Текст книги "Курятник. Мелодрама"

Курятник
Мелодрама
Вячеслав Денисов

© Вячеслав Денисов, 2017

ISBN 978-5-4485-1170-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Её звали по разному, кто тётей Валей, а кто уважительно по имени и отчеству, но в основном, даже дети, называли её просто Валентиной. Она была тихой, безобидной женщиной. Не знала лёгкой жизни, но никогда и никому не завидовала и не жаловалась на судьбу. В её двухкомнатной квартире всегда была идеальная чистота и царил полный порядок. Если теперь её квартира постепенно превратилась в настоящий курятник, то в этом была не её вина. Жизненные обстоятельства вынудили её держать на кухне самых что ни наесть настоящих несушек. Это были хорошо откормленные пеструшки. Валентина держала их на кухне, предварительно соорудив деревянные решётки, слабо напоминающие птичьи клетки, в которых были насыпаны опилки. Если верить Валентине, то благодаря именно этим опилкам, она избавлялась от неприятного запаха куриного помёта. Она привыкла к своей квартире, и даже не замечала, что при всей её чистоплотности, на кухню просто невозможно было войти. Помимо всего прочего, в квартире пахло псиной от рыжей дворняжки, которую по складу своего доброго и жалостливого характера, Валентина приютила, подобрав её на улице. Посторонние люди, стараясь не обидеть добродушную хозяйку, всё же изредка заходили к ней в гости, но на предложение Валентины пройти на кухню и выпить чашечку кофе, категорически отказывались, подбирая более или менее уважительные причины. Впрочем, чтобы не быть чересчур голословным, нельзя не сказать, что в летний период, когда на деревьях распускались почки и талый снег постепенно исчезал, превращаясь в звонкие ручейки, Валентина вместе со всей своей живностью перебиралась на загородную дачу. И вот тогда, её курам было настоящее раздолье, а рыжая дворняжка целыми днями бегала по лужайке, гоняя мух и прочую летающую живность. При этом она не забывала вовремя подбежать к своей миске, дабы назойливые пеструшки не успели накинуться на содержимое там лакомство. Петух, здоровый и цветастый, был настоящей гордостью Валентины. Драчун и забияка, он всё же побаивался своей хозяйки, а если и выражал своё неудовольствие хлопаньем крыльев с предупредительным кукареканьем, то всё же никогда не осмеливался наброситься на Валентину вцепившись ей в руку своим острым крепким клювом. К сожалению, лето на севере слишком короткое и лишь подрастали цыплята, как Валентине приходилось пускать их на мясо, оставляя для развода своих яйценосных пеструшек. Этот период времени был самым неприятным и Валентина, при всей её любви к животным и птицам, была вынуждена брать острый топор и поочерёдно отрубать куриные головы. В отличие от свиней, которые предчувствовали свой последний час и как могли, вырывались и убегали от человека, держащего в руке длинный, остро отточенный нож. Куры же были смирными и даже глупыми птицами. Валентина держала их за ноги, клала головой на чурбан, а потом, легко взмахнув топором, отсекала им эти головы. Она ловко общипывала кур, аккуратно складывая их перья в пустую наволочку. Со всем этим скарбом, Валентина вновь перебиралась в город и уже тогда, её петух начинал горланить, тревожа соседей и по квартире вновь распространялся едкий запах куриного помёта. Её муж Геннадий, тяжело больной мужчина с двумя инфарктами, никогда даже не пытался перечить Валентине, либо его молодость была слишком бурной. Постоянно изменяя своей жене, он зачастую приходил домой со всякого рода заразными болезнями, пока, в конечном итоге, не стал таким, каким и должен стать истаскавшийся по женщинам человек. Валентина вновь приняла его к себе, но уже смотрела как на пустое место, не воспринимая всерьёз, и при малейшей его провинности, указывала ему на дверь. Понимая своё безвыходное положение, Геннадий смирился со своей участью и старался лишний раз не перечить жене. Он выполнял все её прихоти, в меру своих сил и возможностей. Их сыновья, которые уже давно жили отдельно от родителей, так же не обращали на домашний курятник ни малейшего внимания, либо навестив родителей всегда уходили с полной кошёлкой самых свежих яиц, которые можно было набрать тут же, запустив руку под одну из несушек, или покопавшись в опилках. Если старший сын пошёл по стопам отца и по собственной ветряной несерьёзности остался без жены и сына, то младший, не в пример им обоим, был вполне степенным человеком, чем и снискал любовь и уважение со стороны матери. Валентина безумно любила его, а если когда и ругала, то делала это всё с той же материнской любовью, словно отчитывала лишь для проформы и дабы показать, что она ещё не утеряла власть над собственным сыном. Тихая, безобидная и добрая женщина, она была измучена жизненными проблемами и, не смотря на то, что сумела сохранить свою независимость, и делала вид, что ещё на многое способна, всё же была больной и несчастной женщиной. Если первая измена мужа, да и все его последующие похождения изрядно потрепали ей нервы, то смерть её четырёхлетней дочери, которая умерла у неё на руках, неимоверно мучаясь от злокачественной опухоли, почти сразу подорвала всё её здоровье. С той самой поры, Валентина почти не улыбалась. Нельзя сказать, что смысл жизни для неё был потерян, но и особого наслаждения от такой жизни она тоже не испытывала. Она не стала замкнутой и не чуралась людей, а реже наоборот. Старалась как можно чаще бывать на производстве и приглушала свою душевную боль в общении с коллективом. Однако время прошло незаметно, и пенсионное удостоверение лишило её последней радости в жизни. Теперь самые обыкновенные куры заменили ей и друзей и родственников. С утра и до позднего вечера она копошилась возле них, то меняя опилки, то подсыпая комбикорма и подливая воду. Куры её любили, и даже красавец петух, заслышав её голос, тут же поднимал голову и принимался довольно кукарекать. Эти птицы стали неотъемлемой частью её жизни. Валентина делилась с ними всеми своими горестями, да и в редкие радостные минуты так же присаживалась перед ними на давно пошарпанный стул, а затем долго и внимательно на них смотрела и любовалась. Она часто заводила с ними долгий, задушевный разговор. Она до такой степени изучила и знала своих кур, что, наверное, безошибочно смогла бы ответить, какое перо и при каких обстоятельствах потеряла та или иная пеструшка. Из-за любимых питомцев ей неоднократно приходилось ссориться с нижними соседями. Пеструшки неустанно что-нибудь клевали, а у соседей снизу на кухонном потолке постоянно раздавалось дробовое постукивание, которое, то было незаметно как тиканье часов, то вдруг било по ушным перепонкам монотонной дробью. Валентина, которой в своё время пришлось отказаться от двух хрюшек только из-за того, что у нижних соседей на потолке и по стенам начали появляться пахучие жёлтые пятна разящие свиной мочой, всё же считала кур безобидными птицами. Недовольные высказывания соседей она воспринимала как пустые и несправедливые придирки. Рядом с курами она ощущала себя счастливым человеком. Могла часами сидеть на корточках перед их клетками. С неописуемой, словно детской радостью, она собирала свежие яйца и аккуратно складывала их в кошёлку, которую предусмотрительно держала в холодильнике.

– Ах, вы, квочки мои миленькие! – приговаривала Валентина, нежно поглядывая на кур. – Что бы я без вас делала. Яйца нынче дорого стоят. Где бы мне столько-то купить? Одно облегчение, что подсобное хозяйство есть, а то бы пропала. А так вон, какую ораву прокормить можно. Да и сыночки лишний раз в дом к матери заглянут. А то, как же? Куриные яйца всем нужны! Без них ни котлет тебе, ни пельменей. Соседи надо мной смеются, а ведь ещё никто не отказался десяток – другой в подарочек принять. Никто не отказался от моего гостинца. Ах вы, пеструшки, кормильцы мои родненькие…

Словно оправдываясь, Валентина добавляла:

– Вы уж извините, что цыпляткам вашим головы посрубала. Для того и держат цыпляток, чтобы мясо было. Одними яйцами не прокормишься. Свои-то цыплятки, не то, что магазинские синюшные. Их и варить одно удовольствие. Мясо нежное, душистое и наваристое.

Она смотрела на кур и, погрозив им пальцем, приговаривала:

– Вас тоже под нож пущу, если плохо нестись будете. Так что, вы смотрите у меня, не балуйте. За то и держу, что яйца в доме не переводятся.

Куры изредка переставали клевать комбикорм и, склонив набок головы, смотрели на неё, словно внимательно вслушивались в её голос, на что Валентина ещё с большим старанием объясняла им какие они хорошие и как сильно она их любит.

Иной раз, когда яиц было слишком много, Валентина шла на рынок. Такой день был для её больного супруга настоящим праздником. Он уже знал, что она не вернётся с пустыми руками и обязательно прихватит поллитровку обыкновенной русской водки. Конечно, теперь не то, что в молодости, Геннадий уже не мог употреблять этот благородный напиток в прежних дозах, по состоянию его шаткого здоровья, но пару рюмочек он всё же мог себе позволить. Смакуя водку, он постоянно повторял одну и ту же прибаутку:

– Словно Боженька на колеснице проехал…

Потом он поглаживал себя по груди от горла и до желудка и принимался с удовольствием закусывать домашней яичницей.

Вот и в тот день, Геннадий сидел возле кур. Он с нетерпением ждал возвращение жены и даже успел заранее подготовить закуску. Внезапно его внимание привлекла одна из пеструшек. Она лежала в опилках в какой-то странной, неестественной для кур позе. Геннадий с трудом нагнулся и, просунув дрожащую от слабости руку в птичью клетку, слегка подтолкнул её. Пеструшка сразу повалилась набок. Её голова откинулась в сторону. Глаза и клюв были раскрыты.

– Ох ты, батюшки! Мать честна… – выругался он. – Кровь спустить надо, пока тёплая, иначе мясо испортится. Издохла курица! Вот моя Валюшка-то расстроится…

Он поспешно пощупал курицу и, убедившись, что она ещё действительно не успела остыть, тут же засуетился.

– Где же мамка ваша? Вот напасть! Что делать-то…

Геннадий положил курицу на разделочную доску и взял в руки нож. Он осторожно потрогал лезвие, которое показалось ему тупым. Тогда он достал брусок и стал точить лезвие. Он водил им по камню, а затем достал нулевую наждачную бумагу и, накрутив её на рукоятку молотка, стал шлифовать лезвие ножа. Он шлифовал его до тех пор, пока не исчезла крохотная стальная пыль. Затем Геннадий поставил остриё лезвия на ноготь большого пальца, и удовлетворённо заметив, что оно не соскальзывает, сказал:

– Вот теперь совсем другое дело. Таким ножом можно и курицу потрошить.

Вспомнив, что каждый раз на даче Валентина отрубала курин

...

конец ознакомительного фрагмента