Текст книги "М.В. Лентовский"

Влас Михайлович Дорошевич
М.В. Лентовский[1]1
  Лентовский Михаил Валентинович (настоящая фамилия Рубан, 1843—1906) – русский антрепренер, актер, театральный деятель. Его приходу на сцену содействовал М.С. Щепкин. Играл в Малом театре, в провинции, в драме и оперетте, главным образом роли людей из народа В 1878 г. организовал в московском летнем саду «Эрмитаж» театр оперетты, в который привлек лучших актеров, музыкантов, оформителей. 1 июля 1882 г. на территории сада открыл «Фантастический театр», который был позже переименован в «Антей», постановки в нем поражали воображение зрителей необычностью эффектов, богатством декораций и костюмов, живописностью массовых сцен. 29 декабря 1882 г. в зимнем помещении театра оперетты на Театральной площади открыл Новый театр (сейчас в этом здании – Центральный детский театр), который после первого банкротства Лентовского в 1885 г. стал существовать под антрепризой И.Л. Сетова. 5 ноября 1882 г. на Воздвиженке в здании бывшего цирка Чинизелли Лентовский открыл театр «Скоморох» (1-й), продержавшийся всего один сезон, а в 1885 г. в огромном помещении панорамы «Бой под Плевной» на Сретенском бульваре – театр «Скоморох» (2-й), в репертуар которого входили пьесы А.Н. Островского, А.Ф. Писемского, Л.Н. Толстого («Власть тьмы» была написана для театра Лентовского). Кроме того, он держал антрепризу в Нижнем Новгороде, арендовал в Петербурге загородный сад «Ливадия», дав ему название «Кинь-Грусть». К 1894 г. Лентовский разорился. В 1898—1901 гг. работал режиссёром в Московской частной опере С.И. Мамонтова.
  Заслуги Лентовского, как «родоначальника» новой оперетты, блестящей феерии, как организатора «народного театра» «Скоморох», Дорошевич, желая поддержать друга, потерявшего свое дело и получившего приглашение на режиссёрскую работу в Александрийский театр, отметил в статье «Господин Лентовский» («Россия», 1900, 12 октября, No 527).


[Закрыть]
Поэма из московской жизни[2]2
  Впервые – «Русское слово», 1906, 22, 26 декабря, NoNo 310, 314; 1907, 17 января, No 12, 2 февраля, No 26. Публикация является своего рода «посмертным памятником» М.В. Лентовскому (скончался 11 декабря 1906 г. в Москве), с которым Дорошевич был дружен (см. раздел «Письма»).


[Закрыть]
Маг и волшебник

I

Голова Фидиева Зевса[3]3
  Голова Фидиева Зевса. – Статуя Зевса Олимпийского, выполненная древнегреческим скульптором Фидием (нач. 5 в до н. э. – ок. 432—431 до н. э.)


[Закрыть]. Серебряные кудри. Подломленные, согнутые тяжелыми временами богатырские плечи. Грустная, ироническая улыбка.

Казалось, что его губы шепчут под надушенными мягкими усами тургеневскую фразу:

– И все они померли… померли…[4]4
  …тургеневскую фразу: «И все они померли… померли…» – Неточная цитата из «Стихотворений в прозе» («Как хороши, как свежи были розы…», 1879) И.С. Тургенева.


[Закрыть]

Он имел вид человека, у которого «все его» умерли. Который задержался на этом свете, где больше не знает, что ему делать.

Это была красивая, – красивая! – руина красивого здания.

Он был красив, – Алкивиад[5]5
  Алкивиад (ок. 450—404 до н. э.) – афинский стратег в период Пелопонесской войны, несмотря на то, что позже менял свое отношение к Афинам, был популярен в народе, выиграл ряд морских сражений.


[Закрыть] Москвы!

Ее:

– Маг и волшебник!

II

Это был не человек, а легенда.

Вы помните его?

Красавец. Богатырь.

С шапкой черных кудрей. Борода надвое.

Затянутый в синюю куртку. В английском шлеме, с развевающимся голубым вуалем.

Фантастический.

От него веяло энергией, несокрушимой силой. И красотой.

Громкий голос. Красивый жест.

Сад «Эрмитаж» переполнен десятитысячной толпой.

По Божедомке, по Самотеке нет проезда. Все запружено народом.

На площадях, на Сухаревской, на Страстной, в Замоскворечье, на Калужской, на Серпуховской, в Лефортове, в Хамовниках, – толпы народа.

Все смотрит вверх.

– Что такое?

– У Лентовского сегодня…

Розовым светом загорелись облака на бледно-зеленоватом летнем московском небе.

Над садом «Эрмитаж» поднимается шар с человеком, – как козявка, – на трапеции.

Поднялся на страшную высоту. Стал как мячик.

Черная точка отделилась от шара и как камень полетела вниз.

У всей Москвы, – это спектакль для всей Москвы, – перехватило дух.

Какая-то струйка дыма, черточка, зигзаг вьется над этой точкой.

Но ют эта струйка растет, надувается, пухнет.

И на бледном, зеленоватом небе красивым, пестрым, огромным зонтом развертывается парашют.

Это Шарль Леру[6]6
  Шарль Леру (?-1889) – американский воздухоплаватель, выступал в России в 80-е годы XIX в., погиб под Ревелем и там же похоронен.


[Закрыть] совершает свое «публичное покушение на самоубийство».

И при аплодисментах, при криках всей Москвы плавно и красиво спускается на землю.

Куда-нибудь на крышу.

– Готовьсь… Отпускай! – раздается громовой голос Лентовского. И с «круга скоморохов» легко, плавно, красиво поднимается пестрый воздушный шар.

Под ним, держась зубами за трапецию, повисла в воздухе Леона Дар.[7]7
  Леона Дар, Леона д'Ар – американская парашютистка и гимнастка, выступала в России в 80-е гг. XIX в.


[Закрыть]

Ее шелковый белый плащ, красиво плавая в воздухе, медленно падает на землю.

И сама она, обтянутая трико, вся розовая в лучах заходящего солнца, красивая как богиня, уносится все выше и выше.

Словно чудная статуэтка. Словно красивая игрушка.

Это уже спектакль не для одной Москвы.

Не на одних московских площадях…

В Кунцеве, в Царицыне, в Одинцове, в Перове, в Кускове стоят толпы «поселян», задрав головы вверх.

– У Лентовского в Москве нынче…

В Кунцеве наблюдают:

– Не на нас ветер-то…

– На Царицыно!

– Ну, царицынские тоже не выдадут, – говорят успокоительно.

– Царицынские? Царицынские себя покажут! О чем идет речь?

Дуть воздухоплавателей!

– За что?!?!

– А так… не летай!..

Это будущие «черные сотни»[8]8
  «Черные сотни» – вооруженные отряды, связанные с погромно-монархическими организациями «Союз русского народа» и «Союз Михаила Архангела», действовавшими в период 1905—1917 гг.


[Закрыть]. Пока еще только злобно развлекающиеся. «Играющие» по-звериному.

Как ни старались отучить пейзан от этих пагубных привычек.

Лентовский платил огромные деньги за потраву, если шар спускался на огороды или тощие овсы.

Вслед за шаром летели сломя голову на лихачах десятки «эрмитажных» служащих.

Подмосковные пейзане[9]9
  Подмосковные пейзане (от франц. paysan) – идиллические крестьяне.


[Закрыть], все равно, били смертным боем воздухоплавателей, насиловали Леону Дар, разрывали шар на клочки.

– Не лятай!

Жестокий зверь – толпа.

Даже если она и добродушный, – жестокий она зверь. Страшно с ней играть. Страшно ее развлекать: из всякого развлечения сейчас безобразие сделает.

– Но и зрелища же были! Жестокие!

Это мы говорим в 1906 году

Тогда так не думали. Тогда об этом не задумывались.

Лентовский развлекал жадную до зрелищ Москву невиданными зрелищами.

И Москва его за это боготворила:

– Маг и волшебник.[10]10
  Я не морализирую. Предупреждаю. Я просто пишу картину «недавней Москвы». С ее хорошими и плохими сторонами. Что хорошо, что плохо, – вы разберете сами. Но, чувствуя пристрастие к этой «старой Москве», – всякий ведь чувствует пристрастие к своей молодости и нежность даже к ее ошибкам, – человеческая слабость! я скажу вам, высоконравственные господа: жестокие были зрелища, но не жесточе кончающихся убийствами «looping the loop» (Looping the loop, loop-the-loop (англ.) – мертвая петля.), которые вы и теперь бегаете смотреть, высоконравственные господа!


[Закрыть]

III

Но вот теплый летний вечер спускался на землю, – и, как сказка, десятками тысяч огней вспыхивал веселый и шумный «Эрмитаж».

Сказка была, а не сад.

Я видел все увеселительное, что есть в мире. Ни в Париже, ни в Лондоне, ни в Нью-Йорке нет такого сказочного увеселительного сада, каким был московский «Эрмитаж».

Все переполнено.

Надо развлекать десять, пятнадцать тысяч людей!

В закрытом театре идет оперетка.[11]11
  В закрытом театре шла оперетка. – Речь идет о постановке оперетты французского композитора Р. Планкета (1848—1903) «Корневильские колокола» (1877) в Новом театре в 1883 г.


[Закрыть]

Какая оперетка!

Бельская – красавица в Серполетте[12]12
  Бельская-красавица в Серполетте. – Бельская Серафима Александровна (1846—1933) – артистка оперетты, играла в театре Лентовского. Блистала в роли Серполетты в «Корневильских колоколах».


[Закрыть]. Театр влюбленными глазами смотрит на нее. Зорина за душу хватает в Жермен[13]13
  Зорина за душу хватает в Жермен… – Зорина (настоящая фамилия Попова) Вера Васильевна (1853—1903) – артистка оперетты, играла в театре Лентовского в 1877—1885 гг. в опереттах «цыганского жанра». Одна из ее лучших ролей – Жермен в «Корневильских колоколах».


[Закрыть] своим дрожащим страстью, своим знойным, своим цыганским голосом.

Красавец Давыдов шутя кидает «мазиниевские» ноты[14]14
  Красавец Давыдов шутя кидает «мазиниевские ноты»… – См. «Саша Давыдов». «Мазиниевские» ноты – см. «Мазини».


[Закрыть] и чарует чудным mezzo-voce[15]15
  Mezzo voce, a mezza voce (ит.) – тихое, неполное звучание голоса.


[Закрыть]. Красавец Чернов[16]16
  Чернов (настоящая фамилия Эйнгорн) Аркадий Яковлевич (1858—1904) – оперный певец-баритон. Выступал в роли маркиза де Корневиля в оперетте «Корневильские колокола».


[Закрыть] как бог хорош, как черт блестящ в маркизе Корневиле.

Театр умирает над Завадским[17]17
  Завадский Михаил Александрович (1842—1919) – артист драмы, оперы и оперетты. В «Корневильских колоколах» исполнял роль старшины.


[Закрыть], великолепным комиком. Леонидов[18]18
  Леонидов Леонид Васильевич (1849-?) – артист драмы и оперетты. Много играл в провинции, три года прослужил в Александрийском театре, выступал в основном в амплуа простака. С 1877 г исполнял комические роли в оперетте.


[Закрыть] в нотариусе, это – гениальная карикатура, это гомерический хохот. Вальяно[19]19
  Вальяно Григорий Ставрович (1823—1888) – актер, режиссёр, антрепренер, переводчик. Выступал в роли Гаспара в оперетте «Корневильские колокола».


[Закрыть] в Гаспаре дает среди этого акт драмы, если не настоящей трагедии.

«Корневильские колокола», каких больше не слыхал никто, никогда и нигде.

В театре «Антей» феерия, стоящая десятки тысяч.

Колоссальная фелука[20]20
  Фелука, фелюга (ит.) – небольшое парусное беспалубное судно прибрежного плавания в южных морях.


[Закрыть], в натуральную величину, погибает среди волны.

Иллюзия полная урагана среди моря.

В красивом костюме, в красивой позе, красивый как статуя Нэна-Саиб[21]21
  Нэна-Саиб – главный герой одноименной феерии К.А. Тарновского.


[Закрыть], Лентовский громовым голосом командует:

– Руби снасти!

С грохотом рушатся мачты. Раскаты грома. Рев волн.

Как они там все друг друга не перебьют в этом хаосе!

На колоссальном «кругу скоморохов», залитом электрическим светом, какой-то «полковник Бона» в клетке с десятью дикими зверями[22]22
  …какой-то «полковник Бона» в клетке с десятью дикими зверями… – Полковник Бонне, один из первых укротителей львов.


[Закрыть], к общему ужасу, кладет голову в пасть к старому, разъяренному льву, которого он только что избил хлыстом по морде до полного бешенства.

(Эксперимент, который вскоре, за границей, стоил «полковнику» жизни. Лев голову откусил).

Через пруд, ярко освещенный электрическими прожекторами, по канату какой-то кавказец…

– Где только Лентовский всех их откапывает!

Какой-то отчаянный Керим, словно с горы, летит по канату[23]23
  Какой-то отчаянный Керим, словно с горы, летит по канату… – В «Эрмитаже» выступала группа лезгин-канатоходцев под руководством Абдула-Керим-оглы.


[Закрыть], стоя «для ужаса» обеими ногами в медном тазу, с кипящим самоваром на голове.

Одно неловкое движение!..

У публики замер дух.

Но публики слишком много. Она не вмещается нигде.

На открытой сцене неистощимый Гулевич[24]24
  Гулевич Александр – эстрадный артист в труппе Лентовского, рассказчик, юморист. Выступал как исполнитель собственных сценок, сотрудничал в «Будильнике» и других юмористических журналах.


[Закрыть] сыплет своими рассказами, какой-то феноменальный стрелок пулей из ружья сбивает яблоко с головы жены.[25]25
  …какой-то феноменальный стрелок пулей из ружья сбивает яблоко с головы жены. – Вероятно, речь идет о человеке, выступавшем под именем мистера Пана. Он стрелял с обеих рук, попадая в диск, который держала в руке его жена, и в диадему из стеклянных шариков на ее голове.


[Закрыть]

(Тоже стоило бедняге вскоре за границей жизни).

И все эти зрелища, по всем концам сада, одновременно.

Близится двенадцать часов.

Публика устала от удовольствий. Но и опьянела от них. Требует зрелищ, еще, еще.

Как ребенок, – страшно избалованный ребенок! – который ни за что не хочет ложиться спать и требует, чтобы елка продолжалась «еще», – вечно!

Гремят оркестры музыки. Поют хоры. Мужской. Женский. Среди иллюминации кувыркаются, летают над головами публики на трапециях гимнасты.

Всегда лучшие гимнасты Европы.

Толпа, выйдя из театров, запрудила весь сад, все дорожки, все площадки, все лестницы, все балконы.

И там, и здесь среди нее крики.

Аплодисменты.

– Браво! Браво! Браво Лентовский!

Его голубой газовый шарф на шлеме развевается везде.

Его громовый голос раздается там, здесь, тут.

Звон брелоков, словно золотых кандалов. Толпа расступается.

– Лентовский! Лентовский!

Сам Лентовский! Его фантастическая фигура.

Словно, действительно, какие-то

 
Птенцы гнезда Петрова…[26]26
  Птенцы гнезда Петрова – цитата из поэмы А.С. Пушкина «Полтава» (1829).


[Закрыть]
 

его помощники, распорядители, управляющие, какие-то люди в орденах, без орденов, – десятком за ним.

Он появился. Взглянул. Что-то крикнул. Куда-то показал рукой.

Там, куда он показал, словно по волшебству, вспыхнула новая иллюминация.

Исчез.

Его голос гремит в другом месте.

Он «совершает новое чудо».

И толпа вокруг него кричит, вопит, беснуется.

Как умеет толпа бесноваться вокруг своих кумиров.

– Браво! Браво! Лентовский!

Пьяная, – не от вина, – от зрелищ, от радости, от восторга. И он, опьяненный, – не шампанским, не монохорумом[27]27
  …опьяненный, – не шампанским, не монохорумом… – Монохорум – вид ликера.


[Закрыть], – опьяненный этой толпой, жаждущей новых, новых зрелищ. По его лицу мелькнула довольная улыбка.

– Мысль!

Он приказал что-то. На этот раз тихо. Все кругом ждет:

– Что? Что такое?

По толпе идет говор:

– Лентовский что-то готовит! Что-то выдумал еще!

Гремит его голос:

– Господа! Прошу к пруду!

Он приказал тихо:

– Сжечь весь фейерверк! Все, что есть в запасе!

Все! Иногда чуть не на десяток тысяч.

Огромный пруд вспыхивает огнем. Какой-то ад ракет, бураков[28]28
  Бурак – хлопушка, набитая порохом, римская свеча – трубка для фейерверка.


[Закрыть], римских свечей. Этот грохот слился с рукоплесканиями всей толпы. Нет ни одного человека, который бы не аплодировал. Толпа, кажется, рехнулась от восторга.

– Браво! Браво! Лентовский! Лентовский!

От дьявольской канонады вздрагивают Божедомка, Самотека. Испуганно кидаются к окнам.

– Батюшки! Светопреставление?

На улицах светло, как днем, от разноцветных искр, которыми засыпано все небо.

Божедомка, Самотека с досадой ворчат:

– Этот Лентовский! Эк его!

Но на целый час все же прилипают к окнам, очарованные чудными зрелищами.

Что Божедомка, что Самотека! Что соседи!

Долго еще ночью не будут спать Зацепа, Хамовники, Лефортово.

Разбуженные канонадой.

Тогда только такие канонады будили Москву…

– Лентовский на всю Москву колобродит! Всей Москве спать не дает!

И, переворачиваясь с боку на бок, будут говорить:

– Эк его!.. Маг и волшебник!

Ему все прощали.

Даже обыватель то, что он по ночам будил всю Москву. Как прощают все тем, кого любят. Он был Алкивиадом Москвы.

IV

Это был не человек, а легенда. Сколько долгов у Лентовского? Москва со вкусом, – с гордостью даже, – говорила:

– Миллион!

«Вот как у нас».

В Москве была поговорка:

– Должен, как Лентовский!

И все видели…

На глазах у всех, в «Эрмитаже», в дни больших гуляний, на первой площадке… Кассиров больше не хватало. Касс не хватало.

Управляющие, распорядители валили бумажки прямо в платяные корзины.

На глазах у всех Лентовский подходил к этим корзинам, не считая, не глядя, набивал деньгами карманы, и:

– Айда!

Целая толпа «свиты» двигалась за ним.

А у подъезда уже звенел, гремел целый оркестр бубенцов.

Рвались, плясали ечкинские тройки.[29]29
  Ечкинские тройки. – От фамилии Ечкина, содержателя извозчичьей конторы в Москве.


[Закрыть]

Всей Москве знакомый, на всю Москву знаменитый, – Бог весть откуда достали! – саженный великан-швейцар неподобным, нечеловеческим воплем вопил:

– Под Михаил Валентиныча подавай!

Знаменитые тогда московские дисконтеры[30]30
  Дисконтер – учетчик векселей, получавший деньги раньше срока.


[Закрыть] Джанумов и Кашин брали с Лентовского 5 процентов… в день!

В воздухе не пахло еще законом о ростовщичестве и не веяло холодом Олонецкой губернии.[31]31
  …не пахло еще законом о ростовщичестве и не веяло холодом Олонецкой губернии. – Закон о ростовщичестве был принят 24 мая 1893 г., сильно ограничивал ростовщическую деятельность. Олонецкая губерния, занимавшая территорию нынешней Карелии, была с 60-х годов XIX в. местом ссылки.


[Закрыть]

– «Простые были времена».

Богатейшая Москва за голову хваталась:

– Лентовским надо быть, чтоб выдержать!

Он платил по пяти процентов в день на занятые деньги и тысячами – счета в «Стрельне» и у «Яра».[32]32
  «Стрельна» и «Яр» – модные рестораны в Петровском парке.


[Закрыть]

А обкрадывали его!

Об этом ходили чудовищные рассказы, но действительность была чудовищнее рассказов.

Когда лопнула банкирская контора Зингера[33]33
  Когда лопнула банкирская контора Зингера… – Дата краха банкирской конторы, вероятно, принадлежавшей американской «Мануфактурной компании Зингер», вступившей на российский рынок в 1863 г., не установлена.


[Закрыть], бывший скромный управляющий садом, от которого только и слышали:

– Михаил Валентиныч-с… Как угодно будет приказать, Михаил Валентиныч-с…

Станкевич умер от огорчения: он потерял в лопнувшей конторе несколько сот тысяч рублей.

И Москва все это оплачивала!

Он платил десятками тысяч, прокучивал тысячами, у него наживались сотнями тысяч.

Лентовский жил в каком-то радужном урагане денег.

И Москва, – спортсменка в душе! – любовалась им, как любуется рысаком, бьющим все рекорды:

– Широко!

Смотреть дух захватывает.

– Широко идет!

Он был антрепренером. Три театра!

«Эрмитаж» в Москве, «Кинь-Грусть» в Петербурге, театр в Нижнем, на ярмарке.

Кредиторы, друзья ловят его на перепутье.

– Михаил Валентинович?

– Заказал экстренный поезд, уехал в Петербург.

– Михаил Валентинович?

– Играет в Нижнем, послезавтра будет в Петербурге. Ему нужен драматический театр в Москве.

Он строит то, что теперь называется «Новым театром».

Миллионное сооружение.

Публика ахает. Такого зала, таких фойе, такой роскоши, таких денег, кинутых на мебель, на ковры, на драпировки, – не снилось и Москве.

Т_р_у_п_п_а?

Он приглашает просто:

– В_с_е!

Все, что есть лучшего, все, что есть знаменитого в эту минуту. Писарев, Свободин[34]34
  Свободин (настоящая фамилия Козиенко) Павел Матвеевич (1850—1892) – артист труппы Лентовского, был актером Пушкинского театра Бренко, Театра Корша, Александринского театра. Соловцов (настоящая фамилия Федоров) Николай Николаевич (1857—1902) – актер, режиссёр, антрепренер. В 1883—1884 гг. выступал в антрепризе Лентовского в Москве. Глебова Мария Михайловна (1840-е-1919) – драматическая актриса, антрепренер. Жена H.H. Соловцова. В 1883—1884 гг. выступала в театре Лентовского в Москве.


[Закрыть], Бурлак, Соловцов, Глебова, Волгина. Они законтрактованы? Платить неустойки!

– Но у Лентовского должно быть все, что есть лучшего в России… Лентовский…

Бурлак только крутит головой:

– Себя щипать начал-с!.. Почему! А так, чтобы узнать: сплю или «всамделе», наяву все это? Не верится!.. Феерия какая-то!

Бурлака спрашивают:

– Почему у вас двойная фамилия: Андреев-Бурлак?

Он отвечает, шамкая своей классической нижней губой:

– По случаю жалованья-с! На одного человека получать даже столько невозможно. Вот и получаю: одну половину на Андреева, а другую на Бурлака. На Антона и на Онуфрия![35]35
  На Антона и на Онуфрия! – Так говорят о тех, кто в корыстных целях дважды желает иметь некую выгоду. Выражение родилось из комедии Н.В. Гоголя «Ревизор» (1836).


[Закрыть]

Драматическая труппа, действительно, первая в России.

Но Лентовский сам бывший «самый эффектный актер Малого театра».

Актер красивого костюма, красивой позы, блеска, внешнего эффекта.

Его тянет к феерии.

Здесь можно кидать деньги без конца, здесь можно творить чудеса, здесь можно быть:

– Магом и волшебником.

«Нэна-Саиб», «Лесной бродяга»[36]36
  «Лесной бродяга» – пьеса из мексиканской жизни французского драматурга О. Анисе-Буржуа (1806—1871). Премьера состоялась в театре Лентовского в ноябре 1883 г.


[Закрыть], «Чертова супруга»[37]37
  «Чертова супруга» (правильно – «Чертовы супруги») – феерия на музыку французского композитора Гастона Серпетта (1846—1904), была поставлена в театре Лентовского в августе 1888 г.


[Закрыть] и, наконец, феерический апофеоз самой феерии.

– «Путешествие на луну».[38]38
  «Путешествие на Луну» – «Необычайное путешествие на Луну», оперетта-феерия французского композитора Ж. Оффенбаха (1819—1880). Премьера в театре Лентовского состоялась в декабре 1883 г.


[Закрыть]

Уже московские мастерские не могут удовлетворять. Костюмы работают в Париже.

Казенные театры[39]39
  Казенные театры, – с их мишурной роскошью, с Манчестером, тарлатанчиком… – Манчестер – плотная ткань, тартатан – тонкая, редкая кисея.


[Закрыть], – с их мишурной роскошью, с Манчестером, тарлатанчиком, кисеей вместо кружев, бумажным атласиком, – кажутся жалкими, нищими.

«Убогая роскошь наряда».[40]40
  «Убогая роскошь наряда» – цитата из стихотворения H.A. Некрасова «Убогая и нарядная» (1860).


[Закрыть]

Лентовский одевает сцену в настоящий бархат, самый дорогой плюш, в настоящее кружево, в тяжелый шелк, в парчу.

Лентовский уже даже огорчает московских дам.

И у Сапожниковых[41]41
  Сапожниковы – торговый дом московских фабрикантов братьев А. и В. Сапожниковых в пассажах на Красной площади торговал продукцией своих фабрик – дорогими шелковыми и парчевыми тканями.


[Закрыть] им отвечают:

– Извините-с. Все, что было из шелка дорогого, Михаил Валентинович взяли.

Гул по Москве идет о роскоши постановок Лентовского.

– Постановка стоит столько-то десятков тысяч! – появляется на афишах.

И эти безумные цифры все растут, растут. Над постановками, над операми, над билетами Большого театра хохочут:

– Беднота… пойти нешто посмотреть убожество!.. Нищета! Балаганчик! Девичье!

Лентовский окружен художниками.

Все, что есть талантливого, блестящего среди декораторов, – вокруг него, у него.

Здесь требование одно:

– Фантазия!

Здесь нет преград фантазии, счета – деньгам.

Фонтаны, целые водопады живой воды, сотни участвующих, тысячи костюмов.

– Москва для него не жалеет, – зато уж и Михаил Валентинович уж ничего не пожалеет для Москвы, – говорят москвичи.

Он берет к себе в «Эрмитаж» первого баса Большого театра – Абрамова, который вскоре должен составить украшение Ковентгарденского театра в Лондоне[42]42
  …Абрамова, который должен вскоре составить украшение Ковентгарденского театра в Лондоне… – Абрамов (настоящая фамилия Пастернак) Абрам Матвеевич – русский оперный артист (бас), в 1876—1882 гг. солист московского Большого театра, в 1890 г. гастролировал в Англии. Ковент-гарденский театр, Ковент-Гарден – оперный театр в Лондоне, ведущий свою историю с 1732 г.


[Закрыть], первого оперного театра в мире.

Зачем?

– Для ансамбля!

Чтоб пел в «Боккачио»[43]43
  «Боккачио» («Боккаччо», 1879) – оперетта австрийского композитора Ф. Зуппе (1819—1895) по мотивам «Декамерона» итальянского писателя Дж. Боккаччо (1313—1375).


[Закрыть] букиниста. Одну фразу:

 
Новые сказки
Про лихие глазки!
 

– Зато как звучит фраза!

И обладатель феноменального голоса, артист, который зимой поет в Большом театре Сусанина[44]44
  Сусанин – персонаж оперы М.И. Глинки (1804—1857) «Жизнь за царя» (1836). Мельник – персонаж оперы A.C. Даргомыжского (1813—1869) «Русалка» (1856) по одноименной поэме A.C. Пушкина. Мефистофель – персонаж оперы Ш. Гуно (1818—1893) «Фауст» (1859) по драматической поэме В. Гёте. Марсель – персонаж оперы «Гугеноты» (1836) французского композитора, пианиста и дирижёра Дж. Мейербера (1791—1864).


[Закрыть], Мельника, Мефистофеля, Марселя, – поет летом в саду «Эрмитаж», в оперетке, раз в неделю одну фразу:

– Для ансамбля.

Усатов[45]45
  Усатов Дмитрий Андреевич (1847—1913) – артист оперы (тенор), педагог. В 1880—1889 гг. солист Большого театра в Москве. Фюрер Огго Робертович (1839—1906) – солист (бас) московского Большого театра.


[Закрыть], Фюрер, первый тенор, бас казенной оперы, поют в «Эрмитаже» в оперетке.

И легенды, легенды о Лентовском!

Каждый день новая легенда.

Алкивиад должен заполнять собой жизнь Москвы, тогда скучающую и праздную.

«Он» живет в юрте, на берегу пруда, в своем «Эрмитаже».

– Как дикий! Ушел от мира.

И там, в тишине, в зеленой тени старых, развесистых деревьев, «выдумывает свои фантазии».

Он появляется на сцене, в жизни, только в шумной, эффектной роли. Вся Москва говорит:

– Слышали: скандал который сделал Лентовский! Грандиозный скандал.

– Избил князя X.

Скандал! Что, казалось бы, хорошего? Но и скандал у него благороден.

Какой-то князь, очень богатый и очень знатный, не давал своими ухаживаниями проходу артистке Б.[46]46
  …не давал своими ухаживаниями проходу артистке Б. – Скорее всего речь идет о Бельской.


[Закрыть]

Молодой и очень красивой. Опереточной примадонне. Тогдашнему кумиру Москвы.

Не успевала выйти г-жа Б. из летнего театра по окончании спектакля, как перед ней в аллее вырастал поджидавший князь, с предложениями, наглый, самоуверенный и дерзкий.

Ничто, ни резкие ответы, ни просьбы, ни даже слезы не помогали.

– Оставьте в покое!

– Едем ужинать!

Артистка пожаловалась Лентовскому.

И вот, однажды, после спектакля, около театра, в аллее, пред дожидавшимся, посвистывая, князем, вместо примадонны, вырос Лентовский.

– Вы позволяете себе оскорблять у меня в саду артистку? Артистку! У меня!

Вся публика сбежалась на «львиный рык» и отчаянные вопли.

Бедный князь валялся на дорожке весь в крови.

Лентовский избил его палкою так, что переломил ему даже палец.

И Москва, – демократический город, – не нашла ничего другого сказать своему любимцу:

– Поучил князя? Ай да Лентовский! Так и следовало.

А через какую-нибудь неделю Москва говорила о новом:

– Слышали? Лентовский в клетке у льва завтракал!

– Как не слыхать!

Как всегда со «свитой», Лентовский в отдельном, заказанном вагоне выехал в Петербург.

По приезде завтракали.

Вивёр[47]47
  Вивёр (от франц. viveur) – прожигатель жизни, жуир.


[Закрыть] и москвич, Лентовский умел есть и пить. «Сочинял» ботвиньи[48]48
  Ботвинья – похлебка из кваса, зелени и рыбы. Крюшон – смесь белого виноградного вина с ромом, ликером, коньяком, иногда со свежими фруктами.


[Закрыть], как феерии, и выдумывал крюшоны.

– Симфония, а не крюшоны! – говорили в Москве.

После завтрака Лентовский предложил:

– Едем в Зоологический сад!

Тогда Зоологический сад в Петербурге держал знаменитый Рост[49]49
  Тогда Зоологический сад в Петербурге держал знаменитый Рост… – Рост Эрнест Антонович был вторым мужем голландки Софии Тер-Реген-Гебгардт, которая вместе со своим первым мужем, доктором зоологии Юлиусом Гебгардтом (умер в 1871 г.), в 1865 г. открыла в Петербурге Зоологический сад. После ее смерти в 1887 г. Э.А. Рост был единоличным его владельцем. Период с 1873 по 1897 гг. считается одним из наиболее ярких в истории сада. В 1898 г. Рост отошел от дел.


[Закрыть], бывший укротитель зверей и мужчина сажени ростом.

– Здравствуй, Рост! Хочу в клетке льва за его здоровье шампанского выпить. Идем!

Рост в это время сам уже успел выпить за завтраком достаточное количество пива.

Он меланхолически ответил:

– Идем.

В пустой клетке поставили стол, стулья, бутылку шампанского, стаканы.

«Свита» остановилась на пороге.

Только один кто-то вошел за Лентовским и Ростом, пошатываясь, в клетку.

Втроем сели за стол.

Рост приказал своим рабочим, – и решетка, отделявшая эту клетку от другой, где был лев, поднялась.

Две клетки соединились в одну.

Лев лежал в углу.

Он не шевельнулся, когда поднялась решетка.

Все время пролежал в углу, – только пристально, не сводя глаз, глядя на людей, пивших шампанское.

Бутылка была допита до дна.

– Я вошел в клетку совершенно пьяный. Вышел из нее, как будто никогда ничего не пил! – рассказывал третий собеседник.

– Все! – сказал Лентовский, допивая последнюю каплю из стакана.

Они поднялись.

С ревом поднялся и лев.

Но в эту минуту с грохотом упала решетка и разделила две клетки.

Яростный прыжок льва приняла на себя решетка.

– Черт знает что! – конечно, и тогда говорили в Москве, когда эта история распространилась.

С быстротой молнии, как все, что касалось Лентовского. Но добавляли:

– А все-таки… Поди-ка, сделай! А Лентовский, – он может!

Это только факты. А сколько небылиц!

Человек тем знаменитее, чем больше о нем рассказывают небылиц.

Человек, про которого не ходит ни одной небылицы? Это еще не слава.

Возьмите юмористические журналы, газеты того времени. Найдите номер, где бы не было о Лентовском!

Провинциал, приезжая в Москву и осмотрев все достопримечательности, говорил:

– Ну, ну, – а покажите-ка мне Лентовского!

Быть в Москве и не видать Лентовского было – быть в Риме и не видать папы.

Вас. И. Немирович-Данченко в одном из своих романов[50]50
  Немирович-Данченко Вас. И. в одном из своих романов… – Немирович-Данченко Василий Иванович (1844—1936) – прозаик, поэт, журналист. Роман «Семья богатырей» составил кн. 20—22 его «Нового собрания сочинений» (СПб, П.П. Сойкин, 1916).


[Закрыть], описывая того времени Москву, не мог не вывести Лентовского.

Москвы того времени нельзя было представить себе без этой легендарной фигуры.

И характерно, что роман, в котором появляется Лентовский, носит название:

– Семья богатырей.

Красивый человек, он подходил к произведениям с красивым названием.

Но вот Лентовский попадает в положение, казалось бы, самое будничное. В самое мещанское положение.

В котором красивого-то уже ничего нет.

За «благородное» избиение князя X. Лентовского посадили в арестный дом.

Человек «сел в Титы».[51]51
  За «благородное» избиение князя X. Лентовского посадили в арестный дом. Человек сел в «Титы»… – К.С. Станиславский рассказывает, что «Лентовский… был чрезвычайно строг ко всему, что портило добрую репутацию его учреждения. Чтобы поддержать ее, он терроризировал публику, распуская про себя самые невероятные слухи: такого-то скандалиста он будто бы схватил за шиворот и перебросил через забор к соседу; чтобы охладить разбушевавшегося пьяницу, он будто бы выкупал его в пруду… Всему этому можно было верить, так как строгий антрепренер был внушительного вида» (Станиславский К.С. Моя жизнь в искусстве. М., 1980, с. 77). Автор монографии о Лентовском Ю.А. Дмитриев ничего не рассказывает об избиении Лентовским князя X., а эпизод с пением цыганских романсов под окнами арестного дома, где содержался Лентовский, связывает с другим событием. «7 октября 1883 г. мировой судья приговорил Лентовского к штрафу за то, что тот ударил статиста Михайлова. Лентовский оправдывал свой поступок тем, что Михайлов курил в помещении, где делать это было запрещено, так как он мог вызвать пожар. Платить штраф Лентовский отказался, и его на несколько дней посадили в арестантский дом. Тогда Л.И. Леонидов (Гуляев) взял шарманку, а В.В. Зорина переоделась цыганкой, и они играли и пели на улице перед камерой» (Дмитриев Ю.А. Михаил Лентовский. М., 1978, с. 191) Почему Дорошевич решил обозначить Зорину буквой М. – непонятно, возможна и ошибка газетных наборщиков, очерк писался в Париже и пересылался оттуда в редакцию, следовательно, править корректуру автор не мог. Л. – это, конечно же, Леонидов-Гуляев. «Титы» – арестный дом для временного содержания. Дорошевич посвятил ему очерк «Титы» («Русское слово», 1913, 1 марта).


[Закрыть]

Москва подсмеивается над своим любимцем.

Сидя в Титах, он:

– Занимается переплетным делом. Книжки переплетает!

Артист Императорских театров, знаменитость на всю Россию, он не был «лицом привилегированного сословия».

И должен был работать в мастерской арестного дома.

Мизерия![52]52
  Мизерия! (от лат. miser – бедный) – здесь: жалкое положение.


[Закрыть]

И вдруг это мещанское, будничное «сиденье в Титах» окрашивается в красивый, поэтический свет.

Примадонна М.; тогда знаменитость, – ее роман с Лентовским был в то время «злобой дня» в Москве, – артист Л., старый друг Лентовского, переодеваются.

Л. – шарманщиком, М. – уличной певицей.

Каждый день они направляются на Калужскую улицу, к «Титам».

Блестящая примадонна, кумир публики, поет на мостовой арии из оперетки и захватывающие дух цыганские романсы.

Любимец и баловень публики, талантливый артист обходит публику со шляпой и отдает деньги бедным.

Через забор летит чудное пение в титовский сад, врывается в открытое окно «арестной мастерской».

С изумлением слушают арестованные:

– Что такое?

И довольной, счастливой улыбкой улыбается Лентовский.

Знакомый голос!

Эта милая шалость, полная поэзии, делается притчей всей Москвы.

О ней рассказывают со смехом и с восторгом.

«Серенада заключенному» – злобы дня.

Это превращает прозаическое «сидение в Титах» в какое-то романтическое приключение.

Это красиво. Не мещански.

Не буднично. Это романтично.

Романтична была тогдашняя Москва!

Романтичен был Лентовский.

В ответ на ежедневные сказки о крахе, крахе, крахе он строит новый театр и называет его:

– Антей.

Богатырь, который, падая, каждый раз поднимается еще с большими силами.

Не романтично?

В достоинствах и недостатках, делах и кутежах, тратах и долгах, в самых скандалах, – везде он был «неизменен и велик».

Романтичный герой романтичной Москвы.

Ее Алкивиад.

И вся Москва напевала про своего Алкивиада песенку, сочиненную, кажется, популярным тогда поэтом, г. Марком Яроном:[53]53
  …сочиненную поэтом, г. Марком Яроном… – Ярон Марк Григорьевич – журналист, драматург и переводчик, отец известного артиста оперетты. «Фауст наизнанку» (1869) – русское название оперетты французского композитора Ф.Р. Эрве (1825—1892) «Маленький Фауст», являющейся пародией на «Фауста» Ш. Гуно


[Закрыть]

 
Энергичен, честен,
Строг, умен, остер
И весьма известен
Как антрепренер.
Держит себя строго,
Странно так одет,
Кто он, ради Бога,
Дайте мне ответ!..