Текст книги "Нация. Апокалипсис. Том третий"

«Казнь», – прочитал он про себя. И, о чём-то подумав, начал читать дальше: «К закату место казни было оцеплено спешившимися всадниками кавалерийской алы и ярусом вышепехотинской когортой. Кентурия Крысобоя, растянувшаяся по краям дороги, конвоировала повозки с осужденными, палачами и столбами для повешения. В конце шествовали солдаты, за ними двухтысячная толпа любопытных. Конница пропустила в первое оцепление толпу, в оцепление когорты пустили лишь конвой, осужденных и палачей. Страдая от невыносимой жары, солдаты в обоих оцеплениях проклинали казненных и желали им быстрой смерти. Из пик и плащей они устроили себе шатры от солнца, шлемы заменили мокрыми повязками, воды не хватало. К четвёртому часу казни зевак не осталось. В городе было интереснее, там готовились праздновать Пасху. В стороне, безучастно наблюдая за мучениями умирающих на крестах, сидел, прикрывшись капюшоном, начальник тайной службы, исполняя поручение Пилата. С обратной стороны холма прятался единственный зритель. Он прибежал к началу казни, пытался прорваться сквозь цепь солдат, но, получив удар в грудь, отказался от своих попыток, уединился в расщелине. Иногда он разговаривал сам с собой и записывал увиденное на пергаменте. Это был Левий Матвей. Он, опустив Иешуа одного, мучился дурными предчувствиями. А придя в город, услышал на площади, как объявляли приговор. Он побежал в толпе за приговорёнными, молясь о скорейшей смерти для учителя. Решив помочь избежать Иешуа истязаний, украл в хлебной лавке нож, чтобы убить его. Вернувшись, понял, что опоздал. По истечении четырех часов казни стал проклинать себя и Бога, требуя справедливости и чуда. Внезапно поднялся сильный ветер и появилась огромная туча. Из города прискакал командир когорты, что-то негромко сказал Крысобою и человеку в капюшоне. Солдаты стали собираться, кентурион с палачами направились к повешенным. Палач окликнул Га-Ноцри и протянул к губам на копье мокрую губку, а затем пронзил копьём сердце. После так же закололи других…»

Размышляя над тем, что он прочитал, Сомов вспомнил слова Сократа: «На свете нет злых людей, есть люди, которые не знают, как делать добро». «Но так ли это? – подумал он. – Может, добру лучше быть с кулаками; может, будет лучше, если человечество станет за него бороться всеми силами, а не агитировать различными средствами, ведь зло оно и есть зло – никакими уговорами его не победить. Может быть, борьба за добро и есть та величайшая истина, к которой надо стремиться? Может быть, это и есть Голгофа нашей совести? Вопросы, вопросы, вопросы…»

Глава XIV

Наступившие осенние дни в Киеве мало чем радовали. Мощное противостояние между политическими партиями, фракциями и различными группами, которые рождались каждый день как грибы, набирало обороты. Оглушённый всевозможными резолюциями, планами и задачами, украинский народ начали массово вовлекать в идеологическую борьбу. Не в силах разобраться в этом политическом хаосе, народ молчаливо наблюдал за действием политиков новой Украины, пытаясь понять, кто ему враг, а кто друг; кто с кнутом, а кто с малиновым вареньем. В общем, всё было как в той поговорке: «Визгу много, а шерсти нет».

И всё же, глядя на украинских политиков, некое экстенсивное развитие мысли народ всё же видел. Другое дело, люди не знали: на пользу это обществу или во вред? К примеру, в марте 1993 года кабинет министров Украины разрешил работу «доверительных сообществ», или трастов, открыв эпоху финансовых пирамид. Причём сделали они это одновременно с Россией, где запустили «МММ». Принцип работы и там, и там был прост: у населения принимали вклады под баснословные 10–15 % в месяц. Такая доходность, благодаря агрессивной рекламе, привлекала миллионы вкладчиков. Проценты первым платились из вкладов последних. Понятно, что как только прекращался поток новых вкладчиков, пирамида рушилась. Добиться возврата денег было невозможно. И всё потому, что само государство потворствовало этому преступлению, создавая тем самым различные формы криминальных структур, где накапливался первоначальный капитал. А население, между тем, перебивалось с хлеба на воду.

Если поинтересоваться вопросом, почему население повсеместно «повелось» на обман, поверив соблазнам призрачного мира, то выявится несколько причин.

Во-первых, за счёт массовой рекламы: телевидение в этот период было не только авторитетным источником информации (стереотип ещё советского времени), но и трибуной, с высоты которой день и ночь лилась «истинная» информация. Люди считали, что если это говорят по телевидению, то это правда. И переубедить народ было невозможно – всё воспринималось за чистую монету. Склонность к легковерию и податливость на убеждение со стороны достигли, если можно так сказать, своего апогея. Душа людей (от отсутствия веры) была настолько мягкой и податливой, что оказалась не способной оказывать сопротивление под тяжестью первого обращённого к ней убеждения. Как сказал в своё время один очень мудрый человек: «Как чаша весов опускается под тяжестью груза, так и дух наш подвластен воздействию очевидности».

Во-вторых, многие люди увидели в трастах возможность вырваться из той нищеты, в какой оказались… Какая ни есть, но была надежда. И люди хотели найти в этой надежде хоть какую-то точку опоры.

Одним словом, «новизна» побуждала людей принимать самые безрассудные поступки, от которых они страдали сами. Если бы они достаточно хорошо отличали невозможное от необычного, правду от лжи и всё то, что противоречило правде вещей и законам природы, если бы они не были безрассудно доверчивыми, то тогда бы ничего не было бы чрезмерного, от чего они могли бы страдать.

В общем, тщеславие и любопытство губило тысячи и миллионы людей в этот трудный исторический период.

В довершение всего жители Украины впервые, наверное, с войны вспомнили, что означает жить без света. Начались веерные отключения, люди могли в день по 8-10 часов сидеть без электричества.

И это в государстве, где был замкнутый цикл производства электроэнергии и вообще мощнейшая в Восточной Европе генерация, включавшая четыре атомных станции. Все эти факты, так или иначе, настораживали и пугали Сомова, так как всё это могло привести к непредсказуемым последствиям, а проще говоря, к взрыву, и каков он может быть для всей Украины, никто не мог предполагать. Но народ ничто не могло остановить, они продолжали восхвалять ангелов, но идти за демонами, которые всё больше и больше выступали за возрождение в стране чего-то нового и непонятного. Всё это предвещало большую беду.

Не лучше обстояли дела и в России. Москва была охвачена волнением…

3 октября политический кризис завершился победой президента Бориса Ельцина и разгромом Верховного Совета России, закрепив, тем самым, бесповоротность демократического пути развития. За трагическими событиями в Москве следила не только вся Украина, но и весь мир! Все ждали развязки – и она наступила.

Для руководства бывших советских республик это не было никакой неожиданностью, поскольку они все хорошо знали, кто такой Ельцин и на что он способен, особенно когда хорошо выпьет. А пил он, надо сказать, в последнее время, не просыхая. Быть под «хмельком» было его нормальным состоянием. Более того, руководители бывших республик видели связь этого человека с западными странами, в том числе с Америкой. А она, как показывает история, никогда не дружит просто так, у неё всегда есть соблазн к тем странам, которые можно использовать в своих интересах, превратив их в вассалов Америки. Но это мало кого волновало. Особенно население Украины. В этой ситуации Ельцин привлекал украинцев вовсе не тем, что он с кем-то дружит, а с кем-то нет, он привлекал их своей непримиримостью к коммунистическому строю, который разрушал с неимоверной жестокостью. И, конечно же, тем, что в период (1990–1991 годов) он фактически подталкивал украинцев к независимости, поскольку этот шаг был ему на руку в политической борьбе с Горбачёвым.

Приход к власти Александра Руцкого[19]19
  Руцкой Александр Владимирович (16.09.1947) – российский политик. Вице-президент России с 10 июля 1991 года по 4 октября 1993 года.


[Закрыть] и Руслана Хасбулатова[20]20
  Хасбулатов Руслан Имранович (22.11.1942 – 03.01.2023) – российский политик. Председатель Верховного Совета РСФСР с 29 октября 1991 года по 4 октября 1993 года.


[Закрыть] воспринималось руководством Украины не иначе как катастрофа, поскольку, как они считали, эти коммунисты могли вернуть их страну к прошлому. И не просто к прошлому, а к красному прошлому с советским оттенком. Все считали, что, одержи они победу, территориальной целостности Украины пришёл бы конец.

Эта боязнь исходила из того, что компартия Украины хоть и была официально ликвидирована, но её лидеры по-прежнему оставались на государственных позициях.

В Верховном Совете республики, к примеру, коммунисты сформировали устойчивое большинство, так называемую «группу 239», и легко проводили любые решения. Да и руховцы вели себя весьма своеобразно. С трибуны сессий клеймили позором КПСС и КПУ, выступали против засилья советской бюрократии, обличали социалистический строй и требовали больше демократии. Однако голосовали в унисон с «группой 239». Напрашивался законный вопрос: почему они так поступают?

Ответ на этот вопрос дал президент США Джордж Буш-старший ещё 1 августа 1991 года, когда выступал в Верховном Совете Украины. Говоря с трибуны, он призвал украинцев отказаться от сепаратистских идей и поддержать процессы демократизации советского общества, начатые Михаилом Горбачёвым. «Президент Горбачёв, – говорил он, – добился поразительных вещей, и целями его политики гласности, перестройки и демократизации являются свобода, демократия и экономическая свобода. Мы будем поддерживать как можно более прочные отношения с советским правительством президента Михаила Горбачёва, – заявил Буш-старший. И добавил: – …американцы не будут поддерживать тех, кто стремится к независимости для того, чтобы сменить тиранию местным деспотизмом. Они не будут помогать тем, кто поощряет самоубийственный национализм, порождаемый межнациональной ненавистью».

Слова американского президента тут же были услышаны всеми украинцами. Боясь гнева Америки, украинские националистические «демократы» не высовывались, даже на Западной Украине, поскольку идею самостийности мало кто поддерживал. Советская держава казалась им вечной и нерушимой. Но одно дело Горбачёв, а другое дело, когда к власти пришёл Ельцин. «Обнажив» меч против своих соратников, он покончил с «идолом коммунизма» не только на территории России, но и на территориях всех бывших республик СССР, обострив, что называется, одним махом хрупкий мир на всём постсоветском пространстве. Остановить этого разрушителя было невозможно. Почувствовав власть и поддержку США, его понесло так, что он рубил направо и налево, словно в его кровь и плоть вошли новые дьявольские силы, про которые он не знал и не ведал раньше. Тем более он прекрасно понимал, что толпа всячески обожает таких людей, как он. И не просто обожает – любит! Она идёт за такими людьми в огонь и в воду, не вдаваясь в какие-то частности. В этом историческом «походе» она готова простить ему всё, чем грешит сама: ничтожество, глупость, презрение, себялюбие, завистливость и неблагодарность.

На этой волне все с интересом следили за Ельциным, человеком, который выступал с самых первых дней развала Союза за независимость Украины. Все, от мала до велика, хорошо помнили его слова: «Проснулся утром – подумай, что ты можешь сделать для Украины?» И он делал… Во всяком случае, когда расстреливали в Москве из танков Верховный Совет, власть Украины ликовала!

Расстрел парламента показывали в прямом эфире все мировые телевизионные каналы, представители которых слетелись в Москву на день раньше… Расставив телевизионное оборудование по всей столице, они заранее готовились к настоящему американскому «вестерну», зная, как стервятники, где и когда прольётся человеческая кровь. Всё было срежиссировано в голливудском стиле, до секунды. Кадры шли один за другим: военная техника; многотысячная толпа; автоматные и пулемётные очереди и, наконец, развязка – стрельба из танков по Белому Дому, где главный герой, Ельцин, сражаясь с красной чумой, одерживает победу. Такая реклама не могла не зажечь украинский народ, особенно бандеровцев. Победа Ельцина, как они считали, давала им возможность наконец-то осуществить свою мечту, исторический путь которого был отмечен постоянной борьбой с «москалями-ордынцами». И вот наконец-то настал тот долгожданный час, когда Ельцин, словно «золотая рыбка», исполнил их желание.

Но этого им было мало. Украинцам захотелось не только стать частью европейского мира, но и заглянуть подальше – не вглубь и не в сторону, а за океан, где, как они считали, открываются интересные перспективы с Америкой, с которой они могли бы шагать в ногу, перейдя «из низшей лиги в высшую». Но и на этом их желания и мечты не заканчивались, поскольку каждого здравомыслящего украинца посещала мысль о вступлении в НАТО, чтобы совместными усилиями в недалёкой перспективе победить орков и прочих российских туземцев.

Сомов хорошо знал, что конфликт между Ельциным, правительством и Верховным Советом, вызванный многими несогласованными действиями, особенно в области приватизации и либеральных реформ, тянется ещё с 1992 года. Парламент беспокоил тот факт, что команда Ельцина, обременённая обязательствами перед США, согласовывала все важные государственные вопросы не с членами российского парламента, а с президентом и Госдепартаментом США. В результате таких «согласований» страна доведена до катастрофического состояния. Учитывая этот факт, Верховный Совет подвергал жёсткой критике действия Президента и правительства. В свою очередь, чтобы завуалировать свою неспособность управлять страной и скрыть истинных дирижёров проводимой им политики, с подачи западных советников (в основном ЦРУ) Ельцин и правительство начали массированно обвинять Верховный Совет в разжигании страстей, которые мешают им осуществлять дальнейшие демократические преобразования в стране.

Первое серьёзное столкновение между президентом и Верховным Советом произошло в марте 1993 года, когда Верховным Советом было вынесено Ельцину, как главе государства, недоверие и объявлен импичмент. Но до конца довести это дело не удалось: для принятия решения парламентариям не хватило нескольких голосов (определённая часть членов Верховного Совета была подкуплена представителями Госдепартамента США). Дальше – больше. После этого Ельцин всё отчётливей проявляет стремление к незаконным действиям и методам политической борьбы, вплоть до репрессий. Аргументами для такого вывода было создание незаконного Государственно-правового управления президента, осуществляющего контроль над всеми правоохранительными и силовыми министерствами, и внесение президентом в Верховный Совет проекта закона о политической уголовной ответственности за действия, нарушающие указы президента и противоречащие интересам России. Несмотря на словесные заверения о принадлежности к правовому государству, Ельцин всё чаще и чаще шёл на поводу у тех, кто ему предлагал «добить политических противников», усмирить сопротивляющихся «крепкой удавкой». И это были угрозы не только против личностей, а в первую очередь против конституционного строя страны, против парламента, против спокойствия и мирной жизни граждан. Слова Ельцина: «Мы сейчас ведём артподготовку.

А решающее сражение предстоит в сентябре» застало граждан России врасплох. Никто ничего не понял: по ком ведётся артподготовка и с кем желает сражаться президент, если народ поддерживал его все последние годы. Но слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. Народу оставалось только одно – ждать, помня пословицу: «Скажи мне, как ты отдал приказание, и я скажу, как оно будет выполнено».

Чтобы отыграться за импичмент и исключить дальнейшее противостояние в проведении либеральной политики на территории России, 21 сентября Ельцин издаёт указ за № 1400, в котором распускает Верховный Совет и Съезд народных депутатов, тот самый съезд, который избрал его президентом России. Но это было ещё не всё. В этом же указе Ельцин огласил, что новым законодательным органом должно стать Федеральное Собрание РФ – двухпалатный парламент, работающий на постоянной основе, выборы которого пройдут в декабре. Прочитав этот Указ из средств массой информации, члены парламента отказались подчиниться его исполнению, поскольку он противоречил действующей Конституции. Парламентарии приняли свой «документ», который лишал всяких полномочий Ельцина как президента страны. Своим решением Главой государства они избрали вице-президента Александра Руцкого.

Практически неделю команда Ельцина советовалась с представителями американского посольства по возникшему кризису. В ночь с 1 на 2 октября состоялся долгий разговор между Биллом Клинтоном и Борисом Ельциным. Со своей стороны, президент США интересовался ситуацией по сохранению власти в стране, а также говорил о тех мерах, которые предприняты Госдепартаментом США. В Россию был направлен многочисленный штат сотрудников ЦРУ, ФБР и других структур. Кроме того, Клинтон поднимал вопрос об оказании срочной военной помощи в виде ограниченного военного контингента, но Ельцин, обращаясь к Клинтону, сказал, что введение ограниченного американского контингента может повредить свободе и демократии, что устанавливается им в России, заверив американского президента, что справится сам, своими силами.

2 октября, в полдень, ряд оппозиционных партий и движений провели митинг в поддержку Верховного Совета на Смоленской площади. Среди них были известные политики, писатели, деятели искусства и многие другие. Митингующих окружили милиционеры и ОМОН. Началось подавление восстания. Избитые и раненые оппозиционеры вынуждены были обороняться, но, кроме камней, в их руках ничего не было. После жестокой расправы митинг был разогнан, а многие его участники арестованы. Так произошло первое столкновение на Смоленской площади с ельцинским режимом.

Но этим днём всё не закончилось.

Рано утром 3 октября 1993 года в Москву въехало множество БТРов без опознавательных знаков. Первыми были расстреляны охранники Белого Дома. Уцелевшие открыли ответный огонь, но это их не спасло. К 11 часам вся центральная часть Москвы была запружена москвичами. Одни вышли, чтобы помочь Верховному Совету, другие – Ельцину (с одной и другой стороны было Обращение к гражданам страны). В этой «заварухе» ни защитники Белого Дома, ни атаковавшие его не могли заметить, что по ним вёлся прицельный огонь снайперов. Это стало понятно тогда, когда этот факт стал очевиден: людям стреляли в спину. Этими действиями «кто-то» пытался вбить клин между противоборствующими сторонами, чтобы вызвать панику и злость. В это время американская телекомпания CNN вела прямой репортаж с места событий, показывая всему миру, как команда Руцкого, противившаяся приватизации и либеральным реформам, убивает людей на улицах Москвы, пришедших поддержать Ельцина. Конечно, как и планировалось спецслужбами США, этот репортаж вызвал негодование во всём мире с осуждением Руцкого и Хасбулатова, применивших силу против мирных граждан.

Через два часа после начала трагических событий в поддержку «всего человечества и персонально Ельцина», по американскому телевидению выступил президент США Билл Клинтон. Он сказал, что Ельцин не причастен к убийству мирных жителей, что виноваты в этом только Руцкой и его многочисленные наёмники, что Ельцин никогда не сможет отдать приказ солдатам на то, чтобы они убивали мирных людей.

Чудовищный сценарий был не только написан, но и реализован. Вот только кем и зачем? Ответов Сомов не знал до тех пор, пока не встретился с очень близким ему человеком.

Глава XV

Встреча с Николаем Ворониным (такая была его фамилия) произошла в первую субботу ноября. Николай, как старый друг Сомова, не мог ему не позвонить, так как приехал на Украину из России по делам всего на несколько дней. Не откладывая встречу, он сразу же позвонил Егору по телефону и после недолгого разговора предложил встретиться. Отказавшись от домашних планов, Егор согласился, зная, что эта встреча даст ему возможность не только увидеть друга, но и возможность пообщаться, узнать из первых уст о его делах и здоровье. Наталья решение мужа не одобрила, ссылаясь на то, что в субботу они должны быть всей семьёй у родителей по поводу какого-то важного события. Но Егор настоял на своём, сказав, что другого времени у него не будет встретиться с другом, поскольку он пробудет в Киеве всего несколько дней. Доводы Егора Наталью не убедили: «Езжай куда хочешь и когда хочешь», – это были её последние слова в этом разговоре.

В субботу в назначенный час Егор был уже в условленном месте. Ждать Николая долго не пришлось…

– По тебе хоть часы сверяй! – радостно проговорил Сомов, встречая Николая.

– Воинская привычка, не более, – крепко обнимая Егора, проговорил Николай. – Очень рад тебя видеть. Дай хоть посмотрю на тебя…

– А что на меня смотреть, я же не красная девица.

– Да ты лучше! Вон как возмужал, настоящий сибиряк!

– Ты тоже, как я вижу, парень хоть куда!

Сказав эти слова, Егор окинул взглядом Николая с головы до ног, подумав при этом, что этот человек предстал перед ним таким, каким он его видел несколько лет назад, при первой их встрече в Припяти: высоким, подтянутым, широкоплечим, аккуратно подстриженным и чисто выбритым. Одним словом, настоящим офицером! Человеком, можно сказать, приятным во всех отношениях.

После недолгого разговора они зашли в небольшое кафе, что находилось недалеко от них, за углом жилого дома. В заведении практически никого не было, за исключением трёх молодых парней и девушки, сидящих в правом углу зала возле окна. Они громко разговаривали и периодически смеялись.

Окинув взглядом зал, Николай и Егор выбрали себе столик в небольшом уютном закутке, что находился в левой стороне зала. Не успели они присесть, как к ним подошёл официант…

– Ну, что, закажем по рюмочке, за встречу! – обращаясь к Николаю, предложил Егор.

– По рюмочке, Егор, мы с тобой в следующий раз выпьем.

– А что так?

– У меня сегодня ещё важные дела предстоят, а вот пивца можно. Здесь, кстати, оно не такое уж и плохое.

Заказав по две кружке пива, они продолжили разговор.

– Рад, очень рад тебя видеть, – глядя на Егора весёлыми, можно сказать, озорными глазами, проговорил Николай. – Это сколько же мы не виделись?

– Кажется, четыре года, – вспоминая, проговорил Егор.

– Ну, да, точно! В 1989 году мы виделись последний раз. Кафе, помнишь?

– Ну как же не помню. Конечно, помню. Не такой уж я был… хотя…

– Потом мы поехали к Борису.

– Кстати, как он?

– Нормально. Летает на международных авиалиниях…

– Ох ты! Молодец!

– Ну, а что ты хочешь: лётчик он классный! Таких лётчиков, как он, днём с огнём не найдёшь.

– Да и как человек он хороший, – тут же сказал Егор, соглашаясь с мнением Николая. – Я не говорю уже про его гостеприимство…

– Этого у него не отнять: что есть, то есть!

В это время официант принёс пиво и, поставив на стол удалился.

– Как хорошо мы тогда посидели… – тихо, вполголоса, проговорил Егор.

– Да, есть что вспомнить, – проговорил Николай.

– Ну, что, давай выпьем за встречу!

– Отличный тост!

Сделав несколько глотков, Николай поставил кружку и, глядя на Егора, спросил:

– Ты в отпуске?

– Не совсем.

– Что значит не совсем?

– Я в Киеве уже как полгода.

– Вот те на! Ты что, серьёзно?

– Серьёзней не бывает.

– А почему молчал всё это время?

– Переезд – это как большой пожар… нет времени ни на что. Когда с этим вопросом закончил, нужно было решать вопрос с работой – вот так всё и катится…

– Ты же, как я помню, рвался в Сибирь?

– Для этого были серьёзные причины…

– Да, да, я помню… Кстати, как дочка?

– Всё нормально, растём! – И, немного помолчав, Сомов сказал: – У меня же и сын родился!

– Сын! Когда? – с нескрываемой радостью и любопытством спросил Николай.

– В мае 1990 года.

– Ну, ты даёшь… Ай да молодец! Поздравляю! Давай, чисто символически, за сына… – Поставив кружку, Николай спросил: – Как назвали?

– Александром. В честь отца.

– Понимаю. Это правильно, – глядя на Егора, проговорил Николай. – Извини, перебил тебя…

– Ничего, ничего. Отвечая на твой вопрос, должен признаться, что переезд был вынужденный…

– Что-то случилось? – с тревогой в глазах спросил Николай.

– Да как тебе сказать… Положение в атомной отрасли стало таким туманным, – начал говорить Сомов, – что никакой перспективы не просматривалось: всё, что можно было ликвидировать, ликвидировали; всё, что можно было законсервировать, законсервировали до лучших, что называется, времён. А будут ли они, эти лучшие времена, сам понимаешь, никто не знает. Короче, выбора не было. Это во-первых; а во-вторых… из-за супруги.

– А что было не так? Хотя, я помню, ты говорил прошлый раз…

– Не нравилось ей там… Короче, тянуть с отъездом было уже нельзя.

– Да, такое бывает. Мне всё это знакомо… Я ведь тоже много лет переезжал с гарнизона в гарнизон… От этого, в общем-то, мы и расстались.

– Да, жизнь военного, конечно, не мёд… Извини, что спрашиваю: она теперь замужем?

– Кто?

– Ну, бывшая жена?

– Ты знаешь, скажу честно: этот вопрос меня интересует меньше всего. А почему ты спросил?

– Я спросил потому, что не всегда понятна логика женщины, которая уходит от красивого и умного мужика.

– Должен тебя сказать, Егор, у женщин на этот счёт всегда имеется своя правда, и судить их мы не вправе. Во всяком случае, любая женщина, разочарованная браком, имеет полное право выстраивать свою жизнь. И это нормально!

– Согласен. Ещё раз извини, что…

– Егор, да какие тут могут быть извинения, всё нормально, – стараясь уйти от воспоминаний, проговорил Николай. И тут же спросил: – Насколько я помню, родители жены живут в Киеве?

– Да, в Киеве. Они и помогли нам с переездом, а так бы не знаю, чем всё это закончилось.

– Вот и не верь в эту судьбу, – проговорил Николай и тут же продолжил: – Как бы мы ни хотели, что бы мы ни думали, а миром правят судьба и прихоть.

– Получается, что так.

– Где теперь трудишься? – глядя на Егора, с интересом спросил Николай.

– В строительном управлении… Инженером по технике безопасности.

– Ясно. Да, наломали мы дров с этой чёртовой перестройкой…

– Самое страшное, Коля, не это.

– А что?

– То, что такой разрухи не было даже в войну. Да, были разрушены города, деревни, посёлки, но это было на оккупированных территориях, а сейчас мы уничтожаем всё своими руками – от запада до востока, от юга до севера. Гибнут города, стараются с земли тысячи деревень, посёлков, причём без всяких бомбёжек и артобстрелов. Я не говорю уже про заводы и фабрики – это просто какая-то катастрофа. Да что мне тебе говорить, ты всё это знаешь лучше меня.

После этих слов, переведя дыхание, Сомов замолчал, видимо, подыскивая нужные слова.

– Нет, Егор, это не катастрофа.

– По-твоему, это не катастрофа?

– Это больше похоже на апокалипсис.

– Ты хочешь сказать, что…

– Нет, нет… Речь о конце света не идёт. Здесь совершенно иное: быть или не быть русской нации – вот в чём вопрос!

После этих слов каждый из них о чём-то задумался, словно подыскивая нужные слова. Первым паузу прервал Николай.

– Ты прав, – сказал он, – всё уничтожено, покорёжено и извергнуто… Произошло, можно сказать, самосожжение.

– Не знаю, кто кого убил, но всё это не к добру, – глядя на Николая, проговорил Сомов. – К тому же я не могу понять, какие такие силы заставляют людей покоряться лжи и предательству наших правителей? Ведь они «обнулили» нашу жизнь, заставив жить заново, понимаешь? Словно мы не люди, а какие-то истуканы с острова Пасхи. А мы ведь живые люди, у каждого из нас есть своя история, своя память. Что же происходит с нами? Куда мы катимся?

– Ох, Егор, если бы мы знали, где упадём, то и соломки бы подстелили. Тут уж так получается: какой феникс, такое у него, видимо, и самосожжение.

– Хорошо сказал, – глядя на Николая, тихо проговорил Сомов.

– А по-другому и не скажешь. Всё дело в том, что мы сами виноваты в этой истории…

– В чём виноваты?

– В том, что обманывались все эти годы относительно роли нашего ума. Никто не брал в расчёт сущность человека, его генетику, – глядя в глаза Егору, сказал Николай.

– Не понял тебя… А при чём здесь генетика?

– А при том, Егор, мы всегда думали, что «отличники» способны решать важные государственные задачи, решать благородные идеи, болеть за народ, бороться за свободу и независимость нашей родины, за любовь к прошлому, нашей истории.

– И что из этого? – в полном недоумении проговорил Егор.

– Мы ошиблись, Егор, понимаешь? И эта ошибка стоила нам того, что мы сейчас имеем. Мы пренебрегли сущностью этих горе-правителей, забыв про простую истину: из одного дерева другое никогда не вырастет. Сегодня на роль «вождей» кто только ни претендует: если копнуть их родословные, то всё становится ясным и понятным, почему мы так живём. Получив мандат доверия, эти люди начинают экспериментировать с государством, не зная основ этого самого государства и прочих истин, которые составляют фундамент любой страны, нарушая тем самым строй жизни и живую организацию народа. Это всё равно, что посадить за шахматы человека, не умеющего играть, не знающего элементарных правил этой игры, ожидая от него победы. Глупо, согласись?

– Не мне судить, конечно, но с тем, что они лишены всякой «политической мудрости», здесь я с тобой полностью согласен.

– Всё, что они делают, так это порождают многочисленные законы, а это всё равно, что порождать большое число лекарей, что является признаком болезни и бессилия. Я не говорю уже об отсутствии в стране институтов власти, которые бы ратовали за народ, поскольку там сидят точно такие же бездари, готовые продаться… Короче, не хочется даже говорить.

– Ну, хоть что-то, наверное, они умеют делать, если сидят в этих кабинетах?..

– Они умеют делать только одно – говорить, что у государства нет ни на что денег. И что народ должен держаться… только вот непонятно, за что, – иронично резюмировал Николай. – В то время как у них этих денег столько, что куры не клюют.

– Да, как-то нескладно всё получается, – выдержав паузу, проговорил Егор. – Ну да ладно, что теперь об этом… От наших слов лучше никому не станет. Расскажи лучше о себе.

– Да что говорить, Егор. Непросто сейчас. Ох, как непросто. Если честно, то я не знаю, как будут развиваться дальше события. Но чувствую, что попахивает войной.

– Войной? – сделав удивлённые глаза, проговорил Сомов.

– Это я тебе говорю так, чисто по-дружески…

– Понял.

– Мало того, что события в Москве обострили ситуацию до вооружённого конфликта, так ещё Чечня добавляет.

– Да, в тех краях сейчас неспокойно, – тихо, почти шёпотом, проговорил Егор, поглядывая по сторонам.