Текст книги "Беги Человек – Мёртвый Человек. Повесть и два рассказа: «Посредник», «Йети»"

– Ну, что ж, – прервал его мысли Рабила, – пожалуй, пора. Оружие вам не даём. Постарайтесь словами убедить Кляйна, что ему не причинят вреда. Идёмте.

Чуть заметно течение оттягивало назад. Вода куда-то уходила, достигая теперь лишь до пояса. Состояние Эдди было отвратительным. Его впутывали в какую-то авантюру против друга, и он ничего не мог поделать – приказ штаба. Тем временем, полковник крикнул в щель:

– Кляйн, послушайте! Со мной рядом стоит ваш друг Эдди Гаубе. – Рабила выждал паузу. Элоиз молчал. – Он хочет поговорить с вами. Не стреляйте, Кляйн. Это ваш друг Эдди Гаубе. Вы помните его?

– Да, помню, – раздался хриплый голос.

– Можно, – полковник подтолкнул Гаубе к трещине.

Эдди выбрался сквозь неё с той стороны и встал на развороченный грунт, широко расставив ноги. Озираясь, крикнул:

– Это я, твой друг Эдди. Где ты, Элоиз?

Из-за глыбы на насыпи высунулась голова, затем, появился весь человек. Встал в полный рост напротив Гаубе, держа в руках наперевес пулемёт.

– Я здесь, Эдди.

Эдди так и не смог в этой истерзанной пародии на живое существо признать своего друга, но, тем не менее, это был Элоиз. На глазах Гаубе навернулись слезы.

– Стой на месте, Эдди! Не то я буду стрелять. Что ты хотел сказать мне?

– Что с тобой сделали, Элоиз?

Элоиз не ответил.

Гаубе услышал, как полковник что-то нашёптывает ему из щели.

– Иди ты к дьяволу, – огрызнулся Эдди, – и без тебя тошно! Послушай, Элоиз. Прекрати дурить. Бросай пушку, и нас с тобой сейчас же отправят на базу.

Элоиз гортанно засмеялся.

– Ты глуп, Эдди. Знаешь ли ты, где мы находимся? В лаборатории профессора Дворецки. И я слишком многое здесь увидел. Так что, стоит нам только выйти из этого подземелья, как сразу же в наши затылки влепят по заряду. А потом, я ещё не рассчитался с этими скотами за своего брата и Дженни. Шесть человек – это так мало.

– Послушай меня, Элоиз. Они обещали, что не тронут тебя. Даже окажут помощь. Или ты не веришь мне?

Элоиз засмеялся снова.

– Тебе я верю, но им нет. Посмотри на меня внимательнее. Ты думаешь, что я превратился в такое чудовище от их доброты? Нет, Эдди. И ты не верь им. Они самые настоящие убийцы. Только у них другая визитная карточка, в отличие от мафии: с липовым знаком правосудия на лицевой стороне.

– Элоиз, ты немного не в себе.

– Да, я согласен с тобой, Эдди! Но я сошёл с ума ещё до своего рождения, потому что мать моя знала, в какой стране мне придётся жить. Только сумасшедшая может родить ребёнка в такой стране!

Элоиз закашлялся, из носа хлынула кровь.

– Эдди, ты тоже сумасшедший, – выкрикнул он, утираясь локтем. – Ведь только помешанный может так спокойно, стоя во весь рост, разговаривать с вооружённым сумасшедшим.

– Я полностью согласен с тобой, Элоиз. А теперь дай мне подойти ближе. Мы присядем и как старые добрые друзья поговорим.

Гаубе сделал шаг.

– Не двигайся, Эдди! – Элоиз вскинул пулемёт.

Выстрел, вырвавшийся из щели, гулко ударил по сводам зала. Элоиз выгнулся, вскинув руки, и медленно осел на насыпь. Пулемёт, лязгая, скатился к ногам полковника Гаубе, стоявшего чуть поодаль от. Эдди, который с недоумением смотрел, как по насыпи сползает бездыханное тело друга. По лицу Эдди пробежала судорога. Он схватил пулемёт.

– Уби-и-й-цы!!!

Рокот выстрелов слился с грохотом обвала.

***

Полковник Рабила брёл по берегу. Простреленная рука болталась плетью. Полицейские несли к машине труп лейтенанта.

– Сам дойду, – сказал полковник, отказываясь от помощи.

«Дело сделано, – подумал он. – Комиссар со своей шайкой уничтожен. Лаборатория Дворецки найдена. Но вот где сам профессор? – Рабила попросил закурить. Глубоко затянулся. – А не всё ли равно. Пускай теперь в остальном дерьме копаются другие, – полковник злорадно скривил губы, – во главе с шефом!»

Остановился.

Обернувшись, посмотрел на пещеру: «Всё-таки прав парень, все мы в какой-то степени сумасшедшие».

Ч А С Т Ь В Т О Р А Я

Глава 1

Повседневная жизнь городка текла размеренно и неприхотливо. Кроме монументальной плотины ГЭС, перегородившей русло реки, и Центральной площади с ратушей времён Великой депрессии, других достопримечательностей в нём не было. Но, как бы в противовес своей провинциальности, он позаимствовал имя у большого русского города. И местные жители, бывая в других уголках страны, сообщали новым знакомым: «Я из Петербурга». И заметив недоумение в глазах собеседника, с некоторой долей иронии, но не без удовольствия, добавляли: «Да, да. Я живу в том самом Петербурге, который стоит рядом с плотиной!»

В общем, это был обычный заштатный городок с населением 20 тысяч, начинающий каждое своё утро с чашки кофе, вчерашних газет и телевизионных новостей. После чего, ровно в половине восьмого, взрослые, отправив детей в школу, спешили на работу, а старики выбирались на веранды своих домов, удобно устраивались в плетёных креслах и до полудня грелись на солнышке. Под вечер городок окончательно затихал. Женщины, немного похлопотав по хозяйству, включали телевизор и до одурения смотрели бесконечные сериалы, а мужчины разбредались по кабакам, выпить рюмку, другую и посудачить о том, о сём. Что-либо нового сообщить друг другу они не могли, и поэтому в который раз «перемывали кости» загадочному старику, что не так давно обосновался в особняке на том берегу реки.

Когда же пыльную поволоку дня сменяла удушливая ночная влага, все забирались в тёплые постели и засыпали сном праведников, уже не в силах вспомнить то, что было утром.

Но вот, в один из июльских дней застывшую сонливость городка нарушил разнобойный перестук строительных работ на Центральной площади. Буквально в течение недели она преобразилась. Истёртый булыжник заменила причудливая мозаика из отшлифованных металлических пластин. При помощи сложной механики пластины приводились в движение, сочетаясь между собой в различных комбинациях. Благодаря этому, под солнечными лучами и в лунном свете площадь стала искриться всеми цветами радуги. Бесспорно, это незаурядное сооружение могло претендовать на произведение искусства. Но более того, в нём была заключена и практическая польза: по своей сути площадь теперь являлась огромной солнечной батареей. Учитывая всё это, местные жители были уверены, что теперь их городок приобретёт большую славу в мире, чем тот далёкий, неведомый и чужой для них русский Петербург.

***

Айван Григ скрывал ото всех своё настоящее имя. Он отлично понимал, что Иван Грек звучит куда более прозаично, чем его псевдоним. Вдобавок, эта маленькая ложь давала ему возможность безнаказанно всем заявлять, что выдающийся композитор Эдвард Григ является его прадедушкой. В гардеробе Айвана висели два десятка пиджаков. Но, он их не коллекционировал, а просто был без ума от верхней одежды в большую разноцветную клетку. Также любил белые махровые носки под ярко рыжей обувью, которые, как он думал, эффектно гармонировали с его объёмной шевелюрой цвета пожухлой травы. Так что, Айвана Грига трудно было не заметить. Его экзотический вид при двухметровом росте, неизменная голливудская улыбка и поведение, свойственное холерикам, производили на окружающих должное впечатление. Многие двери для него были открыты, а статус всеобщего любимчика усиливался его должностью главного редактора в местной газете.

Айван только что почистил зубы, побрился, смазал лицо лосьоном, фыркая и притоптывая на месте, кряхтя, натянул на себя джинсы и, накинув на голые плечи один из своих пиджаков, сел в кресло напротив входной двери. С минуты на минуту должна была прийти пресс-секретарь мэра, то есть он ждал ту, которую любил чуть больше своего гардероба. Айвана и Анне связывал двухлетний роман, так сказать, нежных и доверительных отношений. С высоты своего положения в обществе городка, Айван не мог, да и не хотел замечать ту бескорыстность, с которой эта девушка к нему относилась. Просто Анне устраивала его как женщина и как пресс-секретарь мэра.

Вот и сейчас, она должна была принести декларацию о развитии туризма в Петербурге.

Оттого, что и на этот раз ему предстоит первым узнать свежайшие новости из кулуаров власти, Айван, откровенно фальшивя, стал напевать весёлый мотивчик, а когда за дверью послышались шаги, то его лицо расплылось в ослепительной улыбке.

– Как я рада, милый, видеть тебя в хорошем настроении, – защебетала Анне, переступив порог. – Ты ждал меня?

– Ещё бы! – Айван поднялся с кресла ей навстречу. – Ты даже не представляешь, как я скучал без тебя.

– А знаешь, кто самая счастливая женщина на свете? – прошептала Анне, чмокнув его в щеку.

– Конечно! Это жена моего соседа.

– Почему это?

– А потому, что муж её полнейший лопух. – Айван засмеялся.

– Опять ты со своими дурацкими шуточками, – Анне, словно обижаясь, нахмурилась и ущипнула его за руку. – Прекрати сейчас же.

Подыгрывая ей, он испуганно забубнил:

– Хорошо, хорошо. Больше не буду, только не дерись. Я и не думал, что ты такая ревнивая.

– Ладно, так и быть, я прощаю тебя, – она улыбнулась и, достав из сумочки конверт, бросила его в кресло. – В нём то, что тебя интересует.

– Так, так. Посмотрим, чем ты меня сегодня порадуешь, – распечатывая конверт, Айван лукаво посмотрел на Анне. – Самый счастливый мужчина на свете – это мой сосед. Он даже не догадывается, что меня любит такая умопомрачительная женщина, и поэтому пока ещё не умер от зависти.

Айван Григ принялся бегло просматривать документы. В них не было ничего примечательного, за исключением одной маленькой детали: во всех постановлениях и указах городских властей фигурировало имя человека, которого он не знал.

– Профессор Дворецки? – Айван вопросительно посмотрел на Анне. – Что-то не припомню такого.

– Я точно также, как и ты не была знакома с ним до вчерашнего дня. – Анне прошла вглубь комнаты и присела на край софы. – Он недавно поселился в особняке.

– Ха, так это тот самый коротышка, разъезжающий по Петербургу на «кадиллаке»?

– Да, это именно тот самый коротышка, которому мы обязаны новой городской площадью. А теперь, опять же, благодаря профессору Дворецки будут построены исследовательский институт, при нём аквапарк, террариум, питомники и шикарный пляж недалеко от плотины.

Айван присвистнул от удивления:

– Прямо-таки скоро манна небесная посыплется сверху на нас грешных.

– Можно сказать и так. Представляешь, профессор отказался от своих процентов. А мне сейчас даже трудно представить, сколько сможет заработать мэрия на туристах. Но, как говорится, у богатых свои причуды, – Анне улыбнулась, заметив, что её слова произвели на Айвана большое впечатление. – Так что, радость моя, он вовсе не коротышка, а довольно милый старикан и весьма выгодная партия для замужества.

– Что ж, поторопись, – раздражённо пробурчал Айван, хотя, на самом деле, его абсолютно не задела последняя реплика Анне.

Он разозлился, прежде всего, на самого себя. Такая недальновидность была не свойственна Айвану Григу, и если бы он раньше умудрился разглядеть в новом хозяине особняка незаурядную личность, то, возможно, ко многим событиям, происходящим сейчас в городе, он имел бы непосредственное отношение. Но теперь Айвану приходилось довольствоваться ролью простого наблюдателя, ролью провинциального писаки, которому предстоит вместе с его редакторским отделом освещать торжественные мероприятия, посвящённые…

– Дебил! – неожиданно выругался Айван.

– В каком смысле? – спросила Анне, бросив на него удивлённый взгляд.

– Да, это я так… – Айван сел рядом с ней. – Выгодная партия, выгодное замужество. Скажешь тоже! – передразнил он Анне и, обняв её, поцеловал в щеку. – Даже и не смей думать об этом старом хрыче.

– Глупышка, – она ласково потрепала его за волосы, – я люблю только тебя, и мне никто больше не нужен.

«А, мне нужен Дворецки!» – продолжая злиться, подумал Айван. Пока ещё было достаточно времени, чтобы подсуетиться, познакомиться с профессором, в конце концов, предложить ему свои услуги, и неважно какие. Айван прекрасно понимал, что главное в таком деле ненавязчиво заявить о себе и постоянно находиться рядом с власть имущими.

– Я хочу лично увидеться с Дворецки. Не могла бы ты мне устроить встречу с ним?

– Если я окажу тебе такую услугу, то…

Не дав ей договорить, Айван повалился спиной на софу, увлекая за собой Анне.

– То, я тебя съем! А потом найду его телефон в твоей записной книжке и позвоню ему сам.

– Согласна. Я и моя записная книжка в твоём полном распоряжении, – она прикрыла глаза, ожидая поцелуев.

Но то, что произошло в следующее мгновение, буквально обескуражило Анне. Грубо оттолкнув её, Айван вскочил с софы и, воскликнув: «Идиот! Какой же я всё-таки идиот!» – выбежал в соседнюю комнату. Анне так и осталась лежать на софе, пребывая в полнейшем изумлении и ничего не понимая.

Айван тем временем суетился у гардероба, одеваясь. Ему хватило всего лишь пары минут, дабы перевоплотиться в существо очень похожее на попугая. А затем, уже перед зеркалом, кокетничая и любуясь собой, прокричать, придав голосу крайнюю озабоченность:

– Аннушка, прости меня ради бога! Я совсем забыл об очень важном деле. Какой же я все-таки идиот!

«Какой, какой? Большой и рыжий… гад! Никогда не прощу тебе этого», – подумала Анне, поднимаясь с софы.

Айван выбежал из соседней комнаты столь же неожиданно, как и убежал туда.

– Дорогая, не забудь, пожалуйста, о моей просьбе.

Анне в ответ выразительно посмотрела на него и повертела пальцем у виска.

– Прошу тебя, не сердись. Мне на самом деле необходимо быть в редакции. Ты простила меня?

Вздохнув, она утвердительно кивнула и стала собираться.

Чтобы как-то сгладить неудобное положение, Айван учтиво суетился вокруг неё.

– Как ты думаешь, зачем профессору всё это надо?

– Да, чокнутый он какой-то, такой же, как и ты! – нехотя ответила Анне.

Глава 2

Кид Мейсон, солидный мужчина пятидесяти лет, всю свою сознательную жизнь занимался политикой. И вот, наконец-то, его заветная мечта сбылась. После изнурительной предвыборной кампании он был избран мэром Петербурга. С тех пор прошёл год и в течение его Мейсон полностью избавился от политических амбиций, по самую макушку увязнув в повседневной жизни городка. В общем, такое положение вещей его устраивало. Изо дня в день он добросовестно выполнял свою работу и так был поглощён ею, что не заметил, как его маленькая дочурка Бетти подросла, став излишне самостоятельной.

Кид Мейсон прекрасно знал, что в пятнадцатилетнем возрасте любой ребёнок может превратиться в сущего дьявола. И вот, когда пришла очередь для их семьи пережить это трудное время, то он, глава-отец, оказался абсолютно беспомощным перед выходками собственного же дитяти.

С октября прошлого года его единственная дочурка стала пропадать в ночных клубах, и круг её знакомых в короткий срок пересёк границы колледжа, в котором она училась. Так что к ноябрю, Бетти, полностью освоилась в уличной жизни городка. В январе она впервые явилась домой пьяной. А если говорить точнее, то невменяемую от выпитого Бетти какие-то парни вытолкнули из машины рядом с домом Мейсонов, тут же укатив куда-то. Только благодаря своей матери она не замёрзла в ту январскую ночь. Дора Мейсон, сердцем почувствовав что-то неладное, выглянула на улицу и увидела дочь, лежащую в сугробе.

До поры, до времени Дора скрывала всё это от мужа.

Но, когда незадолго до летней сессии Бетти заявила ей, что влюбилась в какого-то косого Джимми и уходит к нему жить, терпение Доры Мейсон лопнуло. В воскресный день за завтраком она рассказала Киду о приключениях их непутёвой «принцессы». Затем долго откачивала его успокоительным, а потом разревелась и поднялась к себе в комнату. Через час, неведомо где, проведя ночь, домой пришла Бетти. На упрёки отца она ответила просто и лаконично: «Плевать я хотела на тебя и твою канцелярию!». Сделав столь весомое заявление, перевернула чашку с кофе на обеденный стол и отправилась спать.

Именно тогда Кид Мейсон понял, что не стоило долгие годы трудиться в поте лица ради увесистой оплеухи, которую он получил от жизни на старости лет.

С такими невесёлыми воспоминаниями мэр Петербурга подъехал на своём белом опеле к железнодорожному вокзалу. На заднем сиденье расположилась Бетти и нервно курила одну сигарету за другой. Вчера она сообщила родителям о том, что беременна, что виновен в этом косой Джимми и то, что выходить замуж за этого придурка она не собирается, а рожать от него, тем более. Для политической карьеры Кида аморальный облик родной дочери означал лишь одно – полный крах. Поэтому чета Мейсонов решила отправить Бетти в столичную клинику, подальше от злых глаз и языков местных обывателей. Без рекомендации, как обычная клиентка, она должна была явиться к известному гинекологу Грегори Новаку и, хорошо заплатив, строго выполнить его рекомендации, а самое главное, вести себя скромно и тихо.

На самом деле, Бетти не была беременна. Просто её дружок Джимми вот уже две недели как развлекался в столице, и она решила присоединиться к нему. Озадачив родителей, Бетти сразу избавилась ото всех проблем, возникших на пути её прихоти. Теперь с крупной суммой денег и некоторой свободой (остановиться ей предстояло у родственников), рандеву по столице обещало быть увлекательным.

Припарковав машину невдалеке от перрона, Кид Мейсон повернулся к дочери и грустно посмотрел на неё.

– Будь умницей, Бетти. Сделай все так, как я сказал, а самое главное помни, что ты член семьи Мейсонов. Так что постарайся больше не огорчать нас.

– Хорошо, папочка, – Бетти улыбнулась и, облокотившись на спинку переднего сиденья, чмокнула его в щеку. – Передай маме, что я её очень люблю. До скорого, па.

Прихватив с собой дорожную сумку, она выбралась из машины и не спеша направилась к поезду. «Хотелось бы верить в твою благоразумность», – подумал Кид Мейсон, провожая её взглядом. Он не стал дожидаться отправления экспресса и, как только Бетти вошла в вагон, сразу же уехал в мэрию. Ровно на двенадцать у него была назначена встреча с профессором Дворецки.

***

Почти весь путь от Петербурга до столицы Бетти просидела в купе, просматривая журналы. Когда это ей порядком надоело, она отправилась в ресторан. Но и там её ожидала банальная скука. Заказав себе кофе и бутерброд, Бетти, не спросив на то разрешения, села за столик, занятый пожилой супружеской парой. Без удовольствия пережёвывая ветчину, почувствовала, что ещё чуть-чуть и сойдёт с ума от перестука колёс и чопорного поведения попутчиков. Требовательные наставления отца потонули в раздражительности, которую Бетти едва сдерживала.

Скривив рот в брезгливой гримасе, она пристально стала рассматривать старичка. Тот, заёрзав на месте, пару раз смущённо и нерешительно посмотрел на свою супругу, поперхнулся, культурно кашлянув в салфетку, и, в конце концов, не выдержав бесцеремонного взгляда Бетти, нервно сказал:

– Ничего не понимаю. Что вам угодно, девушка?

– Что, что! – неожиданно громко воскликнула Бетти. – Неужели забыл?

Старичок густо покраснел, растерянно осматриваясь по сторонам:

– Дорогая, поверь, это какое-то недоразумение, – залепетал он.

– Конечно, ты прав, старина! Это я – твоё НЕДОРАЗУМЕНИЕ! – Бетти, поднявшись из-за столика, обратилась к присутствующим в ресторане: – Посмотрите-ка на него! А совсем недавно, когда мы с ним любовались прекрасными видами через окно клозета, он называл меня другими именами, и всего лишь за тридцатку. Не слишком ли дёшево ты, старый козел, оценил такое недоразумение! – Бетти ликовала в душе. Её злая шутка полностью уничтожила признаки разума в старичке. Потупив взгляд, он шептал себе под нос что-то абсолютно невнятное.

– Сейчас же заплати ей! – еле слышно, сквозь зубы проговорила его жена. – Ты слышишь меня? Заплати же ей!

Старичок суетливо достал из внутреннего кармана пиджака портмоне и стал отсчитывать купюры.

– Смотри, не ошибись! – Бетти вырвала из его рук все деньги. – Кстати, когда родится маленький, то я тебе сообщу об этом.

И не обращая внимания на иронично-любопытные и презрительные взгляды, вышла из ресторана. Поезд уже подъезжал к столице. Оставалось минут десять до его прибытия на вокзал. Вернувшись в купе, она прикрыла за собой дверь и, не пересчитав деньги, бросила портмоне старичка в дорожную сумку. Только сейчас Бетти осознала весь изощрённый цинизм своего поступка. Но та злость, с которой она добивала престарелых супругов, доставила ей только удовольствие и глубокое удовлетворение. Удивляясь самой себе, Бетти пожала плечами: «Зачем я это сделала? А, черт с ними! Им ещё повезло, что со мной нет Джимми. В сравнении с ним я просто ребёнок по части шуток и розыгрышей. – Она улыбнулась, вспомнив слегка раскосые глаза своего дружка. – Скоро, совсем скоро я его увижу».

Приведя себя в порядок, Бетти переоделась и, собрав в сумку вещи, вышла в тамбур.

***

По утрам из головы Джимми Хандрикса полностью и навсегда выветривалась любая информация, залетевшая в неё накануне.

Поэтому, после долгой и напряжённой работы мозга, он так и не вспомнил время прибытия экспресса из Петербурга. Грубо ругаясь, Джимми поднялся с дивана, вяло оделся и спустился со второго этажа по скрипучей лестнице в гостиную. Открыл дверь, располагавшуюся справа от камина, и заглянул в тускло освещённый чулан. В нём находился мужчина. То есть, над коконом из медицинского бинта торчала лысая голова, покрытая испариной и заклеенным клейкой лентой ртом. Мужчина был крепко привязан к стулу, на котором сидел. Не имея возможности шевелить даже пальцами, он ужасно страдал. Джимми, войдя в чулан, по-идиотски захихикал и стер пот с головы мужчины рукавом своей рубашки:

– Ну, как твои дела? Рассказывай, – и, заглянув под стул, добавил, – молодец. Мне бы твоё терпение и здоровье. Но ничего, скоро я вернусь, и мы с тобой прогуляемся до туалета и обратно.

Голова мужчины покраснела, дико вращая глазами. Джимми усмехнулся:

– Ничего с тобой не случится. Но если ты не выдержишь, то я закрою чулан на ключ и забуду к нему дорогу.

Вскоре он был на вокзале. Узнав в справочной расписание пассажирских поездов, выругался в очередной раз: ему предстояло ждать прибытия петербургского экспресса целый час. Обойдя все привокзальные магазинчики и кафе, Джимми выбрел на перрон, купил упаковку пива и сел на лавочку. К тому времени, когда Бетти вышла из вагона, он допивал последнюю банку, с неприязнью поглядывая на людей, суетящихся вокруг него.

– Привет, Джим! – Бетти бросила сумку на перрон, подбежала к нему и, обняв, поцеловала. – А вот и я!

– Здравствуй, Бет. Я уже битый час здесь кисну! Где ты моталась?

– У Санта Клауса в бороде, вот где! – оттолкнув от себя Джимми, она осмотрела его с ног до головы и с укоризной в голосе спросила: – Уже успел надраться?

Медленно подключаясь к реальности, он в свою очередь недоуменно взглянул на Бетти и вдруг радостно закричал:

– Эй, Бет, крошка, как я рад тебя видеть!

– Да не ори ты, – она взяла сумку и, подхватив Джимми под руку, потащила его с перрона. – Здесь где-то рядом моя тётка. Так что нам надо скорее сматываться.

Они вышли на привокзальную площадь. В который раз, приезжая в столицу, Бетти испытывала одно и то же чувство: неприязнь к родителям и безысходность. Ей казалось, что: большая половина жизни уже прожита; что настоящее счастье обитает где угодно, но только не в захолустном Петербурге; что все её надежды и мечты, в конечном счёте, смоет родное водохранилище ГЭС, выйдя в один прекрасный день из своих берегов; и что виновны в этом будут только отец и мать, поселившиеся до её рождения на краю света.

– Но теперь все изменится, – весело сказала Бетти.

– Ага, – просто так поддакнул ей Джимми.

– Можешь везти меня в самую дорогую гостиницу! Смотри, – она остановилась и вынула из сумки объёмную пачку денег, – у меня их много.

Взяв у неё деньги, он покачал их на ладони, словно взвешивая:

– Я всегда знал, что ты классная девчонка. Этого хватит, чтобы слетать на Марс и вернуться, – Джимми улыбнулся и, ткнув рукой в сторону «додж-кольта», припаркованного рядом с автостоянкой, добавил. – Теперь, ты смотри! Вон тот красненький довезёт нас сейчас до уютного домика в два этажа, с камином и… чёрт его знает, сколько в нём комнат.

– Шикарная тачка! – Бетти подбежала к машине и заглянула в неё через лобовое стекло. – Откуда она у тебя?

– Да, так… – Джимми открыл перед Бетти дверцу. – Дружок дал покататься.

– Джимми, я люблю тебя!

– Мне тут тоже на днях сказали, что я к тебе неравнодушен.