Текст книги "Честь Афродиты"

7

Третьи лица проявились, как и предсказывал дядя Гриша сами, но довольно для меня своеобразно. А я ещё перед этим размышлял – кто такие, зачем, и будут ли вообще?! Оказывается, будут, ещё как будут! Но не предполагал, даже не готовился. Ни морально, ни физически. Возвращаясь в гостиницу из гостей, были мы с дядей Гришей дома у Свешниковых, на пельменях из белорыбицы. Пельмени… и всё остальное, ух! Это класс! Это вкуснотища! Это ул-лёт! Не успел я в который раз с удовольствием перебрать в памяти все великолепные прелести свешниковского гостеприимства, только подошёл к двери своего номера – дядя Гриша выше этажом поднимался, – только успел вставить гостевую карточку в электронный замок в двери, как за ней раздался сильный хлопок, оглушительный скорее всего, дверь, навстречу мне пушинкой с петель слетела, я и удивиться не успел, легко сбила меня с ног, сильно шарахнув по руками, лбу, коленям и груди… Я отлетел, упал, теряя сознание, даже оглох на какое-то время… Не слышал, как по коридору ко мне бежали люди, как дверь с меня снимали, волоком тащили от факелом горящего номера, трясли… Очнулся, когда нашатырный спирт под нос сунули… Открыл глаза… Вижу плохо. Всё в тумане.

– Что это было? – первое что спросил я, и второе. – Где дядя Гриша? Дядя Гриша где?

– Здесь я! Лежи, сынок. – Раздался над ухом знакомый голос. Видеть я не мог, в ушах и голове шумело, не-то зрение повредилось, не-то туман перед глазами стоял, дышать было трудно. Воняло густым и едким дымом, пылью и чем-то непонятно кисло-специфическим. – Не двигайся! – придерживая мою голову, повторял дядя Гриша. – Сейчас врач осмотрит. – И куда-то в сторону несколько раз тревожно крикнул: – Водой скорее заливайте, водой… Ничего там не трогайте! Осторожней! Осторожней, я сказал! – И ещё. – Ну врач где? Где врач? Скорую вызвали, скорую? – Перед моими глазами вновь возникли тревожные глаза дяди Гриши. – Всё в порядке, сынок, всё хорошо. – Успокаивая, он гладил меня по щеке. – У тебя где-то болит, болит? – Участливо спрашивал. – Где? Покажи.

– Нигде не болит. Только в голове шумит, – пожаловался я, держась за голову и прислушиваясь к себе, в голове тонко звенело, ныли колени, грудь и кисть правой руки, я спросил. – А что это было там, почему, что случилось?

Надо мной уже склонилось несколько человек, много… Зрение восстанавливалось, хотя в коридоре было ещё дымно, но светлее. Появились и люди в белом, врачи…

Укол какой-то сделали, зрение проверили лучиком фонарика, давление и пульс… Я попытался сесть, у меня получилось.

– Всё нормально, – заявил я докторам. – Всё в порядке. Меня не надо в больницу. Меня не повредило. – Врачи не возражали, дядя Гриша тоже.

Подхватив под руку, он усадил меня на появившийся откуда-то стул. Уши у меня ещё были заложены, но я видел. Возле уже крутились служащие от администрации гостиницы, возникли и люди в милицейской форме, и в синей униформе с надписью: «ФСБ», «Центроспас» «МЧС», «Военно-техническая экспертиза». Суетились пожарники с пожарным шлангом. В коридоре было мокро от воды и грязно. Через милицейский кордон охраны безуспешно пробивалась какая-то девушка с микрофоном, из-за её спины ярко светила лампа и выглядывал объектив видеокамеры. Поблизости, на поводке крутилась чья-то собачка с длинными ушами, сеттер, кажется… А собачка здесь зачем, подумал я и закрыл глаза, чувствуя наплывающую тошноту.

– Ничего страшного, – расслышал я над собой голос дяди Гриши. – Это лёгкая контузия, я знаю, и сотрясение. Это пройдёт. Организм молодой, я уверен – справится…

– Но мы должны его положить в стационар, – отдалённо послышался женский голос. – Это желательно. Мы на машине.

– Не надо. Я его родственник, доктор, – вновь прозвучал надо мной дяди Гришин голос. – Я за него отвечаю. Под мою ответственность, доктор. Могу расписку написать.

– Не надо, – ответила женщина. – Я вам верю. Вот эти таблетки ему дадите, по две через каждые три часа, и следите за температурой, если что – звоните.

– Понятно. Обязательно!

– А утром к нему медсестра приедет. Мы пришлём. Если хуже будет – заберём.

– Договорились! – ответил дяди Гришин голос. – Спасибо!

Меня подхватили на руки, поправляя чуть подбросили, и я поплыл…

Проснулся или очнулся я, не знаю что будет правильнее, утром, рано. С ощущением узости моей телесная оболочки, словно я вырос из неё. Шум в голове ещё был, но зрение стало ещё лучше, по-моему. Главное вспомнилось, вчерашнее. Заслонило собой всё. Почти живьём встало перед глазами, как плотный шершавый забор по душе, со всеми мелкими деталями. И взрыв, и шум, и даже укол… Правда теперь шум в голове сильно удалился, словно где-то плыл за спиной, но далеко-далеко, и непрерывно, гудел, как воздух из пробитого трубопровода, лоб к этому ещё заметно болел, и грудь тоже. Удивило другое. Я не помнил, как здесь оказался, совсем не помнил. Находился я не в гостиничном номере, а на чьей-то кровати в спальной комнате, в квартире. Об этом говорили и незнакомый мне зеркальный шкаф, и сама кровать, и коврик с тапочками, и люстра в центре комнаты, и полочки вдоль стены с диковинными чучелами морских рыб на специальных подставках, и плюшевыми детскими игрушками зверушек. Меня поразили в первую очередь рыбы. Я такие нигде не видал. Одни удивительно плоские, другие нормальные, но длинные, с разинутыми зубастыми пастями, третьи почти круглые, как шар, с длинными иглами по спине, ни тех ни других я в жизни не видел, и большое окно в комнате, и занавески, и запах… Запах совсем не такой, как в гостиничном номере, жилой, тёплый… Я вскочил, точнее сел. Второй раз удивился: на мне нет моих обычных трусов с майкой! Как это было всегда!! Я почему-то сижу в пижаме. Откуда? К тому же, она не по размеру – а, понял я, вот почему меня так сильно сжимало! – с короткими штанами и в цветочек. На груди узкая, не застёгивается, причём пуговицы на левой стороне… И материал довольно тонкий, можно сказать удивительно приятный. У меня точно такой пижамы не было, ни вообще, ни в частности, и быть не могло, я знаю, я уверен. Меня в неё зачем-то одели! И почему-то никаких признаков моей одежды в комнате, ни… трусов даже. Ну, дела! Это дядя Гриша мой, наверное постарался… Зачем? Странно. И квартира эта ещё непонятная… Странно, всё странно! Но значит так надо, учитывая вчерашнее событие. И пусть, и ладно, и хорошо… Подбежал к окну, выглянул. Ооо! За окном – этаж десятый или двенадцатый – внизу, вдали, как в огромной чаше, панорамой раскинулся морской залив. Большой и величественно красивый. По берегам стояли пришвартованные маленькие, из-за расстояния, но явно огромные морские корабли, высились портальные краны. За ними, зелёными пучками-шапками выглядывали кроны деревьев, и множество разноцветных высотных домов, перекрывая и наступая друг на друга, весело взбиравшихся на крутые сопки по обеим сторонам залива… А, так это же бухта «Золотой рог», у них, вспомнил. Гордость Приморья и страны. В журнальных проспектах, помню, где-то встречалась, или в кино. Но очень красиво! Действительно впечатляет.

– Ну, проснулся, сыщик. Доброе утро, Волька ибн…

– Без ибн! – резко оборачиваясь, привычно огрызнулся я. Огрызнулся главным образом потому, что заметно вздрогнул от неожиданности. Как лось, всем телом. Едва не подпрыгнул. На женский голос. Молодой голос. Девушка заметила это, поняла. А чего, действительно… Пугают тут, всякие… Шагов я не слышал.

В дверях стояла – она. Девушка не девушка, подросток, с мальчишеской фигурой, с короткой причёской, с меня ростом, босиком. Большие глаза, аккуратный нос, усмешливая улыбка, худые руки, в джинсах, майке с коротким рукавом, с сигаретой в руке. Ничего привлекательно женственного… даже там, где должен быть… бюстгальтер. Линейка!

– Как самочувствие? Голова не болит? Есть хочешь? Я приготовила.

– Да! – машинально признался я, и спросил о главном. – А где дядя Гриша? Дядя Гриша где?

– Они с КолейНиколой работают, – выдохнув сигаретный дым, спокойно отмахнулась девушка. – Звонили. Скоро должны быть.

– Ааа… А ты кто?

– Я? Это не важно.

– Ты школу уже закончила, девочка? Сколько тебе лет?

– У женщин возраст не спрашивают! – сухо парировала она.

Вот как, женщина! Я обомлел. Она – женщина! Ну, удивила! Если это так, то я – космический корабль с Жучкой на борту.

– Можешь называть Марго, – разрешила девушка. – Меня многие так зовут.

Она ещё и Марго, оказывается! Хха, она Марго! Если она Марго, то я Принц Датский.

– А на самом деле? – веселясь, с иронией спросил я.

– На самом деле Маша, по паспорту. Меня так назвали, – девушка не теряла спокойствия.

Вот это другое дело. Маня – ей подходит. Но я не удержался, ещё раз съехидничал, в отместку за свой испуг.

– Молодцы родители. Могли и Дуней или Прасковьей…

– У меня нет родителей. Я детдомовская, – пресным голосом перебила она, остро глядя мне прямо в глаза. Словно шилом буравила.… Я мысленно чертыхнулся: чёрт Датский, мог бы и догадаться, такая худая и угловатая.

– Ну извини. Я же… не хотел.

Девушка небрежно кивнула головой, вновь затянулась сигаретой. Мне это не понравилось. Я не курю. Дым терплю только трубочный, если табак хороший.

– Ничего! Мне это без разницы, – разгоняя рукой дым, заметила она. – Так ты будешь завтракать или мы НАШИХ подождём? – Спросила она.

Стоп! Я опомнился. Я же без трусов и майки!!

Сжимаю коленки, безуспешно запахиваю полы куртки пижамы. Мне стыдно перед ней, и вообще.

– А где мои эти… – Понятно на что машу рукой.

Она поняла.

– Уже в сушке. Слышишь, гудит?

О! Так это сушка оказывается в квартире гудит, а я думал в голове это у меня после вчерашнего. Я машинально почесал затылок.

– Что, болит? – участливо спросила девушка.

– Да нет, я думал… А джинсы?

– Тоже там…

– Ага! А кто меня переодевал, дядя Гриша? – уже не надеясь, я всё же спросил.

– Я!

– Ууу, – меня почти винтом свернуло, в жар бросило. – А зачем? – окончательно теряясь, жалобно пролепетал я. – Я же не просил.

– Как ты мог просить? Когда ты в отключке был, и весь грязный.

– А дядя Гриша тогда почему меня не…

Девушка понимающе скривилась.

– А они со Свешниковым как привезли тебя, меня вызвали, так сразу и уехали. Меня оставили. Сказали, чтобы я… Ну в общем, за тобой смотрела… А что? Что-то не так? – В её голосе звучала явная насмешка, ирония, если не издевательство, в глазах прыгали смешинки. – Ты телевизор не смотрел, ничего не знаешь? – спросила она.

– Нет. А что там?

Девушка усмехнулась.

– Твоих подрывников задержали. Всех.

– Иди ты! Да?!

– Сам иди. Да! Меньше спать надо. Передавали. Старший следователь прокуратуры выступал. Целую группу, сказал, задержали. Одного по приметам на даче взяли, он местный, с золотыми зубами был, администратор гостиницы с охранником на золотые зубы показания дали, а на другого по ментовской картотеке вышли. Подельник. Рано утром. У главаря микрочастицы гексогена на одежде нашли, и золотые зубы выдали, а у подельника расфасованный по пакетикам наркотик, героин или амфетамин, не уточнили. Я думаю подбросили. Обычный приём. 12 граммов запротоколировали. И всё, решётка. Как минимум 222-я часть 2-я, хранение наркотиков в особо крупном размере. Потом по цепочке ещё троих взяли… Сейчас все в СИЗО. Всё отрицают, у всех, говорят, алиби, но… Все неоднократно судимые, в устойчивую группу входят и всё такое прочее. Не отвертеться, сказал прокурор, следствие работает над сбором доказательств. И докажут.

– Так это здорово! – Воскликнул я, шлёпая ладонями. – Значит я…

– Ничего это не значит, – холодно оборвала девушка. – Успокойся. Я уверена, это не наши. Если бы наши, я бы уже что-то знала.

– Ты?! Откуда?

– От верблюда. Много будешь знать, скоро состаришься. – Отрезала она и отвернулась. Ничего себе заявочки, подумал я, хлопнув глазами, даже вздохнул. По-настоящему вздохнул, глубоко. Что тут говорить? Я ничего не понимал, говорить мне было нечего. С ней, тем более. К счастью, шум двигателя сушки спасительно смолк, едва слышно мелодичным перезвоном потребовал к себе деятельного внимания: «Эй, люди, я здесь, ко мне!» Марго-Маша это услышала, всё так же иронично глянула на меня, ещё раз чему-то своему – женскому! – усмехнулась, повернулась и вышла. Оставила размышлять. И ладно.

Скажу откровенно: Марго мне категорически не понравилась. Не понравилась, и всё. Не уговаривайте! Сразу и окончательно.

8

Сергей Бадаевич отзвонился Никитину сразу, как обещал.

– Игорь Ильич, а у меня, для тебя, две плохие новости, извини, – ещё не настроившись, бодро сообщил он. – С какой начать?

Игорь Ильич не ожидал такого, хотя ждал звонка, напрягся.

– Что такое? С любой.

– Твою просьбу я выполнить не смог, понимаешь? Извини! Мы не смогли! – Подтекст для Игоря Ильича был явно обратным. Тон голоса, смысловые ударения говорили за это, но сами слова…. – Твой шеф, оказывается, погиб! Царство ему небесное! Вчера. Мои соболезнования! В машине разбился! Сгорел! В федеральной сводке по министерству читал. Мне доложили. Так вот, такие дела, брат!

– Ка-ак?! – Вполне искренне изумился Игорь Ильич. – Не может быть! Как это? Совсем? Сергей Бадаевич отставил руку с телефоном в сторону, качнул головой и еле слышно усмехнулся: «Ну артист, ну, орёл. Как он естественно играет».

– Да вот, – с грустью произнёс он в трубку, и намеренно вздохнул. Если разговор записывался, нужно соответствовать. – Прими мои, как говорится… – Пояснил Никитину главное. – С какой-то сомнительной компанией напился твой президент, и поехал кататься… Обычное дело! Владивосток же город соблазнов. Увы!

– А вторая… – Голос Игоря Ильича, как высокая струна, звенел горем.

Сергей Бадаевич подстроился под нужный тон.

– А вторая… его секретарша… Она… Тоже, увы!

– Чтоо? И она тоже… Она с ним была? Её… Она…

– Нет! Вот с ней прокол. Пока не понятно. Её застрелили. Почему-то! Сейчас местные следователи разбираются. Прямо в номере. Из пистолета, через подушку. Сначала задушили, а потом… Ну и следы половых контактов везде присутствуют. Обнаружились и гильза, и пистолет, фужеры и сперма, это естественно…

– У него пистолета никогда не было. Я бывал у него в доме. Он…

– Ерунда это, мой друг! Пистолет сейчас где угодно купить можно, особенно в криминальных районах. Были бы, как говорится, деньги и желание. А у него, получается, были. И то, и другое. Администратор в гостинице видела у него деньги, подтвердила, в показаниях это записано, много денег, он рассчитывался. Так вот! Пирушка у них потом была, еду и выпивку он в номер заказывал, секс потом на всю гостиницу, музыка и прочее. Местные пинкертоны говорят, судебно-медицинская экспертиза показала, что в крови девушки присутствует алкоголь, не очень много, но изрядно, но следов явного насилия нет, даже когда душил её этот, твой шеф. Во сне, видимо. Асфиксия, испуг и пуля… Приревновал видимо. Бытовуха. Или оскорбила его. Преступление явно на бытовой почве. Трагическое, конечно, я понимаю. Но спросить не с кого. А жаль! Уголовное дело возбуждено, но, смерть преступника всё решила. Поставила, как говорится, справедливую точку. Если ты или кто из родственников не будет требовать углубленного расследования… Хотя, я думаю – бесполезно. Да и денег много потребует.

– Вот горе то… Как же теперь… Как нам… Как мне его семье, коллективу.

– Я понимаю, друг! Соболезную! Крепись, понимаешь. Мы сделали всё что могли. И ты сделай! – последнее прозвучало вполне определённо, но в контексте.

– Да-да. Спасибо. Я понимаю. Тц! Эх!

Сергей Бадаевич с интересом вслушивался в искренние стенания Игоря Ильича, уже сомневался в смысле своей работы.

– Короче, я думаю вечерком надо встретиться, обмыть это дело, помянуть. Ты не возражаешь?

– Прямо сегодня?

– А чего тянуть. У нас на Востоке не приято откладывать… Но как скажешь!

– Нет-нет, конечно, сегодня. Эх!

Игорь Ильич положил трубку телефона, не меняя ровного выражения лица, задумался.

Потом вызвал секретаря.

– Вера, у нас сегодня траурный день. Погиб наш шеф. Вчера. Трагически. Нужно сообщить коллективу. Собери всех.

– Ка-ак? Наш Борис Фатеевич?! – едва не теряя созание, ахнула Верочка.

– Да! К сожалению. В машине взорвался.

– Ааа! Вот горе-то…

– Всё, собирайте коллектив.

Коллектив тоже ахнул… Заблестели глаза, захлюпали носы… Но работа есть работа.

Есть план, есть сырьё, есть заказчики. В конце концов славный имидж фирмы. Он требовал бодрой и продуктивной работы. Без траурных и праздничных дней. И Игорь Ильич этому соответствовал, того же и требовал. Все понимали, как руководителю сейчас тяжело, но он держался. И они тоже. Брали с него пример…

Один Валерий Викентьевич, начальник производства, ему не поверил.

Созвонившись, этим же вечером Валерий Викентьевич приехал домой к своему бывшему начальнику по Минпищепрому СССР, полному тёзке бывшего Генсека Горбачёва, МихалСергеичу, с бутылкой водки «Путинка», хотя тот предпочитал почему-то больше «Жириновку». Она мягче, говорил. Подняли рюмки.

– Ну что, Валерий Викентьевич, выпьем за упокой души твоего бывшего шефа. Да здравствует новый король!

– Нет-нет, за это не буду, – запротестовал Валерий Викентьевич. – Понимаешь, я чувствую, тут что-то не то. Нутром чую! Выпьем просто за Бориса Фатеевича. Хорошего и толкового мужика. Каких мало. Таких у меня было четверо: ты, наш министр, Юрий Андропов и он. Всё.

Из перечисленных, получалось, в живых остался только бывший начальник, что за столом. Но сравнение было приятным, с этим спорить не следовало, он и не стал, толковый, значит – хорошо, протянул рюмку… Старые сослуживцы выпили, потянулись вилками за закуской…

– Ты понимаешь. Миша, он мне сразу не понравился. А у меня чутьё!.. Какой-то он… холодный. Лощёный, но холодный, как рептилия.

– Так у нас такой же, ты помнишь, был первый заместитель министра, этот, как его… Пока взбучку на Совете Министров от председателя не получил… Обомнётся! Тоже всё сверху на нас поглядывал и сопел… назначенец хренов.

– Да, но тут, Сергеич, другое. У него психология не наша. Не наша!

– Капиталистическая, что ли?

– Хуже, Миша, хуже. Он ничего кроме увеличения объёма производства не видит…

– Так это понятно. Он же из-за бугра к вам пришёл, с той философией и приехал. Ему деньги нужны. Прибыль. Закон джунглей…

– Подожди, Миша, подожди. Тут другое. Понимаешь, когда нами командовал Борис Фатеевич, мы же другими были. Мы коллективом были. Я каждому дню радовался. Последним с работы уходил…

– Да, ты такой, я помню. Наливай!

– Ага, сейчас. Подожди. Ты послушай. Мы вверх с продуктом пробивались. Вверх! На рынок! За качество бились. За марку. Потому что оно наше, российское, оно лучшее… А теперь… Ты какое масло домой покупаешь, какое?

– Я?! Никакое не покупаю. У меня жена или дочь приносит… Из этого, из…

– Не важно, – сердито перебивает Валерий Викентьевич. – Наше не бери. Скажи им. Ты прошлый раз сказал, сказал?

– Сказал. Они не покупают. Видишь?

– Вот и правильно. Молодцы! Потому что оно не лучшее. Это я говорю, как главный – тьфу, технолог. У нас полный обман покупателя. Из российского в нём только этикетка, да сертификат. Сплошной удар по печёнке. Кстати, выпьем…

– Запросто. Давай рюмку…

– Всё-всё, стоп, хватит, разольёшь… Ну вот!

– Это к счастью. Потом вытрем. Давай!

– Поехали! – товарищи выпили, вновь застучали по тарелкам ножами и вилками. Закуска была доброй, как и раньше, министерской.

– Может тебе «телегу» в органы написать, а, в эти… – Предложил Михаил Сергеевич, мотнув головой, – в защиту потребителей или прямо Степашину. А что, Серёга, я слышал, Степашин толковый мужик или нет. Я-то уж отошёл от этих… фамилий. Да и меняются они как блохи, с сучки на кобеля, с кобеля на…

– Миша! Михаил Сергеевич! Ты что, окстись, ох… Да чтоб я, на свою фирму, на своих товарищей, да никогда! Меня же сразу уволят. И что я потом делать буду? На пенсии своей сидеть? Нет! Я сразу подохну. Я не стукач.

– Это верно. Стучать мы не научились. А ведь могли. Ко мне знаешь сколько раз эти, хмыри, из ВЧКа…

– Из КГБ.

– Один хрен, извини, подкатывались…

– А ко мне… за тобой присматривать… Ты ж знаешь, я говорил.

– Да, помню. Конечно, помню. Ты молодец! Даже не ожидал. Хорошо ты их тогда отшил. А Василь Семёныч, помощник первого, стучал.

– Да ладно ты, брось старое вспоминать. Горят уже многие в Аду!. А мы вот… Короче, нельзя мне на одной пенсии сидеть, да и может, вернётся всё…

– Что всё, что? Руководящая и направляющая? Госпланы? Да-к они вроде уже вернулись. Только под другим соусом. Кстати, ты закусывай, закусывай.

– И ты тоже. Вон сколько ещё…

– Мяско может подогреть, остыло?

– Нет-нет, не надо. Ты сам вот, давай закусывай. Ага! Так вот, настоящее масло, МихалСергеич, чтоб ты знал, – отложив вилку, размахивая при этом столовым ножом, Валерий Викентьевич обиженно продолжил, – я делаю только для подарков, уж не знаю кому, там эти, коммерсанты наши носят, и для сертификации. Всё. Остальное – вал. Ха-ха, валим мы нашего отечественного потребителя наповал. И как они, понимаешь, бедные потом лечатся? Водкой, наверное. Ага! Кстати, торты тоже не бери. Они ещё хуже, тоже на нашей выжимке. Тоже фуфло.

– Тц! Что за жизнь пошла, сплошной обман. Не люди словно, а сплошные коммерсанты.

– Да! Вот Борис Фатеевич не был коммерсантом! Он человеком был, руководителем, патриотом. Романтиком первой волны, а эти…

– Эти да! Эти всё выжимают. Пена. Одна пена вокруг.

– Афродита.

– В каком смысле? Причём тут она? Ты о чём?

– Я о том, что не зря наша фирма Афродитой называется. Интересный смысл я вычитал. В ней главное скрыто.

– Ну! То есть…

– Афродита – это вывеска. Я в «Мифологическом словаре» специально нашёл и вычитал. Как раз для нас. На самом деле одно, с другой стороны другое. Эта девка из пены произошла. Это со второй стороны. Да, как ни странно. Оскопили там кого. И смешали с водой, получилась пена… Как в пиве… Так и мы…