Текст книги "Бог. Истина. Кривды. Размышления церковного дипломата"

Армяне, копты, эфиопы…

Среди «инославных» внешне больше всего на нас похожи «древние восточные церкви» – армянская, коптская, эфиопская, сирийская и некоторые другие. Они именуют себя православными – и многие не делают различия между нами и ими. Впрочем, на деле богословских различий у них с нами больше, чем у «католиков». Эти сообщества отделились от Православной Церкви после состоявшегося в V веке Халкидонского Собора, который зафиксировал учение о том, что Христос – не только Бог, но и человек. Именно поэтому эти общины именуются также «нехалкидонскими».

Впрочем, в их среде многие не так уж настаивают на учении о том, что Христос человеком не является. Подчас теологические взгляды «нехалкидонитов» размыты и неопределенны. В 1993 году делегации Православных Церквей достигли с ними соглашения о полном воссоединении – но оно не было принято в православной среде потому, что часть «древних восточных» общин продолжала придерживаться взглядов, несовместимых с учением Халкидонского Собора, а часть просто проявляла безразличие к вопросу об истине.

А вопрос этот важен не просто для «чистоты риз» – от ответа на него зависит достижение людьми вечной жизни. В самом деле, если Христос – не человек, то Он не мог предать Себя в жертву Себе как Богу за человеческие грехи от имени человеческого рода. Спасение людям был не способен принести ни ангел, ни Бог, если бы Он не стал человеком. То есть, как и во многих других случаях, заблуждение приводит в негодность всю логику, на которой зиждутся тайны искупления и спасения. Увы, признать древнюю ошибку «нехалкидонские» сообщества не готовы – а идти путем туманных компромиссов в вере или просто проигнорировать вопрос об истине не готовы православные.

Впрочем, сохраняющиеся различия не мешают нам общаться и поддерживать друг друга. Иногда «нехалкидониты», составляющие народы, исторически близкие России, даже становились на нашу сторону в дискуссиях с православными греками. Как-то на одном из собраний «Всемирного совета церквей» эллины начали продавливать свои узкие интересы, пользуясь поддержкой западноевропейцев. Среди немногих, кто нас поддержал, были армяне. Один из них после сказал мне:

– Ну слушай, зачем вам этот Халкидонский Собор? Из-за него вы стали друзьями греков, а мы стали друзьями мартышек!

Имелись в виду, очевидно, чернокожие эфиопы и смуглые копты. Общение «древневосточных» между собой, кстати, не является столь интенсивным, как между различными Православными Церквами. И одна из главных тому причин – сугубо национальный характер «нехалкидонских» общин.

Самая территориально близкая из них – это Армянская церковь. И с ней я познакомился уже в начале 80-х годов. Тогда еще и речи не было о создании в Москве ее крупного собора на Трифоновской улице, который открыли в 2013 году (причем построили его гораздо быстрее, чем расположенную рядом новую мечеть). 35 лет назад армяне имели в столице лишь небольшую церковь на своем кладбище, расположенном напротив Ваганьковского. Когда я зашел туда и начал расспрашивать о вероучении, меня сразу же спросили: «Ты армянин»? Собственно, людям другой национальности в этом храме делать было нечего – да их там и не наблюдалось.

В последующие годы с представителями Армянской церкви общаться мне приходилось очень много. Помню Патриарха Вазгена I – уважаемого всем народом старца, избранного на свой пост еще в 1955 году, причем из зарубежной – Румынской – епархии. Этот человек был немногословен, сдержан, но влияние его было огромно даже в советское время – что в самой Армении, что в диаспоре, несмотря на все антисоветские настроения части зарубежных армян. После четырехлетнего правления его преемника – Гарегина I, также выходца из диаспоры, на этот раз ближневосточной, – более пятнадцати лет Верховным Патриархом и Католикосом всех армян является выходец из СССР Гарегин II. Это простой в общении человек, любящий шутку и хорошо ориентирующийся в постсоветских политических реалиях.

При нем я не раз посещал Эчмиадзин – древний центр Армянской церкви. Ключевые труженики всемирной армянской общины живут там в подчеркнутой скромности – до сих пор сказываются ограничения военного времени. Но настоящим богатством в нынешний суетный век становится возможность неспешно беседовать за прогулкой или за аскетичной трапезой, слушать богослужебные песнопения, смотреть на старые рукописи, написанные на староармянском языке. Практически все «нехалкидониты» сохранили изначальную письменность, не перейдя ни на латиницу, ни на кириллицу. Сохранили язык, напевы, литургические традиции. Священники сопровождают всю жизнь этноса – свадьбы, похороны, рождение детей, памятные даты. Зайдите в армянские рестораны в Москве –

во многих из них, рядом с фотографиями «звезд», можно найти изображение Патриарха Гарегина или его брата – московского епископа Езраса. Религиозная и национальная община воспринимаются в армянском народе как одно целое – сколько бы ни говорили современные идеологи о том, что такая связь уходит в прошлое.

Этнорелигиозное единство характерно и для коптов, эфиопов, древних сирийцев. Общины «нехалкидонитов» не стремятся к миссионерству – но довольно ревностно относятся к переходу своих соплеменников в другие конфессии. Переход же в ислам вообще считается предательством и почти никогда не случается.

Особенно все это актуально для коптов и христиан-арабов, живущих в мусульманском окружении. Они с местным религиозным большинством практически не перемешиваются. С коптами мне много приходилось встречаться на разных международных собраниях. Люди это очень волевые, ревностно оберегающие собственную традицию. Есть среди них немало аскетов, хранящих предания великих подвижников египетской пустыни. Коптский Папа – настоящий этнарх, глава своего народа. Влияние его велико не только в жизни религиозной общины, но и в политике (то же можно сказать и об эфиопском Абуне-Патриархе). На берегах Нила копты составляют меньшинство – но все-таки значительное. Их 8 миллионов – около 10 процентов населения Египта. Несмотря на постоянные угрозы и теракты, они умеют за себя постоять, да и живут побогаче остального населения, к тому же пользуясь поддержкой своей диаспоры в США и Европе. Приверженность устоям, подвергающимся атакам, конечно, вызывает уважение. Но она же затрудняет воссоединение с Православием – и это касается всех «нехалкидонитов». Наверное, в отношениях с ними нам нужно набраться терпения, не пытаясь достичь поспешного «единства», но и не забывая аккуратно напоминать о логичности и последовательности Православия, о том, что оно адресовано всем народам.

Сегодня большинство «древневосточных» христиан переживает очень нелегкие времена. Исключением являются лишь народы, которые смогли создать свои страны и находятся там в большинстве – армяне, эфиопы, эритрейцы. В относительной безопасности живут христиане Ливана – тамошнее политическое устройство распределяет власть между религиозными общинами. Мирная жизнь, хотя и с некоторыми бытовыми притеснениями, гарантирована и в Израиле. В Египте копты, как уже было сказано, могут постоять за себя. А вот в остальных местах Ближнего Востока происходит беда. Христиан убивают, изгоняют из домов и храмов, выдавливают с земель, где их предки жили веками и где еще апостолами были основаны древние Церкви.

Справедливости ради стоит сказать, что исход людей, отождествляющих себя с христианством, из Сирии, Ирака, Египта, Ливана происходит давно. Помню, как представитель одной из «нехалкидонских» общин Ближнего Востока на международном собрании просил помощи своим единоверцам – а в кулуарах выспрашивал, как найти работу в Европе. Многие члены православных и «древневосточных» сообществ не готовы бороться за свою землю с оружием в руках: они привыкли к образу жизни крупных или мелких предпринимателей, ремесленников, уличных торговцев. Миллионы их давно живут в Западной Европе, США, Латинской Америке. Однако спасти христианство на Ближнем Востоке и в Северной Африке можно только одним путем – силовым. То есть вмешательством христианских держав и переходом самих общин, упоминающих в молитве имя Господа Иисуса, к активной самообороне.

Еще в июне 2015 года, когда все московские политики начисто отрицали возможность российского военного вмешательства в Сирии, я сказал о возможности вооруженной помощи гонимым гражданам этой страны, отождествляющим себя с христианством.

Страдания христиан на Востоке и тех христиан на Западе, которые не могут реализовать свой потенциал в безбожных государствах, – это вызов нашей совести. Недавно я прочел текст Анны Ильиничны Шмаиной-Великановой, где было сказано, что война – это всегда зло, но христианские страны не делают достаточно, чтобы защитить христиан на Ближнем Востоке, не проявляют достаточной воли и жертвенности.

Наверное, сегодня нужно добиться того, чтобы христианские страны, включая Россию, проявили больше силы и больше воли. Сложно сказать, в чем это должно проявляться – в территориальном вмешательстве, в поддержке оружием…

Мы слишком привыкли, что наш душевный и физический комфорт не должен быть нарушен. И не нужно снижать накал дискуссии – мне кажется, в ней не должно быть ни страха, ни ненужного пацифизма.

Вторая опасность – это неготовность ответить на вопросы о несправедливости мирового устройства, стоящие перед теми молодыми людьми, которые получают неправильные ответы на свои вопросы со стороны радикалов. И даже девочка, которая присоединилась к ним, оказалась там именно потому, что не получила ответов на вопросы, почему общество устроено несправедливо, почему большинство людей оторвано от принятия решений о своей собственной судьбе. Почему нет справедливости, почему нет таких религиозных общин, которые помогли бы решить общественные проблемы.

Радикалы ответ дают, а мы его избегаем – в том числе потому, что пытаемся ни с кем не поссориться. И сегодня нам нужно говорить как можно более простые слова, чтобы люди не уходили в ад. Молодым людям нужна цель в жизни, которая не может заканчиваться в жизни земной и уж тем более ограничиваться какими-то меркантильными интересами. Людям нужен новый прорыв, нравственный и интеллектуальный. Никто не пойдет умирать за демократию, рынок или толерантность, и не будет жить только ради этого. Поэтому важно сегодня в очередной раз сбросить с себя коросту приспособленчества и сказать молодым людям: «Вот путь истинной жизни – Христос».1919
  Из выступления на «круглом столе» «Гонения на христиан: память и современность». Июнь 2015 г.


[Закрыть]

Аплодировал тогда один митрополит Нифон – православный араб из Ливана, представитель Антиохийского Патриархата в Москве. «Ботаническая» интеллигенция, собравшаяся в Библиотеке иностранной литературы, где проходил «круглый стол», прятала глаза – как же, война, жертвы, зачем это все…

Но прекрасно, что Россия, употребив волю и силу, помогла в Сирии людям, страдавшим от террористов – мусульманам и тем, кто произносит в молитве имя Христово. Ни к какой «межрелигиозной войне» такое вмешательство не привело и привести не могло – потому что на нашей стороне большинство мусульман, как суннитов, так и шиитов. Слава Богу, что наши власти не послушали «мудрых» людей, предлагавших ограничиться вялыми дипломатическими усилиями и ни в коем случае «не ввязываться в чужую драку». Она для нас не чужая. Потому что для России помощь тем, кто подвергается несправедливым гонениям, всегда была святым долгом. Ради такой помощи наши предки много раз жертвовали собой, своим благополучием и спокойствием.

Сегодня, в первую очередь благодаря России, спасены жизни многих людей, возвращены верующим древние храмы. Но свою часть пути должны пройти и сами православные и «древневосточные» общины Сирии и Ирака. Наверное, лучшее, что они могли бы сделать – это основать свои автономные регионы, представленные в органах общегосударственной власти, надежно защищенные от террористов, способные отстаивать христианские святыни в разных городах и селах. И, конечно же, такие регионы должны пользоваться защитой христианских держав.

Решение оказать военную помощь Сирии соответствует международному праву, менталитету нашего народа и той особой роли, которую наша страна всегда играла на Ближнем Востоке. Россия не может безучастно наблюдать за нынешним истреблением в этом регионе христиан и других социальных групп. Борьба с терроризмом – это священная борьба, и сегодня наша страна является, пожалуй, самой активной силой в мире, которая борется с ним. Не потому, что у нее есть в этом корыстный интерес, а потому, что терроризм безнравственен.

Это борьба, связанная с нашим долгом по защите людей, страдающих от террористической угрозы. Россия всегда этот долг чувствовала и всегда стремилась к тому, чтобы содействовать установлению справедливого мира в самых разных регионах планеты. И для нашей страны это, конечно, нравственная, священная обязанность, которая очень укоренена в менталитете нашего народа. Это не война христиан против мусульман, это не участие в борьбе суннитов и шиитов со стороны России. И попытка превратить этот конфликт в информационном поле в межрелигиозную войну или во внутримусульманскую войну – это очень опасная попытка.2020
  Из выступлений на пресс-конференциях, сентябрь-октябрь 2015 г.


[Закрыть]

Староверы

И Русская Церковь, и российское государство виноваты перед старообрядцами – людьми, не принявшими поспешной и резкой обрядовой реформы, проведенной в XVII веке Патриархом Никоном ради «соответствия» греческим порядкам и под влиянием греческих же иерархов. Собственно, эта реформа была такой же прозападной, как и реформы Петра, и во многом их подготовила, сломав «через колено» народное благочестие. Затем старообрядцев долго убивали, отправляли в заключение и ссылки, не давали совершать богослужение по древнему чину, ничем не менее православному по сравнению с «греческим». Однако, несмотря ни на какие гонения и казни, староверы сохранились до сего дня – и их насчитывается около миллиона, хотя не каждый из этих людей религиозно активен. Более того, к ним идет приток молодежи из «внешней» среды.

Все это дает нам очень важный урок: любое реформирование религиозной жизни помимо воли людей, без обсуждения с ними, кончается в России очень плохо – и имеет последствия не только для церковных дел, но и для политических. Недаром даже спустя четверть тысячелетия некоторые староверы продолжали «отвечать» царской власти, помогая революционным силам, от которых, впрочем, сами потом вновь пострадали.

Поместный Собор Русской Православной Церкви в 1971 году признал старые обряды «равночестными» новым. Более того, он заявил, что «любовию объемлет всех свято хранящих древние русские обряды, как членов нашей Святой Церкви, так и именующих себя старообрядцами, но свято исповедующих спасительную православную веру».

Впрочем, нельзя забывать, что у «староверов» есть «поповские» согласия, в которых совершаются Причастие, исповедь и другие таинства, а есть «беспоповские», где невозможно принятие Тела и Крови Христовых. А без него, как убеждены православные христиане, невозможно войти в Царство Божие. Ведь Сам Господь Иисус сказал: «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6, 53). В том, что у «беспоповцев» пресеклась преемственность рукоположений епископов и священников, есть вина нашей Церкви и нашей власти прежних веков. Но нежелание принять духовенство даже от других старообрядцев – странный повод для того, чтобы лишать людей Причастия и других таинств, открывающих человеку Небо и обновляющих его духовно. И поэтому, при всей любви к старообрядцам, назвать истинной Церковью «беспоповцев» мне трудно.

Познакомился я со «староверами» в 80-е годы. Заходил на Рогожское кладбище к «поповцам», выстаивал долгие службы, которые совершали митрополит Алимпий (Гусев) и епископ Флавиан (Вдовин). С «беспоповцами» было сложнее. Они тогда в Москве имели два места молитвы на Преображенском кладбище – Крестовоздвиженскую церковь Федосеевского согласия, самого строгого, отделенный главный алтарь Никольского храма, где молились верующие согласия Поморского, чуть менее консервативного. И в этом храме, и в Крестовоздвиженском можно было лишь постоять у двери – дальше не пускали. Молились там несколько бабушек и два-три мужика в традиционных русских одеждах. Ни электрического света, ни техники не принималось. А самым потрясающим был запах – старых книг, старого дерева и какой-то снеди (трапезничали староверы тут же). Еще раз я слышал такой же запах лишь еще в одном месте – в старой деревянной хасидской синагоге в Марьиной Роще, давно уже сгоревшей. Впечатление от бес-поповских моленных было совершенно потрясающим: среди шумной Москвы ты погружался если не в семнадцатый век, то уж наверняка в середину восемнадцатого. Иногда удавалось разговорить кого-то из мужчин-старообрядцев. Разговоры были хорошо знакомые по православной среде: о последних временах, антихристе, лукавом веке…

В конце восьмидесятых возил по Москве гостя – пожилого лютеранского пастора из Швеции. Тот попросил показать ему старообрядческую службу. Мы рискнули посетить поморскую общину на Преображенке. Войдя в храм, пастор через меня как переводчика вежливо поинтересовался, можно ли постоять-послушать. Ему ответили: «Стойте, слушайте, только не молитесь». Я честно перевел. Пастор надолго задумался.2121
  Из книги «Лоскутки», 2007 г.


[Закрыть]

Современное старообрядчество гораздо более открыто – и я не знаю, плохо это или хорошо. Митрополит Московский и всея Руси Корнилий бывает на множестве мероприятий, общается с самыми разными людьми, произносит мудрые и взвешенные речи. Старообрядцы-интеллектуалы – Александр Антонов, Валерий Коровин – стали завсегдатаями общественных дискуссий, и моя позиция почти всегда совпадает с тем, что они говорят.

Недавно я был у поморцев на Преображенском кладбище – новая моленная, сияющая свеженаписанными иконами, находится на втором этаже дома, превращенного общиной в офисный центр. Внизу есть трапезная, где с удовольствием обедают клерки, полицейские, торговцы с близлежащего рынка. Раньше, между прочим, староверы выкидывали «поганую» посуду, использованную «никониянами», и трапезничать вместе с ними не садились. Сейчас же пироги и сладости, которые пекут у Рогожской заставы, очень популярны в Москве – есть они и в лавке при храме, где я служу.

Впрочем, «древний» колорит до сих пор сохранился и привлекает многих. Притягивают людей и строгость нравов, и длинное богослужение, лишенное даже намека на чувственность и «душевность», ворвавшуюся в «никонианскую» жизнь в XIXXX веках. Человек десять из тех некогда молодых людей, с которыми мы вместе начинали церковную жизнь, перешли в старообрядчество. А еще больше моих знакомых стало единоверцами – людьми, принадлежащими к Русской Православной Церкви, но молящимися по старому обряду. В Москве и Подмосковье есть несколько храмов, где богослужение совершается именно так. При одном из них, Покрова в Рубцове, действует Патриарший центр древнерусской богослужебной традиции, которым руководит священник Иоанн Миролюбов – между прочим, бывший известнейший «беспоповский» наставник из Риги.

В церкви Святого Михаила Архангела в подмосковной Михайловской Слободе бывает множество интеллектуалов-единоверцев, в том числе философ Александр Дугин. Однажды я поехал туда на Крещение. Служба началась ранним вечером и закончилась около пяти утра – на Иордань ходили с пением канона, минут тридцать в каждую сторону. Но потом хватило сил на трапезу с разговорами о будущем России и мира. Вот так: старый обряд и связанный с ним образ жизни помогают выковать недюжинную волю и воспитывают ум…

Англикане/епископалы

Когда-то англиканская конфессия считалась одной из самых близких к Православию. Не связанная «вселенскими» властными комплексами Ватикана, отделившаяся от Рима по политическим, а не по вероучительным причинам (между прочим, англикане не любят, когда их называют протестантами), она даже была готова объединиться с нами. Такая возможность подробно рассматривалась обеими сторонами в конце XIX – начале ХХ веков.

Однако потом диалог расстроился. И главной проблемой стало то, что англикане, дистанцировавшись от Рима с его теологическими и организационными строгостями, постепенно начали уделять все меньше внимания вероучению вообще. Как допустимое стало восприниматься почти все, что нравится людям и не выходит за рамки пресловутой политкорректности. И дистанция с Православием начала стремительно увеличиваться.

На волне либеральных движений 60-х годов появились требования возведения женщин в священнический сан. «Епископальная церковь в США» – американская «версия» англиканства – рукоположила первую даму в 1977 году, «Церковь Англии» – семнадцатью годами позже. Потом появились женщины-епископы. Будто бы и не были мужчинами Христос, Которого символизирует священник, и все апостолы. Будто бы и не сказано в «неполиткорректном» Писании: «Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит» (1 Кор. 14, 34).

Вскоре началось рукоположение открытых гомосексуалистов и лесбиянок, потом – «церковное благословение» на их «браки». Американские епископалы утвердили специальный обряд для однополых пар в 2012 году, «Церковь Англии» пока продолжает дискуссию о возможности «благословения» содомитов, но нетрудно предсказать, что она закончится победой сторонников расширения «прав и свобод». Сама логика, принятая англиканами, порочна – в Церкви, не говоря уже про Царство Божие, ни у кого нет «права» ни на какое положение и ни на какое решение. Господь спасает людей по Своей милости, а не по их заслугам и не в силу их происхождения. Однако требование у Бога «прав» и «справедливости» давно вытеснило у англикан, как и у большинства протестантов, понимание этой реальности.

Собственно, к такому настроению шли давно – через разрешение духовенству вступать в новые браки (древними каноническими правилами это запрещено), через фактическое приятие блуда и измен, в том числе среди «священнослужителей», через необыкновенный плюрализм мнений в вероучительных вопросах. Уже в 90-е годы на одном из православно-англиканских богословских собеседований мне приходилось сталкиваться со знаменитым священником-ученым Артуром Пико-ком – активным пропагандистом теории эволюции. Сейчас появились и «священники», отрицающие существование Бога.

Англикане, по большому счету, стали жертвами своей толерантности и вежливости. Да, это люди исключительно корректные и приятные в общении. Они практически никогда не будут с тобой спорить. Как-то раз я выступал на одном собрании в Лондоне, где был глава «Церкви Англии» и всего мирового англиканского сообщества – Джордж Кери. Он был убежденным сторонником международной политики Запада, и, выступая, я бросил ему некий вызов, сказав, что общины веры имеют право устанавливать свой общественный порядок, отличный от западного. Лорд-архиепископ был недоволен – но позволил себе лишь уклониться от темы, позитивно оценив термин «общины веры».

Из десятков англиканских священнослужителей, с которыми доводилось общаться, особо хорошо запомнил епископа Лондонского Ричарда Чартрза – с ним мы в силу алфавитной близости фамилий сидели рядом в центральном комитете «Всемирного совета церквей». В беседах и выступлениях этот умнейший и очень информированный человек поднимал десятки тем – но, пожалуй, ни разу не сказал чего-либо, что оспорила бы даже маленькая часть аудитории. Но если с тобой все соглашаются – что-то ты делаешь не так. Только в некоторых письмах Чартрз, пользуясь аккуратнейшими намеками, выражал свое недовольство ультралиберальным курсом современных англикан, из-за которого, думаю, и подал в отставку в 2017 году.

Патриарх Кирилл собирается встречаться с руководителем «Церкви Англии», где служат и членствуют открытые гомосексуалисты и где на местном уровне кощунственно «благословляют» союзы содомитов. Неужели эти люди в ходе встречи будут названы «христианами»?

В «Церкви Англии» Палата «епископов» в 2014 году, отказавшись от полномасштабного «благословения» «однополых браков», в том числе для своего «духовенства» (увы, слишком много слов здесь нельзя не поставить в кавычки), все же разрешила своим «клирикам» вступать в однополые гражданские союзы при условии воздержания от «половой» жизни. Для мирян, состоящих в «однополых парах», были предложены «неформальные молитвы». Однако эти «компромиссы» демонстративно игнорируются ЛГБТ-активистами. Есть случаи «неформальных молитв» над содомитами, практически ничем не отличающихся от благословения на брак. В 2014 году каноник Джереми Пембртон «женился» на мужчине, а в кафедральном соборе Манчестера появился(лась) священник(ца) – открытый(ая) транс-лесбиян(ка). В этом году один из «священников» публично вступил в «однополый брак». Все эти люди, насколько мне известно, продолжают «служить». «Женатый» на мужчине «священник»-гей даже стал несколько месяцев назад членом Генерального синода. В сентябре «епископ» Николас Чемберлен объявил себя геем, живущим в однополом союзе, но не практикующим сексуальные контакты.

Можно сказать, что это отдельные случаи и что сам Уэлби – никакой не гей. Да, по меркам

«Церкви Англии» это человек довольно традиционных взглядов – он даже поддерживает возрождение монашества в рамках англиканской традиции. Однако и он заявил, что не считает однополые отношения «греховными и недолжными», а также сказал, что пошел бы на однополую свадьбу своих детей, если бы они были геями.

Впрочем, дело не только в личных взглядах Уэлби. В его «церкви» вовсю идет дискуссия о «благословении» «однополых браков», и Генеральный синод уже объявил о возможности пересмотра ранее занятой позиции. Наверняка вскоре в «Церкви Англии» «венчать» содомитов начнут уже с одобрения начальства. Ко всем прочему, Уэлби является номинальным главой Англиканского коммуниона – сообщества «церквей», многие из которых официально ввели кощунственную церемонию «благословения» (то есть, по-нашему, венчания) содомитов. Например, это «Епископальная церковь в США». Понятно, что с такими организациями «Церковь Англии» находится в полном евхаристическом общении.

Итак, с кем собирается встречаться Патриарх Московский и всея Руси? Конечно же, не с теми англиканами, которые в начале ХХ века были близки к принятию Православия. А с теми, кто от Православия ушел так далеко, что даже глаголемые «католики» в недавней совместной декларации Уэлби и папы Франциска практически констатировали тупик диалога по вероучительным вопросам.

Сообщество, возглавляемое Уэлби, приемлет людей, открыто занимающихся содомским грехом – равно как и тех, кто вроде бы не осуществляет «половых» контактов, но считает нормальным подавать окружающим пример однополого сожительства. Это сообщество, в котором многие считают возможным – пусть даже пока в рамках дискуссии – кощунственно благословлять именем Божиим содомский грех. Это сообщество, глава которого не считает этот грех грехом. Убежден: это сообщество – не христианское. Любой именующий его таковым оскверняет имя Христово и делается с ним одним целым. Любой говорящий о том, что «Церковь Англии» «христианская», – предает Христа и кощунствует. Да, в лоне этой общины могут пока оставаться люди, которые призывают Истинного Бога и не остаются неуслышанными. Но в целом сообщество, где хоть для кого-то возможно оправдывать грех именем Христа, руководится не Им, а сатаной.2222
  Из блога «Православная политика», октябрь 2016 г.


[Закрыть]

Итак, хорошие отношения в обществе оказались для англиканства важнее правды Божией, важнее Писания и Предания. Скажу еще более прямо – важнее Христа и верности Ему. Не случайно диалог Русской Православной Церкви с американскими епископалами официально прекратился, с «Церковью Англии» – долго стагнировал и фактически зашел в тупик. О чем говорить, если самые важные вопросы наши партнеры сочли второстепенными? Стальная воля англосаксов проявляется лишь тогда, когда речь идет о политической повестке дня – тех же, например, правах человека. Причем обычно имеется в виду «человек», приверженный именно западным ценностям. Правами тех, кто эти ценности активно оспаривает – православных монархистов или русской патриотической оппозиции – заниматься не очень-то хотят, а то и подвергают их уничижительной критике.

Так, например, поступал англиканский каноник Майкл Бурдо, основатель британского Кестонского института, который исследовал религиозную жизнь в СССР, а потом в постсоветских странах. Линия его была весьма жесткой – по отношению не только к безбожным властям, но и ко всем общественным группам, выступавшим за сильную, самостоятельную, православную Россию. Я ни капли не верю в искреннюю заботу подобных людей о христианах нашей страны, за права которых Бурдо вроде бы боролся. И всегда старался спорить с ним. Как и многих англикан, его, при всем «правозащитном» пафосе, трудно было назвать человеком веры и убеждений. А о том, как англикане могут верить во что угодно и не верить ни во что, – чуть ниже в анекдоте.