды. В нужный момент к атаке подключились драгуны генерала Келлермана, которые при артиллерийской поддержке расстроили австрийский центр. В плен попал Зах и еще 2 тысячи человек, драгуны с консульскими гвардейцами ударили и опрокинули неприятельскую кавалерию. Следующую волну наступающих возглавили Ланн, Виктор и Моньер. Здесь уже проявилась традиционная тактика наполеоновских войск – атаки колоннами, с постоянной подпиткой боя из глубины, создание мощного давления на главном участке боя.

Австрийцы, не выдержавшие нескольких мощных и концентрированных ударов, были откинуты на Маренго, тысячами бежали к реке Бормида. Вслед за первым курьером в Вену отправился второй, теперь уже с печальной вестью. К полуночи битва была полностью выиграна французами. Они потеряли четыре тысячи человек, в то время как потери австрийцев насчитывали, по разным данным, от девяти с половиной до двенадцати тысяч человек, не считая потерянных пушек. На следующий день совершенно растерявшийся Мелас был вынужден подписать унизительное перемирие. Наполеон впоследствии очень гордился своей победой при Маренго и ставил ее в один ряд с Аустерлицем и Йеной. Битва при Маренго действительно сыграла огромную роль в истории Франции и развитии дальнейших событий. Поражение могло свести на нет все внутриполитические усилия Наполеона, пагубно сказаться на карьере выдающегося политика, ускорить реставрацию Бурбонской монархии, предотвратить колоссальные французские завоевания в Европе. Однако решающую роль в битве сыграл генерал Луи Дезе. Вечером 14 июня 1800 года триумфатор Маренго воскликнул: «Как хорош был бы этот день, если б сегодня я мог обнять Дезе!»

В том же году были одержаны блестящие победы Моро, которые открывали перед ним дорогу на Вену, но Наполеон, вероятно, не хотел, чтобы кто-либо отнимал у него славу победителя Австрии, а потому решающий приказ не был отдан. В феврале 1801 года с Австрией был заключен Люневильский мир. От Австрии окончательно была отторгнута Бельгия, она уступала Франции Люксембург, все германские владения на левом берегу Рейна, признавала образованные Наполеоном Батавскую республику (Голландия), Гельветическуюреспублику (Швейцария), Цизальпинскую республику, Лигурийскую республику (Генуя и Ломбардия)[15]15
  В июне 1804 года Лигурийская республика была присоединена к Франции.


[Закрыть].

Пьемонт оставался занятым французскими войсками. Через некоторое время Тоскана была преобразована в королевство Этрурия и отдана инфанту Пармскому. Это было уже что-то новое в действиях Наполеона. Как говорил один из современников: «Генерал создавал республики, первый консул умудрился создать королевство». Не свидетельствовало ли это о том, что само слово «монархия» более не пугало Бонапарта?

1800 год стал годом изменения внешнеполитических ориентиров Наполеона. Долгое время Франция боролась с враждебными коалициями, вооружившись революционными лозунгами. Война с Австрией, Россией, Пруссией и Англией началась в связи с изменением политического строя в этой европейской стране. Ни Термидор, ни Брюмер не отменили республиканской, демократической риторики французских генералов. Они боролись со старыми режимами и реакционными монархами. Когда Наполеон вторично прибыл в Италию, его декларации напоминали те, что он провозглашал в свою первую итальянскую кампанию. Но геополитические интересы заставили Бонапарта, по его собственным словам, «изменить постановку вопроса и пробудить другие страсти и другие интересы». Франции была необходима союзница в борьбе с принципиальными противниками – главной экономической и колониальной конкуренткой Англией и главной соперницей в борьбе за земли в Европе – Австрией Габсбургов. И такой союзницей, по мнению первого консула, могла стать только Россия.

Вторая половина XVIII века сделала из Российской империи серьезного игрока на внешнеполитической арене. Успешные войны против Османской империи, участие в разделах Польши, наконец, блестящие победы, одержанные Суворовым в Италии, заставляли считаться с российскими дипломатами и опасаться мощной армии русских. Но участие в действиях второй анти-французской коалиции не удовлетворяло Санкт-Петербург. Никакие монархические соображения, толкавшие императорский двор в лагерь противников Французской Республики, не могли закрыть от взора наиболее вдумчивых российских политиков неверность и коварство союзников. Австрийский гофкригсрат едва не погубил всю победоносную армию Суворова, сведя на нет все ее успехи. Англия явно не была заинтересована в усилении позиций России на Востоке, на море. Занятие же английскими войсками Мальты, магистром ордена которой был лично Павел I, было похоже уже и на личное оскорбление. С Францией же у России принципиальных геополитических противоречий не было. Не следовало ли в такой ситуации закрыть глаза на то, какой именно строй установился в далеком Париже?

Еще не заросли травой могилы русских и французских солдат в Италии, а между Парижем и Санкт-Петербургом уже началась переписка и обмен уполномоченными представителями. Официальные отношения еще не были установлены, а Наполеон уже выражал всяческое почтение императору Павлу. Последний же писал своему французскому «коллеге»: «Господин Первый Консул. Те, кому Бог вручил власть управлять народами, должны думать и заботиться об их благе…» – Само это обращение к тому, кого все еще недавно называли исключительно «узурпатором», было началом прорыва дипломатической блокады, в которую попала Франция. – «Я не говорю и не хочу пререкаться ни о правах человека, ни о принципах различных правительств, установленных в каждой стране. Постараемся возвратить миру спокойствие и тишину…» Не были ли эти слова воплощением на практике принципа «невмешательства» во внутренние дела?

Переговоры России с Францией были все более и более успешными. Наполеон шел на невиданные для себя уступки – по крайней мере, в своих обещаниях. Дело настолько продвинулось, что на повестке дня стоял уже вопрос о настоящем военном союзе против Англии. Император Павел успел отдать приказ атаману Орлову во главе значительного войска из донских казаков начать поход в Индию. Конечной целью похода были совместные действия с французами против англичан. Наполеон ликовал.

Однако не дремали и враги Бонапарта. Англия с беспокойством наблюдала за сближением консула и российского императора, и ее политики склонялись к радикальным мерам. Такой мерой могло быть убийство – либо Наполеона, либо Павла. Покушение на Бонапарта произошло в Париже на улице Сен-Никез в декабре 1800 года. Консул ехал с супругой в Оперу, и лишь чудо спасло его от гибели, когда неподалеку от его кареты взорвалась «адская машина». Пострадало много людей, но сам Наполеон и Жозефина остались невредимы. Бонапарт был невозмутим в театральной ложе, но вечером, бледный от ярости, обрушился на Фуше, который не смог вовремя остановить руку убийц. В ходе последовавшего за этим судебного разбирательства вина за покушение была возложена на якобинцев, которые на самом деле были в данном случае ни при чем – теракт был организован роялистами.

А вот покушение на российского царя вышло более «удачным». 11 марта 1801 года Павел I был убит в своем любимом Михайловском замке. Ни сейчас, ни тогда не было никаких сомнений, что постигший императора «апоплексический удар» был на самом деле жестоким и групповым убийством и что нити организации покушения тянутся к английскому послу в России Уитворту. Это отлично понимал первый консул Франции, надежды которого были похоронены вместе с телом бедного Павла. В отчаянии Наполеон кричал: «Они промахнулись по мне на улице Сен-Никез, но попали по мне в Санкт-Петербурге!» Преемник убитого императора на троне Александр I был не более реакционен, чем его отец, но, дав молчаливое согласие на устранение родителя, не мог далее проводить его профранцузскую политику вопреки мнению тех, кто привел его к власти.