Текст книги "В поисках настоящего. Экзистенциальная терапия и экзистенциальный анализ"

Еще будучи учеником в гимназии в Констанце (где, кстати, позднее учился и Хайдеггер), Бинсвангер по собственному признанию заболел «Критикой чистого разума» Канта. Бинсвангера в первую очередь интересовало использование в философском исследовании актов категориального (сущностного) созерцания. Этот интерес к трансцендентально-априорному знанию Бинсвангер переносит и на психопатологическую проблематику. Однако априорные структуры, постичь которые стремится Бинсвангер, в данном случае более базовые, нежели трансцендентальные категории Канта. Бинсвангер пытается выйти на априорные структуры, конституирующие человеческий опыт в целом, а не только в познавательной деятельности, как это имеет место в «Критике чистого разума» Канта [6]. Эти априорные структуры Бинсвангер обозначает термином экзистенциальное априори.

В своей интерпретации сновидений Фрейд говорит, что психиатры слишком рано отказываются от стабильности психической структуры. Экзистенциальное априори (далее ЭА) Бинсвангера говорит о том же, но только в несколько ином значении. Фрейд говорил о стабильности психической структуры в оппозиции к господствовавшему в психиатрии подходу, утверждающему, что психические процессы прерывны и обусловлены процессами в церебральном кортексе. Бинсвангер напротив совсем не настаивает на стабильности структуры внутренней жизне-истории. Он настаивает на стабильности трансцендентальной структуры, априорной по отношению ко всем психическим структурам в качестве условия их существования.

В качестве аналогии может рассматриваться тот или иной философский базис, лежащий в основании конкретной науки и конституирующий ее научный объект или поле исследования. Примерно таким же образом различные неврозы и психозы понимаются как специфические изменения априорной экзистенциальной структуры «человеческой человечности».

«Эта трансцендентальная категория, являющаяся ключом к пониманию душевнобольного, т. к. она представляет собой смысловую матрицу, в которой все феномены предстают как феномены для пациента, и так как она представляет собой способ, каким онтологически всеобщая структура заботы в действительности обнаруживает себя в отдельном человеке по отношению к делам и вещам его повседневной жизни, эта трансцендентальная категория есть то, что я называю экзистенциальным априори. Мир пациента постольку, поскольку ЭА конституирует его, есть проект его мира» (Бинсвангер, 1999).

В экзистенциальном анализе первостепенное значение приобретает вопрос не «что я познаю», но «что я познаю-чувствую-желаю, т. е. как я существую?». Кантовские же категории представляют собой условия только одного модуса бытия-в-мире среди других – модуса объективного познания (познания объектов). Для Бинсвангера важно, какую позицию занимает человек как целое по отношению к конституируемым его же собственным рассудком содержаниям. Для проведения экзистенциального анализа необходимо собрать как можно больше данных, и затем уже произвести выделение той всеобщей априорной структуры, которая собственно и дает событиям быть событиями во всех сферах опыта пациента: временной, пространственной, личной, социальной и т. д. Причем это должна быть такая структура, которая объясняет весь мир пациента, не требуя, чтобы один аспект его мира, скажем, социальный или временный, был основой для «объяснения» остальных.

Бинсвангер также принимает онтологический тезис Хайдеггера, заключающийся в том, что конституция или структура экзистенции есть бытие-в-мире. На его взгляд, Dasein-аналитика Хайдеггера представляет собой последовательное развитие и расширение фундаментальной философской теории, а именно теории Канта относительно условий возможности опыта (в естественнонаучном смысле), с одной стороны, и гуссерлианской теории трансцендентальной феноменологии – с другой. Тем не менее, в своей концепции экзистенциального анализа Бинсвангер несколько отходит от «ортодоксального» Хайдеггера, в том смысле, что Dasein Бинсвангера становится не столько «вот-бытием», в котором сущее становится сущим для человека (Хайдеггер, 1993, с.87), а чем-то близким к понятию трансцендентального субъекта.

Для самого Бинсвангера связь экзистенциального априори с Dasein заключается в том, что Dasein конституирует свой мир с помощью смыслового контекста экзистенциального априори. Dasein находит свой мир и свое Я, конституируемое таким образом. Далее Dasein либо (а) постигает свой мир и свое Я посредством открытого отношения и проецирует себя по направлению к будущему, в то же время осознав модус своей «заброшенности», т. е. свою «здесь и сейчас фактичность», либо (б) сдается своему миру (падшесть, омирение) и управляется как бы извне своим собственным модусом конституирования мира.

В этом смысле есть (а) ситуация душевного здоровья, а (б) – душевной болезни, предельное выражение которой – полная захваченность своим способом конституирования мира, т. е. психоз. Сущность этого процесса Бинсвангер описывает в своих клинических, ставших классикой, случаях Эллен Вест, Юрга Цюнда и Лоллы Фосс:

«В случае Лолы мы могли наблюдать в крайней степени феномен того, что мы называем омирением, процесс, в котором Dasein отказывается от самого себя в своей актуальной свободной потенциальной возможности быть самим собой, и предает себя особому проекту мира. Во всех этих случаях Dasein уже не может свободно позволять миру быть, но, скорее, оно все больше предается одному определенному проекту мира, захватывается им, подавляется им. Технический термин для этого состояния преданности: «заброшенность» [7].

Я показал важную роль, которую играло образование идеала в процессе растущего подавления особым проектом мира. Отнюдь не расположенный или углубляющий способность быть-самим-собой экстравагантный идеал ограничивает возможности быть-самим-собой, ограничивает настолько, что Dasein может быть собой только в довольно специфических, все более узких, пределах; вне этих пределов оно становится все более зависимым и закрепощенным, то есть зажатым в тиски одного проекта, или модели мира. Это то, что мы назвали «заброшенность», поглощения существования «миром». У всех подобных случаев общее то, если выразить это обычным языком, что они не способны привести в соответствие идеал и реальность; или на языке психопатологии, они представляют собой шизоидные типы. Их шизофренические состояния необходимо рассматривать только как более позднюю стадию процесса «заброшенности», т. к. Dasein все больше и больше подавляется одним единственным проектом мира. В этом смысле подавленность находит свое крайнее выражение в феномене бреда.

В противоположность предшествующим случаям, Лола не вербализирует свой идеал. Тем не менее, его можно легко узнать. Ее идеал – быть одной и быть оставленной миром в покое. Она любила запираться в своей комнате, одно время подумывала о том, чтобы постричься в монахини. Мы могли бы также сказать, что ее идеал заключался в том, чтобы не позволять никому и ничему приближаться к ней. Это требует проекта мира, в котором сущее вообще и, в особенности существующие, доступны только посредством заранее созданного проекта чуждого, Жуткого, или в качестве альтернативы – ожидания Угрожающего. Так же как Эллен Вест стремилась к идеалу стройности, к тому, чтобы иметь бесплотное тело, как Юрг Цюнд – к идеалу социальной безопасности, так Лола пошла ко дну вследствие «претензий» нарушающего ее покой мира в целом. В то время как Эллен, голодая, искала укрытие, чтобы не потолстеть, Надя, прячась, чтобы не стать заметной, а Юрг пытался быть не «незаметным», нося защитное пальто, производя впечатление безвредного и вращаясь в обществе высшего класса, так Лола искала укрытие от мира, который нарушал ее безопасность и душевный покой с помощью непрерывного допрашивания судьбы» (Бинсвангер, 1999, с.244–245).

Таким образом, процедура экзистенциального анализа Бинсвангера заключается в определении экзистенциально априорной структуры конкретного способа существования человека, конституирующего его поведение во всех сферах его жизни. Бинсвангер рассматривает индивидуальное Dasein как конституирующее свой мир с помощью смысловой матрицы экзистенциального априори (под эгидой доминирующей категории или категорий). Экзистенциальному анализу предшествует феноменологический анализ, как средство первичной обработки информации.

Экзистенциальное априори, полученное в результате ЭА, представляет собой своего рода смысловую матрицу, являющуюся ключом к пониманию конкретных проявлений деятельности субъекта. Согласно концепции Бинсвангера, душевное здоровье предполагает осознание своего способа конституирования мира и как следствие – открытость по отношению к предоставляемым судьбой возможностям. И наоборот, захваченность своим способом конституирования мира (особым проектом мира), неспособность осознать его, приводит к психическим заболеваниям. Крайнее проявление такой «захваченности» – галлюцинации, когда человек видит только то, что позволяет ему увидеть его проект, и не способен воспринимать никакую информацию извне адекватно.

Экзистенциальное априори не есть нечто постоянное и неизменное. Однако возможность изменения, как уже ранее отмечалось, по Бинсвангеру, возникает лишь при его осознании. В исследовании природы экзистенциального априори Бинсвангер пытается опираться на философию Хайдеггера, причем, по мнению самого Хайдеггера, он делает это не слишком удачно, перенося понятия его онтологии (прежде всего это понятие Dasein) на онтический уровень, тем самым, придавая ему характеристики сущего, что для Хайдеггера невозможно. Тем не менее, вслед за Джекобом Нидлманом мы можем признать, что экзистенциальное априори Бинсвангера носит метаонтический характер, поскольку описывает не само отдельное сущее, а конкретный способ существования этого сущего.

«Бинсвангер говорит о том или ином индивидуальном Dasein. Хайдеггер ограничивается тем, что говорит о Dasein вообще. Смысл в том, что в бытии конкретного индивидуума есть нечто, что упускается хайдеггеровским описанием Dasein. Этим нечто могут быть только экзистенциальное априори и индивидуальный проект мира» (Нидлман,1999, с.117).

Экзистенциальное априори Бинсвангера обладает явной прагматической ценностью уже в силу того, что является ориентиром, конечной целью аналитического процесса диагностики пациента. Оно делает вышеуказанный процесс упорядоченным, в то же время препятствуя структурированию фактического материала под заранее подготовленную схему, например: под Эдипов комплекс в случае психоанализа или под одну из клинических типологий [8]. Экзистенциально априорная структура конкретного способа существования индивида, по мнению Бинсвангера, может явиться основанием собственно терапевтического процесса, который может заключаться в создании условий для осознания собственного экзистенциального априори пациентом, а затем в содействии в его перестройке.

Бинсвангер не устает повторять: его экзистенциальный анализ – это не философия, а особый тип научного исследования, а именно антропологический тип научного исследования, направленный на постижение самой сущности человеческого существа:

«Я настаиваю на понимании ЭА именно как исследовательского метода. Известно, что теория Фрейда и учение Юнга выросли из нужд и запросов психотерапии, в то время как ЭА ориентированные исследования возникли в связи с попытками достичь нового научного понимания в психиатрии. ЭА основывается на базе анализа существования (Дазайнаналитика), разработанного в замечательных работах Мартина Хайдеггера» (Бинсвангер, 1968).

Бинсвангер говорит о том, что психология и психиатрия как науки по общему признанию соотносятся с «человеком», не с первично «больным» человеком, а вообще с человеком как таковым. Новое понимание человека происходит из осознания того факта, что мы более не можем понимать человека в терминах какой-либо теории: психологической, биологической или механистической. Человек рассматривается в понятиях чисто феноменологического рассмотрения, в тотальной структуре и тотальной артикуляции его бытия-в-мире (In-der-Welt-sein). Это понятие охватывает мир индивида вместе со всем спектром его отношений с вещами и другими людьми.

По словам Бинсвангера, идентифицируя базовое условие существования с бытием-в-мире, Хайдеггер стремится определить саму возможность экзистенции как таковую. Выражение бытие-в-мире используется Хайдеггером в онтологическом ракурсе рассмотрения как положение о необходимом условии, которое определяет экзистенцию в целом. В открытии и презентации этого необходимого условия ЭА видит свою основную задачу, свое философское обоснование и оправдание, равным образом, как и свою методологию. Однако сам экзистенциальный анализ не является ни онтологией, ни философией. ЭА не есть философская антропология, Бинсвангер настаивает на том, что его ЭА есть феноменологическая антропология. ЭА не дает онтологического объяснения сущностных условий экзистенции, он выдвигает онтические положения – фактические находки актуально проявляющихся форм и конфигураций экзистенции. В этом смысле ЭА – эмпирическая наука с ее собственным методом и специфическим идеалом точности, а именно методом и идеалом точности феноменологической эмпирической науки.

«Сегодня мы больше не можем отрицать тот факт, что имеется два типа эмпирического научного знания. Первый – это дискурсивное индуктивное знание в смысле описания, объяснения и контроля естественных событий, в то время как второе – феноменологическое эмпирическое знание в смысле методической и критической интерпретации феноменальных содержаний. Это феноменологическое эмпирическое знание может достигаться независимо от того, имеем ли мы дело с интерпретацией эстетического содержания поэмы или драмы, результатами теста Роршаха или психотической формой экзистенции» (Бинсвангер, 1968).

Бинсвангер настаивает на строгой дифференциации между чистым Гуссерлем или эйдетической феноменологией как трансцендентальной дисциплиной и феноменологической интерпретацией человеческих форм существования как эмпирической дисциплиной. В то же время, отдавая должное Гуссерлю, Бинсвангер говорит, что понимание последнего невозможно без понимания первого. Если говорить коротко, разница между этими двумя типами исследования заключается, прежде всего, в следующем: вместо того, чтобы рефлектировать на предмет чего-либо, мы должны позволить этому чему-либо говорить самому по себе, как оно есть. В этой мысли Бинсвангер – прямой последователь Хайдеггера.

Из фундаментальной онтологии Хайдеггера Бинсвангер также заимствует экзистенциалы – неотъемлемые характеристики человеческого существования, несколько переиначивая их на свой лад, он говорит об исследовании таких экзистенциальных «измерений» как высота, глубина и ширина, тонкость и сопротивляемость, цветкость и светлость мира, полнота и пустота существования и т. д. Причем для Бинсвангера экзистенция и бытие-в-мире часто выступают как синонимы. Для подтверждения эффективности экзистенциального метода исследования Бинсвангер ссылается на свой опыт исследования психотических и невротических форм человеческого существования.

Что же касается источников феноменов для анализа – это, прежде всего, различные вербальные манифестации, такие как самописания, рассказы о сновидениях, записи в дневниках, стихи, письма, автобиографические записи. Бинсвангер говорит о том, что источником анализа в принципе может быть любая деятельность пациента, тем не менее особое внимание уделяется именно вербальным аспектам человеческой деятельности. Главное достижение ЭА, по словам Бинсвангера, – это то, что из каждого мира индивида выводится определенная структура, которая и определяет значение любых феноменальных проявлений, что позволяет экзистенциально интерпретировать любой фактический материал, будь то свободные ассоциации или пятна Роршаха. В такого рода исследовании, как и в любом другом научном исследовании, происходят ошибки, тупики, преждевременные интерпретации; но также, как в любом другом исследовании, имеются пути и средства для их коррекции.

Бинсвангер выделяет, опираясь на Хайдеггера, три основные формы единого мира человека. Эти три формы, их можно также назвать тремя мирами, характеризуют наше существование как бытие-в-мире. Umwelt – это, если можно так выразиться, мир, который схватывается естественно-научным подходом. Первое значение этого мира – мир вокруг нас. Это биологический мир, который мы привыкли называть своим окружением. Mitwelt, или, как пишет Бинсвангер, «Мир с…» – это совместный мир, мир людей, их общения и взаимодействия. Eigenwelt, или мой собственный мир, мир отношения к самому себе.

• Umwelt – это мир объектов, вокруг нас, мир природы. Все организмы имеют Umwelt. Для животных и человеческих существ Umwelt включает в себя биологические потребности, драйвы и инстинкты. Этот мир, согласно Мэя, существует и при отсутствии самоосознания. Это мир природных циклов и законов. Мир, детерминируемый биологическими законами. Именно этот мир можно назвать «брошенным миром» (в Хайдеггеровском смысле, т. е. в смысле заданных условий существования). Экзистенциальный анализ ни в коем случае не отвергает этот мир природных законов, не имея, таким образом, ничего общего с идеалистами, которые относят естественный мир к эпифеномену, пренебрегая его значением. Более того, Бинсвангер настаивает на том, что экзистенциальные аналитики, воспринимают этот мир даже «более реально», нежели те, кто оперирует такими понятиями как побуждения и инстинкты. Причем «более реально» именно потому, что рассматривают мир природы в контексте человеческого самоосознания. Ролло Мэй, в качестве одного из последователей Бинсвангера, ссылается при этом на Ницше и Кьеркегора, которые рассматривают наше тело как один из модусов человеческого существования. Например, когда Ницше говорит: «Мы думаем нашими телами», – он имеет в виду нечто совсем иное, нежели бихевиористы. Экзистенциальные аналитики воспринимают Umwelt во всем богатстве опыта, в противоположность редукции механицистов и позитивистов. Таким образом, утверждает Мэй, они гораздо более уважительны к этому виду человеческой реальности и подлинно эмпиричны в прямом значении этого слова.

• Mitwelt – это мир взаимодействия человеческих существ. Однако это взаимодействие ни в коей случае не нужно путать с «влиянием группы на индивида», или с «коллективным разумом», или с «социальной детерминацией». Отличительная черта Mitwelt может быть выделена в ходе сравнения мира людей и БИОСов животных. Бинсвангер настаивает на том, что только люди имеют мир, в привычным для нас понимании этого слова, животные мира не имеют, для них характерна биологическая среда обитания, где царствуют законы Umwelt. Mitwelt формируется структурой значений, вытекающей из характера взаимодействия между людьми. Причем значение группы для меня определяется степенью моей включенности в эту группу. Любовь, например, никогда не может быть определена исключительно с биологической точки зрения, поскольку не учитываются решения, которые мы принимаем и моменты, связанные с принятием и отказом. Такие категории как «регуляция» и «адаптация» относятся к Umwelt. Для Mitwelt больше подходят такие категории как «отношение» и «встреча». «Сущность отношений заключается в том, что при встрече меняются оба человека» (May, 1958, p.63). Для Mitwelt неправомерно рассматривание другого человека или себя в качестве объекта. Инструментальный тип отношений в Mitwelt не уместен. Встречи и отношения (relationship) всегда включают в себя элемент осознанности и значимости.

• Eigenwelt, или «собственный мир», это тот мир, с которым имеет дело глубинная психология, но который не адекватно ею описывается. Eigenwelt всегда предполагает самоосознание и самоотношение, которые в глубинной психологии практически игнорируются. Речь идет здесь не о субъективности, а о базисе, на основании которого мы способны видеть мир в его истинной перспективе и понимать значение вещей, растений, животных и других человеческих существ, которые встречаются на нашем пути. Р. Мэй говорит о том, что в ряде восточных языков, в частности в японском, больше подчеркнута эта черта значимости (For-me-ness). Когда они говорят: «Этот цветок прекрасен», – это означает, что этот цветок прекрасен для меня. В западной культуре наше восхищение цветком относится к восхищению вообще, и, таким образом, прекрасное оказывается отделенным от нас. Всему виною наше, утвержденное еще Декартом, субъект/объектное разделение реальности. Концепция экзистенциальных аналитиков об Eigenwelt никоим образом не противоречит интеллектуальности и витальности. Просто она акцентирует наше внимание на том, что современный западный человек утратил осмысленность своего существования.

По словам Бинсвангера, классический психоанализ имеет дело преимущественно с Umwelt, и только с тенями Mitwelt. Казалось бы, что к Mitwelt в большей степени относятся разного рода психологические школы межличностных отношений, например подход Г.Салливана. Однако эти школы полностью выхолащивают все, что касается внутриличностных аспектов человеческого существования, что делает их подходы пустыми и «стерильными». Из их теоретических установок следует, что человек в группе является чем-то вроде зеркала групповых отношений, что на самом деле не соответствует действительности. На взгляд Р.Мэя, опасность таких установок заключается в развитии «тенденции к конформизму». Что же касается Eigenwelt, этот аспект человеческого существования прошел мимо Фрейда и большинства других западных психологов вследствие чрезмерной технологичности западной мысли.

Все три мира тесно взаимосвязаны между собой. Например, феномен любви выходит за рамки любого из трех миров и находит свое проявление во всех трех мирах одновременно. По мнению Бинсвангера, вышеописанная концепция трех миров обеспечивает психотерапевта более адекватной основой для понимания и организации психотерапевтического процесса, нежели другие подходы.