Текст книги "Калейдоскоп жизни: экзотические, драматические и комические эпизоды личной судьбы ветерана журналистики"

Как искоренить бедность

Случилось так, что сразу после очередной поездки в Китай я был приглашен выступить на слушаниях в Государственной думе по теме «Удвоение ВВП: задачи, условия, результаты». В московском «Президент-отеле» собралось более двухсот представителей политической, деловой и научной элиты России. Свежие впечатления о современной китайской действительности еще больше укрепили мою убежденность в том, что я намеревался сказать в своем выступлении перед этой авторитетной аудиторией.

По личному опыту знаю, что именно задача за десять лет удвоить валовой внутренний продукт страны легла в основу сначала японского, а затем китайского экономического чуда. В Японии десятилетняя программа удвоения ВВП позволила вывести из паралича предельно милитаризованную, а затем дотла разрушенную американскими бомбежками экономику, преодолеть послевоенную разруху. В Китае аналогичная задача позволила приступить к искоренению бедности как ключевому звену модернизации страны. В обоих случаях лозунг удвоения ВВП сыграл роль стартера, запустившего генератор устойчивого экономического роста.

Приступая к трансформации централизованной плановой экономики в рыночную, патриарх китайских реформ Дэн Сяопин наметил стратегические рубежи в решении этой задачи. Первый – за 80-е годы удвоить валовой внутренний продукт, подняв его с 250 до 500 долларов на душу населения. Это было сделано досрочно. Второй рубеж предусматривал за 90-е годы вновь удвоить ВВП. По общему объему товаров и услуг это сделать удалось. Но поскольку население страны с начала реформ увеличилось на 300 миллионов человек, показателя 1000 долларов на человека Китай достиг лишь в 2002 году.

Главной задачей первого и второго удвоения была ликвидация бедности в стране, каждый четвертый житель которой недоедал и ходил если не в лохмотьях, то в заплатках. В итоге число людей в Китае, живущих в абсолютной бедности, сократилось с 250 миллионов до 26 миллионов человек, или с 25 до 2 процентов населения. Даже международные чиновники ООН, редко балующие Пекин похвалами, признали подобные масштабы искоренения нищеты беспрецедентными в мировой истории.

Черту абсолютной бедности в Пекине определяют как доход менее пяти долларов в месяц. Люди, которым до сих пор не хватает средств на пропитание и одежду, сосредоточены в 592 бедных уездах. Но чем меньше очагов нищеты остается на территории страны, тем труднее до них добраться. Налицо как бы заколдованный крут. Нет дорог, нет электричества, чтобы развивать товарное производство, нет школ, чтобы хоть молодое поколение вырвалось из двойных тисков нищеты и невежества.

Бедные уезды – это одновременно и зоны неграмотности. В Китае из 170 миллионов неграмотных 150 миллионов составляет сельская беднота, прежде всего женщины среднего и пожилого возраста. Треть из них вообще никогда не ходили в школу. Остальные в 50-х годах посещали курсы ликбеза, но все забыли. А ведь без начального образования даже мелочной торговлей не займешься!

Поставлена цель: до 2010 года ликвидировать неграмотность среди сельской молодежи и людей среднего возраста. Китайцы любят повторять древнее изречение: «Добрый накормит голодного. Мудрый же научит его сплести невод и ловить рыбу». Для искоренения абсолютной бедности нужно добиться того, чтобы в каждой нуждающейся семье хотя бы один человек смог заниматься подсобными промыслами или трудиться в сельской индустрии (на так называемых волостно-поселковых предприятиях).

Но не менее важно усадить за парты сельскую детвору, которой порой приходится бросать школу из-за материальных трудностей. Ведь без грамотной молодежи у села нет будущего. Полтора десятилетия назад Китай начал осуществлять проект «Надежда». Эта благотворительная программа создана для финансирования образования нуждающейся сельской детворы за счет добровольных пожертвований. На этот призыв откликнулись миллионы горожан, тысячи трудовых коллективов, сотни иностранных предпринимателей, ведущих дела в Китае.

Проект «Надежда» вернул за парты полтора миллиона крестьянских детей, позволил открыть в бедных уездах почти три тысячи новых школ и столько же отремонтировать, оказать материальную помощь энтузиастам-учителям, добровольно отправившимся в глубинку. Огромный, во многом поучительный для нас успех проекта «Надежда» объясняется его четкой адресностью. Каждый спонсор точно знает, кому именно поступили его деньги.

Пожертвовав всего 50 долларов, можно вернуть за парту подростка из бедной семьи, если в деревне нет начальной школы, а родители не в состоянии оплатить интернат. 600 долларов достаточно, чтобы год содержать учителя или укомплектовать библиотеку в сельской школе. Многие транснациональные корпорации, ведущие дела в Китае, предоставили проекту «Надежда» деньги на строительство нескольких сельских школ. В списках жертвователей значатся: рядовой пограничных войск, домработница с двухклассным образованием, заключенный, отбывающий срок.

Повторяю, что залогом успеха является адресность. Каждый получатель благодарит конкретного человека или коллектив. Так завязывается переписка. Затем дело доходит до взаимных визитов и личного знакомства. Из таких поездок дети приезжают повзрослевшими. Причем трудно сказать, кому встречи с новыми друзьями приносят больше пользы. Когда избалованные «сникерсами» городские школьники узнают, что излюбленным лакомством для их сельских сверстников остаются простые кукурузные лепешки, они на многое начинают смотреть по-иному.

Проект «Надежда» не только дает экономический эффект, но и имеет несомненную морально-политическую ценность. Он помогает возродить дух социальной солидарности, который сплачивал китайское общество в годы первой пятилетки, но потускнел в условиях рыночных отношений. А между тем феноменальный успех телесериала «Как закалялась сталь», сделавший Павла Корчагина кумиром современной китайской молодежи, показал, что новое поколение так же тянется к романтике и самоотверженности, как в свое время их отцы и деды.

Итак, вместо 250 миллионов бедняков в Поднебесной нынче появилось 250 миллионов людей, способных не только прокормиться и одеться, но и приобретать предметы длительного пользования, обустраивать свое жилище.

Теперь Китаю предстоит осуществить третье и четвертое удвоение ВВП (соответственно к 2010 и к 2020 году). Валовой внутренний продукт КНР должен будет составить четыре с половиной триллиона долларов, или по 3 000 долларов на человека при полуторамиллиардном населении. Тогда страна завершит программу модернизации, выдвинутую Дэн Сяопином в конце семидесятых.

В 2020 году по паритету покупательной способности к среднему классу можно будет отнести 500 миллионов китайцев, или вдвое больше, чем сейчас. Это означает, что при поистине бездонном потенциале внутреннего рынка Китая его стремительный взлет представляет собой не угрозу, а шанс для его соседей.

За четверть века реформ доля Китая в мировой торговле увеличилась вчетверо и приблизилась к показателю Японии, который составляет 7 процентов. Поднебесная скоро опередит Страну восходящего солнца. Именно азиатские соседи КНР, больше всех опасавшиеся наплыва товаров из новой «мастерской мира», первыми ощутили выгоду от того, что импорт Китая растет еще быстрее, чем его экспорт.

Итак, план удвоения валового продукта, который в 60-х годах стал стартером японского экономического чуда, и четыре десятилетних программы удвоения китайского ВВП, две из которых уже выполнены, – вот прецеденты, которые позволяют надеяться, что цель, поставленная нашим президентом, сыграет аналогичную роль для России, станет предпосылкой здорового и устойчивого роста ее экономики.

«Кока-кола» в Китае

Полвека назад я приехал из Пекина в Шанхай и впервые в жизни увидел «город небоскребов». Помню, как восхитила меня набережная Вайтань, вдоль которой выстроились высотные здания банков и отелей. Я поселился в одном из них на 21-м этаже, где когда-то любил останавливаться Шаляпин, и подобно ему любовался парусами рыбачьих джонок на реке Хуанпу.

В офисе по соседству меня принял самый богатый предприниматель страны. Это был «король шелка» Жун Ижэнь. Во время беседы официант подал, как мне показалось, кофе со льдом. Но это был неведомый мне «кэкоу кэлэ». В переводе эти иероглифы значат: «ласкает рот, ласкает душу». Убежден, что такая удачно подобранная транскрипция слова «кока-кола» во многом способствовала популярности данного напитка в Китае.

Как мне тогда рассказал Жун Ижэнь, шанхайцы раньше всех в Поднебесной познакомились с этим символом американского образа жизни. Еще в 1927 году в Шанхае был построен первый в Китае завод по производству кока-колы. Его неоднократно расширяли, и два десятилетия спустя он стал крупнейшим подобным предприятием за пределами США. Но кока-кола была популярна главным образом в приморских городах, где существовали иностранные концессии – в Шанхае, Кантоне, Тяньцзине. Тогда как глубинка по-прежнему утоляла жажду зеленым чаем.

Помнится, тогда же самый богатый шанхаец, впервые угостивший меня кока-колой, процитировал мне первую главу популярного американского учебника по маркетингу. В ней шла речь о том, что «кока-кола» стала одной из крупнейших транснациональных корпораций благодаря самым высоким в мире расходам на рекламу. Но если бы удалось убедить каждого из 600 миллионов китайцев хотя бы раз в неделю выпивать бутылку кока-колы, рекламировать этот напиток не было бы нужды.

За минувшие полвека население Поднебесной удвоилось. И пить кока-колу люди стали чаще, чем раз в неделю, особенно в городах. Неудивительно, что за годы реформ корпорация «кока-кола» потратила более 100 миллионов долларов на строительство в Китае двадцати трех современных предприятий, чтобы производить на месте прохладительный напиток, предназначенный «ласкать рот и ласкать душу».

Половина этой суммы вложена в Пудуне – «город XXI века», что вырос напротив шанхайской набережной Вайтань на противоположном берегу реки Хуанпу. Построенный там завод «Цзиньцяо» имеет две самые высокопроизводительные линии по производству кока-колы. Но китайский филиал этой транснациональной корпорации награжден грамотой как «образцовое иностранное предприятие» не только за то, что по объему продаж он вышел на второе место в Азии.

Производители кока-колы правильно рассудили, что бедняк не станет покупателем их напитка, а выбраться из нищеты труднее всего человеку неграмотному. Поэтому они откликнулись на призыв участвовать в благотворительном проекте «Надежда» – финансировать начальное образование нуждающейся сельской детворы.

Китайский филиал концерна «кока-кола» пожертвовал для проекта «Надежда» полтора миллиона долларов. Он оплатил строительство пятидесяти сельских школ, помог получить начальное образование двадцати пяти тысячам крестьянских детей. Корме того он выделил более миллиона долларов в фонд стипендий для одаренных школьников, а также спонсирует проведение всекитайских молодежных соревнований по футболу и баскетболу на кубок «кока-колы». Признаюсь, что подобные масштабы благотворительности несколько остудили мой критический пыл в адрес этого проповедника американского образа жизни.

Армани из Хэнани

Переход к рынку в Китае не увеличил, а сократил поляризацию общества. Не стало 250 миллионов бедняков. Но появилось примерно столько же сравнительно состоятельных людей. Эти «новые китайцы» кое в чем напоминают «новых русских». В частности, тягой к престижным предметам роскоши. Порой именно этикетка значит для владельца больше, нежели сама вещь. Темные очки и косметика от Кристиан Диор, мужские костюмы от Джорджио Армани и женские туалеты от Пьера Кардена, ручные часы «Ролекс» и «Омега» – все это стало в универмагах Пекина и Шанхая ассортиментом повышенного спроса.

Поднебесная стала крупным рынком предметов роскоши. Трудно поверить, что страна, где еще четверть века назад каждый четвертый житель не ел досыта и ходил в рваных штанах, вышла на первое место в мире по потреблению дорогих французских коньяков.

Давно ли на правительственных банкетах подавали «Маотай» – 60-градусную сивуху из Гуйчжоу, к которой некогда питали пристрастие Мао Цзэдун и Дэн Сяопин. Нынче же китайские предприниматели пьют за деловым обедом «Курвуазье» или «Мартель», причем от начала до конца трапезы из шестнадцати блюд, а не в качестве пары финальных глотков.

Когда я вторично приехал на работу в Китай в 1992 году, темой разговоров был Пьер Карден, первым пробудивший у китайцев интерес к западной моде. Тогда же открыл свой бутик в Пекин-отеле Луи Вуттон. Теперь у него в Поднебесной уже девять фирменных магазинов. В сердце Шанхая, на набережной Вайтань, основал свой китайский филиал Джорджио Армани. А к 2008 году он планирует иметь в Китае тридцать торговых точек.

Однако спрос на предметы роскоши вызвал побочный эффект: параллельный рост производства нелицензированных подделок. Это ударило и по создателям престижных торговых марок, и по «новым китайцам». Присущий обитателям Поднебесной талант к имитации позволяет им как бы «клонировать» раскрученные мировые брэнды.

Костюм от Армани можно купить в шанхайском универмаге «Плаза» за 2 000 долларов, а на соседнем рынке Сянъян за 200 долларов. Там же продаются за четверть цены дамские сумки от Гуччи и Прадо с фальшивыми сертификатами подлинности. 200 тысяч часов «Ролекс», задержанных итальянской таможней, были сделаны настолько искусно, что даже представители этой швейцарской фирмы порой принимали их за настоящие.

Впрочем, западные предприниматели сами приучили китайцев имитировать их товары. Помню народную коммуну близ Пекина, где я еще в начале 80-х годов увидел крестьянок, вязавших на спицах свитера из мохера. К ним пришивали этикетки: «Пьер Карден. Ручная работа. Париж». Французский кутюрье поставлял нитки, лекала с указанием количества петель в каждом ряду. И забирал всю готовую продукцию – экспортируя таким образом овеществленный труд.

В аграрной провинции Хэнань я видел земледельцев, которые после уборки пшеницы и хлопка до весны становились надомниками Армани. Они вручную пришивали подкладку и пуговицы к его модным пиджакам, скроенным и сшитым в соседнем городке.

Так называемая сельская индустрия Китая, которая производит треть товаров для экспорта, знает тысячи примеров подобной интеграции. А поскольку старательные рабочие руки стоят там всемеро дешевле, чем на Западе, такие изделия очень конкурентоспособны. Приобщив китайцев к выпуску модных, престижных товаров, иностранцы создали предпосылки для «пиратства», поскольку понятие интеллектуальной собственности местным предпринимателям пока неведомо.

Так «новые китайцы», нередко причастные к фальсификации, сами становятся ее жертвами. Словом, если для героев Ильфа и Петрова вся контрабанда делалась на Малой Арнаутской, то нувориш в Поднебесной опасается: как бы купленный им костюм от Армани не оказался из Хэнани.

Макао – азиатский Лас-Вегас

Макао – эта бывшая португальская колония в Азии – так же связана с казино и рулеткой, как Монте-Карло в Европе или Лас-Вегас в Америке. С тех пор, как в 1847 году там открылись игорные дома, в них неизменно влечет людей – кого любопытство, кого надежда разбогатеть, кого похожий на наркотическую зависимость азарт.

Бродя по Макао, вспоминаешь исторические памятники Латинской Америки, оставленные конкистадорами. Те же старинные католические соборы, мавританские арки торговых рядов, кованые решетки на балконах особняков. На всем лежит печать старины, даже некоторого запустения. Таким был Макао в викторианскую эпоху, когда тут побывал Киплинг. Таким же его увидели в 20-х годах Шаляпин и Вертинский.

Когда с победой революции на китайской земле закончился век колониализма, два его осколка уцелели еще на полстолетия. Это британский Гонконг и португальское Макао. Поборники воссоединения родины привыкли говорить о «двух отрезанных ломтях и одной краюшке». Главный ломоть – Тайвань с населением 23 миллиона человек, поныне остается «мятежной провинцией». Что же касается Гонконга (7 миллионов) и «краюшки» Макао ( где жителей в пятнадцать раз меньше), то они были возвращены Китаю соответственно в 1997 и 1999 годах на основе формулы «одна страна – два строя», то есть при условии сохранения там прежних порядков.

Макао изначально привлекало туристов экзотикой. Но после 1949 года любителям попытать счастья у рулетки, поиграть в баккара или покер стало приятно щекотать нервы соседство коммунистического Китая. Ведь буквально рядом совсем другой мир, где у всех на устах то новостройки пятилетки, то самосуды хунвэйбинов, то нравы «новых китайцев». И чем стремительнее менялась Поднебесная, тем колоритнее становилась неизменность Макао.

Бывшая колония, как и Гонконг, имеет статус специального административного района. Игорный бизнес по-прежнему дает 75 процентов доходов местного бюджета, поддерживает единственную кроме него отрасль здешнего предпринимательства – туризм. 82-летний Стенли Хо владеет двенадцатью действующими казино и туристской фирмой. Его самое крупное игорное заведение – «Лиссабон» было открыто в 1970 году. Оно уже не блещет новизной: потерлись ковры, потускнели люстры.

С началом нового тысячелетия власти Макао с благословения Пекина отменили монополию местных предпринимателей на игорный бизнес, и выдали лицензии двум магнатам из Лас-Вегаса. Американцы Шэлдон Эделсон и Стив Уинн разбогатели на родине благодаря идее слить воедино туристский отель, развлекательный центр и казино.

Эделсон потратил 240 миллионов долларов, дабы построить в Макао такой комплекс с отелем на три тысячи мест. На его открытие собрались пятнадцать тысяч здешних жителей, тщетно надеявшихся, что первые посетители по обычаю получат бесплатные фишки. Хозяин из Лас-Вегаса воздал должное местным традициям иначе. Он поставил несколько столов для игры в маджан (учитывая пристрастия азиатов), и отрегулировал игорные автоматы так, что они выплачивают «джэкпот» при трех восьмерках (счастливое число на Востоке), а не при трех семерках, как в Америке.

По замыслу Эделсона, по набережной со временем протянется вереница из двадцати подобных комплексов, общей стоимостью в 12 миллиардов долларов. Тогда, по его словам, «Макао действительно станет азиатским Лас-Вегасом». Второй магнат – Уинн планирует начать строительство крупнейшего в Тихоокеанском бассейне отеля-казино стоимостью в 550 миллионов долларов.

Приток американских инвестиций вызвал бум, невиданный даже по китайским меркам. Валовой продукт Макао подскочил за год почти на 17 процентов. Доходы двенадцати казино в Макао достигли 3,8 миллиарда долларов. Тогда как прибыли двадцати двух казино Лас-Вегаса составили 4,8 миллиарда долларов.

Словом, дело не в американцах, а в том, что они появились вовремя. Среди клиентов игорных заведений стало вдвое больше соотечественников из материкового Китая. Вместо воспетого Буниным «господина из Сан-Франциско» самыми состоятельными туристами становятся «новые китайцы», для которых в Поднебесной, впервые за пределами США, будут собирать «кадиллаки».

Социализм с подтянутым лицом

«Хочешь быть красивой – терпи!» – эта французская поговорка, рожденная в эпоху корсетов, имеет китайский аналог. Только если парижанки немыслимо стягивали себе талии, то в Поднебесной девочкам из богатых семей туго бинтовали ноги. Взрослая женщина со ступнями подростка и с неправдоподобно длинными ногтями в серебряных чехольчиках на пальцах рук демонстрировала, что физический труд – не ее удел. В Китае 50-х годов я еще застал степенных старушек, которые ковыляли на своих «копытцах», как в просторечии именовали их изуродованные ради мнимой красоты ступни.

И вот через четверть века после того, как Дэн Сяопин заменил уравниловку бедности девизом «стать богатым почетно», забытый обычай бинтовать ноги уступил место новым веяниям. Дебаты о «социализме с человеческим лицом», или о «социализме с китайской спецификой», породили иронический термин «социализм с подтянутым лицом». Жительницы Поднебесной всерьез озаботились улучшением своей внешности, что вызвало в стране небывалый бум пластической хирургии.

Этим видом деятельности ныне занимаются более десяти тысяч медицинских учреждений, хотя большинство из них можно назвать таковыми лишь с натяжкой. Только за последнее десятилетие около двухсот тысяч человек обращались к властям или в суды с жалобами на неудачные операции, которые были им сделаны людьми без лицензий или в антисанитарных условиях.

Но при всех издержках, совершенствование внешности с помощью скальпеля стремительно развивается. Самыми крупными медицинским учреждениями этого профиля являются Госпиталь пластической хирургии в Пекине и Девятая больница в Шанхае. Их создали еще в 50—60-х годах, дабы устранять шрамы на лицах раненых в Корее китайских добровольцев, а позднее – жертв американского напалма во Вьетнаме. Пластическая хирургия была предназначена для помощи тем, кто пострадал в результате военных действий, природных катастроф или имел физические дефекты от рождения.

Однако вошедшее в быт телевидение и вездесущая реклама произвели переворот в представлениях жителей Поднебесной о женской красоте. В семьях «новых китайцев» голливудские стандарты стали образцами для подражания. У китаянок появилось желание улучшить то, чем наделила их природа и при этом выглядеть моложе. Пластическая хирургия, доступная лишь состоятельным людям, не только вошла в моду, но и стала престижной.

И вот результат: в Пекинском госпитале пластической хирургии ежегодно делают по двадцать тысяч операций, в Девятой больнице Шанхая – по двадцать пять тысяч. Как и в других странах, самой распространенной услугой является подтяжка лица (хотя на мой взгляд, она требуется китаянкам куда меньше, чем их ровесницам в Европе и Америке). Другая распространенная операция – подтяжка век, когда хирург убирает на них складки. Глаза из-за этого кажутся шире, их дальневосточный разрез становится менее заметным.

Но, по словам Цао Илиня – ведущего хирурга Девятой больницы Шанхая, поистине статус-символом для богатых китаянок стала силиконовая грудь. Она не только приближает обладательницу имплантатов к зарубежным эталонам красоты, но и демонстрирует, ее способность заплатить за это 2 500 долларов – годовую зарплату госслужащего.

Улучшать свою внешность с помощью пластической хирургии раньше всех в Поднебесной начали артистки театра и кино, модельерши. Они и теперь составляют третью часть пациенток. Другая треть– это «ночные бабочки», труженицы развивающейся секс-индустрии. Оставшаяся часть – это образованные женщины средних лет, считающие привлекательную внешность важным условием успеха в служебной карьере.

Шанхай удивил рекламный мир оригинальным замыслом. Вместо традиционного конкурса красавиц он провел «Конкурс непривлекательных». Самая некрасивая девушка получила в виде приза 12 тысяч долларов на пластические операции, результаты которых были потом широко разрекламированы. Ход необычный, но логичный, поскольку индустрия красоты стала одним из видов бизнеса.