Текст книги "Екатерина Великая и ее семейство"

Павел I. Начало «великих перемен»

7 ноября с утра две сотни полицейских начали срывать с голов круглые шляпы, а фраки рвать в клочья. Одновременно все парадные двери стали перекрашивать в черно-белую шахматную клетку.

«В продолжение восьми часов царствования вступившего на всероссийский самодержавный трон весь устроенный в государстве порядок правления, судопроизводства, – одним словом, все пружины государственной машины были вывернуты, столкнуты из своих мест, все опрокинуто вверх дном и все оставлено и оставалось в сем исковерканном положении четыре года», – вспоминал А. М. Тургенев, сопровождавший Павла в его поездке по Петербургу.

Город присмирел. Страх усилился еще более после того, как 10 ноября в город церемониальным маршем, под визг флейт и грохот барабанов, гусиным прусским шагом вошли гатчинские войска. Они скорее напоминали иностранный оккупационный корпус, чем часть российских вооруженных сил. Гатчинцы немедленно были рассредоточены по гвардейским полкам, чтобы стать экзерцицмейстерами, сиречь профессорами шагистики и фрунта, а также глазами и ушами нового государя.

В несколько дней Петербург, Москва, а затем и губернские города России неузнаваемо преобразились. Всюду появились черно-желтые полосатые будки, шлагбаумы, пуританская строгость в партикулярной одежде; запрещалось носить фраки, круглые шляпы и якобинские сапоги с отворотами. Для всех офицеров стало обязательным ношение мундира по всей форме во всякое время суток, при всех обстоятельствах. Любой из партикулярных граждан – будь» то мужчина, женщина или ребенок – при встрече с императором обязаны были стать во фрунт, а затем снять шляпу и кланяться.

Император Павел I

Равным образом это относилось и к тем, кто ехал в возках или каретах, – они обязаны были, выйдя из экипажа, поклониться императору Нерасторопность и невнимательность наказывалась арестом и препровождением на гауптвахту.

Семья нового императора

Императрица Мария Федоровна оказалась чрезвычайно плодовитой и выполнила две королевские нормы, а таковой в европейских августейших домах той поры считалось рождение пятерых детей. В семье Павла еще при жизни Екатерины появились на свет трое мальчиков и шесть девочек, а еще через год и два месяца Мария Федоровна родила последнего сына – Михаила.

Хронологически Мария Федоровна укрепляла династию в такие сроки: 12 декабря 1777 года родился Александр, 27 апреля 1779 года – Константин, 29 июля 1783 года на свет появилась старшая дочь – Александра, затем последовательно еще пять девочек: 13 декабря 1784 года – Елена, 4 февраля 1786 года – Мария, 10 мая 1788 года – Екатерина, 11 июля 1792 года – Ольга и 7 января 1795 года – Анна. После них родились мальчики: Николай – 25 июля 1796 года и Михаил – 28 января 1798 года.

Из всех детей только Ольга скончалась на третьем году жизни, остальные достигли брачного возраста. Александра, вышедшая замуж за австрийского эрцгерцога Иосифа, умерла в семнадцать лет, а королева Нидерландов, жена Вильгельма II – Анна – скончалась в семьдесят. Все дети Марии Федоровны и Павла сочетались браком с отпрысками германских владетельных домов.

О некоторых браках мы уже знаем, перечислим остальные. В 1799 году Елена Павловна была выдана за герцога Мекленбург-Шверинского Фридриха-Людвига, а Александра Павловна вышла замуж за австрийского эрцгерцога Иосифа из императорской династии Габсбургов.

Мария Павловна в 1804 году стала женой Великого герцога Саксен-Веймарского Карла-Фридриха; с королевской семьей Вюртемберга породнились в разное время Екатерина Павловна и Михаил Павлович. Впоследствии их вюртембергские родственники стали играть важную роль при дворе Александра I и Николая I. Добавим, что Екатерина Павловна в результате своего второго брака стала королевой Вюртемберга – будучи вдовой принца Голыптейн-Ольденбургского Георга-Петера, она в 1816 году вышла замуж за короля Фридриха-Вильгельма. Все это доводится до сведения читателя потому, что в дальнейшем невозможно будет разобраться в семейных перипетиях дома Романовых, если не знать генеалогической основы их взаимоотношений с другими правившими в Европе династиями. Достаточно сказать, что впоследствии герцоги Ольденбургские были приравнены к Романовым и с 1845 года носили титул «Императорских Высочеств». Упомянем, что Великий князь Николай Павлович (будущий император Николай I) был женат на дочери прусского короля Фридриха-Вильгельма III Фридерике-Луизе-Шарлотте-Вильгельмине – в православном крещении Александре Федоровне.

Дальше мы еще не раз встретимся с детьми Павла, его зятьями и невестками – действующими лицами этой книги.

Шарлотта Карловна Ливен

Нельзя писать о семье Павла и Марии Федоровны, а тем более о воспитании их детей, не рассказав о замечательной женщине, которая часто заменяла детям их родителей. Речь пойдет о несправедливо забытой Шарлотте Карловне Дивен, единственной в русской истории женщине, заслужившей своими собственными трудами графский и княжеский титулы. Она-то и возглавляла на протяжении чуть ли не полувека воспитание Великих князей и княжон в доме Павла, а затем и Николая I.

В описываемое время и мальчики, и девочки до семи лет находились под присмотром женщин, которыми и руководила Шарлотта Карловна. Затем мальчики, становясь отроками, переходили в мужские руки и пребывали в «чину учимых» до пятнадцати лет, после чего считались уже юношами, которых готовили к военной и дворцовой карьере и грядущей женитьбе.

Девочки же поступали к Шарлотте Карловне с младенчества, и она выпускала их из своих рук, только отправляя под венец. А потом она же воспитывала их детей, бессменно служа на этом поприще до самой своей смерти и превратившись в доброго ангела дома Романовых.

Шарлотта Карловна в девичестве носила фамилию и титул баронессы Гаугребен, а выйдя замуж за барона Ливена, сохраняла титул и в замужестве. Она относилась к числу небогатых остзейских дворянок и появилась при дворе не из-за богатства и связей, а потому что была прекрасной матерью, отличалась безукоризненной нравственностью, глубоким умом, врожденной добротой, прямодушием и обостренным чувством собственного достоинства. Оказавшись при дворе, баронесса вскоре стала любимицей Екатерины, и та доверила ей воспитание своих внуков и внучек.

Успехи девочек были столь впечатляющи, а старание их старшей воспитательницы столь очевидно, что Шарлотта Карловна в 1794 году была пожалована в статс-дамы, а Павел, по восшествии на престол, наградил ее орденом Екатерины 1-го класса, подарил ей 1500 душ крепостных и возвел в графское достоинство.

Таким образом, Шарлотта Карловна была одной из немногих близких к покойной императрице придворных, сохранивших свое положение и при Павле. Кроме нее, Павел оставил при дворе Платона Зубова, Остермана, Безбородко, немедленно отказав от двора всем своим недругам и заменив их испытанными друзьями из своего гатчинского окружения.

Алексей Андреевич Аракчеев

Павел осознанно противопоставил новых сановников вельможам екатерининского времени, особо выделив одного из своих гатчинских любимцев – Алексея Андреевича Аракчеева. В день коронации Павел пожаловал ему титул барона с девизом «Без лести предан». Так как Аракчеев займет важное место в истории России на протяжении трех десятилетий, имеет смысл познакомиться с ним поближе. В год вступления Павла на престол ему было двадцать семь лет. Он происходил из бедной дворянской семьи. Его отцом был отставной поручик гвардии, владевший двумя десятками душ в Бежецком уезде Тверской губернии. Грамоте молодого Аракчеева за 24 пуда зерна в год учил сельский дьячок. Мальчик был смышлен, упорен, педантичен, строг к себе и, обучившись чтению, письму и четырем правилам арифметики, серьезно занялся самообразованием и в тринадцать лет успешно сдал экзамены в Петербургский артиллерийский и инженерный кадетский корпус.

Еще более развив силу воли, серьезность и трудолюбие, Аракчеев уже в пятнадцать лет стал помогать преподавателям корпуса в обучении отстающих кадетов.

По окончании корпуса Аракчеев был оставлен преподавателем математики и артиллерии, а потом рекомендован в артиллерийскую роту в Гатчину и уже через месяц за служебное рвение, дисциплинированность, аккуратность и отличное знание дела стал обедать за одним столом с Павлом. Вскоре он стал и гатчинским военным губернатором, превратив войско цесаревича в безукоризненно отлаженный механизм.

В июне 1796 года по особому ходатайству Павла Екатерина произвела Аракчеева в полковники.

Став императором, Павел дал Аракчееву титул барона с девизом «Без лести предан», чин генерал-майора и пост Военного губернатора Санкт-Петербурга. Однако за бесчинства, доводившие офицеров гарнизона до самоубийства, Павел в 1798 и в 1799 годах дважды отправлял своего любимца в отставку. Первая отставка оказалась роковой для Павла, потому что после нее на пост Военного губернатора Санкт-Петербурга был назначен курляндский генерал-губернатор, генерал от кавалерии Петр Алексеевич фон дер Пален, сыгравший впоследствии главную роль в свержении императора.

Петр Алексеевич фон дер Пален

Остзейский барон фон дер Пален с пятнадцати лет служил в Конногвардейском полку, участвовал в двух русско-турецких войнах и во множестве боев проявил незаурядное мужество. Его смелость и невозмутимость, умение сохранять совершеннейшее спокойствие в критических ситуациях стали общепризнанными, а самого его считали одним из храбрейших генералов русской армии.

При его назначении на пост Военного губернатора Петербурга немалую роль сыграл расклад дворцовых сил, тот своеобразный пасьянс интриг и протекций, без которого не обходилось ни одно из новых назначений на высокую должность. Первую скрипку, как утверждали, играла при этом Шарлотта Карловна Дивен, с давних пор опекавшая свою добрую знакомую и дальнюю родственницу баронессу Юлиану Шёппинг, жену фон дер Палена.

Юлиана появилась при дворе в ранге статс-дамы в свите жены Александра Елизаветы Алексеевны. В то время барон фон дер Пален уже был ее мужем, и, таким образом, несокрушимый дамский альянс Шарлотты Карловны и Елизаветы Алексеевны проложил дорогу курляндскому губернатору в Петербург.

Всезнающий А. М. Тургенев, отлично разбиравшийся в матримониальных хитросплетениях высшего света, писал, что баронесса Шёппинг была второй женой Палена. Что же касается его первой жены, то Тургенев сообщал следующее: «Урожденная Энгельгард, племянница князя Потемкина и наложница его, была выдана замуж за полусгнившего графа Павла Скавронского, с которым якобы прижила двух дочерей. На самом же деле – так, во всяком случае, считали почти все современники – девочки эти были дочерьми Потемкина. Старшая из них по повелению Павла, выдана была за князя Петра Ивановича Багратиона по возвращении его из Итальянского похода с Суворовым, а младшая – за графа Палена, с которым вскоре разошлась». То, что Пален разошелся с фактической дочерью Потемкина, не могло не импонировать Павлу, ненавидевшему Светлейшего даже после его смерти. Вторая же жена Палена – Юлиана Шёппинг – была креатурой Шарлотты Ливен.

Императорский произвол

Между тем общее положение дел в России становилось крайне напряженным. Живший в то время выдающийся русский литератор и историк Н. М. Карамзин писал, что «награда утратила свою прелесть, наказание – сопряженный с ним стыд», ибо достойные люди изгонялись из службы, а ничтожества столь же внезапно возвышались. Несправедливой раздачей чинов и наград, немотивированными разжалованиями и изгнаниями Павел озлобил против себя гвардию, генералитет и сановничество.

Павел покусился на права дворянского сословия в целом, торжественно дарованные в 1762 году его отцом в манифесте «О вольности дворянской» и подтвержденные в 1785 году Екатериной II «Грамотой на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства».

Павел презрел права, вольности и привилегии тех, кто» должен был составлять его опору и силу. Он запретил губернские дворянские собрания, отменил право избрания дворянских заседателей в уездные и губернские собрания и тем нанес оскорбление своим чиновникам и офицерам, уже полтора десятилетия почитавшим себя вольными людьми, свободными от самодержавного произвола.

Павел унижал Сенат, никогда не бывал в нем, а его Общее собрание называл «овчим собранием», чем восстановил против себя и многих сенаторов, гордившихся тем, что были они членами Сената – Высокого и Правительствующего.

Не меньшим тираном и сумасбродом выглядел император и среди самых близких и родных ему людей. Александр и Константин боялись лишний раз попасться ему на глаза, а увидев отца, бледнели и трепетали. Даже тихая, добрая и ласковая невестка его, Елизавета Алексеевна, возненавидела тестя и мечтала о его свержении.

4 августа 1797 года она писала своей матери: «Я, как и многие, ручаюсь головой, что часть войск имеет что-то на уме или что они, по крайней мере, надеялись получить возможность, собравшись, что-либо устроить. О! Если бы кто-нибудь стоял во главе их! О, мама, в самом деле, он тиран!»

А за полтора месяца перед тем она же писала матери: «Правда, мама, этот человек мне противен, даже когда о нем только говорят… Представьте себе, мама, он велел однажды бить офицера, наблюдающего за припасами на императорской кухне, потому что вареная говядина за обедом была нехороша. Он приказал бить его у себя на глазах, и еще выбрал палку потолще… Вот образчик всяких мелких историй, происходящих ежедневно. Впрочем, ему безразлично, любят ли его, лишь бы его боялись. Он это сам сказал».

Таким образом, Шарлотта Ливен, единомышленная с нею Елизавета Алексеевна – жена наследника Российского престола, недавняя Луиза Баден-Баденская, сознательно стремились к тому, чтобы «кто-нибудь стоял во главе войск», готовых свергнуть тирана.

Но и император тоже не дремал.

Опасаясь революции, бунта, очередного дворцового переворота, Павел велел выстроить дворец-крепость, где он мог бы чувствовать себя в безопасности, и по недолгом размышлении поручил проект талантливому архитектору Василию Ивановичу Баженову, а строительство – итальянскому зодчему Винченце Бренна, назвав свою будущую резиденцию «Михайловским замком».

Семейные дела цесаревича

А теперь вернемся к семейным перипетиям Великого князя Александра Павловича и его молодой жены.

18 мая 1799 года Елизавета Алексеевна родила первую дочь – Марию. Однако девочка прожила всего год и два месяца и скончалась от воспаления мозга.

Историк Г. И. Чулков писал об отношениях Елизаветы Алексеевны и Александра в ту пору: «Но была одна красавица, которая осталась равнодушной к чарам Александра. Это была его собственная жена, прелестная Елизавета Алексеевна. Правда, будучи невестой, и она пленилась юным Великим князем, но ее романтическая мечта быстро сменилась чувством хотя и нежным, но вовсе не страстным и, главное, лишенным того любовного преклонения, без которого нет счастливого брака. Александр чувствовал это. Сердце его было уязвлено навсегда. Он чувствовал, что какой-нибудь Платон Зубов, ухаживания которого, конечно, оскорбляли юную принцессу, все-таки в ее глазах был более мужчина, чем Александр, ее собственный семнадцатилетний муж, склонный к отроческим забавам и не сознающий своей ответственности, как глава дома…»

Однако не имевшие никаких последствий ухаживания Платона Зубова остались в прежнем царствовании, а в новом рядом с Елизаветой Алексеевной возник более опасный соперник, совершенно неожиданный для Александра, – Адам Чарторижский.

«Когда Александр заметил, что его друг Адам Чарторижский тоже влюблен в Елизавету, – писал Чулков, – он понял, что, сохранит или не сохранит свою супружескую верность его голубоглазая подруга, все равно этот изящный и страстный поляк в ее глазах будет рыцарем. Чарторижскому было тогда двадцать четыре года. У него было романтическое прошлое. Он был образован, писал стихи, успел пожить в Европе. Все это внушало юной Великой княгине не только любопытство… Рассказывали, что, когда у Елизаветы родилась девочка и ее показали Павлу, последний сказал статс-даме Ливен: «Сударыня, возможно ли, чтобы у мужа блондина и жены блондинки родился черненький младенец?» На что статс-дама ответила весьма находчиво: «Государь! Бог всемогущ!»

Следует заметить, что Адам Чарторижский был брюнетом, а Александр и Елизавета, как вся их немецкая родня, – блондинами.

Как бы то ни было, но официальный историограф ибиограф императоров Павла I, Александра I и Николая I профессор Н. К. Шильдер, прекрасно знавший множество материалов, но не имевший возможности называть вещи своими именами, писал, что после того как родилась великая княжна Мария Александровна, отношения императрицы Марии Федоровны и Великой княгини Елизаветы Алексеевны еще более обострились, а письма на имя Великой княгини велено было перлюстрировать. Легко было недоброжелателям Елизаветы Алексеевны, пользуясь этими обстоятельствами, возбудить в уме Павла подозрение против невестки и поселить путем клеветы раздор в семье.

12 августа 1799 года граф Ростопчин в дневнике словесных приказаний пишет: «Гофмейстера, князя Чарторижского послать министром к королю Сардинскому». 17 августа Ростопчин продолжает: «Отправить немедленно к его месту тайного советника Чарторижского».

23 августа 1799 года Чарторижский выехал из Петербурга в Италию отыскивать короля Сардинии, которого французы изгнали с континента. Чарторижский не мог уехать, не простившись с Александром. «Великий князь, – вспоминал Чарторижский, – выразил мне свое огорчение по поводу моего отъезда. Он ближе узнал уже действительную жизнь, и она начала производить на него свое действие. Великий князь не мог совершенно противиться окружающим его примерам и так же искал развлечения в ухаживаниях за дамами, пользовавшимися наибольшим успехом в данную минуту».

Детство и юность великих княжон Александры Павловны и Елены Павловны до их замужества в октябре 1799 года

После рождения двоих сыновей – Александра и Константина, в семье Павла и Марии Федоровны появились на свет с интервалом в пятнадцать с половиной месяцев две дочери, Александра и Елена.

Великая княжна Александра Павловна родилась 29 июля 1783 года.

Через полмесяца после ее рождения Екатерина II писала барону Гримму: «Моя записная книжка на днях умножилась барышней, которую в честь ее старшего брата назвали Александрой. По правде сказать, – добавляла бабушка, – я несравненно больше люблю мальчиков, нежели девочек…»

Екатерина II, опасаясь, что Сашенька, находясь при матери, женщине нравственной и доброй, но сентиментальной и наивной, попадет под влияние типичной мелкой немецкой принцессы и с самого начала будет лишена того масштаба, какой необходим Великой княжне мировой державы, забрала девочку к себе, чтобы воспитать ее должным образом.

Для этого императрица вызвала в Санкт-Петербург из-под Риги графиню Шарлотту Карловну Ливен – овдовевшую генеральшу, образцовую мать шестерых детей, женщину умную, властную, откровенную, обладающую прекрасными педагогическими способностями. Графиня при встрече с императрицей проявила все эти качества и, несмотря на очень жесткую критику нравов, царивших при дворе, и, в частности, любовь Екатерины к роскоши, лести и фаворитизму, все же была оставлена воспитательницей Александры Павловны.

Ливен сразу же покорила и Марию Федоровну, убедившуюся в том, что она может быть спокойна за свою дочь, как и за других дочерей, если они появятся на свет.

Сорок лет графиня была старшей воспитательницей в семье Романовых и вырастила всех дочерей Павла, оказывая сильное влияние и на его сыновей, внучек и внуков.

Когда Сашеньке исполнилось полтора года, возле нее появилась сестра, названная, по настоянию императрицы-бабушки, Еленой. Вскоре стало ясно, что Екатерина II, как всегда, оказалась права – Великая княжна Елена Павловна была необыкновенно хороша, настоящая Елена Прекрасная.

Переписка Екатерины II с Гриммом позволяет восстановить некоторые моменты из жизни Александры, а затем и Елены.

«До шести лет, – пишет Екатерина Гримму в сентябре 1790 года, – она (Александра. – В. Б.) ничем не отличалась особенным, но года полтора тому назад вдруг сделала удивительные успехи: похорошела, выросла и приняла такую осанку, что кажется старше своих лет. Говорит на четырех языках, хорошо пишет и рисует, играет на клавесине, поет, танцует, учится без труда и выказывает большую кротость характера. Меня она любит более всех на свете…»

А в 1794 году, когда Александре пошел одиннадцатый год, начались переговоры о ее браке. Инициатором их был шведский граф Стенбок, приехавший осенью в Санкт-Петербург на свадьбу Александра с принцессой Баденской Луизой.

В это время регентом Швеции был двоюродный брат Екатерины II – герцог Карл Зюдерманландский. Он доводился дядей пятнадцатилетнему шведскому королю Густаву IV и был убежденным врагом России, ориентируясь на союз с революционной Францией.

В свою очередь, Екатерина II была убежденной противницей Швеции и всячески поддерживала шведских сторонников союза с Россией, которых было немало в этой стране. Один из них, барон Армфельт, организовал заговор против Карла Зюдерманландского, но заговор был раскрыт, а его глава, в конце концов, оказался в России.

В такой обстановке брачные переговоры вести дальше было невозможно. И все же они возобновились, ибо этого требовали высшие политические цели – нужно было улучшить отношения между двумя соседними государствами.

Екатерина II писала Гримму в апреле 1795 года об Александре Павловне: «Я могу смело сказать, что трудно найти равную ей по красоте, талантам и любезности, не говоря уже о приданом, которое для небогатой Швеции само по себе составляет предмет немаловажный. Кроме того, брак этот мог бы упрочить мир на долгие годы».

А что же представлял из себя потенциальный жених, Густав-Адольф IV? Все, знавшие его, говорили о короле, что он самовлюблен, чванлив и высокомерен. Он любил поклонение, восхищение своею персоной, совершенно не терпел даже малейшего противоречия.

Он родился 1 ноября 1778 года и таким образом был старше своей невесты на пять лет. Однако в Санкт-Петербурге о Густаве-Адольфе говорили лишь хорошее, и Александра Павловна – чистая тринадцатилетняя девочка, – охотно всему верила, а после того, как получила портрет жениха, искренне влюбилась в своего суженого и очень хотела ему понравиться.

А задача, которую ставила перед собою ее бабушка, была более практична: Екатерина II хотела во что бы то ни стало сделать Александру королевой Швеции.

Густав-Адольф IV был принят в столице России с необычайным почетом. Первые вельможи изо дня в день давали в его честь балы и приемы. В Зимнем дворце ночи напролет гремели оркестры и полыхали многосвечные люстры.

На 10 сентября по просьбе Густава, незадолго перед тем сделавшего предложение Александре Павловне, Екатерина назначила официальную помолвку.

Весь двор, сановники и генералы первых четырех классов, иностранные резиденты и семья императрицы собрались в Тронном зале, ожидая начала церемонии.

К ним вышла Екатерина в короне и мантии и села на трон, поставив рядом трепещущую и взволнованную невесту.

Время шло, но жених оставался в глубине дворцовых апартаментов и в зале не появлялся. Посланным к нему вельможам он заявил, что Александра Павловна должна перейти в протестантство, а иначе он отказывается от сватовства и свадьбы.

При этом известии Екатерина потеряла сознание и упала с трона – с нею приключился первый апоплексический удар, последствия которого вскоре свели ее в могилу.

Заболела и несчастная опозоренная невеста, впав в полуобморочное состояние.

Однако молодость и здоровье Александры взяли свое, она совершенно поправилась, повзрослела и по-прежнему была одной из лучших невест коронованной Европы, не знавшей отбоя от поклонников.

Не менее привлекательной росла и сестра Александры – Елена Павловна, о которой Екатерина II писала Гримму: «У нее необыкновенно правильные черты лица, она стройна, легка, ловка и грациозна от природы. Характер у нее очень живой и шаловливый, сердце доброе. Братья и сестры любят ее за веселый нрав».

Как и все дети августейшего семейства, Елена получила наилучшее, но из-за юного возраста не до конца доведенное образование под присмотром императрицы-бабушки и прекрасной воспитательницы – баронессы Ливен. И Великая княжна превратилась в одну из самых завидных невест в Европе.

Соответственно, такою же была и ее цена на рынке сиятельных невест, который издавна хорошо знал, сколько может стоить та или иная претендентка на тот или иной престол.