Текст книги "Красный тайфун : Красный тайфун. Алеет восток. Война или мир"

И это был еще не конец. Теперь в небе появились и истребители Альянса, их было много. И мало кто из покалеченных, горящих, ослепших врагов сумел повернуть на запад и дотянуть до баз на благословенном острове Авалон.

И взорвалась галльская граница, от моря на севере до моря на юге. Как в ту, прошлую войну, неудержимым потоком текли на запад через поля и виноградники колонны танков и бронепехоты. Даже атомные удары по этой стальной саранче не были смертельными – тут играло и то, что танки намного более стойки к поражающему действию ядерного взрыва, чем городские дома, и то, что разведка Лиги просто не успевала отрабатывать быстро перемещающиеся, рассредоточенные цели! Воздушная разведка, говорите? Так у Альянса, может, и не было тысяч стратегических бомбардировщиков, – но авиация поля боя была очень неплоха, как и войсковое ПВО!

Гордая Галлия продержалась одну неделю. Командиры танковых рот и батальонов Альянса спорили на ящик водки, кто из них первый увидит Геркулесовы столбы, крайнюю западную точку материка. А на севере погибал несчастный Авалон – в отличие от прошлой войны, сейчас на его землю густо падали и атомные бомбы, и химия; если Галлию и Иберию Альянс отчего-то жалел (а впрочем, и их жители вовсе не горели желанием устраивать гверилью), то к авалонцам относился, как к врагам старым и заклятым, по отношению к которым дозволено все. У Альянса не было армад «стратегов», – но на той дистанции и тактическая авиация (что немаловажно, прикрытая истребителями на всем радиусе) дотягивалась очень неплохо. Авалон капитулировал через месяц – перестав быть «непотопляемым авианосцем» для Лиги уже в конце первой недели войны. Одновременно войска Альянса выдвинулись и на других направлениях – ох, и пожалел султан Оттомани, что связался с Лигой, поверив лживым обещаниям! Оказалось, что сухопутная война очень даже не устарела, а что генералы Лиги объявили ее таковой, это исключительно их проблемы.

Так что выиграть войну у Лиги не получилось. И президент, после долгих и мучительных раздумий, обратился с предложением мира. В конце концов, ведь и не проиграли же?

Но Альянс ответил: не мы начали эту войну. Значит, нам ее завершать. Не беспокойтесь – когда нам надоест, тогда мы вас известим.

Мир раскололся надвое. Приблизительно по полушариям планеты. Что давало надежду на затихание войны естественным путем – поскольку даже бомбардировщики Лиги не могли совершить рейд на цели в глубине восточного континента, через океан в оба конца.

Но президент Лиги мог радоваться – ведь пока еще ни одна бомба на территорию собственно Лиги не упала? Как и в прошлую, и в позапрошлую Великие войны. Чего нельзя сказать про Альянс. Так что вполне можно объявить избирателям, что и эту войну мы выигрываем, по очкам!

В условленное время, на глубине в сто пятьдесят метров, находясь в тысяче миль от вражеского берега, подводная лодка Альянса выпустила из своего раздувшегося брюха огромную торпеду. Пятидесятиметровая сигара, двухметрового диаметра, погрузившись на километр, начала свой путь, повинуясь программе, заложенной в ее механический мозг, – изредка выстреливая ультразвуковые сигналы, не только для предохранения столкновения с дном океана, но и ради уточнения курса, ведь именно подводный рельеф указывал положение сверхторпеды относительно цели. Дальность хода была огромна – торпеду двигал ядерный реактор, который одновременно являлся и боеголовкой. Оттого сила взрыва сильно зависела от дистанции стрельбы, но даже при запуске через весь океан мощь этого дьявольского оружия намного превосходила любую из атомных бомб, сбрасываемых с самолета.

Наверное, решив посмеяться, конструкторы дали торпеде имя «Лилипут». Когда он дремал в субмарине-носителе, его взрывную мощь оберегали девять независимых предохранителей – в момент выстрела отключился первый, вошел в режим реактор, а достигнув предельной глубины, сработал второй: механически слиплись два провода, замыкая цепь. Вот океан стал мельче, началось материковое поднятие морского дна – при начале подъема автоматически открылась колба с кислотой, разъедающей мембрану третьего предохранителя, а на глубине в двести метров сработал следующий, четвертый.

Целью был Нью-Арк, город с десятимиллионным населением и крупнейший порт на восточном побережье Атлантической Лиги. Поднявшись на сто метров от поверхности, торпеда перешла на скоростной режим, развив ход в шестьдесят узлов. Эсминцы противолодочного патруля засекли ее приближение, но не успевали перехватить. Впрочем, если бы и успели, это не изменило бы почти ничего. Как четыре катера-охотника, ближней зоны обороны, которые, запеленговав цель, встали на ее пути. Тем временем торпеда, следуя программе, последовательно отключила в своих внутренностях еще три оборонительных рубежа переключения реактора в боевой режим, внутри уже началась энтропийная реакция смешивания трития и дейтерия. До цели оставалось еще около пятидесяти километров, но она уже находилась в теоретической зоне поражения боеголовки. В это время охотники уже заходили в атаку, приняв торпеду за необычно скоростную подлодку. Ее двигатель переключился на аккумуляторное питание, а из ядерного котла стали одна за другой выстреливаться пластины-поглотители нейтронов. Сам реактор уже захлопнулся в тяжелом сверхпрочном корпусе, назначением которого было сдерживать процесс ядерного распада в малой области пространства до максимально возможного предела с целью вовлечения в реакцию наибольшего количества урана. Торпеда все еще двигалась, но начало взрыва могло теперь инициировать все, что угодно. На шкале времени, в точке начала процесса, сходились макро– и микромиры.

Один из катеров, оказавшийся ближе всех, начал атаку. Торопясь, поскольку скорость цели превосходила его пределы, он сбросил глубинную бомбу, а затем еще одну… Ни одна из них не успела взорваться, зато их падение и плеск отключили последнюю защиту. Началось впрыскивание медленных нейтронов внутрь активной области реактора. Макро– и микромиры встретились. Их объятия были очень горячи.

В течение долей секунды образовавшийся огненный шар не просто испарил окружающую исчезнувший «Лилипут» воду и все в ней, но он разложил ее на атомы и втянул в новую реакцию синтеза. Сам «Лилипут» вместе с предназначенными ему бомбами и выпустившим их катером разлетался в окружающем пространстве со скоростью несколько меньшей, чем свет перемещается в вакууме, из-за вязкости среды. Сила взрыва примерно соответствовала тысяче мегатонн, а это выводило данный искусственный катаклизм в разряд явлений космического масштаба. Электромагнитный импульс с невиданной скоростью переломал все электрические, нерадиво заземленные приборы на площади, равной территории небольшой страны, а стрелки компасов шатнулись в пределах полушария. Огненный шар стал быстро подниматься, желая достичь тверди небесной, но, миновав тропосферу, стратосферу и почти всю мезосферу, все-таки выдохся. Все млекопитающие, случайно смотревшие в его сторону на не имеющем значения расстоянии, ослепли. Поднятая перепадом давления волна, обогнав звук, устремилась во все стороны по дну и по поверхности залива. Вблизи берега она бесшумно поднялась, заслоняя небо и замедляя скорость. Те, кто ее увидел, испытали мистическое чувство ужаса, но, к сожалению, не смогли передать свои ощущения другим. Стометровая водяная стена втянула их внутрь подобно пылинкам. У каждого еще до попадания в этот движущийся Мальстрем от разреженного давления перед фронтом волны лопнули барабанные перепонки. Две большие волны смыли порт, не заметив волнореза, и рухнули на город. И падали башни небоскребов, – а там, где раньше были одноэтажные пригороды, теперь вообще ничего не напоминало о цивилизации, когда-то находившейся здесь[50]50
  Березин Ф. Огромный черный корабль. Текст слегка изменен.


[Закрыть].

Подводная лодка шла через Великий Восточный океан. В отсеке субмарины позади рубки, занимавшем всю ширину и высоту корпуса, кипела работа. Сначала матросы расправили оболочку, подсоединили шланги, по которым с шипением пошел газ. У переборки была закреплена гондола, шар на усеченном конусе – в шаре был люк и иллюминатор, на конусе лишь технические лючки, возле которых тоже очень аккуратно что-то делали двое, в резиновых костюмах и масках. А перед люком в отсек сам командир подводной лодки прощался с низкорослым черноволосым человеком в меховом комбинезоне. Подводникам после предстояло возвращение домой. А у того, кто готовился сейчас занять место в гондоле, пути назад уже не было. Но он сам выбрал свою судьбу.

– Удачи, товарищ Ямамото-сан.

– Скоро я буду в садах Аматэрасу. А враги – гореть в их аду. За моих, сгоревших в Хиросиме.

Командир лично проводил пилота до лесенки, приставленной к гондоле, смотрел, как задраивают люк. Спросил у двоих, возившихся у основания конуса:

– Сколько вам еще, ребята?

– Сейчас закончим, товарищ капитан-лейтенант!

Оболочка занимала уже почти весь объем отсека. Матрос со старшинскими нашивками подошел к командиру, доложил: наполнение десять процентов!

– Выходите! Задраить люк!

– Есть! Пошли, ребята…

Оболочка надувалась еще некоторое время в гордом одиночестве, заполняя углы и обтекая гондолу с двух сторон. Потом зашумели помпы, и отсек стал заполняться водой. Оболочка стала отступать, съеживаться под напором воды, но нагнетаемый газ продолжал делать свое дело. Наконец, воздух из помещения был удален, и помпы остановились. Наступал первый критический момент. Крыша отсека была выполнена в виде люка из двух створок. Сейчас эти створки стали медленно раздвигаться. Оболочка покачалась в воде и начала медленно всплывать, распрямляясь…

– Боцман! Балласт в кормовые цистерны! Держать!

– Балласт принят!

Кивнувшая было носом лодка медленно выпрямилась. Сейчас она представляла собой со стороны странное зрелище. Водолаз, случись он рядом, оценил всю сюрреалистичность висящей на глубине восьмидесяти пяти метров подводной лодки, из которой вверх на двадцать пять метров поднимается колышущаяся в воде оболочка гигантского воздушного шара. Система была крайне неустойчивой: подводные течения заваливали оболочку то на один бок, то на другой, и вместе с ней заваливалась подводная лодка. Резко усилился дрейф. Командир, внимательно наблюдая за гирокомпасами, отдавал короткие приказы боцману и мотористам. Пока ему удавалось компенсировать дрейф. И оставалось надеяться, что в этом абсолютно пустом районе Великого Восточного океана, вдали от морских путей, вероятность встречи с противолодочниками Лиги исчезающее мала – поскольку лодка была сейчас абсолютно беспомощна. А еще, надо было по мере возможности удержаться в расчетной точке, хотя бы не слишком сильно отдрейфовав. И это должно было длиться еще более двух часов.

На исходе первого часа подлодку ощутимо потянуло вверх. Надутый на четверть шар придавал ей дополнительную плавучесть. В цистерны была взята дополнительная вода. В течение следующего часа балластную воду принимали пять раз. Наконец, цистерны были заполнены до конца, но надутый до половины шар неудержимо тянул подлодку вверх. Это была вторая критическая точка.

– Продуть цистерны! – последовала команда. И связка субмарина-стратостат устремилась вверх.

– Товарищ Ямамото! Сейчас отстыкуем – готовы?

– Поехали! – раздался ответ из репродуктора.

Гондола была освобождена из захватов, и стратостат рванулся вверх. Но не успел разогнаться, и не ударился о границу двух сред, и не порвался, как это случилось с первым из стратостатов, а устремился в воздух. Подводная лодка, наоборот, провалилась в глубину. Но, поскольку цистерны были уже наполовину пустые, это падение продолжалось недолго, сменившись новым подъемом – наконец, пришедшая в равновесие лодка застыла в толще воды на глубине пятидесяти метров. Теперь можно и домой!

ПВО Западного побережья Лиги была традиционно слаба – слишком протяжен был Великий океан здесь, а немногочисленные острова, как правило, были заняты военно-морскими базами и аэродромами Лиги. Но все же с радара, стоявшего на горе Холливуд, возле города Падших Ангелов, заметили воздушную цель. И сумели навести на нее дежурное звено «пиратов», но у этих поршневых истребителей потолок был в четырнадцать тысяч метров, а стратостат шел больше чем на двадцати. Открыли огонь зенитки старого линкора «Генерал Мэдисон», стоящего в военном порту – теоретически пятидюймовые пушки могли забросить снаряд на такую высоту, но рассеяние, с учетом наклонной дальности, было просто катастрофичным. Конечно, будь здесь «молнии», все было бы кончено в минуту, но нечего было здесь делать новейшим реактивным истребителям, в немедленной готовности – пока связались с учебной дивизией, в двухстах милях к северу, пока оттуда передали, что вылетело звено, а стратостат, влекомый мощным струйным течением, быстро приближался к берегу. Вот уже был виден залив со знаменитым мостом. Город оставался чуть южнее, но это не страшно, побережье тут густо заселено. Вот уже виден пляж внизу, и людишки… словно и нет для них никакой войны! Сейчас будет!

Ямамото хищно усмехнулся – он дошел до цели! И плюньте в лицо тому, кто скажет, что пилотировать стратостат это никакого труда! Сам старт с лодки из-под воды опасен – оболочка мало того что недокачанная, так еще и мокрая, вода в складках может превратиться в лед на высоте, и тогда шар, не расправившийся до конца, разорвет внутренним давлением! Потому был установлен экспериментально (два стратостата разбились, один экипаж погиб) наиболее безопасный график подъема. Но все равно шар на высоте и обмерзает, и нагревается солнцем, – а потому, «пляшет» по высоте, и может выскочить из струйного течения – и надо быть готовым то подбавлять газ из баллонов, то сбросить балласт. Легче было бы вдвоем, но зачем умирать еще и напарнику?

Эти, внизу, все пытаются его достать? Что ж, дадим им шанс! Внизу уже берег, вот сейчас будут загородные виллы «высшего класса», эти придурки еще и могут гостинцы с неба на сувениры растащить, идиоты! С большой высоты будет недопустимое рассеяние… и нельзя перейти к «плану Б»! А зачем упускать шанс, чтоб сдохло еще какое-то число тех, человекообразных?

Стратостат начал снижаться. Вот он уже в пределах досягаемости истребителей, «пираты» пошли в атаку! Но будем надеяться, что в гондолу не попадут, – а сброс груза произойдет автоматически, на высоте в тысячу, без участия пилота, раскроется бомбоотсек, и кассеты уйдут вниз, и если хотя бы одна даст должный эффект… А он, Ямамото, поможет!

Попали в оболочку! Гондола кувыркается – ощущения, как у лягушки внутри футбольного мяча! Но он, Ямамото, недаром был хорошим спортсменом – парашют надет заранее, только дотянуться до рычага сброса люка, ну а самое главное зашито в воротник комбинезона! Он вывалился в каких-то шестистах метрах от земли, парашют успел раскрыться. И кассеты с бомбочками сброшены – часть из них, зажигалки, другие же имеют с ними внешнее сходство, и как уверяли ученые, выживание культуры на местности гарантируется в течение полусуток, в теплую погоду, как сейчас.

И раскусить ампулу в воротнике. Рот поранил до крови, но это такая мелочь!

Солдаты внизу – уже ждут! Руки вверх – да пожалуйста! Изображать услужливость, страх и лояльность – предки на небесах сейчас глаза закрывают от такого позора – пусть. Главное, чтоб допрашивали побольше! А эти, толпой сбежались – глазеют на пленного врага, как на диковинное животное! И лезут ближе, потрогать, сфотографироваться, как дикари… как будущие покойники! Знали бы вы, что все, кто рядом крутится, – уже мертвецы?

Что там говорили ученые про модифицированный вирус Эбола? В отличие от природного, распространяется воздушно-капельным путем – при чихании, разговоре, даже дыхании. И имеет скрытый период, двое-трое суток. Так что все, кто поспешил прибежать к месту падения «невзорвавшихся» бомбочек, кто трогал их, пытался обезвредить, а также те, на кого я сейчас дохну – мертвецы. И лекарства не существует. Два-три дня – а после слабость, ломота, жар, головная боль – симптомы, как у гриппа. А затем кровавые волдыри по телу, кровь из глаз и ушей, и гниение заживо, внутренние органы превращаются в кровавый кисель. Это все будет здесь, а когда человекообразные, как начнется, побегут во внутренние районы, разнося скрытую заразу… Если только ваше правительство не сообразит ввести войска, самый строгий карантин, стрелять во всех, кто попытается выйти за пределы территории. Но ведь не сообразит, по крайней мере сразу, не успеет – кто-то, самые умные, уже разбегутся!

Вы у себя, за океаном, считаете, что лишь вам решать за других, кому жить, кому умереть? Войны и прочих бедствий на своей земле давно не видели? Так получите!

Ну а меня – ждут сады Аматэрасу![51]51
  Текст с изменениями взят из: Самиздат: Гуларян А. Б. Стратостаты – вперед.


[Закрыть]

Это был величайший из флотов, когда-либо выходивший в океан. Ядро его составили шесть гигантских «линейных» авианосцев, каждый в шестьдесят тысяч тонн полного водоизмещения, их даже строили не на стапелях, с которых такую массу трудно было бы спустить, а в сухих доках. Даже такого класса кораблей не было прежде – слово «линейные» означало, что они могут принимать участие в битве, находясь на переднем рубеже, под огнем врага – в отличие от прежних авианесущих кораблей, они несли броню почти как линкоры, три броневые палубы – полетная, ангарная, нижняя – и броневой пояс, рассчитанный на противостояние восьмидюймовым снарядам тяжелых крейсеров. Огромные ангары вмещали по максимуму, полтораста самолетов, но сейчас на каждом из суперавианосцев было всего по сотне, потому что среди них не было ни одного истребителя, а исключительно палубные бомбардировщики, более крупные и тяжелые.

Поскольку Лига утратила авиабазы на вражеском континенте, в высоких штабах было решено поручить палубной авиации прежние задачи «стратегов». Конечно, одномоторный «мститель» не «крепость», – но тут уж ничего не поделаешь, впрочем, палубники могли успеть на коротком плече сделать два-три вылета подряд. Прикрыть их должны были истребители с девяти стандартных «флотских» авианосцев, мелких рядом с «линейными», всего по тридцать четыре тысячи тонн, и девяносто самолетов на каждом – такая численность авиагрупп относительно водоизмещения дозволялась тем, что эти корабли вовсе не несли брони, все в их конструкции было подчинено лишь тому, чтобы быстрее обслужить и выпустить самолеты. Ну и для собственной обороны эскадры присутствовали одиннадцать легких авианосцев, построены в корпусах и с машинами крейсеров, несут по тридцать крылатых машин каждый. Итого почти тысяча восемьсот самолетов – часть из которых постоянно находилась в воздухе, в дальней разведке, или патруле ПВО и ПЛО. И это был еще не весь флот!

Дивизия (четыре штуки) «шестнадцатидюймовых» быстроходных линкоров. Два десятка тяжелых и легких крейсеров. И целая сотня эсминцев, не только идущих завесами в ближнем охранении тяжелых кораблей, но и выбросивших на десятки миль от ядра эскадры кольцо радиолокационных дозоров и поисково-ударных противолодочных групп. Это был лишь один из флотов Лиги – противопоставить которому Континентальный Альянс не мог ничего. Да, у него было какое-то количество тяжелых кораблей, – но «бог и победа всегда на стороне больших батальонов или эскадр». А когда в битве у одной из сторон трех-четырехкратное преимущество в кораблях, и шестикратное по палубной авиации, говорить о военно-морском искусстве просто неприлично!

Вопрос чисто академический: зачем конструкторы и адмиралы Лиги настояли на бортовом бронировании у новейших авианесущих монстров? Палубная броня была очень полезна, от бомб. Но бортовой пояс – от артиллерии крейсерского калибра? Неужели считался реальным случай, когда вражеские крейсера прорвутся к авианосцам на дистанцию своего огня – это было возможно, лишь после того, как героически погибнет весь многочисленный эскорт, включая линкоры! Наверное, адмиралам было просто так спокойнее, «чтоб было»[52]52
  Описание соответствует авианосцам США тип «Мидуэй». Действительно, зачем им броня – всерьез боялись, что японские крейсера выйдут на расстояние артиллерийского боя?


[Закрыть]. Как бы то не было – кораблестроители Лиги по праву считались лучшими в мире, как и моряки. У континенталов лишь подводные лодки хорошие, и малые корабли на уровне, – а вот линкоры и авианосцы у них не то что совсем не выходят, но дешево и в большом числе не получаются. За три года три десятка авианосцев построить, и не конвойных жестянок, а настоящих флотских, это лишь одна Лига может!

Одну подлодку Альянса, обнаруженную самолетами на безопасном удалении, уже потопили. И еще три загнали под воду, может, кого-то и насовсем – бомб не жалели. Дизельные лодки в океане против эскадры, хорошо прикрытой авиацией, шансов не имели совсем. Хуже было с атомаринами – потому и носились переменными курсами эсминцы ближней и дальней завесы, сверля глубины целой сотней гидролокаторов. Вот только это не давало гарантии, в океане!

Винты десятков и сотен кораблей на большом ходу – надежно глушат свою же акустику. Зато шум на весь океан издали сообщает подводному охотнику, где добыча. И скорости атомарины вполне хватало, чтобы успеть занять позицию на курсе эскадры, поднырнуть глубже и ждать. И лодка может применять оружие, независимо от погоды, – а эсминцам волна здорово мешает. А еще есть такое препоганейшее для противолодочников (и благое для подводников) явление, как термоклин. И эту лодку обнаружили слишком поздно. Чудо, что вообще обнаружили – повезло. И опытен был командир дивизиона эсминцев. Обнаружили всего в пяти милях от авианосцев, уже на рубеже пуска торпед!

Тактика была уже отработана. Дивизион, по сигналу флагмана, развернулся «все вдруг», в гребенку, прочесывающую море как через сито, и ударили «ежи», выстреливая целые пакеты реактивных бомб, и полетели бомбы за корму, и густо вспенились разрывы, поднимая водяные бугры. Лодка могла еще отступить, затеряться в океане, – но вместо этого рванулась вперед, к цели, чтобы бить наверняка, и это могло бы получиться, ход у атомарины был тридцатиузловый, мало уступая эсминцам, и как уже было сказано, на таких скоростях акустика глохла. Но подходил наперерез второй дивизион, и лодка проскочить не успела, накрытая залпом «ежей», кажется, она еще выпустила наугад одну или две торпеды, но это была уже агония. И факт, совершенно не имеющий значения, в свете того, что последует сейчас.

– Мы их достали! – радостно крикнул акустик с эсминца, четко услышавший звук разрушения корпуса лодки. Субмарина проваливалась на многокилометровую глубину, в ней не должно было уже остаться никого живого, но механик успел снять с реактора защиту, точно по инструкции, самое последнее средство атомных подводников, даже погибая, утащить с собой врагов. И реактор пошел вразнос, став гигантской боеголовкой, подобно той, что была на «лилипутах», вот только здесь он был больше, в сотни раз!

Пилот патрульного бомбардировщика, возвращавшегося на свой авианосец, сначала не понял, в наступивших сумерках, что катится ему навстречу, низкая облачность странного вида? В эфире было что-то непонятное – сначала вопли, затем гробовое молчание, на всех частотах. И куда-то пропали огни эскадры, – конечно, светомаскировка, но для самолетов, уже выходящих на посадочную глиссаду, сигналы должны быть зажжены! На альтиметре было две тысячи футов, шестьсот метров над уровнем моря. И тут пилот заорал, поняв, что перед ним, – но уйти вверх уже не хватало ни времени, ни скорости, мотор работал на малом газу, перед посадкой, и торпедоносец не истребитель. Стена воды закрыла небо, гребень исполинской волны был уже над головой!

Еще эту картину видели несколько пилотов воздушного патруля, кому повезло оказаться на высоте. И очевидным было, что ни одной палубы там, внизу, больше нет. Самолеты пошли на запад, радируя о помощи, у них не хватало бензина, чтобы дотянуть до земли, так что всем им пришлось садиться на воду, кому-то из экипажей повезло, их нашли еще живыми.

Следующий выход флота к берегам Альянса был отменен. До тех пор, пока не придумают средство обороны – слишком дорого было разменивать целую эскадру на одну субмарину. И даже дивизион эсминцев был не слишком приемлемой ценой – было бы бесчеловечно, да и просто грозило бунтом, перечисление всех противолодочников в камикадзе. Так Лига потеряла господство на море. И это был еще не конец войны.

– Впечатляет, – сказал президент, – это тебе сам Лазарев вручил?

Анна Лазарева

Когда Пантелеймон Кондратьич мне план изложил, я не знала даже, что ответить. Авантюра ведь, уровня как на Севмаше с «мистером шимпанзе» – вот только предварительной подготовки нет, группы поддержки тоже, все на чистой импровизации! А этот янки – уровня повыше, чем мистер Эрл. В войну люди быстро учатся – те, кто выжил. Интересно, а сам он воевал непосредственно, или пребывал исключительно в штабах и Конторах? Разница существенная – в плане не столько интеллекта, как волевых качеств. «Академик» в состоянии сочинить гениальный план – вот только реализовывать его, особенно если что-то пойдет не так, тут часто бойцовский характер нужен.

Нет, никакой стрельбы и прочих сцен в стиле боевиков не предвидится. Всего лишь снова съездить в правление ССП, на улицу Воровского, в компании с этим… Интересно, идея чья? На Пономаренко очень похоже, тем более что мой начальник новый активно старается свою полезность доказать, прибрав к «инквизиции» некоторые функции после ухода Лаврентий Палыча с поста наркомвнудел. Хотя товарищ Берия по-прежнему остался «надзирающим» над НКВД и госбезопасностью, от ЦК и Совета Обороны. А «партийная безопасность» даже номинально ему не подчинена, хотя часто мы совместно с его людьми работаем, и «корочки» гэбэшные у нас, как правило, для легенды вовне… хотя это непорядок, пока все на личных отношениях держится, и уважении к воле Вождя, а в более позднее время… Прямо хоть к немецким товарищам за опытом беги, к герру Рудински, главе новоорганизованной Штази, которая по разнообразию функций и отделов (но пока еще не по численности и оснащению) стала не меньшим монстром, чем IV управление РСХА! Имела честь быть представленной достойному немецкому коллеге, когда он зимой еще в Москву приезжал, пересеклись у Пономаренко, – и ведь тоже заметил, змей немецкий, что наша «инквизиция» по сути то же самое, что СД в их иерархии было. А на вид обычный дед, пока в глаза ему не посмотришь – и мне на прощание сказал, со смыслом:

– Много о вас слышал, фрау Лазарева, теперь искренне рад был с вами познакомиться. Если приедете в Германию, заходите, всегда рад буду помочь. И передайте привет подчиненным вашего супруга, с которыми я свел знакомство в Риме, а после на Санта-Стефании.

Это когда Смоленцев со своими орлами – папу римского из гестаповской тюрьмы вытягивал? И слышала я, что герра Рудински тогда чуть не пристрелили – если бы не римская встреча до того и заключенный договор. А кончилось все «охотой на фюрера», вот неисповедимы же пути господни, а также в таких делах, где одно содеянное совершенно непредсказуемо тянет другое – и предвидеть, что именно, даже такой ас сыска и разведки не может, с его сорокалетним полицейским стажем![53]53
  Смотри «Врата Победы».


[Закрыть] Однако я, выходит, становлюсь известной фигурой – от кого немец обо мне слышать мог, уж я-то с ним точно нигде не пересекалась, даже косвенно, по одному делу! А с тех пор как Владик родился, так я исключительно «в эпизодах играю», и все здесь, в Москве, по просьбе Пономаренко. И сугубо для внутренних наших дел!

– Ну а теперь сыграешь главную роль, – сказал Пантелеймон Кондратьич, – всего на один час, и домой, к мужу и детям. Не все же на «Мосфильме» прохлаждаться! Кстати, товарищи оттуда мне после сказали, что актерские способности у тебя точно есть, о внешних данных промолчу.

Это он о последнем нашем поручении вспоминает. По линии пропаганды – самым архиважным средством которой, как заметил еще Ленин, является кино! И фильмы «из будущего», которые по сюжету и идее подходят, решено было выпускать на экран – сначала была довольно муторная технология пересъемки прямо с ноутбука на кинокамеру с мелкозернистой пленкой, для четкости, ну а после решили лишь брать сценарий за основу и переснимать с теперешними актерами. При этом еще и сюжет слегка меняли – так, в «А зори здесь тихие», старшина Васков в избушке дерется с немцами ну прямо как прапорщик Волонтир из другого фильма. А в «Белом солнце пустыни» в банде Абдуллы появился британский советник «майор Смит», который в финале погибает погано, облитый горящей нефтью. Ну а теперь, поскольку главное у нас сейчас это восстановление народного хозяйства, то переснимают «Высоту», про монтажников-высотников, в декорациях вновь строящихся павильонов – работа кипит, машины и вагонетки ездят, какие-то трубы тянут, все перекопано, и мусор по ветру летит. Отдаленным планом макет снимали – цеха, домны, даже крошечный паровозик ездит, на экране не отличить, а крупным пришлось на натуре. Чтобы «ветреную» сцену снять, притащили два авиамотора с пропеллерами, такая буря поднялась, с пылью, глаза слепило! Причем всякий раз мы с Лючией в эпицентре этого ветродуя оказывались, вместе со всеми, вот только в шляпках и платьях солнце-клеш мы одни – и были поначалу как Мерилин Монро (знаю уже, кто это, смотрела!), и не один раз, а народ лишь смеялся, «товарищ инструктор, у нас девчата здесь только в штанах работают»! Вот отчего все ждут, что раз нструктор ЦК, то должен быть солидный мужчина в годах, в костюме, и непременно с портфелем, – а увидят, что женщина, молодая, красивая, нарядно одетая, так стараться приходится, чтоб приняли всерьез? Ну, повязали мы платочки вместо шляп, а что наши юбки иногда в паруса превращаются, это не более чем мелкая неприятность, и кому эта игра раньше надоест? После мы даже снялись в эпизоде – в парке, когда Коля вечером Катю провожает, а мы по аллее мимо идем, среди прочих, кто гуляющую публику изображал, лиц наших не видно под шляпками, да еще со спины. И ведь захотелось режиссеру, чтобы обязательно гроза, как по сценарию – и день выбрал, по прогнозу погоды, – помню, как мы после все в автобус забились и под навес, а дождь рекой, едва успели отснять!

Вот только, сейчас вспоминая, думаю, а что от меня там Пономаренко хотел? «Поехать, взглянуть», инструктору от ЦК, на съемочной площадке, неужели он из меня в будущем хочет «главнонадзирающую» за культурой сделать, как там какая-то Фурцева была? Ой, не хочу … а вот Лючии отчего бы и в самом деле не сняться, и уже не в эпизоде? Если девочку роль только жены и матери явно тяготит, хочется чего-то больше? Или же, Пантелеймон Кондратьич мне не раз уже повторял, «умей роль играть, так чтобы тебе собеседник поверил – хоть у лицедеев учись!». Говорил – оккупированный Минск это другое было, там ты один образ играла, зачуханной серой мышки, а теперь умей разной быть и переключаться на ходу!