Текст книги "«Ближние люди» первых Романовых"

5 июля 1617 года Борис Иванович Морозов вступил в брак. Остается неизвестным, из какого рода происходила его невеста, ее имя в современных документах не упоминалось, о ней говорилось только как о жене царского стольника. И лишь поздние источники (о которых чуть ниже) позволяют назвать ее имя – Ирина.

«На завтрее своей свадьбы» Борис Морозов совершил традиционный для «ближних людей» приезд во дворец «челом ударити» царю. Стольник Морозов и его жена получили многие царские подарки, описание которых сохранилось и приведено в материалах к книге Ивана Егоровича Забелина о «домашнем быте русских царей и цариц». В числе подарков вступившему в брак Борису Морозову были «образ Спасов обложен серебром золоченым венец басмян золочен», серебряный кубок «с покрышкою», присланный «в поминках» от «аглинского короля», атласные и шелковые ткани разных цветов, а также сорок соболей. «Стольника Борисове жене Ивановича Морозова» был подарен от царя «образ Вознесения Господне обложен серебром, венцы сканые», «десять аршин камки кармазину червчатого» (5 метров красной узорной шелковой ткани) и сорок соболей ценою в два раза меньше, чем у мужа. От матери царя «старицы иноки» Марфы Ивановны новобрачные тоже получили в подарок образа Богородицы и Вознесения, драгоценные ткани и соболей[116]116
  Пожалование соболей «спальнику» Борису Морозову состоялось по царскому именному приказу, переданному боярином князем Иваном Борисовичем Черкасским. Забелин И. Е. Домашний быт русских царей и цариц в XVI и XVII столетиях. Т. 3. Материалы. Материалы к тому II «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях». М., 2003. С. 574; Павлов А. П. Думные и комнатные люди… Т. 1. С. 189.


[Закрыть].

Полтора года спустя, 18 января 1619 года, состоялся брак Глеба Ивановича Морозова и княжны Авдотьи Сицкой, дочери входившего в родственный круг Романовых боярина князя Алексея Юрьевича Сицкого[117]117
  Павлов А. П. Думные и комнатные люди… Т. 1. С. 231.


[Закрыть]. Кстати, все молодые царские «ближние люди» царя Михаила из родов Салтыковых и Морозовых справили свои свадьбы почти одновременно. Первым боярин Борис Михайлович Салтыков, 5 ноября 1615 года женившийся на Марии Ивановне (из какого она была рода, тоже осталось неизвестно). Следом, 14 июля 1616 года, вступил в брак кравчий Михаил Михайлович Салтыков, его избранницей стала Прасковья Ивановна (урожденная Полева)[118]118
  Забелин И. Е. Домашний быт русских царей и цариц в XVI и XVII столетиях. Т. 3. С. 572–574.


[Закрыть]. Тогда же, в 1616 году, велись приготовления и к несостоявшейся свадьбе царя с Марией Хлоповой, а в 1617 и 1619 годах вступили в брак Борис и Глеб Морозовы. Последовательность этих браков Салтыковых и Морозовых можно принять во внимание, вычисляя их возраст относительно известной даты рождения царя Михаила Романова.

Имя первой жены Бориса Ивановича Морозова – Ирина Ивановна – оказалось упомянуто впервые Львом Максимовичем в «Путеводителе к древностям и достопамятностям Московским» в 1792 году[119]119
  Путеводитель к древностям и достопамятностям Московским, руководствующий любопытствующего по четырем частям сея столицы к две – место – описательному познанию всех заслуживающих примечание мест и зданий, как-то: соборов, монастырей, церквей, государственных и частных заведений как старых, так и новых, с надписей и из других достоверных источников собранный, и для удобнейшего оных приискивания азбучною росписью умноженный: В 2 ч. М., 1792. Ч. 1. С. 221–222.


[Закрыть]. В Синодике кремлевского Чудова монастыря, где был некрополь Морозовых, осталось несколько записей о поминаниях Борисом Ивановичем Морозовым умерших родственников и предков. Одна из них, пространная, содержит поминание рода самого боярина Ильи (по крестильному имени Бориса Ивановича Морозова)[120]120
  Вкладная книга Троице-Сергиева… С. 54.


[Закрыть]; в ней встречается имя его второй жены – Анны Ильиничны (урожденной Милославской). Но есть и другая, очень краткая запись с поминанием Ирины, четырех младенцев и «инока Мисаила, схимника», где Борис Морозов упомянут еще без чина боярина, полученного им в 1634 году. По справедливому предположению публикатора Синодика Чудова монастыря Алексея Ивановича Алексеева, в этой записи упоминается первая жена Бориса Ивановича Морозова. Есть и еще другая краткая запись в синодике с поминанием Борисом Морозовым одной Ирины. Возможно, в записи монастырского синодика приоткрывается семейная драма боярина Морозова. Судя по всему, его дети от первой жены умерли в младенческом возрасте[121]121
  Алексеев А. И. Синодик Чудова монастыря в Московском Кремле // Вестник церковной истории. 2019. № 3/4 (55/56). С. 5–239. Цитируется по электронной публикации: Алексеев А. И. Синодик Чудова монастыря в Московском Кремле – Библиотека – Церковно-Научный Центр «Православная Энциклопедия» (sedmitza.ru). Л. 32.


[Закрыть].

Ко времени «осадного сиденья в королевичев приход» 1618 года положение братьев Бориса и Глеба Ивановичей при дворе укрепилось настолько, что они перечислены на первом месте среди семи «комнатных стольников» царя Михаила Федоровича. В составленном «Осадном списке» этот чин вообще впервые назван официально в разделе «Столники. У государя царя и великого князя Михаила Федоровича в комнате». Запись имени в «Осадном списке» позволяла претендовать на перевод в вотчину части поместной земли. Для «комнатных стольников» ограничений не было, царь мог пожаловать их по своему разумению. Следствием стало пожалование Бориса Ивановича Морозова вотчиной в Закудемском стану Нижегородского уезда (из его же поместья, состоявшего из прежних дворцовых и бортных сел). Показательно, что ранее там получил вотчину Кузьма Минин за службу по «очищенью» Московского государства (мининские владения, как мы помним, впоследствии перешли к боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому)[122]122
  Осадный список 1618 г. С. 25, 31, 161, 513; Павлов А. П. Думные и комнатные люди… Т. 2. С. 259.


[Закрыть]. «Соседями» Морозовых, также имевшими свои вотчины и поместья в Нижегородской земле, стали и другие заметные думцы и аристократы, включая думного дьяка Ивана Грамотина и астраханского царевича Михаила Кайбулина[123]123
  Приходо-расходные книги московских приказов 1619–1621 гг. М., 1983. С. 48.


[Закрыть].

Борис Иванович Морозов принимал участие во встрече царского отца митрополита Филарета. По сообщению одной из разрядных книг, «комнатный стольник» Морозов был выслан навстречу возвращавшемуся из плена митрополиту Филарету вместе с братьями Салтыковыми. Царь Михаил Федорович такими назначениями представлял отцу ближайшее окружение. Впрочем, скоро выяснится, что у будущего патриарха были свои предпочтения в подборе круга «ближних людей» царя. Филарет будет стремиться устранить чрезмерное влияние на царя родственников матери, великой инокини Марфы Ивановны. Падение Салтыковых, отправленных в опалу в связи с новыми открывшимися обстоятельствами «дела Марии Хлоповой», не могло не сказаться на положении братьев Морозовых. Стольник Борис Морозов оставался при дворе и по-прежнему чаще других бывал в «комнате», но путь в бояре для него, пока был жив царский отец патриарх Филарет, оказался закрыт.

Может быть, еще и по этой причине он приложил все свои усилия и незаурядные административные таланты к собственному обогащению, приумножая и налаживая хозяйство в разраставшихся вотчинах. Его оклад стольника в книгах Устюжской четверти в начале царствования Михаила оставался неизменным – 90 рублей, и это была не такая большая сумма[124]124
  РИБ. Т. 28. Ст. 688; Приходо-расходные книги московских приказов… С. 144.


[Закрыть]. Даже некоторые менее заметные стольники, не входившие в число «спальников», и московские дворяне имели сравнимые оклады. Но дело в том, что, в отличие от других служилых людей двора, стольник Борис Иванович Морозов мог в любой момент получить деньги в свой оклад (не считая еще других денежных выдач и подарков царя). В то время как рядовым служилым людям жалованье за службу могли задерживать годами и выдавать его не сразу или частями. С конца 1620-х годов во владении стольника Морозова оказываются новые «купли» – подмосковные вотчины в Горетове стану Московского уезда и в Городском стану Звенигородского уезда. Предприимчивый стольник покупал пустоши и порозжие земли и превращал их в населенные крестьянами владения, приносившие вотчиннику большой доход.

Имя стольника Бориса Ивановича Морозова по-прежнему редко попадало на страницы дворцовых разрядов. Однако свое положение первого «комнатного» стольника он сохранил. В чине свадьбы царя Михаила Федоровича с княжной Марией Владимировной Долгоруковой стольник Борис Морозов упомянут в числе «поезжан» наряду с другими родовитыми царскими приближенными. Во время свадьбы царя с Евдокией Лукьяновной Стрешневой «поезжане» и «комнатные стольники» были с царем в «мылне». Следовательно, в отличие от братьев Салтыковых, позиции придворного Морозова сохранились, он остался в ближнем царском круге.

Всего лишь однажды в середине 1620-х годов стольник Борис Иванович Морозов лично участвовал в общих царских приемах: «вина нарежал» во время приезда шведских послов. То есть почти за десять лет со времени первой записи его имени в дворцовых разрядах он так и не получал никаких более высоких назначений. Обычно для участия в парадных приемах иноземных послов из Персии, Швеции и других стран Борис Морозов выставлял даточных людей, собиравшихся в зависимости от количества дворов во владении царедворцев. И он мог себе позволить представить ко двору от 15 до 22 человек, уступая только самым первым боярам – Ивану Никитичу Романову и князю Ивану Борисовичу Черкасскому. Другие же бояре из окружения царя обычно выставляли только 7—10 человек. Всё это отражало растущие амбиции и земельные богатства стольника Морозова, но было слабым утешением для отодвинутого в тень царедворца.

Иноземные наблюдатели говорят о существовании в это время двух «партий» в царском окружении – с одной стороны, группировавшихся вокруг матери царя (и к ней принадлежал стольник Морозов), а с другой – отца. Царь Михаил Федорович не противился мнению родителей; для него, выросшего когда-то в разлуке с ними, родительская любовь была одной из главных ценностей, что хорошо видно по сохранившимся царским письмам. Поэтому придворным приходилось подстраиваться под обстоятельства, и лучше всего себя чувствовали те, кто пользовался доверием как в окружении великой инокини Марфы, так и в патриаршем дворце. Властный характер патриарха Филарета, очевидно, создал сложности для назначений братьев Морозовых в приказы или на воеводства. Слишком долго оставаясь исключительно на придворной службе в царской «комнате», стольник Борис Морозов нигде не мог себя проявить в управлении царством. Первое назначение – в приказ Царской мастерской палаты, находившийся обычно в ведении постельничего, – Борис Иванович Морозов получил только в год смерти патриарха Филарета в 1633 году[125]125
  Богоявленский С. К. Приказные судьи XVII века // Богоявленский С. К. Московский приказный аппарат и делопроизводство XVI–XVII веков. М., 2006. С. 201–202.


[Закрыть]. Все перемены в его положении начались позже, с назначения «дядькой» царевича Алексея Михайловича.

Воспитатель царевича Алексея

Решение о выборе «дядьки» царевича Алексея пришлось на время неудачной Смоленской войны. В октябре 1633 года умер царский отец, патриарх Филарет. Неизвестно, успел ли он дать согласие на назначение на эту должность «комнатного» стольника Бориса Морозова. Но именно это назначение открыло Морозову путь в боярскую элиту.

После смерти отца царь Михаил Федорович стал настоящим самодержцем, и при дворе начались заметные перемены. Из последовавшего возвращения ко двору опальных братьев Бориса и Михаила Салтыковых видно, что царь Михаил Федорович давно простил своих придворных. Марии Хлоповой уже не было в живых, и прежние счеты перестали иметь значение. Одним из символов возвращения Салтыковых ко двору и стало назначение в бояре Бориса Ивановича Морозова, пришедшееся на день Богоявления – 6 января 1634 года. «Сказывать» боярство в таких церемониях полагалось тем, кто был младше на местнической «лествице». Борису Морозову «сказывал» боярство один из его друзей и прежних покровителей, окольничий Михаил Салтыков. В тот же день состоялся царский «стол», куда новоиспеченный боярин Борис Иванович Морозов получил впервые именное приглашение. Вместе с ним на приеме у царя Михаила Федоровича были младший брат бывшего царя Василия Шуйского боярин князь Иван Иванович Шуйский и окольничий Василий Иванович Стрешнев. Стрешнев, родственник царицы Евдокии Лукьяновны, в последние годы жизни патриарха Филарета исполнял царские поручения даже чаще Морозова, а теперь был поставлен ниже его. Боярину Морозову сразу же был пожалован денежный оклад, увеличившийся до 500 рублей[126]126
  ДР. Т. 2. Ст. 354.


[Закрыть].

Новая расстановка сил при дворе отвечала общему стремлению царя Михаила Федоровича к компромиссу, собиранию в своем окружении «ближних» людей, связанных родством как с отцом и матерью царя, так и с царицей Евдокией Лукьяновной. Положение «главы кабинета» оставалось за боярином князем Иваном Борисовичем Черкасским. Но прошло уже двадцать лет после венчания на царство Михаила Романова. Неизбежно назревали перемены, и очень показательно, что первым, кому было пожаловано боярство после смерти патриарха Филарета, стал именно Борис Иванович Морозов. Пока это было признанием его исключительной службы придворного, ответственного за воспитание и саму жизнь наследника. Но со временем боярин Морозов сумеет обрести и долго удерживать статус первого «ближнего человека» Московского царства.

Наследник династии Романовых царевич Алексей родился в 1629 году. Первые годы царские дети проводили в своих «хоромах» на женской половине дворца, а с четырех-пяти лет их передавали на воспитание в «мужские руки». «Мамкой» царевича была вдова Ирина Никитична Годунова (родная тетка царя Михаила Федоровича), а одной из постельниц – Ефросинья Сабурова (уместно вспомнить, что матерью Бориса Ивановича Морозова тоже была представительница рода Сабуровых). Для царских детей устраивались отдельные покои, где они находились под постоянным наблюдением и охраной своих «мамок» и «дядек». С этой точки зрения трудно переоценить поручение стольнику Морозову: его новая придворная служба определила всю его жизнь во дворце на долгие годы вперед. Дети самого Бориса Ивановича от первого брака умерли, как можно предполагать, в младенчестве; жены тоже уже не было в живых. Вероятно, его первая жена Ирина умерла до того времени, как царь Михаил Федорович вступил в брак; иначе ее имя можно было бы встретить в свадебном «чине» или среди «боярынь» царицы Евдокии Лукьяновны. Поэтому «семьей» «комнатного стольника» стал юный царевич Алексей.

В архиве Оружейной палаты сохранилось много документов, из которых в мельчайших деталях можно понять, как боярин Морозов «воспитывал» царевича Алексея. Образно говоря, именно он создавал то пространство, которое впервые начинал видеть и сознавать царевич Алексей. Прежде всего, боярин Борис Иванович выстроил для царевичей Алексея и Ивана (родившегося в 1633 году) особые «каменные хоромы», позже известные как «терема», в самом верху царского дворца, построенного именно в 1635/36 году. До того времени царевич Алексей спал по обычаю в «колыбели», позже ему была устроена особо украшенная постель. Конечно, боярин Морозов позаботился о самых изысканных украшениях этой постели резьбой, отделкой, покупкой драгоценных тканей для изголовий и покрывал. В обязанности «дядьки» входило и наблюдение за одеждой царевича, которого, по обычаю тех лет, одевали как взрослого. Боярин Морозов придумал сшить царевичу не только русское, но и «немецкое» платье. Кроме иноземной одежды, царевича Алексея окружали еще и диковинные игрушки «немецкого дела», подаренные «ближними людьми» царя Михаила Федоровича, боярами Иваном Никитичем Романовым, князем Иваном Борисовичем Черкасским, дворецким Алексеем Михайловичем Львовым. Например, среди них были «пистолетики» и «кораблик» с фигурами льва и единорога. Борис Иванович Морозов несколько раз распоряжался покупать в московских торговых рядах печатные «немецкие листы», использовавшиеся для обучения царевича. Подобные гравюры, а также иноземные книги, например сочинения Мартина Лютера, хранились впоследствии и в библиотеке самого Бориса Ивановича Морозова, можно сказать, впервые вводившего моду на всё иноземное в малом дворе царевича Алексея[127]127
  См.: Белоброва О. А. Морозов Борис (Илья) Иванович // Словарь книжников и книжности Древней Руси. СПб., 1993. Ч. 3. Вып. 2. С. 362–363; Козляков В. Н. Царь Алексей Тишайший. С. 26–29; Лифшиц А. Л. Боярин Борис Морозов и его библиотека // Эпоха Ивана Грозного и ее отражение в историографии, письменности, искусстве, архитектуре. Сб. материалов Всероссийской с международным участием научно-практической конференции 16–17 октября 2017 года., г. Александров. Владимир, 2018. Т. 1. С. 212–220.


[Закрыть].

Подтверждает интерес боярина Бориса Ивановича Морозова к иноземцам и участник голштинского посольства в Москву Адам Олеарий. В его книге о России приведен эпизод со встречей с боярином Морозовым во время их отплытия из Москвы в Персию летом 1636 года. Морозов сначала приветствовал гостей с берега, потом пересел в лодку и пировал вместе с голштинскими послами. «Едва мы немного отъехали от берега, – писал Адам Олеарий, – подошел сюда молодого князя гофмейстер Борис Иванович Морозов, доставивший разных дорогих напитков и имевший при себе трубачей своих. Он попросил послов немного пристать, чтоб он мог на прощанье угостить их. Послы, однако, отказались, а так как перед этим… он некоторым из нас на соколиной охоте доставил большое удовольствие, то мы и подарили ему серебряный прибор для питья. После этого в особой маленькой лодке он довольно долго ехал рядом с нами, велел своим трубачам весело играть, а наши им отвечали. Через некоторое время он даже пересел в нашу лодку и пил с нашими дворянами вплоть до утра, после чего он, со слезами на глазах, полный любви и вина, простился с нами»[128]128
  Олеарий Адам. Описание путешествия в Московию… С. 351–352.


[Закрыть]. Оставим этот текст, подчеркивающий «веселие» и любовь к «питию» «гофмейстера» двора царевича Алексея, без дальнейших комментариев. Скорее всего, таково было негласное поручение царя Михаила Федоровича боярину Морозову – развлекать послов сначала на соколиной охоте, а потом при их отъезде. Тем более боярин получил посольский подарок и не должен был остаться в долгу.

Первым делом в обучении царевича Алексея были грамота и письмо. Учили его традиционно по Азбуке, Часовнику, Псалтыри и Апостолу, судя по известным книгам из библиотеки царевича. Азбука была подарком еще патриарха Филарета, для нее был сделан особенный бархатный футляр («влагалище»). Царский «дядька» подбирал себе помощников в обучении царевича. Азам грамоты по церковным книгам царевича учил подьячий, а затем дьяк Василий Прокофьев. Царевич Алексей под его руководством освоил азбуку уже в шесть лет, с сентября 1635-го по февраль 1636 года учил Часовник – книгу повседневных молитв на каждый час в разные недели года, посты и церковные праздники. После он начал читать Псалтырь и Апостол. Учитель царевича постоянно получал подарки, в зависимости от успехов своего ученика. По записям об этих «поощрениях» дьяка Василия Прокофьева можно видеть, как быстро продвигалось обучение наследника царства. Например, Псалтырь семилетний царевич прочитал за несколько месяцев в феврале – мае 1636 года.

В пополнении небольшой библиотеки царевича Алексея участвовали и другие придворные, дарившие ему книги. Думный дьяк Михаил Данилов подарил Космографию, дворецкий князь Алексей Михайлович Львов – Грамматику и Лексикон литовской печати. Царский дворецкий также подарил царевичу Алексею серебряный письменный прибор с перьями и чернильницей. У «именитых людей» Строгановых купили Октоих и Стихиры «знаменного письма», по которым царевич учился церковному пению. Хорошо известны искренняя набожность царя Алексея Михайловича, его следование уставу и правилам: он мог поправить даже священников в церкви, если те ошибались. Знание церковной службы было заложено в него с самого детства, и это тоже была часть «вклада» боярина Морозова в воспитание царевича.

Письму учил царевича Алексея другой дьяк – Григорий Львов, со временем ставший главой Посольского приказа. Царевичу настолько полюбились его умело отточенные перья, что и позднее, уже вступив на престол, он просил дьяка Львова «очинить» ему их. Сохранились собственноручно написанные царем письма («грамотки»), заметки для памяти. В отличие от предшественников на троне, диктовавших свои документы, Алексей Михайлович часто писал их сам.

Очень рано царевича стали учить и шахматам. Правда, сказывалось, что царевич был еще ребенком, поэтому после короткого знакомства наследника царства с деревянными шахматными фигурами пришлось покупать новые, костяные. Но скоро и их вынуждены были отдать в починку. Тогда шахматы сделали из слоновой кости, чтобы они больше не ломались!

В ведении Бориса Ивановича оказалось не только устроение жизни царевича, но и штат его двора. У царевича Алексея появились свои стольники – его сверстники, конечно, просто игравшие с ним в царском дворце. Дальновидные взрослые понимали, как в будущем могла складываться карьера таких детей, когда наследник вступит на престол. Отбор в стольники царевича показывает, что там были представители родственных царских родов: Родион Матвеевич Стрешнев, двоюродные братья царя по матери Афанасий и Дмитрий Иванович Матюшкины. Среди стольников царевича оказались сыновья боярина Никиты Ивановича Одоевского – князья Михаил и Федор, родственник боярина князя Бориса Михайловича Лыкова – князь Алексей Алексеевич Лыков. В стольниках царевича оказались и дети второго царского «дядьки» Никифора Сергеевича Собакина, а также люди, «близкие» к самому боярину Морозову из родов Плещеевых, Салтыковых (Петр Михайлович – сын Михаила Михайловича Салтыкова) и Морозовых. Состав стольников показывает, что их подбор напрямую зависел от воспитателя царя боярина Морозова, в таких назначениях вряд ли можно было пройти «мимо» него. Так он повлиял на складывание будущего царского ближнего круга[129]129
  Павлов А. П. Думные и комнатные люди… Т. 1. С. 636–648.


[Закрыть].

Боярин Борис Иванович Морозов заботился не только об обучении, но и о развлечениях царевича Алексея. Недавно историк Степан Михайлович Шамин в статье про «цирк царевича Алексея Михайловича» подробно рассказал, как рано в царском дворце появились разнообразные «артисты» – «накрачеи» (барабанщики), «метальники» (канатоходцы и жонглеры), трубачи и мастера органного дела. Для каждого из них тоже заказывались «немецкие» костюмы, в которых они давали свои представления, условно названные исследователем «цирком». Живых зверей и птиц тоже можно было видеть во дворце, среди них был даже слон, привезенный в дарах от персидского посольства[130]130
  Шамин С. М. Цирк царевича Алексея Михайловича // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana / Петербургские славянские и балканские исследования. 2016. № 2 (20). Июль – декабрь. С. 136–151.


[Закрыть]. Рано приучился царевич и к охотничьим забавам своего отца. Один из его циркачей – Лодыгин раньше имел отношение к сокольничьему делу. Наставником царя в охоте с ловчими птицами мог быть и сам боярин Борис Иванович Морозов (если вспомнить упоминание о такой охоте с «гофмейстером» царевича в сочинении Адама Олеария). Как блестяще разбирался царь Алексей Михайлович в соколиной охоте, показывает составленный им «Урядник сокольничьего пути». Освоить все премудрости ловчего дела сразу было невозможно, за этим видны годы упражнений и настоящее увлечение охотой с соколами, ястребами и кречетами.

Кроме царевича Алексея боярин Борис Иванович Морозов следил за воспитанием и других детей царя Михаила Федоровича. Младшему брату царевича Алексея Ивану Михайловичу был подобран в «дядьки» младший брат самого боярина Морозова – Глеб Иванович. Так воспитание царских детей на какое-то время оказалось в ведении братьев Морозовых. Сразу сказалось это и на положении боярина Бориса Ивановича: его имя упомянуто в разрядных книгах на первом месте во время царского «стола» в Троице-Сергиевом монастыре 8 октября 1638 года (раньше в таких походах он упоминался только как «дядька» царевича Алексея). Другим приглашенным боярином был Борис Михайлович Салтыков, только на этот раз Морозов был выше своего прежнего покровителя. Глеб Иванович Морозов, тоже получивший боярский чин в связи с назначением в воспитатели царевича Ивана, был на следующем царском приеме в Переславле-Залесском 14 октября 1638 года вместе с царским тестем Лукьяном Степановичем Стрешневым.

Перемены в положении братьев Морозовых были связаны с судьбой «главы правительства» князя Ивана Борисовича Черкасского. До этого времени именно князь Черкасский всегда был на почетном месте первого царского боярина в осеннем Троицком походе. После службы в Тульском разряде в 1638 году боярин князь Иван Борисович Черкасский постепенно начинал сдавать бразды правления в разных приказах боярину Федору Ивановичу Шереметеву, но тот был еще старше князя Черкасского. Царский прием в Троице-Сергиевом монастыре был не просто знаком расположения к одному из новых «ближних людей», но и предвестником перемен, связанных с будущим выдающимся положением боярина Морозова при дворе.

В начале 1639 года в царской семье случилась трагедия: умерли царевич Иван Михайлович и новорожденный царевич Василий Михайлович. Такие одновременные детские болезни и смерти наводят на мысль о какой-то эпидемии во дворце. Боярин Борис Иванович сумел сохранить жизнь царевича Алексея. Братья Морозовы по-прежнему оставались в ближнем царском кругу, тем более когда начался постепенный отход от дел боярина князя Ивана Борисовича Черкасского. Еще одним примечательным событием для карьеры братьев Морозовых стал царский поход в Вязники в декабре 1641 года. В Москве была оставлена боярская комиссия из старших «ближних людей»: бояре князь Иван Борисович Черкасский, Федор Иванович Шереметев, князь Борис Михайлович Лыков, а вместе с ними один из представителей нового поколения придворных – боярин Борис Иванович Морозов. Его брат Глеб Иванович был тогда в походе вместе с царем Михаилом Федоровичем, он участвовал в царском столе во Владимире 12 декабря 1641 года[131]131
  ДР.Т. 2. Ст. 592, 646.


[Закрыть]. Вскоре, однако, Глеба Ивановича Морозова назначили на воеводство в отдаленный Новгород, и на этом возвышение брата Бориса Ивановича на время остановилось (служба вне Москвы не способствовала карьере придворного).

Смерть главы Боярской думы боярина князя Ивана Борисовича Черкасского в апреле 1642 года привела к перестановкам в управлении царством. Главные приказы перешли в руки боярина Федора Ивановича Шереметева (кстати, ближайшего соседа по первому кремлевскому двору Бориса Ивановича Морозова). Однако правление старейшего боярина, заседавшего в Думе почти сорок лет, с 1605 года, в силу его возраста долгим быть не могло. Царь Михаил Федорович настойчиво стремился к переменам в своем окружении.

У боярина Морозова по-прежнему не было никаких судейских должностей в московских приказах, в то время как другие аристократы – князья Репнины, Трубецкие, Черкасские, Шереметевы – получали привилегированные назначения. Особенное соперничество сложилось у боярина Морозова с новым царским фаворитом боярином князем Борисом Александровичем Репниным, происходившим из рода князей Оболенских. Князь Репнин был сыном одного из близких друзей еще боярина Федора Никитича Романова, а значит, на первых ролях в царском окружении по-прежнему оставались «ближние люди» царского отца.

Важной вехой в воспитании царевича Алексея стало достижение им совершеннолетия. Переход в новый, взрослый возраст символизировала церемония «объявления» царевича. Согласно книге царских выходов, она была приурочена к новолетию 7151-го (1642/43) года. 1 сентября царь Михаил Федорович и царевич Алексей Михайлович в совпадающих по цветам парадных царских одеждах вместе участвовали в традиционных торжествах дня «Семена-летопроводца». И с этого времени царевич Алексей начал самостоятельно представительствовать на дипломатических приемах, участвовать в церковных службах, замещая иногда отца. Он провел службы в день Богоявления 6 января 1644 года и в следующем 1645 году. Видимо, эти службы особенно полюбились царевичу, выступавшему из Кремля вместо отца «с кресты» к «ердани» на Москве-реке. Царевич Алексей (а вместе с ним и его всегда находившийся рядом воспитатель) начинал выходить из отцовской тени, символизируя общие надежды на продолжение династии Романовых[132]132
  Строев П. М. Выходы государей царей и великих князей Михаила Феодоровича, Алексия Михаиловича, Феодора Алексиевича, всея Русии самодержцев. (С 1632 по 1682 г.). М., 1844. С. 106, 109, 117.


[Закрыть].

Царь Михаил Федорович мог надеяться на своего сына и в других делах, как это и произошло при устройстве брака дочери, старшей сестры царевича Алексея царевны Ирины Михайловны, с датским герцогом Вальдемаром. Трудно определенно сказать, что так настойчиво заставляло царя Михаила Федоровича искать жениха для своей дочери за морем, преодолевая непреодолимое. Может быть, память о поиске иноземных невест Иваном Грозным? Ведь и с поисками невесты для самого царя Михаила Федоровича поначалу было то же. Или запомнилась история с приездом датского королевича Иоганна в Россию для свадьбы с дочерью Бориса Годунова царевной Ксенией? Царя Бориса хотя и не любили из-за всех бед, перенесенных романовским родом, но явно почитали, а многие его действия принимали за образец. Поэтому, говоря о подготовке свадьбы царевны Ирины Михайловны с представителем датской королевской семьи, вряд ли можно пройти мимо такого заметного прецедента 1600-х годов. Однако «превзойти» и быть удачливее Бориса Годунова всё равно не удалось. Снова возник нерешаемый вопрос смены веры датским герцогом Вальдемаром.

Дело королевича Вальдемара раскололо ближний круг царя Михаила Федоровича и доставило много огорчений царской семье. Царевич Алексей во всем поддерживал отца и помогал сестре царевне Ирине Михайловне. Против свадьбы с иноземцем были патриарх Иосиф и другие московские «консерваторы», опасавшиеся перемен при дворе. Боярин Борис Иванович Морозов, как было сказано, не только не боялся «немецких» новшеств, но и способствовал их распространению. Однако совсем по-другому увлечение иноземными вещами начинало выглядеть в случае неизбежного появления при дворе новых лиц из окружения королевича Вальдемара. Возникала примерно та же коллизия, что и с Хлоповыми, которых когда-то не пустили во дворец, с той лишь разницей, что речь шла об иноземцах. Боярин Борис Иванович не мог противоречить царю Михаилу Федоровичу и его наследнику, поэтому для него оставался только один путь. Вместе с другими боярами настаивать на крещении королевича Вальдемара в православие, чего тот категорически не хотел.

В дворцовых разрядах есть запись об участии боярина Бориса Ивановича Морозова в приеме королевича Вальдемара в царском дворце 28 января 1644 года. Царский «дядька» «в стол за местом стоял» у царевича Алексея Михайловича[133]133
  ДР. Т. 2. Ст. 727.


[Закрыть]. Это обычное известие разрядных книг можно сопоставить с записками датских дипломатов, бывших в Москве. Они более живо рассказали об участии боярина Бориса Ивановича Морозова в приеме. Отбросив дипломатический такт, члены свиты датского принца написали о назойливых разговорах находившегося в сильном подпитии боярина Морозова, убеждавшего их в необходимости смены веры королевичем Вальдемаром. По их словам, в дело даже должен был вмешаться сам царевич Алексей, оттащивший и оттолкнувший «за грудки» своего воспитателя: «…он схватил его за кафтан на груди и велел выйти вон, а двое дворян тотчас же и увели его»! В описание этого эпизода на царском приеме можно поверить: боярин Борис Иванович Морозов и раньше любил «кутнуть» с иноземными дипломатами! И вспыльчивый характер будущего царя Алексея Михайловича здесь тоже уже хорошо виден.

Дело королевича Вальдемара плохо закончилось для царя Михаила Федоровича. Нельзя не видеть связи между неудачей этого брака и участившимися болезнями царя, который явно переживал из-за расстройства своих планов и возникшего раскола между придворными. Один из них, известный писатель князь Семен Иванович Шаховской, был отправлен в ссылку на воеводство в Усть-Колу в начале Великого поста 1645 года всего лишь за неосторожные разговоры о крещении Вальдемара[134]134
  Лукичев М. П. Боярские книги XVII века: Труды по истории и источниковедению / Сост. Ю. М. Эскин. М., 2004. С. 152–153.


[Закрыть].

В ночь с 12 на 13 июля 1645 года царь Михаил Федорович скоропостижно скончался. Все дела, отложенные до вступления на престол царевича Алексея, приходилось начинать сразу и немедленно, когда никто к этому не был готов…