Текст книги "Холодно в небесах. Книга первая"
Автор книги: Ву Вэй
Жанр: Киберпанк, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Пойдемте, Зиги, отведаем крольчатины.
– С удовольствием, – откликнулся советник и, поднимаясь с тахты, бросил короткий взгляд на управляющего, словно пытался извиниться за неловкость последней минуты.
Проходя по полутемному коридору, Зиги заметил, как тяжела походка высшего статусного лица. Высокая фигура Вэла отбрасывала черную тень на пол, и она волочилась за ним, как прожитая жизнь.
– Зиги, вы всегда, сколько себя помню, были рядом, – сказал Вэл, равнодушно теребя вилкой кроличье мясо в тарелке. – Вы для меня не просто советник, а, пожалуй, самый близкий друг и наставник.
– Не преувеличивайте моих заслуг, мой господин, – с улыбкой ответил Зиги. – Я всего лишь исполняю свои обязанности.
– Вот как? А мне казалось, что ваша преданность гораздо больше, чем простое исполнение государственных обязанностей, – несколько разочарованно произнес Вэл. – Я привык думать, что вы близкий мне человек.
– Вне всяких сомнений. Я поклялся вашему отцу быть всегда рядом и поддерживать вас во всем. Надеюсь, я держу слово. – Зиги поднял на управляющего полный внимания и преданности взгляд.
– Мне не на что жаловаться, в вашем лице я нашел верного помощника и опытного политика, – искренне ответил Вэл. – Но позвольте кое о чем все же спросить вас.
– Все, что угодно, мой господин, – с готовностью откликнулся Зиги.
– Десять минут назад вы затронули очень интересную тему… о душе. Мне хочется услышать, чем же, по-вашему, она успокаивается?
Зиги надеялся, что Вэл не решится задать один и тот же вопрос дважды. Но он решился, и отмолчаться, как в первый раз, советник уже не мог. Зная проницательность управляющего, он сомневался, что удастся отговориться общими фразами.
– Душа успокаивается тем, чем полнится, – медленно проговорил Зиги. – А полнится она светом, который приходит к нам, когда мы совершаем добрые поступки.
Вэл отложил вилку и перестал жевать.
– Действительно? – не скрывая удивления, спросил он.
– Конечно, – не без достоинства ответил Зиги.
На столе появились новые блюда, а в дверях промелькнула ускользающая фигура Сэла. Каждый думал о своем. Вэл пытался понять, искренне с ним говорят или дипломатично отводят разговор в общее русло. Поэтому он пристально всматривался в лицо советника, выискивая подсказки в мимике и взгляде. Зиги прикидывал, насколько удастся, не утратив доверия Вэла, вести разговор по общему руслу, сохраняя непроницаемое выражение лица.
– И как, советник, много света в вашей душе? – не без иронии спросил Вэл.
Зиги едва не поперхнулся, отпивая из кубка. Рука предательски дрогнула, и капля ягодного напитка кроваво окрасила белоснежную скатерть.
– Простите мою неловкость, мой господин, – смущенно проговорил советник, с трудом скрывая радость от возможности переключить внимание.
– Не стоит, – раздраженно ответил хозяин. – Это сущие пустяки, – Вэлу во что бы то ни стало хотелось услышать ответ на свой вопрос, и, пренебрегая условностями, он повторил его: – Так много в вас света, Зиги?
– Я бы не осмелился быть столь самонадеянным… – расплывчато начал советник, понимая, что от этого скользкого разговора уже не уйти. – Но мне кажется, что сейчас моя душа выбирается из потемок.
– Вот как? – воодушевился Вэл. – И что же выводит ее оттуда?
Зиги не сразу нашелся, что ответить. Вопрос показался ему бестактным и даже оскорбительным, но проявить свои чувства он не посмел и лишь уклончиво проговорил:
– Не знаю, мой господин, я просто чувствую некоторую перемену в себе. Надеюсь, я не ошибаюсь на свой счет и не приписываю себе заслуг, которых не имею.
3. Бил
Бил ожидал заседания Совета, сидя в изоляторе – комнате, зеркальной изнутри. Такое пространство отражало всякое желание, охраняя безопасность небожителей. Не будь этого, Бил разорвал бы небеса на кусочки, уничтожил экран и дал возможность тем, кто внизу, вспомнить, что они тоже люди и тоже имеют право думать и жить так, как хотят сами. Не будь этого, Бил нашел бы главного управляющего и убил бы его. Но вместо этого Бил вынужден был сидеть и ждать, видя только свое многократное отражение в зеркалах.
Пространство изолятора было довольно ограниченно: Бил пробовал ложиться поперек него, и тогда он больно упирался о стену пучком черных волос, собранных на затылке. Юноша был высокого роста, но его тело еще не успело набрать достаточно мышечной массы, отчего он выглядел худым и нервическим. Огромные синие глаза, казалось, занимали треть лица. Они были несколько глубоко посажены, высокие скулы отчетливо выступали, прямой нос и чуть выдающийся вперед подбородок несли отпечаток благородной индивидуальности, что часто считается красотой и чего практически невозможно встретить в лицах простых жителей сообщества. Привлекательная внешность, выделяющая их среди остальных, была побочным эффектом выродков. Многие считали их уродцами, настолько они были другими и больше походили на ненавистных небожителей, чем на нормальных людей. Бил и сам примерно так же относился к себе: он сожалел, что не мог, как все, просто жить и ни о чем не думать, а вместо этого постоянно влипал в неприятные истории. Но больше того он сожалел, что, несмотря на понимание происходящего, ничего изменить был не в силах, что все его попытки что-то сделать либо ни к чему не приводили, либо, как сейчас, оканчивались гибелью других.
Билу не было страшно, он знал, что ему ничто не угрожает, потому что физическое принуждение в сообществе запретили сто пятьдесят лет назад, а разного рода гармонизации он уже проходил, и это никак особенно не повлияло на его жизнь. Билу было очень жаль времени, потраченного на ожидание собрания клоунов – так он называл сенаторский совет.
Юноше казалось, что он провел в изоляторе несколько дней, что время растянулось и сжалось одновременно, а пространство сломалось. Он был уверен, что за ним наблюдают, и это обстоятельство поначалу придавало сил, вдохновляя на мелкие провокации: корчить рожицы невидимым тюремщикам, театрально заламывать руки, изображая муки раскаяния, или, как однажды, притвориться мертвым. Но реакции на его проделки не было никакой, и интерес к самодеятельным выступлениям иссяк, а вслед за этим появились апатия и нежелание о чем-либо сосредоточенно думать. Фрустрация развивалась стремительно, причиной чему было интенсивное воздействие на мозг волн особой частоты: Зиги распорядился «поработать» над его правым полушарием.
Первая попытка заснуть не принесла облечения: Билу приснился странный сон. Измученное сознание вытащило из глубин чудовищно нереальную картинку. Ничего подобного он не видел ни в одной передаче.
Билу снилось, что он на войне. Была ночь, внутри огороженного каменной стеной двора горели костры, вокруг которых сидели солдаты, одетые в короткие кольчуги и медные шлемы с плюмажем из конских хвостов, и негромко переговаривались, не обращая на Била никакого внимания. Они называли друг друга непривычно длинными именами, состоящими из двух или даже трех слов. Язык их был чужим, но Бил понимал каждое слово.
– Квинт Фабий Максим приказал не спускать с лучников глаз, – сказал воин, казавшийся старше других. – Боится, что еще какой-нибудь варвар так же, как Ректуген, прорвет осаду.
– Так пусть попробует, если рук хватит, – рассмеялся молодой солдат, с любованием рассматривающий свой красный деревянный щит, с большим железным кругом, украшенным цветными камнями. Его поддержали раскатистым хохотом несколько человек. – Не бойся, Полибий, Сципион укоротил им четыре тысячи пальцев.
Дружный громкий смех был прерван призывом воина в лагерь командующего.
– Иди, Полибий, Сципион хочет поделиться с тобой стратегией, – отпустил вслед удаляющемуся весельчак. – Не забудь потом рассказать нам, что мы завтра будем делать.
Полибий, не оборачиваясь, вышел за пределы лагеря и направился, спускаясь с холма, к ставке командующего. Бил шел за ним. Он не знал, как здесь оказался и зачем преследует Полибия. Но он знал, что это сон и что он делает то, что должен.
С холма открывался вид на западную часть осажденного города. Десять сторожевых башен, соединенных каменными стенами, окружали его. Между городом и лагерем был ров, заполненный водой. На городских стенах стражники прохаживались, держа в руках зажженные факелы. Небо наблюдало за происходящим миллиардами светящихся звезд. Сколько хватало глаз – всюду простирались холмы и равнины. Бил подумал, что земля еще изобилует ресурсами, их явно больше, чем необходимо, но люди уже убивают друг друга в войне за них.
Походная палатка Сципиона Эмилиана, разрушителя Карфагена, располагалась в центре лагеря, и это все, чем она отличалась от палаток других военачальников. Полибий вошел внутрь и увидел командующего, лежащего на простом соломенном матрасе, в руке он держал кусок льна, на котором было написано неровным спешным почерком несколько слов.
– Рад тебе, Полибий, – коротко произнес он. – Послал за тобой сказать, что из Рима пришли тревожные вести: убили Тиберия Гракха.
– Сочувствую тебе, он был твоим родственником, – тихо ответил Полибий.
– Так да погибнет любой, кто совершит подобное дело, – проговорил Сципион. – Пора кончать осаду Нуманции, надо возвращаться в Рим.
– Завтра хочешь пойти на штурм? Или дождешься, пока они сами съедят себя?
Полководец бросил на Полибия недоумевающий взгляд.
– Если бы моя туника могла рассказать о моих планах на завтра, я бы съел ее, – произнес он и посмотрел в сторону Била, стоящего за левым плечом Полибия.
Билу почудилось, что Сципион видит его, так выразительны были глаза военачальника, смотрящие на него в упор. Холодом обдало лицо и грудь юноши, противно защемило в подреберье. И в то же мгновение видение Била изменилось: он оказался на пиру, сидя за столом рядом с полководцем. Приветственные крики в честь великого воителя не оставляли сомнений: славилась победа. Сципион Эмилиан, теперь уже не Карфагенский, а Нумантинский, праздновал триумф – Нуманция пала, кельтиберы побеждены, непокорный город сровнен с землей. Но что-то печалит полководца, Бил видит, как углубилась межбровная складка на лице его, как наморщился лоб лысой головы. Кто-то подходит совсем близко к столу и спрашивает Сципиона, будет ли у Рима когда-нибудь еще такой вождь и защитник, как он.
– Будет, – говорит полководец. – И, может быть, даже он. – И кладет руку на плечо Билу…
Бил проснулся и долго не мог избавиться от наваждения. Виденное во сне казалось настолько реальным, что все окружающее его теперь, вызывало сомнения. Бил потрогал голову, проследил многократное отражение движения руки в зеркалах и застонал. Он судорожно пытался понять, кем был во сне, кто был тот юноша, на которого сквозь него смотрел Сципион, а потом ему же положил на плечо руку. В тот момент Бил уже не просто был где-то рядом, он был внутри другого, видел его глазами и слышал его ушами, чувствовал его плечом прикосновение руки полководца, но и своим – тоже чувствовал.
Бил хотел знать имя того, кого Сципион предрекал в защитники Рима. Путеводные нити лежали у него в руках: некоторые имена он знал, знал название осажденного и покоренного города. Если бы у него был доступ к сети сообщества, он бы попробовал отыскать имя того, кто на пиру сидел рядом с полководцем. Но доступа у Била не было, а историю он не знал, вернее, не мог знать, поскольку обучающие программы, доступные обычным людям, развивали навыки счета, чтения и письма. И только. История не считалась необходимым знанием для простых людей. Образовательные курсы давали сведения о профессии, к которой определял человека совет по производству общественных благ. Считалось, что лишние знания вредят сознанию и портят аппетит. Некоторые утверждали, что ненужная информация приводит к несварению желудка и развитию хронических заболеваний. Случаи такие были. Когда кому-то случалось забрести в сети «куда-то не туда» и вычитать что-то ненужное, его забирали специальные службы на госпитализацию, потому что человек начинал заговариваться, и ему угрожало помешательство. После недлительной изоляции он возвращался совершенно нормальным и больше не проявлял интереса к ненужной информации.
Когда был жив отец Била, он рассказывал сыну разные истории. Из его слов получалось, что человек живет на земле многие тысячи лет и жизнь человека всегда была разной, а в чем-то и одинаковой. Отец говорил, что были времена, когда всеми управляли цари, что царь – это практически то же, что статусное лицо высшего уровня, только делать может все без ограничений. Рассказывал, что не так давно, каких-нибудь двести лет назад, люди все были умные и жили свободно, но бедно, но были и те, кто владел огромным состоянием, по примеру того, как сейчас небожители владеют всеми ресурсами. Но однажды люди придумали вирус, чтобы поделить оставшиеся на планете ресурсы. Это была война, в которой погибла значительная часть населения. Война продолжалась несколько лет, все это время людям говорили, что вирус опасен, и заставляли носить на лице специальные повязки, чтобы не дышать зараженным воздухом. Люди носили маски, месяцами оставались дома и отвыкали общаться друг с другом. Их жизнь изменилась настолько, что они перестали думать о чем-то другом, кроме того, чтобы просто выжить. Со временем людей осталось совсем мало, и те, кто остался, не хотели быть умными, по крайней мере, не хотели, чтобы об этом знали другие. Так было безопаснее.
Бил тогда спрашивал, почему люди разные: небожители – умные, а простые – спокойные. На что отец улыбался и отвечал: «Всему свое время, подрастешь – поймешь». Отца не стало, когда Билу было семь. Теперь он вырос и понял только одно: мир устроен неправильно, а как должно быть правильно, ему так никто и не рассказал.
Однажды Била позвали в соседний энгл. Мартин как-то встретил его на улице и спросил, не хочет ли он вечером выпить чая и послушать, что говорят умные люди. Бил всегда хотел встретиться с умными людьми и согласился. Но то, что он услышал в тот вечер, совсем не показалось ему умным. Собравшиеся, а их было около двадцати человек, рассуждали о том, что так дальше жить нельзя, нужно по-другому, нужно заставить небожителей допустить людей к информации и позволить самим решать, как им жить. Еще они говорили, что небожители должны поделиться со всеми ресурсами и убрать защитный экран. Бил ничего тогда не говорил, только слушал. Потом он пришел домой и спросил мать, что она думает обо всем этом. Мать ответила, что ничего не думает и что было бы лучше, если бы и он поступал так же. Через пару дней Бил снова захотел поговорить с умными людьми и узнать у них, что делать дальше и как менять жизнь. Он пошел в соседний энгл, нашел Мартина и спросил, когда будет следующая встреча. Но Мартин ответил, что больше встреч не будет, потому что место выследили и многих забрали на исправление. Бил расстроился настолько, что его желание тут же материализовалось, и многие люди захотели с ним поговорить. И даже мама сказала в тот вечер, что, если бы был жив папа, он обязательно все объяснил бы, а сама она не может думать так длинно. Было это пять лет назад.
С того времени Билу не раз случалось бывать на подобных встречах. Но ничем конкретным они не заканчивались: люди говорили, что надо что-то делать, и ничего не делали. Больше двух раз в одном месте встречаться не получалось – сходку обнаруживали, а людей забирали «на исправление».
Сейчас Бил как никогда прежде нуждался в информации. Ему казалось, что от этого зависит, какой будет его жизнь дальше. Он мучительно напрягал сознание, пытаясь найти выход, но зеркальный периметр не позволял ему сконцентрироваться и родить хоть какую-то мысль. Бил пытался еще раз заснуть, надеясь оказаться там, откуда пробуждение вырвало его и бросило в отражающую реальность. Он постарался придать своему желанию оказаться рядом со Сципионом максимальную силу, но у него не получалось материализовать его.
Измученный, он лежал на спине и не решался открыть глаза, чтобы в очередной раз не увидеть одно и то же отражение.
К концу вторых суток психическое состояние Била расстроилось так, что в зеркалах он начал видеть не только себя.
Первым обнаружился некто Колин, житель шестнадцатого энгла, которого Бил практически не знал, но о котором знали многие другие, потому что он считался лучшим в округе проектировщиком садов. Колин показался в зеркальном отражении под самым потолком, и Бил встретился с ним взглядом, лежа на полу.
– Я схожу с ума? – Бил зажмурился в надежде, что ему померещилось.
– Маловероятно, приятель, – послышался глухой, утробный голос сверху.
Руки и ноги Била похолодели, ему стало страшно.
– Что тебе надо? – крикнул он и вскочил на ноги – изображение Колина исчезло.
Бил перевел дыхание, помотал головой и в очередной раз подумал, что сходит с ума. Но как только он принял измененную форму своего сознания, призраки полезли отовсюду: потолок смотрел на него в двадцать глаз, на каждой стене отражались очертания малознакомых и совсем незнакомых лиц. Они все когда-то жили по соседству, пока ему не вздумалось возжелать гоночную трассу. Тогда он и предположить не мог, что сила его желания так велика, что защитный экран не выдержит и материализация произойдет прямо в том самом месте, где жили все эти люди. Ничьей смерти он тогда не хотел. А вот сейчас… Сейчас он уже ни в чем не был уверен.
– Что вам от меня нужно? – произнес он голосом, похожим на стон.
Они заговорили разом, и комната загудела сотней голосов, как рой над пчелиным ульем. Бил закрыл уши руками и сел на колени. Сразу все стихло.
– Мы должны предупредить: Сенат готовит крайние меры на твой счет, – проговорил Харви, мужчина лет тридцати, когда-то помогавший матери Била в получении дотации на лечение невроза через службу наземного управления. – Вэл принял исключительные полномочия, охота на выродков началась. Он не успокоится, пока не уничтожит всех до последнего. Включая тебя.
– Почему вы это делаете? – удивился Бил. – Вы же умерли по моей вине!
Ему показалось, что призраки улыбались, хотя очертания лиц были так размыты, что точно определить их выражения было трудно.
– Мы умерли гораздо раньше, – двусмысленно заметил Колин. – Ты и такие, как ты, могут изменить мир. Сломайте чертово небо, дайте людям возможность жить по своей воле. Два миллиона человек не должны быть рабами у тысячи бездушных тварей.
– Как мне отсюда выбраться?
– Отсюда не получится, – ответил Харви. – Прорывайся после суда. Мы попробуем ослабить конвой.
– Как?! Вы же бестелесные, – удивился Бил.
– Мы что-нибудь придумаем. – Теперь Колин, Харви и другие действительно улыбались…
Бил очнулся, лежа на полу изолятора. Открыв глаза, он увидел свое отражение в зеркальном потолке и не сразу узнал в нем себя. На мгновение ему даже показалось, что тот, сверху, пристально наблюдает за ним. Бил поднял руку, и зеркало с запозданием отразило движение. Бил содрогнулся. «Я тронулся», – с горечью подумал он, вспоминая сон с привидениями и пугаясь собственных мыслей о том, что кто-то другой смотрит на него. Закрыв глаза, немного пришел в себя: по крайней мере, испепеляющая камера ему не грозит, а с нервами он потом как-нибудь справится.
…С утра четвертого дня действия исключительных полномочий Вэл был совершенно не в духе. Зиги удалился на землю под предлогом окончательной проверки наличия выродков, не желая попасть под горячую руку. Главный управляющий маневр распознал, но препятствовать советнику не стал, потому что видеть в это утро ему никого не хотелось. Он раздражался по любому поводу: гибель Евы сказалась сильным расстройством нервной системы, и холодный, уравновешенный, даже жесткий нрав его дал трещину. Ничто не радовало и не приносило облегчения, даже тот факт, что вчера изъяли последнего выродка и присоединили к двенадцати предыдущим, ожидавшим приговора в изоляционной тюрьме.
Исключительные полномочия давали управляющему право уничтожить всех без суда и следствия, но в этот раз Вэл захотел проявить «гуманность» и провести показательное судебное слушание. Обвинение он сформулировал как «преднамеренное осуществление действий, представляющих особую опасность для всего человеческого сообщества». Дело значилось в истории судебных разбирательств под номером 36 – столько раз за период его правления Совет решал судьбу выродков. Для Била Вэл распорядился подготовить отдельное дело, по которому выдвигалось обвинение в организации государственных преступлений. Слушания по обоим процессам не предполагали присутствия на них обвиняемых и назначены были на полдень этого дня.
Вэл сидел за столом на открытой террасе, примыкающей к огромной столовой, пытаясь закончить завтрак. Кусок в горло не лез. Омлет и фруктовый салат были почти не тронуты. Начинался теплый солнечный день. Зеркальная гладь Байкала простиралась перед ним. Тридцать одна тысяча семьсот двадцать два квадратных километра высокотехничной голографической имитации древнего сибирского озера были экраном, защищающим небо от земли. Снизу экран был невидим, чтобы те, кто остался жить под ним, не забывали, как выглядят небо, солнце, звезды. Более чем тридцатикилометровая площадь, на которой постоянно проживали около двух миллионов человек, была обнесена ограждающим периметром, за которым начиналась запретная территория, так называемое небо, вход простым смертным сюда был закрыт.
За периметром простирались сохраненные и всячески оберегаемые ресурсы, в битве за которые двести лет назад численность населения планеты сократилась вчетверо за первые сорок лет и в тысячу раз за последующие десять.
С другой стороны периметра небожители обитали в виллах, выстроенных на гектарах земли каждая. Правда, собственно на земле находился только лифтовой порт жилища, само же оно располагалось на высоте двухсот пятидесяти метров. Этого требовали меры безопасности на случай, если наземным жителям удастся сломать периметр или проявить недовольство иным образом.
Вилла Вэла, в отличие от остальных, открывалась огромной террасой в сторону Байкала. Это была привилегия носителей высшего статуса – ежедневно видеть древний резервуар с чистой водой – символ жизни на земле. Вэл любил здесь завтракать. Вид на озеро завораживал, имитация в достоверности могла поспорить с реальностью: волны поднимались, и слышался их шум, ветер оставлял на лице приятную прохладную влагу, впереди виднелся Ольхон…
– Господин главный управляющий, – донесся голос из-за спины.
Это был Кронс, министр просвещения и лояльности. Он лично работал над заданием Главного управляющего по созданию матрицы таргетного воздействия. Таргетом в данном случае было правое полушарие. Именно оно, все еще развитое у выродков, позволяло им думать отвлеченно и, интегрируя эмоции в сознание, пробивать защитный экран силой своих желаний.
К Вэлу природа не была благосклонной: его правое полушарие практически не работало. Иначе он давно нашел бы способ реализовать свою мечту – поднять Еву в небеса. Конечно, раскрытие происхождения девушки сразу лишило бы управляющего высшего статуса и, как следствие, этой прекрасной виллы с видом на Байкал. Но такое положение вещей не пугало Вэла, поскольку настоящий Байкал и иные ресурсы, находящиеся в его личном владении, на столетия гарантировали высокий уровень жизни всему роду. Единственное, чего он ждал, – это восемнадцатилетия Евы. Цель была на расстоянии вытянутой руки – через несколько месяцев его дочь должна была стать совершеннолетней. Если бы не Бил.
При мысли о выродке кровь бросилась в лицо Главного управляющего – желание убийства отравляло сознание сильнее, чем жажда власти.
– Кронс, приветствую, – обернулся он к министру и жестом пригласил сесть рядом.
Министр, приятно удивленный, сел напротив. Он был осведомлен о скверном настроении господина и поднимался сюда как на Голгофу.
– Сок? Кофе? Не стесняйтесь, Кроне, угощайтесь, – пододвигая кубки, предложил Вэл.
Министр, человек не самой приятной наружности, с желто-рыжими тонкими волосами на больше обычного размера черепе, с выкатившимися слегка глазами и пухлыми губами, очень любил хорошо поесть, о чем свидетельствовало появляющееся брюшко, плохо скрываемое складками платья. От предложения главного управляющего он отказаться не смог и угощался брускеттами с деликатесами, пил кофе жадными глотками, смакуя его насыщенный вкус.
Вэл поднялся из-за стола, знаком предупредив подскочившего было министра, чтобы тот спокойно сидел. Управляющий подошел к краю балюстрады, ограничивающей террасу, оперся на нее и слегка наклонился вперед. Перед ним открывался величественный вид. Солнце прогрело воздух, все говорило о том, что день будет жарким.
– Итак, Кронс, как обстоят дела с матрицей цели? – спокойно, но требовательно поинтересовался Вэл.
– Все готово, господин Главный управляющий, – поперхнувшись брускеттой, отчитался министр. – Мы ждем только вашего указания.
– Хорошо, – медленно произнес Вэл и зашагал по террасе в приятной задумчивости. Месть его была подготовлена. Осталось выбрать наилучший момент для нанесения удара. Выродки заплатят за гибель Евы, за все заплатят. – Хорошо, – снова повторил он, будто наслаждаясь звуком собственного голоса. – Я скажу, когда действовать. Спасибо, министр, вы хорошо поработали. Надеюсь, вы не подведете меня.
– Не беспокойтесь, господин Главный управляющий, матрица идеальна, она положит конец выродкам навсегда.
– Дай Бог, – отстраненно ответил Вэл. – Если все так, как вы говорите, я сам присвою вам второй уровень влияния сразу после проведения контрольных измерений.
Кронс затрясся от радости. Предвкушение новых возможностей бросило его в краску. К каждому новому статусу прилагались новые ресурсы, которые навсегда потом оставались в собственности рода. Поэтому он почтительно опустил голову и с достоинством произнес:
– Небеса могут быть спокойны, новая матрица не оставит внизу никого, кто был бы способен нам навредить.
Слушание по делу о выродках состоялось в назначенное время. Все без исключения члены Совета явились в Большой зал без опоздания, что говорило о крайней заинтересованности каждого в скором решении. По традиции членам Совета были предоставлены время для выступления и возможность предложить свою меру наказания за предъявляемые преступления. На этот раз все на удивление были единодушны в выборе высшей меры: ссылка куда подальше. Смертная казнь также единогласно была отвергнута: ответственность за уничтожение душ никто на себя брать не хотел. В конце заседания слово взял Главный управляющий:
– Мне нравится, что собрание столь единодушно сегодня. Это свидетельство того, что нами движут благие цели и мы на правильном пути. – Зал одобрительно ухнул. – Хочу вам всем напомнить, что наша основная задача – поддержание жизни на земле и сохранение ресурсов для будущих поколений, – продолжал Вэл, все более вдохновляясь. – Но это возможно только в условиях политической стабильности и жесткого контроля поднебесного населения в плане рождаемости и лояльности нашей власти. Нам в наследство досталось непростое бремя: люди, хотя и намного реже, чем раньше, но продолжают вырождаться. Они производят на свет не выродков, а наши с вами проблемы! Это серьезные проблемы, господа, которые представляют угрозу всему сообществу. Выродки не способны подчиняться, они не принимают основополагающего принципа современности: люди не рождаются равными и потому все не могут жить в небесах – это удел избранных. Избранные – это мы с вами, и так будет во веки вечные! Покончим с выродками раз и навсегда!
Собрание одобрительно аплодировало. В этот момент солнце померкло, ни пойми откуда взявшиеся тучи обложили небо со всех сторон. Все притихли и с некоторой опаской посматривали друг на друга. Тогда Вэл продолжил:
– Чтобы завершить начатое, мне нужны два решения. Во-первых, согласованный выбор места ссылки тринадцати выродков и отдельного места для Била Корна. Во-вторых, ваше согласие на применение сегодняшней же ночью новой матрицы воздействия на правополушарную зону мозга всех, кто живет внизу. Какие будут предложения по первому пункту?
С трибун послышались отдельные выкрики: «Первый век!», «Минус второй!», «Двенадцатый век!», «Пятнадцатый век!».
– Пятнадцатый век выглядит наиболее предпочтительным, – прервал Вэл. – Инквизиция дает нам особые гарантии того, что сосланные затеряются во времени, не причинив ему особенного вреда. Кто поддерживает?
Поддержали единогласно.
– Куда сошлем Била? Есть мнения на этот счет?
– Да, мой господин, – произнес Зиги, поднимаясь с места в знак уважения. – Предлагаю минус шестой век, место ссылки – Пелопоннес.
Зал одобрительно зашумел, но Вэл поднял руку вверх и призвал к тишине.
– Мне не кажется это хорошей идеей. Там достаточно сосланных, один Платон чего стоит. Хорошо, что он так и не смог вспомнить всего, но был уже близок к раскрытию. И хорошо, что своевременно удалось уничтожить последние его труды, а то неизвестно, к чему пришли бы его последователи. Но вспомните, каких усилий нам это стоило! Предлагаю отправить Била не так далеко. Середина двадцатого века выглядит вполне подходящей: в начале двадцать первого он найдет применение своим способностям, да и вектор развития этого времени вполне соответствующий. И контролировать его на таком расстоянии нам будет проще.
По традиции Вэлу предстояла последняя встреча с обвиняемыми. Не то чтобы им давался шанс раскаяться и получить прощение, скорее этого требовала подготовка к маркированию – процедура, которой подвергались «особо опасные». Приговор должен был быть приведен в исполнение утром следующего дня, поэтому времени было достаточно. Била заранее определили в категорию «особо опасных», но заходить к нему Вэл не собирался. Остальные помещались в одном изоляторе, что облегчало задачу.
К вечеру Главный управляющий подготовился к встрече, которую про себя считал более допросом, чем простым тестированием. Для полной убедительности он нацепил знаки отличия носителя исключительных полномочий: черный мундир с голубыми шевронами и изображением разящей молнии на спине. Ровно в восемь вчера во всем блеске и в сопровождении Зиги и Кронса он вошел в изолятор. Заключенные сидели на полу по периметру зеркальных стен. Многократные отражения создавали иллюзию, что их было не тринадцать, а более ста человек. Вэлу стало не по себе, и он приказал опустить затемнение. Тут же зеркала превратились в матовые поверхности. Избавившись от отражений, Главный управляющий почувствовал себя увереннее.
– Завтра вас всех ждет казнь, – сурово произнес он.
Заключенные никак не отреагировали на его слова.
– Я должен спросить, есть ли у вас последнее желание?
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?