Текст книги "«Ближние люди» первых Романовых"

Князя Ивана Борисовича Черкасского щедро наградили после возвращения в Москву. 20 марта 1619 года у царя Михаила Федоровича состоялся «стол», на котором была сказана целая речь, адресованная боярину князю Черкасскому. Из нее выясняются важные детали, связанные со сложностями похода из Москвы в Ярославль, так как польско-литовские отряды находились уже вокруг столицы и путь был чрезвычайно опасен. Князя Ивана Борисовича благодарили за то, что он Ярославль и другие города «от литовских людей уберег», наградили богатым кубком и царской шубой. Речь, сказанная от имени царя князю Ивану Борисовичу Черкасскому, в обстоятельствах торжественного приема воеводы, вернувшегося с победой, заслуживает того, чтобы привести ее целиком:

«Князь Иван Борисовичь! Великий государь царь и великий князь Михайло Федоровичь всеа Русии велел тебе говорить. Как пришол под Москву литовской королевич Владислав с польскими и с литовскими людьми, и с черкасы, и ты по нашему царьскому указу послан с Москвы из асады на нашу службу в Ярославль для нашего и земского дела нам, великому государю, и Московскому государству помочь чинить, и ты с Москвы в Ярославль ехал сквозь литовские полки нужным (то есть трудным и скорым. – В. К.) проездом и, приехав в Ярославль, к нам, великому государю, службу свою и раденье и промысл показал, с ратными людьми собрался вскоре и на польских и на литовских людей, и на изменьников на рускиx воров посылал товарыщев своих воевод со многими ратными людьми. И Божиею милостию и Пречистые Богородицы помощию и нашим царским счастьем, а твоим, боярина нашего князя Ивана Борисовича, промыслом и раденьем польских и литовских людей, и руских воров во многих местех многих побили и языки многие поимали, и городы Ярославль и иные многие городы от литовских людей уберег. И мы, великий государь, за ту твою многую службу жалуем тебя нашим жалованьем: кубок серебрян, золочен, с покрышкою, весу десять гривенок тритцать золотников, шуба на соболех, отлас, по серебряной земле шолки розные, пугвицы золочены с чернью, цена двесте трицать восемь рублев один алтын четыре денги».

Значение службы боярина князя Ивана Борисовича Черкасского еще раз было подчеркнуто в последовавшем на следующий день царском «столе» в Вербное воскресенье. Спустя месяц, 19 апреля 1619 года, в Разрядном приказе составили «Осадный список», содержавший имена служилых людей, отличившихся в «осадное сиденье в королевичев приход». Значение этого документа для служилого землевладения в России трудно переоценить. Два указа – один царя Василия Шуйского о переводе части поместий в вотчины «за московское осадное сиденье» во времена борьбы с Лжедмитрием, и другой – царя Михаила Федоровича о награждении участников войны с войском королевича Владислава – изменили характер земельных пожалований. Наличие в родах служилых людей наследственного, неотчуждаемого владения создавало русское дворянство и его потомственные «гнезда» на долгие века.

«Осадный список» 1618 года перечислял имена всех, кто оставался на службе с царем Михаилом Федоровичем, а также членов Думы и Государева двора, отправленных «по городом» для сбора ратных людей вместе с боярами князем Иваном Борисовичем Черкасским и князем Борисом Михайловичем Лыковым. Под таким перечнем в разделе «Дворяне ж посланы з бояры по городом» стояла помета думного дьяка Сыдавного Васильева: «вотчины дать указано против московских сидельцев». Следовательно, участники военных действий в Ярославле и в Нижнем Новгороде при рассмотрении «Осадного списка» в Боярской думе получили одинаковые права на пожалование со служилыми людьми, оборонявшими Москву. И голос князя Черкасского в Думе, где рассматривался «Осадный список», тоже должен был звучать в пользу своего полка[62]62
  Осадный список 1618 г. С. 12, 30, 33, 44.


[Закрыть]. Сам князь Иван Борисович Черкасский воспользовался правом на получение вотчинной земли не сразу после возвращения из похода, а только в середине 1620-х годов. И это было пожалование не за одну ярославскую службу 1618 года, а за «многие службы и за терпенье» всей семьи князей Черкасских, пострадавших во время опалы при царе Борисе Годунове[63]63
  ААЭ. Т. 2. № 159. С. 227; Осадный список 1618 г. С. 519.


[Закрыть].

Назначения в приказы и ратная служба князя Черкасского в первые годы царствования Михаила Федоровича достаточно говорят о его заметной роли в управлении Московским государством и даже о своеобразной опоре царя в сложных делах на своего двоюродного брата. Он стал одним из самых доверенных «ближних людей» молодого царя Михаила Романова. Но по-настоящему главенствующая роль князя Черкасского в управлении страной выяснится чуть позднее.

«Премьер-министр»

Возвращение царского отца митрополита Филарета из польского плена в июне 1619 года и возведение его в сан патриарха изменили управление Московским государством и устоявшуюся в первые годы правления Михаила Романова иерархию придворных. Многие историки делают далекоидущие выводы о наступившем тогда двоевластии и чуть ли не полном подчинении царя патриарху. Вряд ли изменения во власти, связанные с влиянием патриарха Филарета, следует воспринимать так прямолинейно. Совет с царским отцом становился необходимым условием решения многих дел. Но влияние отца на сына не было подавляющим. Советы любимого отца были необходимы и помогали царю Михаилу Федоровичу в делах. Но сам патриарх Филарет был достаточно умен, чтобы не демонстрировать напоказ отцовскую власть над сыном-царем, дабы не умалять царский чин. В таком выстраивании новых отношений при дворе «ближние люди» и родственники царя и патриарха играли особую роль. Управление государством сразу после избрания Михаила Романова на царство стало семейным делом. С возвращением главы романовского клана, конечно, многое менялось, но опора на семейный круг оставалась прежней.

Встреча возвращавшегося из плена «в Литве» митрополита Филарета оказалась ярким и запоминающимся действом. Она прошла со многими церемониями. Для приготовления и организации встречи отца царь Михаил Федорович выслал своих придворных в Вязьму, где 1 июня полномочные послы бояре Федор Иванович Шереметев, князь Данила Иванович Мезецкий и окольничий Артемий Васильевич Измайлов официально провели размен пленных. Кроме митрополита Филарета в разрядной книге упоминались также другой знатный пленник, герой Смоленской обороны 1609–1611 годов боярин Михаил Борисович Шеин, и дьяк Томила Луговской. Сведения об этом размене получили в столице 6 июня; царский отец, как положено по этикету, спрашивал «о здоровье» своего сына.

В этот момент произошли важные события, видимо, предопределившие будущие изменения в царском окружении. В соответствии со сложившимся при дворе царя Михаила Федоровича порядком, первым ответно спрашивать «о здоровье» был послан главный временщик боярин Борис Михайлович Салтыков. Однако таких «посылок» было три. И в следующий раз навстречу «митрополиту Московскому и всея Руси» поехал уже боярин князь Иван Борисович Черкасский, а в третий – боярин князь Афанасий Васильевич Лобанов-Ростовский. Так царь Михаил Федорович последовательно познакомил отца со своим ближайшим окружением[64]64
  ДР. Т. 1. Ст. 393.


[Закрыть]. Но ближе всех к митрополиту Филарету окажется в итоге князь Черкасский, а не братья Салтыковы с князем Лобановым-Ростовским.

Далее состоялись еще три торжественные встречи будущего патриарха на дороге в Москву. Поручение этих встреч главным воеводам земских ополчений 1611–1612 годов боярам князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому, князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому и героям Псковской обороны 1615 года, отстоявшим город от войска шведского короля, – боярину Василию Петровичу Морозову и окольничему Федору Леонтьевичу Бутурлину подчеркивало их ратные заслуги. Боярин Василий Петрович Морозов, официально первым встречавший митрополита Филарета, как известно, был главой переходного правительства, передавшего власть от «Совета всей земли» боярам и избранному царю Михаилу Романову в 1613 году. Тогда же, во время царской коронации, произошло его местническое столкновение с князем Иваном Борисовичем Черкасским. Шесть лет спустя оба бывших местнических соперника встретились в торжественный момент и стали одними из первых людей, от кого митрополит Филарет узнавал о прошедшем без него освобождении Москвы и о первых годах царствования своего сына. 24 июня 1619 года состоялось давно ожидаемое возведение на престол патриарха Филарета, снявшее всю прежнюю неопределенность статуса главы Церкви в России в начале правления царя Михаила Федоровича.

Апофеозом торжеств по поводу возвращения из плена царского отца стал совет царя, патриарха и Земли – Земский собор, состоявшийся в августе 1619 года. На земских соборах решались самые важные дела в государстве, и в этот раз была предложена целая программа действий, которую историки связывают с именем царского отца, считая само собой разумеющейся его большую опытность в делах. Среди предложенных мер были составление нового земельного описания и посылка писцов в уезды для учета текущего состояния земельного фонда, из которого награждали вотчинами и поместьями служилых людей. Для налаживания торговли требовался сыск посадских людей и закладчиков, вынужденно переселившихся в Москву из разоренных украинных городов или сменивших своих владельцев во времена Смуты и не плативших налоги за участие в торговых операциях. Говорилось о необходимости рассмотрения судебных споров с «сильными людьми», наведении порядка в сборе доходов и созыве выборных на новый Земский собор. Представители городов и уездов должны были рассмотреть прежние «обиды, насильства и разорения» и обсудить, «чем Московскому государству полнитца и ратных людей пожаловать и устроить бы Московское государство, чтоб пришло все в достоинство»[65]65
  КР. I. Ст. 615.


[Закрыть].

При более пристальном рассмотрении в этой программе не оказывается ничего нового, все принятые меры уже были так или иначе опробованы в первые годы царствования Михаила Федоровича. Царский отец, московский патриарх и еще один «великий государь» Филарет своим авторитетом лишь подтверждал верность выбранных действий, которые, пусть с ошибками, но уже применялись раньше. Всеобщая эйфория по поводу возвращения из плена отца царя Михаила Федоровича и завершения Смуты очень скоро сменилась рутиной повседневного управления Московским царством. Земский собор в обычных условиях, где со всеми делами справлялись приказы, оказался не нужен. Власть в царстве, как это и бывало «при прирожденных государях», полностью перешла в руки царя, патриарха и их «ближних» людей.

Открывая боярские списки 1620-х годов, можно увидеть, что имя князя Ивана Борисовича Черкасского стояло не на первом, а на втором месте. А кто же тогда был впереди? На первом месте писалось имя царского дяди Ивана Никитича Романова, того самого, с кем некогда князь Иван Борисович разделил годуновскую ссылку. Записью имени во главе боярских списков царскому дяде был выказан полный почет и уважение: ведь он лет на десять начал служить раньше в стольниках, чем князь Иван Борисович Черкасский. Пережив опалу Годунова, Иван Никитич Романов стал боярином уже в 1605 году. Но «грех» 1613 года и опасность выстраивания вокруг близкого царского родственника своеобразной «оппозиции» (весьма условное слово применительно к политической борьбе Московского царства) тоже оставались. Сам Иван Никитич не давал никакого повода к таким подозрениям в собственной нелояльности: он участвовал в главных дворцовых церемониях, выступал душеприказчиком или послухом в частных боярских делах, но фактически всё равно был отодвинут от текущего управления.

Положение первого боярина перешло к князю Ивану Борисовичу Черкасскому. Патриарх Филарет немедленно по возвращении в Москву стал явно опекать своего родственника. Показательно, как с этого времени быстро увеличились земельные владения князя Черкасского. 9 декабря 1619 года князь Иван Борисович получил жалованную грамоту на крупную вотчину в Нижегородском уезде – село Ворсму, ранее принадлежавшую не кому иному, как Кузьме Минину. После смерти Минина в 1616 году эти земли были взяты в казну и оказались в дворцовых землях, а затем их получил в поместье боярин князь Иван Борисович Черкасский. 4 апреля 1617 года ему была выдана ввозная грамота на село Ворсму, с деревнями и пустошами, бывшими, по словам грамоты, «за думным нашим дворянином за Кузмою Мининым». И только после пожалования князю Черкасскому села Ворсма из поместья в вотчину оно в силу своего вечного наследственного статуса могло стать основой земельных владений князей Черкасских. 29 мая 1620 года еще раз был увеличен денежный боярский оклад князя Ивана Борисовича, достигший 600 рублей[66]66
  Морохин А. В. Кузьма Минин. М., 2021. С. 209–211; Павлов А. П. Думные и комнатные люди… СПб., 2019. Т. 2. С. 207–208.


[Закрыть]. Деньги за службу выплачивались боярину князю Черкасскому из доходов богатой Устюжской четверти, собиравшей налоги с Поморья. И далее в 1620-х годах князь получал еще новые земельные пожалования: на нижегородское село Павлов Острог и суздальское Лежнево «за многие службы и терпенье» и «за многие службы и раденье» царю Михаилу Романову. В выданной около 1625 года жалованной грамоте боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому на село Павлово (документ сохранился с утратами и без точной даты) подробно сказано об испытаниях, пережитых им в годы годуновской опалы. В грамоте от имени царя и патриарха подчеркивалось, что отец Ивана Борисовича князь Борис Канбулатович Черкасский, мать княгиня Марфа Никитична Черкасская и он сам пострадали «за нас». Князь Иван Борисович Черкасский лишился во время опалы жалованья, поместий и вотчин, а всё его имущество («животы и рухледь всякая») было распродано «без остатка», а земли разорены «до основания». «И с того розоренья, – писали в жалованной грамоте, – он болярин наш князь Иван Борисович был в великой скудости и в долгу»[67]67
  ААЭ. СПб., 1836. Т. 3. № 159. С. 227.


[Закрыть]. Как видим, патриарх Филарет помнил о страданиях и стойкости в опале племянника и стремился вознаградить его за понесенные потери.

Князь Иван Борисович вернулся к управлению в Приказ приказных дел, «что на сильных людей челом бьют» (вместе с другим боярином князем Данилой Ивановичем Мезецким) летом 1619 года. Только теперь это был приказ, созданный по решению Земского собора, и, следовательно, он имел еще большие полномочия, чем ранее. Суть сыска о спорах с «сильными людьми» отвечала общим требованиям справедливости в решении судебных дел, а назначение князя Черкасского говорит о доверии к нему не только царя и патриарха, но и представителей уездных и городских чинов – дворян и детей боярских, посадских людей, служилых людей «по прибору» – стрельцов, пушкарей и казаков. Делопроизводство приказа практически не сохранилось, да и управлял им боярин князь Иван Борисович Черкасский опять недолго, примерно до 1620 года. Хотя известно, что приказ рассматривал дела членов Думы, например, боярина князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого. Участниками пересматривавшихся дел выступали мелкие помещики, а однажды разбиралась даже тяжба некого портного мастера с родным братом «стряпчего с ключом» Ивана Ивановича Чемоданова. Память о деятельности первых судей Приказа приказных дел осталась долгая и добрая. Даже двадцать лет спустя дворяне и дети боярские вспоминали в своей коллективной челобитной, «а как де бояре по сто дватцать осмой год (1620-й. – В. К.) в полате сидели, и им о своих обидах и о всяких делех бити челом было незаборонно»[68]68
  Смирнов П. П. Челобитные дворян и детей боярских всех городов в первой половине XVII в. // ЧОИДР. 1915. Кн. 3. С. 42; Павлов А. П. Думные и комнатные люди… Т. 1. С. 289.


[Закрыть].

В начале 1620-х годов князь Иван Борисович Черкасский был поставлен во главе целого ряда важнейших приказов – Аптекарского, Поместного, Большой казны, Стрелецкого, Иноземского (Панского), составлявших ядро управления в Московском царстве. Сосредоточение под началом одного боярина дел о денежной казне, распределении земельной собственности, охране царя и его здоровья с тех пор стало повторяться и каждый раз становилось верным признаком появления своеобразного «премьер-министра» при царе[69]69
  Смирнов П. П. Правительство Б. И. Морозова и восстание в Москве 1648 года. Ташкент, 1929 (Труды Средне-Азиатского гос. ун-та. Серия 3. История. Вып. 2). С. 7.


[Закрыть]. Конечно, приказы – это еще не более поздние министерства, их деятельность сравнивать не приходится, поэтому статус такого «премьерства» лучше обозначается термином эпохи – «ближний человек».

Новые назначения боярина князя Ивана Борисовича Черкасского главой разных приказов стали продолжением наметившейся тенденции передачи власти от родственников царской матери инокини Марфы к другим «ближним людям» Романовых. Фавориты первых лет правления царя Михаила Романова братья Салтыковы сосредоточили в своих руках дворцовое управление. Даже патриарх Филарет до поры не стал менять этот порядок, и боярин Борис Михайлович Салтыков остался во главе Дворцового приказа до своей опалы в середине 1620-х годов. Но младший брат кравчий Михаил Михайлович Салтыков был отставлен от руководства Оружейной палатой, где остались управлять дьяки. Пришлось ему уступить боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому и руководство Аптекарским приказом. Важность «Аптеки» состояла в наблюдении за лечением самого царя, членов Думы и двора. Иноземные доктора назначались в армию, лечили раны, полученные в боях, участвовали в осмотрах дворян при решении вопросов об отставке со службы. В подчинении приказа были садовники и огородники, занятые сбором лечебных трав. Кроме «травников», Аптекарскому приказу подчинялись иконники. Помощник сначала Салтыкова, а потом князя Черкасского подьячий Вьялица Потемкин был одновременно судьей Иконного приказа (он в итоге прослужил в Аптекарском приказе четверть века, и большинство этого срока под началом князя Черкасского).

Другие перемены в приказном управлении коснулись Поместного приказа. Вопреки обычному порядку в самом конце 1620 года управление в нем было передано от дьяков к боярской коллегии во главе с князем Иваном Борисовичем Черкасским и князем Алексеем Михайловичем Львовым. Конечно, такие назначения случались и раньше, но последний раз это было сделано самозваным царем Лжедмитрием I в 1605 году, когда во главе Поместного приказа был поставлен боярин Петр Никитич Шереметев. Судя по неудаче с пересмотром жалованных грамот, рассмотрение поместных дел не слишком хорошо давалось князю Черкасскому. Во главе приказа он оставался всего год, но это было важное время составления и приема дозорных книг, впервые после Смуты дававших представление о сохранившемся земельном фонде, количестве населенных владений, обрабатываемой земли и угодий. Работа оказалась незавершенной, дозоры проводились избирательно, коснулись только ряда уездов в государстве. Многое зависело от добросовестности дозорщиков, опиравшихся на сведения, получаемые от приказчиков и управляющих вотчин и поместий. А те стремились занизить «налоговую базу», неверно указывая количество земли и крестьян, живущих за тем или иным владельцем.

Время князя Ивана Борисовича Черкасского во главе Поместного приказа больше запомнилось переменами в составе дьяков. При нем перестали служить в приказе дьяки Герасим Мартемьянов (впервые упомянут дьяком Поместного приказа в 1605 году) и Николай Новокщенов (его «стаж» отсчитывался от царствования Василия Шуйского). Дьяк Герасим Мартемьянов служил сначала в Первом, а потом и во Втором земских ополчениях в 1611–1612 годах. Оба опытных дьяка были незаменимы во времена сыска окладов и сведений о раздачах поместных придач за службу, осуществленного в начале царствования Михаила Федоровича. Николай Новокщенов незадолго до назначения в приказ князя Черкасского получил даже чин думного дьяка. Но в 1620-х годах требовалось уже другое – приведение в порядок всего земельного фонда – главного достояния, обеспечивавшего благополучие и службу всех дворян.

Одним из примеров деятельности боярина князя Черкасского во главе Поместного приказа может служить дело стольников князей Семена и Матвея Прозоровских о полученных ими вотчинах в Ярославском уезде «при боярах» в 120-м (1611/12) году. 4 мая 1621 года была выдана грамота, где эти земли передавались другому человеку. Оказалось, что вотчиной распорядился по своему усмотрению один из воевод Первого ополчения Ивашка Заруцкий, «дружа» князьям Прозоровским и «поверя их ложному челобитью». Судьи Поместного приказа приказали провести «обыск» об этих землях, обмерить их, выделить землю новому владельцу в его оклад, а оставшиеся поместья отписать в казну. Доверия к тому, что всё будет сделано по справедливости, в Поместном приказе не было. Поэтому в указной грамоте воеводе специально оговаривалось, чтобы губной староста «велел мерить прямо, в правду», грозя ему опалой и казнью. И в подтверждение своих слов из приказа послали «сажень мерную», запечатав ее печатью дьяка Поместного приказа[70]70
  Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII в. Сборник документов / Сост. А. В. Антонов. М., 2008. Т. 4. № 525. С. 434–437.


[Закрыть].

Рассмотрение этого дела показывает, с какими сложностями сталкивались в поместных и вотчинных делах еще в начале 1620-х годов. Князь Иван Борисович Черкасский начинал, образно говоря, «разгребать завалы», но продолжат эту работу другие приказные судьи. Память о его управлении Поместным приказом опять осталась добрая. Можно привести похвалу одного из современников, стряпчего Ивана Бутурлина, подавшего проект об улучшении управления в Московском государстве во времена Смоленской войны 1632–1634 годов: «Как боярин князь Иван Борисович Черкасской ведал Поместной приказ, да у боярина ж у князя Ивана Борисовича были многие приказные люди, и в то время у нево в приказех всё делалось добро и волокиты в приказех у боярина у князя Ивана Борисовича никаким людем не было»[71]71
  «Что в государстве делаетца дурно…»: «Государево дело» стряпчего И. А. Бутурлина. 1634 г. / Публ. Т. А. Лаптевой // Исторический архив. 1993. № 4. С. 182.


[Закрыть].

После «сдачи дел» в Поместном приказе князь Черкасский получил другое, не менее, а, может быть, даже более важное поручение: он стал первым главой Приказа Большой казны.

Лучше всего функции этого финансового ведомства объясняет его дальнейшая эволюция, когда он был снова объединен с Приказом Большого прихода, а в конце своего существования «Большая казна» стала своеобразным Гохраном! Из общего управления государственными финансами были выделены наиболее важные дела, связанные с управлением денежными дворами, монетным делом, приобретением и хранением золота и серебра. В подчинении Казны со временем оказались гости, купцы гостиной и суконной сотен; приказ ведал сборами с богатого посадского населения, традиционно составлявшими один из главных ресурсов наполнения бюджета.

Дольше всего, с 1622 года и до самой смерти, князь Иван Борисович служил во главе Стрелецкого и Иноземского (Панского) приказов. Хорошо известна роль стрельцов в событиях русской истории второй половины XVII века, но не будет преувеличением сказать, что основы их заметного положения на службе в столице и во всем Московском царстве закладывались еще раньше. Стрельцы, в отличие от поместной конницы, состоявшей из дворян и детей боярских, были пешим войском. Они воевали в армии, а в мирное время выполняли функции охраны как в Москве, где располагалось несколько приказов стрельцов со своими полковниками, так и во всех крупных городах. Кстати, пользуясь своим положением «ближнего человека» при дворе, князь Иван Борисович иногда приглашал с собой на торжественные царские «столы» стрелецких голов, и они могли быть «представлены» царю Михаилу Федоровичу. Особое значение имело стрелецкое войско в гарнизонах южных городов, где было мало посадского населения. Там стрелецкие начальники даже «конкурировали» с местными воеводами в делах управления уездами. Набор в стрельцы, обеспечение войска обмундированием и оружием, распределение по местам, устройство стрелецких слобод в столице и уездах – всё это относилось к ведению приказа, возглавлявшегося князем Иваном Борисовичем Черкасским.

Существенную роль в русской армии играли и служилые иноземцы; их набором в службу, земельным и денежным обеспечением ведал Иноземский приказ. И там при князе Иване Борисовиче Черкасском происходят заметные перемены. Налаживается система учета служилых иноземцев, многие из которых попали на русскую службу во времена Смуты. Роты служилых иноземцев становятся составной частью армии; с ними связываются перемены в строе и тактике войска, переход на новое огнестрельное оружие от традиционных луков со стрелами. Иноземский приказ ведал и иностранными мастерами, жившими в столице, решал вопросы вероисповедания и суда по делам с иноземцами. Именно судьи Иноземского приказа определяли дальнейшую судьбу иностранцев, приезжавших в Россию для найма на службу (их обобщенно называли «немцами»). В приказе проводили своеобразную экспертизу, изучая, кем эти люди были раньше, какого они были происхождения, какое жалованье им можно выплачивать и где они должны были жить и служить в Московском государстве.

К сожалению, очень редко можно точно выделить роль судьи приказа в разных делах. Впрочем, не стоит недооценивать сам приказной строй; в нем рано сложилась определенная специализация, появились судьи, дьяки и подьячие, умело готовившие многие документы, ведшие переписку с другими ведомствами и воеводами на местах. Некоторые приказы, как Разрядный и Поместный (о чем уже говорилось), даже управлялись традиционно одними «бюрократами» – дьяками. Когда происходила смена приказного судьи, назначавшегося из числа членов Думы и царского двора, такие профессионалы управления, как правило, оставались на своих местах. Дьяки хорошо ориентировались в приказных делах, а многое просто помнили без обращения к архивным коробьям и ящикам. Приходя к управлению приказом, каждый следующий судья имел хороших помощников в делах и налаженный порядок работы. Традиционная московская «волокита», «посулы» (взятки) и «поминки» (подарки) в приказах тоже существовали. Но общее отношение к несправедливому суду все-таки было нетерпимым. В законодательстве постоянно появлялись нормы, требующие преодоления изъянов судебной системы. Тем более это касалось приказов, где рассматривали дела «сильных людей» и где требовался такой властный и обреченный доверием царя Михаила Федоровича арбитр, как князь Черкасский.

Препятствием судебным злоупотреблениям была возможность апелляции ко всей Боярской думе и царю. В некоторых случаях дьяки, видя правоту челобитчика, могли даже прямо советовать подавать челобитную царю «мимо» них, чтобы не «остужаться с сильными людьми». Но это исключительные казусы, в повседневной практике управления важнейших приказов обычно все такие, требовавшие отдельного рассмотрения дела собирались в «докладные выписки». А затем уже царь и Боярская дума слушали тексты этих выписок и принимали решения, оформлявшиеся приговорами и указами. Поэтому, анализируя законодательство 1620—1630-х годов, можно не сомневаться, что боярин князь Иван Борисович имел отношение к рассмотрению всех самых важных дел в государстве.

Приказная служба и царские поручения боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому, выше всех стоявшему в боярской иерархии, определили его новое положение при дворе царя Михаила Федоровича. Впрочем, судить об этом можно больше по косвенным признакам, изучая те или иные назначения князя. Недавно американский исследователь профессор Пол Бушкович заново обратился к голландским и шведским источникам, приоткрывающим завесу над обстоятельствами политической борьбы в Московском царстве. Такого рода дипломатические донесения относятся к «классике» источников Нового и Новейшего времени, за более же раннее время они остаются редкими исключениями. Автор голландского донесения 1624 года писал о князе Иване Борисовиче Черкасском как о «дворецком и главе всего военного совета», отмечал, что он управлял «аптекой великого князя» и был «казначеем». Анонимный автор донесения явно хотел подчеркнуть выдающуюся роль при царском дворе боярина князя Черкасского, поэтому привел слух, что «он получит всё управление государством и первое имя после Мстиславского, который умер в мое пребывание там и тоже был назначен маршалом всего Московского государства»[72]72
  Бушкович Пол. Шведские источники о России 1624–1626 гг. // Архив русской истории. М., 2007. Вып. 8. С. 371.


[Закрыть]. Конечно, слух остается слухом и его никак нельзя перепроверить, но подобные разговоры о первенстве князя Черкасского при дворе царя Михаила Федоровича показательны сами по себе.

В чем же все-таки была сила этого человека? Племянник Федора Никитича и Ивана Никитича Романовых, он принадлежал уже к следующему поколению, будучи существенно моложе братьев Никитичей, но чуть старше царя Михаила Романова, и даже по возрасту был человеком «средины». Он умел ладить со всеми – и со старшим поколением Романовых, и с царской матерью, и с другими боярами; заслужил он и лестные отзывы о своем справедливом управлении приказами. Современный исследователь «думных и комнатных людей» царя Михаила Романова Андрей Павлович Павлов пишет, что князь Иван Борисович Черкасский «находился в близких отношениях с представителями самых различных придворных группировок и являлся лицом, объединявшим разные придворные “партии”. Черкасский пользовался авторитетом не только в боярских кругах, но и в широкой среде служилых людей и простонародья»[73]73
  Павлов А. П. Думные и комнатные люди… Т. 1. С. 294.


[Закрыть]. Вероятно, это и было «секретом» влияния князя Ивана Борисовича на «великих государей» царя Михаила Федоровича и патриарха Филарета.