Текст книги "Записки Харитона Лаптева"

Послал Х. Лаптев письмо и на бот «Иркуцк» Дмитрию Лаптеву с просьбой прислать запасной якорь, так как убедился, что имевшийся на «Якуцке» основной якорь при сильном ветре плохо удерживает судно. К устью реки Оленек, где оставался квартирмейстер Толмачев, охранявший провиант, послали двух солдат перевозить провиант. Все эти перевозки на оленях и на собаках по приказу якутских властей бесплатно осуществляли в качестве обязательной повинности местные промысловики-охотники: русские, якуты, эвенки.

Морозы крепчали. 4 октября подвели под дупель-шлюпку четырнадцать бревен, по семь с каждой стороны, чтобы судно в отлив не становилось килем на землю.

Опасаясь цинги, Х. Лаптев приказал подлекарю К. Бекману настаивать воду на горохе и на крупах и ежедневно утром выдавать каждому служителю по кружке настоя. Заботился Х. Лаптев и о пропитании для своих соплавателей, для чего посылал людей в соседние зимовья за свежей рыбой и оленьим мясом. 13 октября с реки Новой приехал солдат Меркульев и привез 300 чиров, через несколько дней «посланный солдат Лутчев з реки Болохны приехал и привез оленей битых двадцать восемь» (л. 57). Постоянная работа на свежем воздухе – очистка от снега домов и дубель-шлюпки, заготовка дров – спасала от цинги. За первую зимовку в журнале отмечена единственная смерть: «20 октября умре Якуцкого полку солдат Гаврила Баранов, который был обдержим францускою болезнью» (л. 55).

На зимовке Х. Лаптев не переставал думать о продолжении работ в будущем 1740 году. Чтобы определить с моря устья рек Таймыры и Пясины, которые судя по расспросным данным должны были встретиться при плавании в Енисей, он послал своих помощников осмотреть берега в устьях этих рек[27]27
  Некоторые авторы пишут, что Х. Лаптев послал боцманмата В. Медведева к устью Пясины и геодезиста Н. Чекина к устью Таймыры для съемки побережья между этими реками. Однако о сухопутных съемках весной 1740 г. вопрос еще не стоял, так как Х. Лаптев не потерял надежды пройти в Енисей морем.


[Закрыть]. 21 октября в журнале записано: «Отправлен боцманмат Медведев на реку Пасенгу для осмотрения оной реки устья також и морского берегу к востоку и дано ему казенного шару (табаку – В. Т.) двенадцать фунтов для заплаты подводчикам, да с ним же отправлен солдат Константин Хорошев в город Туруханск и с ним посланы в Государственную Адмиралтейскую коллегию репорты» Боцманмат В. Медведев и солдат К. Хорошев поехали по Хатангскому тракту, действующему только зимой по замерзшим рекам Хатанге, Хете, Дудыпте, Пясине, озеру Пясино, Норилке, в Дудинку на Енисей и Туруханск» [28]28
  Этот путь был известен русским землепроходцам с 20-х годов XVII в. Он нанесен с пояснениями о днях пути на «Чертеже земли Туруханского городу» первого сибирского картографа С. Ремезова, в последнее, десятилетие XVII в. Поэтому совершенно неверно утверждение Д. Романова, что якобы Х. Лаптев, узнав об этом пути от эвенков, получил «сообщение чрезвычайной важности» (Р о м а н о в Д. М. Полярные Колумбы. Тула, 1976, с. 32).


[Закрыть].

В начале апреля Х. Лаптев послал геодезиста Н. Чекина с солдатом Фофановым и «новокрещенным» якутом Н. Фоминым на трех собачьих нартах в сопровождении долган с оленьими нартами для осмотра берега устья Таймыры, а также пройти вдоль берега к устью Пясины с попутной съемкой берега, хотя бы без астрономических определений.

9 апреля вернулись долгане, подвозившие Чекину груз. Вместо 18 оленей у них осталось 11, остальные пали в пути от бескормицы. За помощь Лаптев выдал им из подарочных вещей четыре аршина красного и зеленого холста, два фунта бисера и три фунта табаку. Группа Н. Чекина возвратилась 17 мая пешком вместе с несколькими собаками, тянувшими опустевшую нарту. О его поездке в журнале записано:

«…ездил оной геодезист до реки Таймуры, оной Таймурой до моря и по морскому берегу к западу около ста верст, где уже пошла земля к югу. А дале не поехал затем, что себе провианту нет и собакам корму мало очень, с которым в безвестное место ехать опасно. И с крайнею нуждою возвратясь назад пешком, многие собаки за бескормицею померли… и нарты оставя, пеш с солдатом и якутом с нуждою вышли» (л. 68).

Поход Чекина кончился неудачей из-за отсутствия опыта организации санных маршрутов. В журнале нет никаких данных, где он побывал, какие острова открыл. Понять это можно только из записи Х. Лаптева за май 1741 года: на юго-западной оконечности острова Русский он нашел маяк-бревно Чекина с надписью, что от этого места Чекин повернул назад. Следовательно, от устья Таймыры он ехал к западу до острова Таймыр и, считая его материком, повернул вдоль восточного берега к северу, пересек пролив Матисена, не выяснив, что здесь пролив отделяет большую группу островов архипелага Норденшельда, которые он также посчитал за продолжение материка. Обогнув остров Русский с севера, Чекин не поехал к виднеющимся на горизонте западным островам архипелага Норденшельда. Съемки же даже самой приближенной Н. Чекин или не вел, или записи о ней потерялись на обратном пути. Он так и не выяснил, где же находится большая бухта устья Таймыры: у мыса Фаддея (так считали в 1739 году достигшие его мореплаватели) или совсем в другом месте. Только Х. Лаптев смог указать местоположение устья Таймыры, когда побывал там весной 1741 года.

В апреле вернулся из своего похода в одиночку боцманмат Василий Медведев. К устью Пясины он доехал на попутных нартах добиравшихся туда русских промысловиков. Они имели там коренное зимовье на небольшом островке Чаек и два отъезжих зимовья, крайнее к северу, Нижне-Пясинское зимовье, находилось в 40 верстах от устья Пясины. До него и довезли гостеприимные охотники Медведева. Никакой съемки В. Медведев не вел, а постарался лишь запомнить расположение берегов устья Пясины, на случай, если бы пришлось их опознавать с моря, с дубель-шлюпки.

Всю весну регулярно велась перевозка продовольствия с устья Оленека, где квартирмейстер А. Толмачев разыскивал кочующих поблизости якутов и долган с оленьими упряжками и «за подарошные вещи» отправлял с ними продовольствие на оленьих нартах по реке Анабар, затем на реку Попигай, а по ней до поселка, где зимовал Х. Лаптев. На оленях перевезли – масло коровье, четыре сорокаведерных бочки вина, сухари, крупы. Хорошим подарком для «Якуцка» был посланный с бота «Иркуцк» большой якорь весом в пять с половиной пудов. Часть провианта и якорь на оленях довезли только до верховьев реки Попигай, с расчетом сплавить вниз к реке Хатанге в начале лета.

По последнему санному пути 28 мая Х. Лаптев послал на устье реки Таймыры якута Н. Фомина и «посадского» русского Кондратия Кылтасова, «которым велено жить на Таймуре, ловить рыбу и другой корм, который бы там для езды в предбудущем году около моря чем было собак кормить» (л. 62). Как видим, Х. Лаптев уже готовился для объезда северных берегов на собаках, поняв, что морем на судне эти берега обойти будет очень трудно.

В последние дни мая наступили ответственные дни по подготовке дубель-шлюпки к предстоящему ледоходу. В журнале встречаются об этом записи: 29 мая «вырубали у дубель шлюпки» обеих сторон досок верхних, которых истерло в походе, и сделали новые и законопатили» (л. 69). На следующий день из реки Блудной у вымороженной до киля дубель-шлюпки стала прибывать вода. В последние дни просмолили борта и днище судна. 31 мая дубель-шлюпка всплыла в выдолбленном за зиму вокруг нее ледовом колодце.

Ответственный момент вскрытия реки Хатанги ото льда, когда судно могло быть увлечено ледяными полями вниз по течению, наступил 15 июня (26 июня н. ст.): «пошла река Хатанга и льду на ней не видно». Лед пронесло быстро, судно не было повреждено, так как оно было защищено со стороны Хатанги песчаными косами устья реки Блудной. Дубель-шлюпку поставили на большой якорь на глубине 8 футов. Пока ждали, когда Хатанга освободится ото льда, организовали поездки вверх по реке Попигай, к месту, куда зимой свозили на оленях провиант из Усть-Оленекского зимовья, с расчетом сплавить его по воде в начале лета. За два рейса на большом ялботе вывезли и погрузили на судно около 15 тонн муки, сухарей, круп, масла «коровьева», несколько бочек вина. По требованию Х. Лаптева масло и вино были завезены в Усть-Оленекское из Якутска еще в начале прошедшей зимы. Не забывал заботливый командир «Якуцка» пополнить судовой стол свежей рыбой. Еще до начала ледохода он послал трех солдат с неводом вверх по Хатанге для ловли рыбы и заготовления ее впрок. 5 июля посланные возвратились и привезли «рыбы сухой юколы 1650, да соленой рыбы две бочки, жиру рыбьева 23 фунта» (л. 72). На низовые пляжи реки были посланы плотники для изготовления весел из подходящего дерева-плавника. Заодно им поручалось следить за ледовой обстановкой в Хатангском заливе. В начале июля плотники вернулись, сделав 12 больших весел, оставленных «за тяжестью» на мысе Корга, и «объявили, что на Корге и ниже Хатангская губа вся стоит и еще льду в ней не ломано» (л. 72).

8 июля дубель-шлюпку подвели к зимовью, поставили на два якоря и приступили к погрузке продуктов: солонины, масла коровьего, сухой юколы. Последняя предназначалась для упряжки собак, которых Лаптев, как и в прошедшем плавании, брал с собой. Налили речной воды 17 больших бочек, установленных в трюме. Пресная вода понадобилась во время плавания в море.

12 июля все было готово к отплытию, команда переехала с берега и разместилась в тесном трюме. «В половине 7 часа по полудни подняли якоря, распустили фок и грот и пошли в поход» (л. 73).

С попутным ветром к утру 13 июля пришли к «последнему мысу реки Хатанги, называемой Корга, где начинается губа. Большой ялбот за тяжестью и неудобностью в походе ото льдов вытащили на берег и оставили здесь на Корге» (л. 74) [29]29
  О судьбе оставленного ялбота Х. Лаптев сообщал в рапорте Адмиралтейств-коллегии 5 сентября 1741 г.: «А имеющийся при дубель-шлюпке большой ялбот в 1740 году за неудобностию ото льдов не взят был на море и встащен был на берег при устье реки Хатонги. По отбытии нашем, полною и вешною водою с моря с того берега подняло и унесло вверх по реке Хатонге и поставило без всякого повреждения на берег, о котором також долго не было известия доколе, сыскав, вытащили на берег и сарай над ним учинен» (Экспедиция Беринга. Сб. док. М., 1941, с. 98). Спустя столетие при посещении реки Хатанги А. Ф. Миддендорф осматривал этот показанный ему местными жителями ялбот в сарае в станке Казачий (в 6 км ниже по реке от современного поселка Хатанга), который охранялся как «царское имущество… не только обшивка, но даже смола и гвозди отлично сохранились» (А. М и д д е н д о р ф. Путешествие на Север и Восток Сибири, ч. 1. СПб., 1860, с. 19).


[Закрыть]. С высокого мыса Корга осмотрели Хатангский залив – до горизонта стоял невзломанный лед.

Потянулись дни ожидания с ежедневным подъемом на вершину мыса Корга для наблюдения, не вскрылись ли льды залива. Деятельный командир и в томительном ожидании находил полезные занятия: «построили на мысу; на высокой Корге маяк, которой склали шатром из 10 бревен». Бревна брали из осыпающихся обрывов мыса на большой высоте, где обнаружили окаменевшие деревья – свидетелей более теплого климата, бывшего здесь тысячелетия назад. В своем «Описании…» Х. Лаптев напишет о находке этих деревьев в обрывах мыса Корга.

Для большей остойчивости дубель-шлюпки искали по пляжам устья Хатанги редко встречаемые здесь камни-валуны, возили их на судно и укладывали на самое дно трюма. При ясном небе, когда взошла луна, Х. Лаптев приказал вахтенным определять, сколько проходит времени от момента наступления полного прилива до появления луны на меридиане места стоянки. Оказалось, что это время, так называемый «прикладной час», равен при устье Хатанги 8 ч 18 м (л. 77). Наконец поднявшиеся утром 30 июля на Коргу к маяку наблюдатели увидели свободное море. Тотчас же «Якуцк» двинулся в «путь свой», лавируя галсами при боковом западном ветре. Прекрасно видимый маяк[30]30
  Впоследствии никто из посещавших устье реки Хатанги исследователей не упоминал о маяке на мысе Большая Корга (так называется на современных картах мыс Корга). Вероятно, он простоял недолго. Это был первый навигационный знак в Хатангском заливе и на реке Хатанге. Стоял он, вероятнее всего, там же, где ныне построен большой деревянный маяк Большая Корга Морская.


[Закрыть] на Корге служил хорошим ориентиром. В журнале часто встречаются записи бравшихся на него пеленгов. Вскоре появились «носячие» льдины, затруднявшие лавирование при поворотах на галсах в восточной части залива, где отнесенные туда западным ветром льды были «безмерно густы».

За двое суток мореплавателям удалось пройти более 90 миль, но на параллели открытого в прошлом году острова Николая стояла сплошная ледяная стена – всторошенная кромка сплоченного льда. Пройти можно было только на запад, прижавшись к берегу. На берегу увидели избу, в которой матросы, ездившие зимой за провиантом в зимовье Конечное, признали зимовье Новое, бывшее в устье одноименной реки Новой. Стали на якорь, послали на ялботе бывалого матроса Сутормина разведать, можно ли войти в реку. Через час ялбот вернулся, Сутормин рапортовал, что встретил в зимовье двух работников промышленного человека Василия Созоновского, которые указали ему фарватер, ведущий через песчаные мели дельты реки. Глубины, промеренные Суторминым с ялбота, были от 8 футов до 3 сажен. Подняли якорь и на гребле пошли за ялботом. Вечером 1 августа вошли в реку Новую и стали на якорь за мысом на глубине 3 сажени (л. 82). Три дня дул северо-восточный ветер, и Хатангский залив был забит льдом. Только в ночь на 3 августа задул сильный южный ветер, и открылся проход на север, хотя на востоке льды еще виднелись на горизонте. За сутки удалось пройти 33 мили, «Якуцк» находился уже близ мыса Сибирского, на выходе из Хатангского залива. Здесь лед снова преградил путь, пришвартовались к большому полю, снесли на нее дрек – небольшой якорь – и закрепили. Лаптев надеялся, что южный ветер понесет льдину на север вместе с дубель-шлюпкой. Но с юга нанесло дрейфующий лед, которым стало выжимать судно на большую льдину, и создалась угроза сжатия и повреждения «Якуцка». Матросы и солдаты шестами и пешнями распихивали лед и выталкивали судно в наметившиеся каналы в надежде войти в речку (ныне река Журавлева), которую признали возле видневшегося в ее устье зимовья ездившие сюда зимой на собаках матросы.

В ночь на 4 августа, разведав входной фарватер с ялбота, «вошли в протоку, которая в прибылую воду глубиною 7 фут, и стали в оной протоке близ песку, а якори завезли с носу и с кормы на берег и положили» (л. 84).

В устье речки Журавлева простояли до 8 августа. Здесь погрузили на дубель-шлюпку дрова, запаслись пресной водой, наловили рыбы. Но время, наиболее благоприятное для похода в Енисей, уходило, поэтому Х. Лаптев, как только льды разрядились, приказал выходить из реки и пробираться вдоль берега на север. Удалось пройти лишь миль 15, уже виден был остров Преображения, но изменившийся ветер снова нагнал с моря льды, от которых пришлось спасаться в устье нынешней речки Осина у зимовья Конечное, где простояли три дня.

К вечеру 12 августа юго-восточный ветер несколько разрядил льды, и «Якуцк» стал пробираться по береговой разреженной полосе на север, измеряя, как обычно, каждый час глубины и определяя характер грунта на дне. Ветер стал круче к югу, стал попутным, дубель-шлюпка шла со скоростью 5 – 6 миль в час. Миновали «крутой, высокий яр западного берега» (теперешний мыс Цветкова), почти отвесным обрывом возвышающийся на 40 метров над морем. Увидев, что в открытом море льды «пореже», отошли от берега на 10 – 12 миль. За сутки прошли по счислению 50 морских миль, но к 7 утра 13 августа прекратилось свободное плавание дубель-шлюпки «Якуцк»: «…увидели впереди и от обеих сторон лед очень част, стали поворачивать назад и в том повороте нанесло на нас великую льдину носячую, которой прижало, и нанесло льду великое множество… и понесло нас ветром со льда к NO, и несучи, потерло форштевнь и на носу набивные доски» (л. 88).

Начался дрейф во льдах.

К полудню 13 августа «надломило форштевнь и всю дубель-шлюпку помяло и учинилася великая течь. Того ради, поставя три помпы, стали выливать, а из интрюма дрова и провиант выбрав на палубу, стали течь искать… засыпать мукою и пеплом и щели конопатили, токмо воды не убывало» (л. 89). В ночь на 14 августа «весь форштевень из нутряных и наружных досток от киля до ватерштока выломало и выбросило на лед… нос погрузился, а корму приподняло». Гибель судна была очевидна для всех, но, повинуясь Морскому уставу, выработанному Петром I, повелевавшему морякам бороться за живучесть своего судна до последней возможности, служители «Якуцка» беспрекословно выполняли распоряжение Х. Лаптева – подводили под носовые пробоины пластырь из парусов: «…подвели под нос грот и штаксель, и засыпали меж ним и бортами мукою и грунтом, чтоб льдом не так стирало, токмо тем пособу не получили чтоб унять течь» (л. 89).

Утром разошелся туман и моряки увидели ближайший берег от них на румбе ZW, определили до него не меньше 15 миль. Моряки, откачивающие без успеха воду из гибнущей дубель-шлюпки, казалось, были обречены.

Кто-то из матросов поднялся на мачту и вдруг радостно крикнул приунывшей команде, что очень близко «лед стоячей», к которому можно подвести дубель-шлюпку, если отталкивать небольшие льдины, когда нет сжатий. Наведя подзорные трубы, Х. Лаптев и С. Челюскин убедились, что действительно судно несло к неподвижному, невзломанному ледовому припаю, тянувшемуся к виднеющемуся на западе берегу. С большим трудом наполовину заполненную водой дубель-шлюпку почти всей командой, сошедшей на льдины, протащили к «стоячему» льду, на который стали выгружать провиант, вещи служителей, денежную казну, собак. Геодезисту Н. Чекину с караулом из двух солдат Х. Лаптев поручил отвезти денежную казну на собаках к берегу и заодно разведать к нему путь по льду. Вечером 15 августа неожиданно взломало мористую часть неподвижного припая и понесло ледяные поля к югу. Наступил критический момент. Он зафиксирован в журнале писарем Прудниковым: «…того ради командующий с ундер-офицерами, зделав консилиум, что дубель-шлюпку спасти невозможно, и дабы спасти хотя людей, сошли на помянутый стоячей лед» (л. 89). Всю ночь делали из весел сани-волокуши, увязывали на них мешки с сухарями, крупой, бочонки со сливочным маслом. Немного отдохнув, утром вышли всей командой в поход по льду к едва видневшемуся на юго-западе берегу, буксируя восемь волокуш с провиантом.

К берегу подошли в полдень 16 августа, но перед ним оказалась «заберега» – полоса воды, через которую пришлось переходить вброд. Вымокшие, замерзшие люди собирали плавник для костров, под пронизывающим северо-западным ветром с «великой стужей». Место, куда вышли потерпевшие кораблекрушение, находится в б километрах севернее входа в бухту Марии Прончищевой. Тут у крутого, местами скалистого побережья есть несколько галечных пляжей. На самом широком из них, где, вероятно, и был лагерь Х. Лаптева, сейчас построена охотничья избушка полярников гидрометеостанции Бухта Марии Прончищевой. Здесь, в полуверсте к югу от места высадки на берег, Х. Лаптев приказал рыть круглые ямы, выстилать в них дно плавником, сделать из жердей перекрытия и накрыть принесенными с собой парусами. Получились две «юрты земляные», как их упоминают в журнале.

На следующий же день, оставив шесть человек строить юрты, остальную команду во главе с боцманматом Медведевым с пятью примитивными санями и нартой собак Х. Лаптев послал к едва видневшимся мачтам дубель-шлюпки. Через сутки Медведев привел свой отряд обратно. На волокушах и на нартах привезли сухари, масло сливочное, две бочки вина. Два перехода почти по 30 верст туда и обратно сильно измотали людей. Многие заболели. 18 августа в журнале записано: «…ветер и великая стужа, служители за провиантом не посланы, того ради что от натуги и худова воздуха стало больных близ половины, чтоб им дать покой дабы не пришли все в болезнь…» (л. 90).

В последующие 12 дней почти ежедневно (если не мешал ветер или сильный туман) к месту катастрофы по припайному льду ездили на собачьей упряжке и вывозили оставленное на льду продовольствие. Дубель-шлюпки уже не видели, южным ветром ее отнесло от припая, и она, носимая между дрейфующим льдом, в конце концов затонула где-то на параллели входа в бухту Марии Прончищевой.

После 15 августа в журнале записей о судне уже нет. 31 августа пришел в движение и припайный лед, по которому спаслись служители «Якуцка». Его взломало и отнесло на 1 милю от берега. Почти все имущество и провиант были к тому времени перевезены на берег к двум тесным юртам, в которых жили потерпевшие кораблекрушение в ожидании, когда замерзнут реки и можно будет идти пешком к зимовью на реке Хатанге.

23 августа Х. Лаптев послал геодезиста Н. Чекина с двумя солдатами на юг к зимовьям промышленного человека Василия Созоновского, чтобы приготовить их для отдыха команды, когда она пойдет к Хатанге. Спустя два дня Чекин возвратился, так как на пути ему встретилась «губа, которая впала в море шириною около двух верст… и ходил по оной губе вверх 30 верст, не мог обойти» (л. 91).

Это была бухта Марии Прончищевой, открытая отрядом Х. Лаптева при столь бедственных для него обстоятельствах. Вдающаяся в материк почти на 60 километров, эта узкая, похожая на реку бухта преградила путь на юг потерпевшим кораблекрушение и вынуждала их ждать, когда она замерзнет.

Между тем близилась арктическая зима, в тесных «юртах» – землянках, покрытых вместо крыш старыми парусами и топившихся по-черному, было холодно и сыро. Многие болели. В этих тяжелейших условиях была необходима твердая дисциплина. Однако в журнале зафиксирован только один случай дисциплинарного взыскания: утром 31 августа штурман С. Челюскин распорядился пришить парусиновые надставки к нижним полам походных шатров, чтобы они стали вместительнее, когда будут ставиться на привалах в предстоящем походе. Солдат Годов и матрос Сутормин от работы отказались, заявив, что «все равно померзнем, не дойдем до зимовья», за что были «штрафованы кошками» (л. 98). В данном случае наказание было оправдано необходимостью пресечь такие настроения.

Попытка переправиться через входную часть бухты Марии Прончищевой на плотах, построенных из плавника, не удалась, так как началось льдообразование, шла шуга. На плоту плыть уже нельзя, а некрепкий лед еще не держал человека. К месту предстоящей переправы ежедневно подвозили самодельные нарты-волокуши с провиантом, ночевать возвращались за 6 верст к юртам. Только геодезист Н. Чекин с солдатами постоянно дежурили в шатре у «губы» и по многу раз в сутки проверяли крепость льда.

Наконец 20 сентября переправа стала возможной, и группа Н. Чекина из 9 солдат с собачьей упряжкой, везшей продовольствие и палатку, перешли на южный берег бухты Марии Прончищевой. Они спешили добраться до ближайшего зимовья Конечного и попросить помощи. 21 сентября выступила на юг основная группа солдат и матросов из 15 человек во главе с Х. Лаптевым, а на следующий день вышел С. Челюскин и 10 человек. В каждой группе люди тащили санки с провиантом и походными шатрами.

Х. Лаптев поделил отряд на три группы, идущие с интервалами в 1 – 2 дня, чтобы в пути было легче размещаться на ночлег в небольших избах промысловых зимовьев. В юртах оставили троих лежачих больных и одного ходячего больного, матроса. За старшего оставался больной писарь Прудников. Им оставляли 7 мешков сухарей, 29 фунтов сливочного масла, 1 бочонок вина. Навеки остался здесь умерший 15 сентября канонир Федор Еремов, похороненный недалеко от юрт. Это была первая жертва, не перенесшая тягот, выпавших на долю потерпевших кораблекрушение.

За пять дней группа Х. Лаптева прошла 120 километров и наконец пришла в зимовье Конечное. Хозяев в нем не было, и здесь отдыхали 6 человек из группы Н. Чекина. Сам Чекин с двумя солдатами на упряжке собак выехал дальше на юг за помощью. 27 сентября партия Х. Лаптева вышла пешком к следующему зимовью, оставив ослабевших участников похода ожидать помощи в зимовье Конечном. С 27 сентября по 15 октября 1740 года в журнале записи не велись. Вновь записи появляются 15 октября, отмечая прибытие на хатангскую базу части экипажа «Якуцк» во главе с Х. Лаптевым. Еще раньше сюда на собачьих упряжках прибыл Чекин, и теперь он объезжал ближайшие зимовья для посылки спасательных партий на собаках и оленях навстречу медленно двигающимся к Хатанге слабым и больным членам отряда.

Первой заботой Х. Лаптева было организовать помощь бредущим по берегу сослуживцам, а затем получить провиант с Оленекской базы. 20 октября туда был послан солдат Я. Богачанов с приказом квартирмейстеру А. Толмачеву срочно доставить на Хатангу продовольствие, так как почти половина запасов погибла вместе с судном.

24 октября в зимовье на собаках приехали штурман С. Челюскин, иеромонах и несколько солдат, сообщивших, что за больными в «юрты» помощь послана, а в трех переходах отсюда, идет группа из 12 человек с тремя нартами собак. 29 октября группа прибыла на Хатангу, но не всем удалось добраться живыми: солдат Борис Панаев и писарь Матвей Прудников скончались в пути.

Последняя партия больных служителей прибыла на базу 4 ноября. «Привезли конопатчика Василия Михайлова мертвого, за 10 верст до зимовья помер» (л. 97). А 7 ноября прибыли на 8 нартах трое солдат, ездивших за остатками продовольствия и судового имущества к «юртам». Еще дважды зимой туда посылались служители, последний раз 9 марта 1741 года. Они «привезли с юрт с моря котел медный, 7 топоров, циркуль железный и парус фок с дырами да топсель» (л. 110).

Похоронив с воинскими почестями вблизи зимовья[31]31
  В журнале зафиксировано погребение вблизи зимовья 5 умерших членов экипажа «Якуцка»: кроме троих, умерших в тяжелейшем походе осенью 1740 г., здесь похоронены два солдата – Г. Баранов и Я. Богачанов, умершие от болезней. Г. Баранов скончался осенью 1739 г., а Я. Богачанов – весной 1741 г. Остатки их могил заметны и теперь в 200 м к северу от развалин домов зимовья. Они находятся на высоком песчаном обрыве в 30 – 40 м к юго-востоку от поставленного здесь летом 1980 г. памятника (см. Т р о и ц к и й В. А. Поселок Харитона Лаптева на реке Хатанге. – Наука и жизнь, 1980, № 1), Здесь похоронены солдаты Борис Панаев, Гаврила Баранов, Яков Богочанов, конопатчик Засилий Михайлов, писарь Матвей Прудников.


[Закрыть] своих троих товарищей, Х. Лаптев 8 ноября созвал консилиум, чтобы решить, как выполнить опись необследованного северного побережья. Всем было ясно, что теперь возможно вести опись только по суше. Такое решение следовало обосновать. Инструкция Адмиралтейств-коллегии разрешала вести съемку по суше, если невозможно было пройти судном, только в летнее время, измеряя глубину в устьях рек и вблизи берегов. Но, как убедился Х. Лаптев, летом двигаться по побережью на собаках было трудно из-за распутицы, а на оленях нельзя, так как для них еще не было корма. В решении консилиума обосновывалось намерение производить съемку весной на собаках: «…и по выше описанным невозможностям морской берег меж реками Хатангою, Пасеньгою и Енисею описывать в летнее время никак невозможно, кроме зимнего пути на собаках, как начать с апреля месяца» [32]32
  Экспедиция Беринга. Сб. док. Под ред. А. Покровского. М., 1941, с. 252


[Закрыть].

25 ноября Х. Лаптев отослал в Петербург рапорт о гибели судна и решение консилиума о сухопутных съемках весной. В рапорте он написал, что уже приступил к подготовке съемочных работ, «чтоб всуе время не прошло» [33]33
  Там же, с. 249.


[Закрыть], не ожидая официального разрешения Адмиралтейств-коллегии. На консилиуме выработали и план проведения съемок: тремя группами, по 3 – 4 собачьих упряжки и по 3 – 4 человека в каждой группе, начать опись берегов навстречу друг другу из устьев рек Хатанги, Нижней Таймыры и Пясины, где имелись базы – промысловые зимовья. Не участвующих в съемках солдат и матросов решено было отправить по окончании полярной ночи на Енисей.

Но прежде всего следовало перевезти провиант с Оленекского зимовья. 23 ноября прибыл наконец на оленях первый транспорт. Квартирмейстер Афанасий Толмачев привез испеченные в Оленекском зимовье сухари в 21 мешке, различные крупы, соль. Разгрузив караван, снова отправились на Оленек за следующей партией продовольствия. Всего было сделано три рейса по 100 оленьих запряжек в каждом. А. Толмачеву было поручено отобрать в окрестных зимовьях 10 лучших упряжек собак для съемочных групп, обеспечить их походным продовольствием и кормом для собак. Для полевых партий предназначались сухари и «уликта» – вяленое оленье мясо, крупы, сливочное масло. Для собак юкола – сушеная рыба, которую местные промысловики готовили для отряда Х. Лаптева все прошедшее лето.

В подготовке нарт, походных чумов, упряжи для собак, одежды (Х. Лаптев и его товарищи в санные походы брали испытанную зимнюю одежду местного населения), провианта быстро прошла полярная ночь. 16 февраля 1741 года выехали к Енисею на оленях 14 солдат, не участвующих в предстоящих работах, во главе с боцманматом В. Медведевым. В начале марта на восьми оленьих нартах квартирмейстер А. Толмачев повез на озеро Таймыр и к устью Нижней Таймыры продовольствие и собачий корм. Когда Толмачев возвратился, ему поручили везти на Енисей вторую партию не участвующих в работах солдат и матросов.

17 марта 1741 года выступил в поход на трех собачьих упряжках с двумя солдатами штурман С. Челюскин. К месту съемки – в устье Пясины он добрался по рекам Хатанге, Хете, Дудыпте, Пясине. Этот почти 1500-километровый путь был не особенно трудным, так как партия С. Челюскина уже прошла по нему от зимовья к зимовью, в которых ночевали и кормили собак. Но к северу от устья Пясины зимовьев не было, припасы для себя и собак пришлось везти с собой, ночевать в походном чуме.

15 апреля отправилась в путь на трех нартах группа геодезиста Н. Чекина, которой предстояло проехать от устья Хатанги вдоль восточного берега Таймыра к мысу Фаддея и от него начать съемку берега к северу и западу, закончив ее в устье Нижней Таймыры.

Харитон Лаптев 24 апреля с солдатом и «новокрещенным» якутом Н. Фоминым, владельцем зимовья в устье Нижней Таймыры, выехал туда на четырех нартах. Путь их пролегал по тундре до озера Таймыр, на которое выехали на четвертый день к заливу Юкаяму. Проехав по озеру около 70 километров, добрались до истока реки Нижней Таймыры, по ней поехали к морю.

Х. Лаптев начал съемку от Хатанги, записывал в журнал по компасу направления, а пройденные расстояния оценивались им по времени и скорости бега собак. В журнал он подробно заносил все повороты реки Таймыры, характеризовал ее берега. На второй день езды по реке он записал: «По обе стороны реки берега каменные, утесные, Щеки называются», а на следующий день появилась запись: «Здесь окончились утесные берега. Подкаменные называются для того, что в высокой каменной стене сделано яко пещера в длину сажен на 5, поперек сажени на 3, вверх саженей на 6. Сия гора утесная состоит из черного камня, подобно аспиду, меж слоями белый шов, подобно алебастру» (л. 115). Так Х. Лаптев описал известную на Нижней Таймыре (125 км вверх от устья) пещеру Миддендорфа.

Прибыв 6 мая в зимовье[34]34
  Это зимовье, служившее базой санных походов отряда Х. Лаптева в 1740 – 1742 гг., удалось найти в 1972 г. Следуя записям Х. Лаптева, оно находится в 3,2 км севернее мыса Шатер, на северном берегу Таймырской губы. Городище размером 5x20 м было покрыто тундровой растительностью, кое-где торчали из грунта обломки деревянных саней, рыбацких поплавков (см. Т р о и ц к и й В. А. Русские поселения на Севере Таймыра в XVIII веке. – Советская этнография, 1975, вып. 3, с. 122).


[Закрыть] Н. Фомина и проложив свой маршрут на походной карте, Х. Лаптев убедился, что устье реки Таймыры лежит значительно западнее, чем он предполагал, и группе Н. Чекина предстоит проехать к западу намного большее расстояние, чем рассчитывали. Поэтому Х. Лаптев, отдохнув в зимовье, 9 мая направился на северо-восток, навстречу Н. Чекину. Сокращая путь, он пересек тундру нынешнего полуострова Оскара и выехал в залив Толля. Н. Фомин уверенно вел группу Х. Лаптева «по своему» промысловому району. На четвертый день пути, находясь в заливе Дика, «наехали маяк Фомичев» (л. 115), стоявший, вероятно, на нынешнем мысе Могильном. Но здесь Х. Лаптев и его спутники, за исключением Н. Фомина, заболели снежной слепотой – световым ожогом глаз. Это происходит обычно в снежных просторах при ярком солнечном свете. «От дыму в чуме и от ветра великого у лейтенанта и солдата глаза перебило так, что на 20 сажень можно (лишь) видеть. А по объявлению якута у него глаза мало подорвало. Для оной очной болезни возвратились паки назад…» (л. 116). Пришлось вернуться в зимовье. Как выяснилось позже, этой же болезнью была остановлена и группа Н. Чекина, которая вынуждена была вернуться из-за «очной болезни» от островов Петра, даже не доехав до начальной точки съемки – мыса Фаддея.

Оправившись в зимовье от «очной болезни», 20 мая Х. Лаптев выехал со съемкой на запад навстречу С. Челюскину. Группа Х. Лаптева, делая в день по 40 – 50 верст, ехала вдоль восточных берегов нынешнего архипелага Норденшельда, ночуя на галечных косах встречаемых островов, на которых можно было найти плавник для костров. Нынешний остров Таймыр с прилегающими к нему островами Пилота Махоткина, Пилота Алексеева, а также массив островов Петерсена, Добрыня Никитич, Шпанберг, Красин, Чабак были приняты Х. Лаптевым за продолжение материка, поскольку проливы между этими островами зимой трудно различить. Зато небольшие острова – Розмыслова, Юрт, Близнецы, Тыртова, Три Брата – отмечены (без названия) в журнале Х. Лаптева, и он является их первооткрывателем.