Текст книги "Утечка мозгов"

Он постоял недолго у основания трапа, вновь привыкая ко мраку. Из сумрачного небытия проявились силуэты множества людей, неподвижно смотрящих на него.

Никите стало не по себе. Уж больно странные были эти взгляды. Он пересилил себя, оставил трап и подошел к ближайшей группе пленников. К его удивлению, те вовсе не были связаны. При отсутствии какой бы то ни было охраны со стороны бандитов это выглядело как минимум самонадеянно. В одном из пленников Никита узнал своего бывшего соседа по рейсовику – того, что был похож на баскетболиста.

– Здравствуйте, – тихо произнес Никита. – Как вы?

Никита согласился бы, если б ему сказали, что вопрос он задал дурацкий. Тем не менее даже на этот вопрос можно было хоть как-то отреагировать. Чего и не подумал сделать «баскетболист». Так же, как и кто-либо еще из сидящих на шпангоутах людей. Они продолжали молча и не мигая смотреть на него, отчего вдоль позвоночника пробежали холодные мурашки.

– Эй, вы чего? – чуть громче сказал Никита. – Я могу помочь вам освободиться…

Никакой реакции. Только из глубины трюма послышался знакомый смех.

Никита оставил свои попытки растрясти неразговорчивых пассажиров и направился в сторону места своего недавнего заточения. Под ногами все так же хлюпала отвратительная жижа, и на Никиту наваливалось неприятное ощущение боязни замкнутого пространства. Наконец, он добрался до дощатых каморок с массивными дверями и припал к двери по соседству со своей бывшей «камерой».

– Эй, Копатель, как вы? – спросил Никита.

– Ты не ищешь разнообразия в своих вопросах, – хмыкнули за дверью. – Зачем ты вернулся? Соскучился по приличному обществу?

– Есть немного, – признался Никита. – А что это с нашими пассажирами? Почему он молчат? Им запретили говорить?

– Если бы. Просто они давно уже не пассажиры. И даже не люди. Они – жмых.

– Что?!

– Отработанный материал, то, что осталось от человеков после сублимации… А что такое человек с отжатой из него душой? Жмых…

– Ничего не понимаю, – пробормотал Никита. – Но они же вроде живые. Дышат. Сидят ровно. Смотрели вот на меня…

– Ну, считай, что это роботы. Со стертой программой. Готов поклясться, что в их сознании бесполезно искать пусть даже самые затрапезные Вселенные…

– Душа – это и есть внутренняя Вселенная?

– Видимо, это как-то связано. Не знаю. Пока мне доводилось довольствоваться слухами и данными мозговой разведки. А данных этих немного…

– Но… Но зачем извлекают этот… экстракт? У людей вынимают душу?

– Ох, не знаю. Душа – слишком тонкая материя. Даже для интеллектуальной разведки. Но я подозреваю, что души пиратам не нужны. К тому же их техника слишком грубо обращается с душами, чтобы извлечь их хм… неповрежденными… Им нужно другое. Энергия человеческих вселенных…

– Энергия? Ну да… Звезды, галактики… И… Что же они с ней делают, с этой энергией?

– Тебя не удивило, как почти средневековый пират вольготно чувствует себя в мире высоких технологий? Как он легко адаптировался и как ловко справляется со своими куда более умными врагами?

– Конечно, удивляет. Только о том и думаю.

– Вот тебе и первое применение экстракта. Он закачивается в кристалл, который потом проецирует эту энергию в мозг своего обладателя…

– А… Этот прозрачный кубик? Кэп прикладывал его к виску перед боем…

– Перед боем?

– Ну да. Мы недавно в клочья разнесли патрульный корабль Безопасности…

– «Мы», – хохотнул Копатель. – Начинаешь сочувствовать негодяям? Типичный стокгольмский синдром. Ну да. Я тоже видел этот куб. Это устройство многократно усиливает интеллект. Правда, ненадолго. Проклятый прибор требует постоянной подпитки. Человеческими душами, если угодно…

– Мрак… – пробормотал Никита. – Но неужели только ради этого…

– Конечно, нет! Главное свойство экстракта, а точнее, приборов, на нем работающих, – это способность перемещаться по внутренним мирам людей.

– Но ведь мы тоже можем! Безо всякого экстракта…

– Да? И можем протащить в свой мир парусник восемнадцатого века с командой головорезов из чьей-то головы?

– Что?!

– Да, да, друг мой. Такой вот кристалл может привести в наш мир вполне материальную армию из чьего-нибудь бредового воображения. Надо только накопить достаточно сырья для сублимации.

– Людей…

– Вот именно.

– Но как до всего этого смог додуматься какой-то морской бродяга?

– Кэп? Да, никак! Это сейчас он освоился в новом мире и почувствовал вкус с экстракту. А заварил кашу, надо полагать, Доктор. Не знаю зачем. Может, из жажды власти или славы, может, из чисто научного интереса. Впрочем, некоторые нацисты когда-то тоже слыли любознательными учеными. Теперь ты понимаешь, почему я говорил о смехотворности нашего первоначального конфликта из-за передела интеллектуальной собственности?

– Ну, тут я все равно не согласен…

– Тьфу ты! Ну, ради бога. Это твое личное мнение. А вот для себя я поставил задачу разобраться в происходящем и найти пути выхода из довольно неприятной ситуации.

– Для этого я пришел. У меня есть топор, нож… Я хочу освободить вас. Поодиночке мы ничего не сможем сделать. Но вдвоем – совсем другое дело…

Копатель тихо засмеялся. Раздался скрежет, какие-то щелчки, и дверь «сарая» со скрипом отвалилась на одной петле. Из темноты торчала нога в «джинсе» и грязном ботинке.

– Неужели ты думал, что я не могу отсюда выбраться? – усмехнулся из темноты Копатель. – Только какой смысл выбираться наружу, если путь с корабля закрыт?

– Ну, вы даете! – с легкой досадой сказал Никита. – А я думал, что так рискую, пробираясь сюда, чтобы вас вытащить…

– Нет, я не собираюсь уходить, пока не пойму, как могу повлиять на ситуацию…

– А как вы собираетесь влиять на ситуацию, сидя в этой сырой камере?

– Есть способы, друг мой, – произнес Копатель, и из темноты вынырнула ладонь со знакомым уже кристаллом.

Это был Челнок.

Глава пятая

Отель был невероятно огромен. Но вплоть до того момента, когда Никита решил уйти в глубокое подполье, он не представлял себе, насколько чудовищное сооружение отгрохали его создатели. Трудно было поверить в то, что все это предназначалось исключительно для развлечения скучающих обывателей. Видимо, целые планеты тосковали по веселому времяпровождению, раз выкладывали суммы, способные покрыть расходы по эксплуатации этого монстра. Теперь Никита понимал, почему пираты пользовались здесь автомобилями. За три дня бродяжничества он истоптал себе все ноги, но даже близко еще не представлял полной картины устройства Отеля.

Все-таки Копатель разозлил его. Никита не мог себе представить, как можно сидеть месяцами в вонючей камере и не предпринимать каких-либо активных действий. Тем более имея в руках Челнок! Ведь это обстоятельство рождало немедленно целый ворох возможных планов действий.

Можно было, например, подкрасться к кэпу и пометить того маркером Челнока. А потом навести шухер в его собственной голове! Как? Какая разница – может, что-нибудь само пришло в голову по ходу действия! Как говорил Наполеон – «главное ввязаться в бой, а бой покажет…» Хотя… Странно все-таки, что в этой Вселенной есть свои собственные Челноки. Неужели можно нырнуть глубже? А потом, что же, – еще глубже?!

Ух! Голова просто не вмещает открывающейся картины! Без спецов трудновато… Но разве это повод, чтобы просто сидеть и ждать своей участи? В чье же сознание может нырнуть этот «нейронавт» из своей каморки? В бездушную голову пассажира?

Никита не знал, да и не хотел знать, чего добивался Копатель своим бездействием. А тот и не думал посвящать в свои планы бывшего соседа по заключению. Но Никита не мог больше сидеть сложа руки. Если он не может что-либо сделать сам, он не позволит по крайней мере, чтоб что-то делали с ним, против его воли. Он исчезнет и хоть каким-то образом смешает планы негодяя. И может, о нем просто забудут. А потом как-нибудь он найдет способ улизнуть с этого Отеля…

Тогда, в супермаркете, Никита решил, что будет бороться до конца. Потому, что он – человек. А не какой-нибудь богом забытый жмых. Чудовищно, когда из людей делают бездушных роботов. Но еще более дико – сидеть и ждать самому подобной участи…

И Никита, совершенно не надеясь на успех, перерезал пластиковый браслет найденным в хозяйственном отделе садовым секатором. Браслет удивительно легко распался на две половинки. И не случилось ничего страшного: его не убило током и не оторвало взрывом руку. Никита почувствовал даже некоторое разочарование по этому поводу.

Впрочем, после этого акта неповиновения в супермаркет могли нагрянуть каратели кэпа Хантера. Никита не стал ждать такой развязки. Он подхватил самодельный рюкзак с продуктами и направился прочь из уже известных ему мест.

Теперь он проводил время в изучении технических уровней Отеля. Он пытался составить какую-то схему этого корабля (или станции?), чтобы в дальнейшем успешно использовать ее то ли в процессе подготовки побега, то ли в партизанской борьбе… Однако ничего толкового из этих усилий не выходило. Никита не был достаточно технически грамотен, а бездушная и бескрайняя громада Отеля располагала к развитию банального топографического кретинизма.

И в конце концов случилось то, что и должно было случиться.

Он заблудился.

Вначале это обстоятельство его даже несколько повеселило. Потому что Никита считал себя ныряльщиком опытным, а значит, проблем с ориентацией на местности у него быть не могло никоим образом. Однако вскоре он вспомнил, что уже не является ныряльщиком в полном смысле слова, что способности его остались где-то в световых годах отсюда и что по своему реальному жизненному опыту остается обыкновенным четырнадцатилетним пацаном (как ни обидно было в этом признаваться самому себе).

Так или иначе, факт оставался фактом: уже добрых дня три Никита не мог найти выхода с одного из многочисленных технологических уровней, куда занесла его собственная решимость противопоставить свои скромные силы пиратскому беспределу. Время Никита определял только по принятому здесь режиму освещения: на ночь со звонким щелчком свет становился куда тусклее. Хотя и вполне достаточным для того, чтобы не переломать ноги. Этот уровень вызывал особенные трудности с передвижением по нему, так как сам по себе представлял многомерное нагромождение лесенок, переходов, пандусов, галерей и висячих мостов в паутине огромных гудящих труб и гирлянд толстых кабелей. Видимо, этот этаж Отеля имел какое-то отношение к вентиляции и энергораспределению. Постоянный назойливый гул вскоре стал приводить Никиту в исступление.

Но выхода по-прежнему Никита не находил. Он просто диву давался – как же это он сюда попал в таком случае?

Никита чувствовал себя, словно в «музыкальной шкатулке», в изощренной комнате пыток, и даже готов был допустить, что пираты специально заманили его сюда, чтобы проучить за попытку к бегству. Очевидно, мысль эта была параноидальной, а сам Никита – близок к нервному срыву. Поэтому следовало как можно быстрее убраться отсюда. И Никита носился взад и вперед, наворачивая бесполезные круги по переходам, лазам, подъемам и спускам, словно лабораторная крыса, загнанная любознательными экспериментаторами в лабиринт.

В довершение этих бед к концу подошли запасы пищи, что взял он с собой в импровизированном рюкзаке из гостиничных простыней. Это было уже однозначно не смешно и грозило нелепой и мучительной смертью от голода и жажды. Допустить такого глупого исхода Никита никак не мог, а потому решился на довольно рискованный ход.

Дойдя до ближайшей стены – уходящего далеко вверх сплошного металлического листа, – он побрел вдоль в поисках подходящей трубы, которая, по его представлениям, максимально походила на вентиляционную.

Такая труба нашлась довольно скоро. Честно говоря, это был целый ворох, чудовищное нагромождение труб двухметрового диаметра, которые шли от какого-то кубического агрегата размером с пятиэтажный дом и врезались прямо в стену. Трубы эти выглядели довольно легкими, очевидно, из-за многочисленных вмятин на них, поэтому Никита заключил, что вряд ли по ним течет кислота или кипяток. В любом случае действовать надо было, пока в руках еще оставались силы…

Никита быстро отыскал галерею, вплотную подходящую к одной из этих труб, и ловко забрался на нее по легким опорам. Вынул из рюкзака и собрал складной топор. Не давая себе времени на сомнения, он размахнулся и треснул по трубе таким образом, чтобы основная сила удара пришлась на острый угол. К его радости мягкий металл действительно поддался грубой силе, и в трубе образовалось небольшое рваное отверстие. Никита быстро вошел в раж и махал теперь топором, как бывалый лесоруб. Он не обращал внимания на то, что руки его были в крови от контакта с рваными кусками жести и сорванных мозолей. Надо было убираться отсюда и продолжать движение – туда, где тупиков будет поменьше.

Оглядев плоды разрушения, Никита отогнул тусклый металлический лист с рваными краями и заглянул внутрь трубы. Посветил себе фонариком, предусмотрительно захваченным в супермаркете. Труба была пуста и суха. Ничего больше, собственно, и не требовалось. Никита влез вовнутрь целиком, с треском оставив на дрожащем листе жести кусок рубашки.

И пошел по направлению к стене.

Больше всего он боялся, что труба точно так же закончится стеной. Это было бессмысленно – делать трубу, чтобы тупо упереть ее в преграду. Но страх все равно был. Поэтому Никита чуть не запрыгал от радости, когда, по его расчетам, он преодолел границу своей очередной, на этот раз огромной «камеры». В принципе врубиться в трубу, чтобы вылезти обратно, можно было в любом месте, но Никита опасался поднимать шум. Ведь он не знал, были ли за той высокой стеной пираты… И еще он боялся, что труба эта выходит за пределы корабля. Это тоже были глупые мысли – кто же выставит такую тонкую трубу в вакуум? Однако Никита решил идти, пока позволяла просторная и безопасная магистраль.

Впрочем, безопасность трубопровода вскоре была поставлена под сомнение. Сначала где-то далеко, а потом все ближе и ближе послышалось неприятное шипение, смешанное с каким-то жутким воем. Никита не успел ничего толком сообразить, как почувствовал, что его ноги оторвались от гладкого пола, а верх и низ смешались для него в одну сплошную круговерть.

Никита закричал. Ему казалось, что его вышвыривают за борт – в открытый космос. Будто заработал гигантский пылесос, избавляющий Отель от ненужного хлама. Никиту несколько раз ударило о внутреннюю поверхность трубы. Благо, она была довольно гладкой, однако мысли смешались еще больше.

И окончательно покинули его после глухого болезненного удара.

Когда Никита очнулся, он понял, обо что был последний, самый болезненный удар, после которого до сих пор ныло все тело. Он полулежал, прислонившись к огромной решетке, за которой замер невероятных размеров вентилятор. Перед решеткой был довольно обширный зал, к которому, словно соты, сходились многочисленные трубы. Через одну из них он и прилетел сюда.

Высоко над головой слабо горел какой-то светильник. Что ж, решил Никита, если здесь есть свет, значит, время от времени сюда приходят люди. И выходят живыми, надо полагать.

Он с трудом поднялся. Ужасно ныл бок: там как раз висел в кобуре сложенный топор. Очевидно, им он и ударился.

Впрочем, он легко отделался. Видимо, вылетел из трубы, расположенной на первом или втором уровне. А грохнись он метров с двадцати… Однако отсюда надо убираться. Раз есть свет, и кто-то должен обслуживать эти титанические устройства, значит, где-то должен быть выход, который не придется вырубать топором. Тем более что этот «смеситель» сделан из куда более прочного металла, чем трубы.

Выход, будто специально для него, был обведен мерцающей красной полоской и располагался под большой красной стрелкой. Не раздумывая, Никита повернул массивный рычаг и толкнул дверь наружу. После чего вылез на яркий, будто дневной свет. Дверь за ним захлопнулась с громким щелчком.

А следом Никита увидел людей.

И шарахнулся назад от неожиданности, неловким движением обломав ржавую ручку двери, через которую вошел сюда. А потом он узнал этих людей и несколько успокоился. Ведь от этих несчастных меньше всего можно было ждать зла.

Они стояли и молча смотрели на него. Смотрели равнодушно. Не мигая. Взглядом, уже знакомым Никите. Но были их не единицы и даже не десятки. Огромная толпа заполняла все видимое пространство этого уровня…

За спиной знакомо загудел воздух в трубах, завибрировала стенка. И Никита взял себя в руки.

– Всем привет! Как дела? Как погодка? Хорошо выглядите! Что новенького?..

Он шел, нарочито бодро бормоча эту чушь, а толпа расступалась перед ним, также смыкаясь позади, и он чувствовал себя каплей масла, скользящей по поверхности воды…

– Эй, задумчивые! Чего задумались? Замышляете побег? Это нехорошо, нехорошо! Хозяева так радушно приняли вас, избавили от всяких ненужных мыслей… Правда, и от нужных мыслей тоже избавили, но кто в этом виноват? Зачем вы летели именно этим рейсом? Неужели трудно было подождать до следующего? Вот к чему приводит излишняя спешка…

Никита шел и говорил все громче, скорее от страха, чем из желания услышать хоть что-нибудь в ответ. Хоть какой-нибудь обиженный выкрик!

Но ответом была только тишина и немигающие взгляды.

– Да вы просто безмозглые тупицы! Вы – рабы, бессловесные роботы! Молчаливое стадо, идущее на бойню! Ну, чего молчите? Бездушный жмых…

– А ты кто?!

Никита подскочил, будто ужаленный. Есть! Хоть кто-то отозвался на поток его отчаянных оскорблений!

– А кто ты сам?! – спросил сутулый старик в рабочем комбинезоне, что шаткой походкой приближался к нему, с негодованием сжимая кулаки. Старик был тощ, с длинными белыми волосами, окаймлявшими вытянутое лицо с массивным носом. Видимо, в молодости он был силен и вспыльчив – таким огнем светились его глаза.

– Кто ты такой, чтобы оскорблять несчастных людей, которых лишили единственного, что имеет ценность в мире – собственной души? Кто ты, что смеешься над ними, даже не представляя, какой ужас пришлось им пережить и что сейчас творится в их несчастных изуродованных мозгах? Кто ты такой, чтобы называть живых людей – жмыхом?!

– Да я… – опешил Никита от такого напора. – Я просто хотел найти среди них хоть кого-то, с кем можно разговаривать… И видите – нашел вас…

– Да с чего ты решил, что я буду с тобой разговаривать?! – не желая успокаиваться, отвечал старик. – Знаешь ли ты, что пришел в обитель скорби, в место, где эти несчастные тихо и безропотно умирают? Потому что человек не может жить без души… Это хоть ты понимаешь?

– Я… Не знал… Я ничего толком о них не знаю… Может, вы мне расскажете?

Старик, не ответив, прошел мимо Никиты и шаркающей походкой направился прочь. Никита последовал за ним на почтительном расстоянии. Старик подошел к лестнице и стал подниматься. Долго, мучительно, кряхтя и отдуваясь. Никита не решался продолжать разговор, пока старик не добрался до какой-то темной ниши под путаной мешаниной из все тех же тускло блестящих труб. Старик плюхнулся в плетеное кресло и замер.

Никита медленно, словно боясь спугнуть его, подошел поближе и подтянул себе какую-то шаткую табуретку. Сел осторожно, на краешек, виновато глядя на старика. Глянул себе под ноги. Под решетчатым металлическим полом медленно бродили взад и вперед тихие людские потоки. Зрелище, надо признать, было не для слабонервных.

– А что… с ними будет? – решился наконец спросить Никита.

Старик запыхтел и заерзал в своем кресле. На Никиту он не смотрел. Но, казалось, несколько смягчился.

– Половина умрет, – сказал он. – Потому что не сможет принимать пищу. Их отправят за борт. Другую половину продадут в рабство…

– А разве они смогут выполнять какую-то работу? Они же…

– Конечно, не смогут. Пока им не вставят управляющий чип. Лет пять такой раб, может, и проживет. Только разве это жизнь?..

– Это ужас, – тихо сказал Никита. – А вы что, тоже из пленников? Вы с рейсового корабля? С патрульного? Или работали на Отеле?

Старик усмехнулся. Внимательно посмотрел на чрезмерно любопытного гостя.

– Можешь гадать дальше. Ответ-то гораздо проще. И куда для тебя неприятнее, Никита…

Никита чуть не упал со своей табуретки.

– Вы… Пират?

– У тебя всегда были проблемы с фантазией, Ник. Все-таки надо было тебя тогда отстранить от дел. Глядишь, поступил бы в свой институт или куда там ты хотел, стал бы жить, как нормальные взрослые. Нет, нам ведь подвигов не хватало! Все туда же, в ныряльщики! Романтики ему захотелось…

Никита привстал и расширившимися глазами впился в это незнакомое морщинистое лицо. Незнакомое и жутким образом узнаваемое одновременно… Это было страшно и отвратительно, словно у его маленького братика лицо покрылось вдруг старческими морщинами и выросла седая борода…

– Денис?! – прошептал Никита.

– Хорошая у тебя память, – устало ответил старик. – Столько лет прошло… А для тебя небось всего пара дней здесь, в этом мире?

– Неделя, – пролепетал Никита. – Но… Как же это возможно?

– Ты же знаешь свойства внутреннего времени, – ответил этот старый Денис. – В последний момент нас с Русиком послали подстраховать вас. И Челнок выкинул нас лет на шестьдесят раньше. Только мы, конечно, не знали об этом. Добрались до Отеля. Тогда это было роскошное место… Но недолго. Кэп уже был здесь. Док успел вызвать его к нашему появлению. А потом здесь произошло такое, что лучше не вспоминать… Когда Отель захватили, и стало понятно, что никому отсюда не уйти, здесь начался конец света. Русика убили мародеры. И мы так и не добрались до бокса. А потом я понял, что не могу вынырнуть. А после меня взяли бандиты. Мне еще повезло, что со мной не сделали то, что со всеми отдыхавшими здесь… Только переломали ноги и поставили следить за отработанным материалом. Чем я и занимаюсь с тех пор…

– Так… – Никита с трудом сглотнул. В горле пересохло и говорить было трудно. – Так ты больше не пытался бежать?

Денис тихо и горько рассеялся.

– Я совершал побеги столько раз, что просто сбился со счета. Меня били, снова ломали мне ребра и руки – до следующего побега. Пока не сломали меня самого. Поверь, каждого человека рано или поздно сломают. Было бы только желание и время. А времени у пиратов достаточно…

– Постой, – нахмурился Никита, – ты сказал, что когда прибыл сюда, здесь уже был кэп Хантер. И Доктор. Сколько ж им лет? Они выглядят вполне молодо…

– Конечно, – сквозь зубы процедил старик, – можно очень долго прожить за счет жизни тысяч других людей…

– Экстракт?.. – догадался Никита.

Денис не ответил. Только с презрением сплюнул в сторону.

Теперь Никита понял, в чем главная ценность этого жуткого устройства под названием «сублиматор души».

Бессмертие – вот за что многие готовы пойти на любые преступления. Пусть ценой твоей бодрости и жизнерадостности будут многие и многие человеческие жизни – это все мелочь по сравнению с благополучием и долгой-долгой жизнью самой важной на свете персоны. Тебя самого.

– …У этого экстракта есть одно свойство, – дрожащим голосом говорил старик, которого Никита знал прежде только четырнадцатилетним подростком. – Постепенно его действие ослабляется, и требуется все большее и большее количество для того, чтобы он действовал эффективно. Своего рода привыкание. И теперь кэп Хантер стоит перед неизбежностью двигаться в более верхние человеческие Вселенные. Потому что там души все более и более энергоемкие. А выше этого, сам понимаешь, только наш мир. Его он никак обойти не сможет.

– Как же, знаю, – протянул Никита. – Мы в черепушке безумного ученого. Вот было бы здорово вынырнуть да и шлепнуть его, чтобы не мучился. Вместе со всеми этими пиратами, сублиматорами и прочими зверствами…

Старик глубоко вздохнул и произнес, уставившись в какую-то далекую, только ему видимую точку:

– Знаешь, Ник, за все эти годы я пережил очень много. И плохого, и хорошего. Да, да, хорошее тоже было. Потому что человек в любой, самой мрачной обстановке может увидеть лучик света. И за все эти годы я усвоил для себя одно, самое важное: нет на свете большей ценности, чем человек. Человеческая душа так огромна и необъятна, так загадочна и необъяснима… И при этом – так хрупка. Вот я думаю: неужели нам, людям, надо было получить в руки Челнок, чтобы понять, насколько сложна и величественна душа человека? Неужели для того, чтобы понять, что человек – это целый мир, нужно было проникать в него и все ощупывать собственными руками? Будто это не было ясно и без того! А ведь представь – и в душах этих проклятых мерзавцев тоже есть свои населенные миры, звезды и планеты, красивые пейзажи, люди, которые любят друг друга и не подозревают, какая сволочь – носитель их собственной Вселенной! Вот и получается, что даже этих подонков во имя чего бы то ни было нельзя лишать жизни…

Никита слушал, раскрыв рот, и думал, что там, наверху, в их родном мире тихо спит четырнадцатилетний мальчишка, не подозревая, что проснется с опытом семидесятилетнего старца… Конечно, если им удастся вынырнуть. И каково же ему будет жить? Ходить в школу, слушать учительницу, что по своему мироощущению годится ему во внучки… А родители?.. А если Денис, чего доброго, помрет здесь от старости? От чего тогда не проснется его молодое тело?

Никита кашлянул, избавляясь от наваждения. Однако хватит этих теоретических размышлений. Жизнь выдвигает свои сугубо прикладные условия. И в этих условиях предстоит двигаться дальше.

– Знаешь – сказал Никита, – ты, конечно, прав. Убивая человека, ты рождаешь где-то катастрофу вселенского масштаба. Но я без тени сомнения сверну шею подонку. Потому что в ответе за несколько близких мне Вселенных, тех, которыми я дорожу больше всего…

– Человек – это высшая ценность, – не слушая его, прошептал старик.

– Денис! – стараясь поймать взгляд собеседника, произнес Никита. – Денис, послушай меня! Нам надо держаться друг друга! Ведь мы делаем одно дело! Мы из одного мира! Мы должны выбраться отсюда! Там, в нашем мире, ты молод и голова у тебя свежа! Ты сможешь всем доказать собственную правоту! Надо только придумать, как вынырнуть…

Старик усмехнулся и покачал головой:

– Ник, неужели ты не понимаешь? Вселенная внутри меня тоже имеет свой жизненный цикл. И он подходит к концу… Даже если все получится, и я вновь стану с виду четырнадцатилетним пацаном, в душе я буду уже почти мертвым…

Никита вдруг разозлился. Он соскочил со своей шаткой табуретки, от чего та с грохотом упала на металлическую решетку.

– Да что ты несешь! – с какой-то даже обидой воскликнул Никита. – Да какое право ты имеешь так говорить! Ты, только ты и никто другой, отвечаешь за собственную Вселенную! Ты являешься для нее всем – и Творцом, и богом – кем угодно! Единственное, кем ты не можешь быть – это ее палачом! Вспомни, о чем ты говорил минуту назад!

Денис ничего не ответил, только устало склонил голову и закрыл глаза. Видимо, он и впрямь очень устал.

– Ладно, – примирительно сказал Никита. – Если ты не можешь мне помочь, я что-нибудь придумаю сам. Сам… Что-нибудь…

Никита принялся думать. Надо признаться, получалось не очень здорово. Все возможные варианты противоборства с пиратами выглядели смехотворно. Даже если удастся уговорить старика, да еще подключить Копателя, все равно их силы – просто пшик, почти ноль, по сравнению с пиратской мощью. Ведь нельзя забывать и об интеллектуальном превосходстве кэпа и Доктора, который дает им этот экстракт. Их бунт будет выглядеть просто-напросто детским непослушанием. За которое как минимум могут поставить в угол…

Никита готов был заплакать от отчаяния. Он, словно в трансе, раскачивался на своей табуретке, глядя сквозь решетку вниз, где безмолвно колыхалась жуткая человеческая масса…

И у Никиты возникла мысль. Он вскочил, перегнулся через перила, охватывая взглядом видимое пространство уровня. Насколько хватал глаз, оно было покрыто уныло стоящим «отработанным материалом».

Вот она, сила! Безмолвная, безропотная сила, которая двинется в том направлении, куда укажет хозяин. Но как заставить эту силу сдвинуться с места? У него нет ни этих чипов, ни управляющих компьютеров…

– Денис, а как ты управляешься с этой массой… хм… материала? Их ведь надо кормить, в туалет водить, в конце концов…

– У большинства сохранились простейшие рефлексы. В основном – на слово «еда», – нехотя ответил старик. – Другие просто не выживают. Погоди… Что ты задумал?

Но Никита уже не слушал Дениса. Он возбужденно ходил по галерее, оглядывая свою потенциальную армию. Конечно, ему очень жалко этих людей… Но ведь они уже почти что и не люди? Чем грозящая им рабская участь лучше опасности погибнуть в бою за свободу?

Хотя… Имеет ли он право решать за них?

А разве не так происходит везде и всегда – когда за тех, кто не в состоянии принять собственное решение, решают другие?! И чем он хуже тех же пиратов? По крайней мере цели у него не в пример благороднее…

Впрочем, не моральные проблемы сейчас основные. Гораздо важнее – подчинить своей воле эту бездумную массу.

Никита быстро сбежал вниз по лестнице.

– Стой, куда?! Что ты хочешь сделать? – слабым голосом прокричал старик.

Никита не слушал. Он подошел к ближайшей фигуре – невысокому пухловатому человеку средних лет, некогда довольно респектабельно одетому. Никита слегка наклонился, чтобы быть вровень с ним и негромко сказал тому в ухо:

– Еда…

И немедленно зашипел от боли: пухлые руки мгновенно, словно захлопнувшийся капкан, сомкнулись вокруг его головы, ухватившись за уши. И стали подтаскивать ближе – к разинутому, исходящему слюной рту. Никита закрутился на месте и довольно быстро вырвался – руки «отработанного материала» оказались не так сильны. Однако сердце испуганно колотилось, потревоженные уши горели огнем.

Сверху раздался старческий смех, перешедший в надсадный кашель.

– Ну как, – поинтересовался старик. – Не скушали тебя еще, Ник? Тебе повезло, что не выкрикнул это слово громко. Тогда мне было бы на сегодня меньше работы.

Он рассмеялся снова.

Никита подумал, что он, пожалуй, попал в точку. Если все эти полулюди будут так реагировать на соответствующие раздражители, на определенный успех можно рассчитывать. Он поведет за собой голодную толпу, которую не остановит никакое оружие. Надо только выбрать правильный момент.

И найти выход отсюда.

…– Так ты пойдешь со мной? – спросил Никита.

– Куда мне идти? Я буду тебе лишь обузой. К тому же я не верю в возможность вырваться отсюда. Я останусь со своими несчастными…

– Ну, тогда жди меня. И не вздумай помереть! Потому что я вернусь и помогу тебе вынырнуть…

– А с чего ты взял, что я все еще хочу назад?

Никита непонимающе смотрел на Дениса. Как это – не хотеть вернуться домой?! Что-то не договаривает его воистину «старый» приятель. Никита своим молодым умом просто не понимал и не хотел понимать, что такое и впрямь бывает – когда человеку попросту уже ничего не хочется. Когда тот настолько устал от жизни, что начать ее сначала представляется ему худшим из наказаний…