Текст книги "Всегда по четвергам (сборник)"

«Десять негритят»

Однажды нас было совсем немного.

И стихов новых оказалось совсем мало, и мы их очень быстро прочитали и выслушали.

А что делать оставшиеся полтора часа?

И тогда появилась идея сочинить всем вместе один большой стих. И чтобы он был веселый и ужасный.

– Как это – веселый и ужасный?

– Вроде, например, стишка про девочку, которая «в поле гранату нашла», а в результате «долго по воздуху бантик летал».

– Или как куплеты про негритят, которые «пошли купаться в море».

– А что там с этими негритятами произошло?

– Они все утопли. И всем купили гроб.

– Ну, это неинтересно. Надо, чтобы они по-разному как-нибудь…

– Кино такое было – «Десять негритят». Там они по-разному. Но там страшно.

– А надо, чтобы все-таки весело…

– И чтобы интересно…

– Давайте про негритят. Первого оставим, который утоп, а про остальных все по-другому придумаем…

И началось. Одни предлагают варианты, другие придумывают рифмы, третьи к рифмам смысл привязывают, четвертые критикуют, и в конце концов все смешиваются в одну рифмующую, скандалящую, хохочущую толпу соавторов.

Только успевай записывать и редактировать.

Успели. Придумали, отредактировали, записали – всё успели.

И даже продекламировали несколько раз – последний раз уже хором.

Тем более что стих получился у нас не просто большой, он получился бесконечный.

 
Десять негритят пошли купаться в море,
Десять негритят резвились на просторе,
Один из них утоп,
Ему купили гроб,
И вот вам результат – девять негритят.
 
 
Девять негритят, вопя невероятно,
На солнце целый день подсчитывали пятна,
Один из них ослеп,
Ему сложили склеп,
И вот вам результат – восемь негритят.
 
 
Восемь негритят, сбежавшие с урока,
Попали на концерт классического рока,
Один из них оглох,
Он стал здоровьем плох,
И вот вам результат – семь негритят.
 
 
Семь негритят отправились в Европу
И там перепились клубничного сиропу,
Один из них опух,
Им был испущен дух,
И вот вам результат – шесть негритят.
 
 
Шесть негритят ушли однажды в горы,
Вокруг туда-сюда свои вперяли взоры,
Один попал в обвал,
Всю ночь на помощь звал,
И вот вам результат – пять негритят.
 
 
Пять негритят тайком ушли в пираты
И стали добывать пиастры и караты,
Один из них в бою
Мишенью стал копью,
И вот вам результат – четверка негритят.
 
 
Четверка негритят пасла бизонье стадо.
Один из них кнутом хлестнул бизонье чадо,
Боднул его бизон
И перекрыл озон,
И вот вам результат – трое негритят.
 
 
Трое негритят построили бунгало,
Но что-то по ночам ужасно их пугало.
Однажды с потолка
Мохнатая рука…
И вот вам результат – двое негритят.
 
 
Двое негритят друг другу надоели
И как-то вечерком стрелялись на дуэли,
Один другого хлоп
Свинцовой пулей в лоб,
И вот вам результат – последний негритят.
 
 
Последний негритят от скуки и печали
Ужасно тосковал, особенно вначале.
Он взял себе жену
Из племени Ну-Ну,
И вот вам результат – десять негритят.
 
 
Десять негритят пошли купаться в море…
 

И так далее до бесконечности.

«Зверинец»

Есть у Велемира Хлебникова большое стихотворение с таким названием. Не стихотворение даже, а целая поэма.

Я приведу здесь сокращенный вариант этой поэмы.

«О Сад, Сад!..

Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку…

Где орлы сидят подобны вечности, означенной сегодняшним, еще лишенным вечера днем…

Где верблюд, чей высокий горб лишен всадника, знает разгадку буддизма и затаил ужимку Китая…

Где олень лишь испуг, цветущий широким камнем…

Где черный взор лебедя, который весь подобен зиме, а черно-желтый клюв – осенней рощице, – немного осторожен и недоверчив для него самого…

Где обезьяны разнообразно скалятся и выказывают разнообразные концы туловища и, кроме печальных и кротких, вечно раздражены присутствием человека…

Где медведи проворно влезают вверх и смотрят вниз, ожидая приказания сторожа…

Где грудь сокола напоминает перистые тучи перед грозой…

Где смешные рыбокрылы заботятся друг о друге с трогательностью старосветских помещиков Гоголя…

Сад, Сад, где взгляд зверя больше значит, чем груды прочтенных книг…

Сад…»

Я прочел ИМ эту поэму целиком и спрашиваю: – Понятно?

– Смотря что, – отвечают ОНИ.

И тогда я впадаю в незапланированный экстаз и долго и восторженно рассказываю о способах использования заранее разработанного литературного приема, задающего принцип построения метафорического ряда, позволяющего за притчевостью изложения видеть вполне осознаваемые реалии окружающей действительности, которая будучи использованной в качестве рабочего материала для создания предполагаемого произведения… Тут я останавливаюсь и спрашиваю: Что это вы на меня так странно смотрите?

– Интересно, – отвечают ОНИ.

– А понятно?

– А чего тут непонятного, – говорит один из НИХ. – Надо взять бумагу и написать свой собственный «Зверинец».

– Правильно, – говорю я. – А чего же мы тут время зря теряем?

– А вот это непонятно, – отвечают ОНИ.

– Ну вот и пишите тогда, – говорю я. – Только не обязательно «зверинец». Можно про цирк написать или про сумасшедший дом. Или про школу. Или про рынок. Или…

Но ОНИ уже давно строчили со страшной скоростью.

ИМ с самого начала все было понятно.

 
1. О, класс, класс,
Где моя соседка Яна просиживает всю перемену под
партой в поисках ручки,
А потом вылезает и найденной ручкой сдувает с меня алгебру;
Где двоечник Юра по пол-урока простаивает у доски,
Не в силах сообразить, почему дважды два – четыре;
Где отличница Наташа сидит за партой с лицом отличницы
И рисует на клочках бумаги отличниц;
Где торопливая Настя целый день торопится куда-то успеть,
Чтобы узнать, зачем она туда спешила;
Где задумчивый Саша говорит так тихо,
Что на другом конце коридора приходится переспрашивать.
Где общеизвестная Ия стоит у окна,
как памятник неизвестной семикласснице,
Вырубленный из глыбы известняка;
Где Сережа и Слава на всех смотрят с презрением,
А друг на друга с подозрением;
И где наша учительница тщетно пытается выяснить,
Сколько все это может продолжаться,
И если этому есть предел, то почему он не наступает.
 

Марьяна Орлова, 13 лет

 
2. В оркестре, где есть инструмент,
Черный, с тигриной пастью,
Толстый, с тремя ногами,
То воркующий, то гремящий,
В оркестре, где есть инструмент
Рояль;
В оркестре, где есть инструмент,
Скрипучий, как дверь в небеса,
С пустыми, как небо, глазами
И длинным, как жизнь, языком,
В оркестре, где есть инструмент
Скрипка;
В оркестре, где есть инструмент,
Изогнутый, как улитка,
Блестящий, как брошь и слеза,
С голосом, как у слона,
В оркестре, где есть инструмент
Труба;
В оркестре, где есть инструмент
Всего на одной ноге,
Его голос – глухой басок;
И если задеть по нему
Прутиком с волоском,
То будет он долго вздыхать,
В оркестре, где есть инструмент
Виолончель;
В оркестре этом
Есть еще один инструмент,
Который может стать скрипкой,
Трубой и виолончелью,
Роялем и барабаном,
Он тоньше тоненькой флейты,
Проворней смычка и легче
Самой высокой ноты,
Главный среди инструментов –
Палочка дирижера.
 

Аня Аврутина, 12 лет

 
3. О, четыреста сорок восьмая, о восьмая,
о, сорок восьмая, о четыреста!
Где Марьяна что-то рисует и пишет рьяно
И явно стыдится своей гениальности,
Где Лиза раздраженно говорит по телефону: «Ну, мама!» –
И кусает трубку, и откусывает ее насовсем, и швыряет в окно,
И злобно ворчит, и лезет на стенку;
Где Сева сосредоточенно смотрит на розетку,
Как будто и вправду хочет засунуть туда два пальца и засветиться;
Где Вера мрачно скрипит глазами и вращает зубами
И вообще производит ужасное впечатление;
Где Аня так тяжело вздыхает, что другая Аня
Не выдерживает и тоже вздыхает в ответ,
И от их совместного вздоха всем становится плохо,
И содрогаются стены, и со стен слетает портрет;
Где Вова, ох, этот Вова, вечно уж этот Вова,
которого, впрочем, здесь нет,
Но это ничуть не мешает ему всем мешать;
Где Вячеслав Абрамович ходит и бродит,
и стулом скрипит, и хлопает дверью,
И улыбается во всю четыреста сорок восьмую,
восьмую, сорок восьмую, четыреста!
 

Сева Зельченко, 12 лет

Прошло лет пять. Или даже шесть. И я опять читал ИМ (уже, правда, другим, но все равно – ИМ) стихи Хлебникова и, в частности, этот самый «Зверинец».

И когда читал, подумал: а почему, собственно, ОНИ должны писать не про «Зверинец», а про что-то другое?

Пусть про «сад» пишут, ведь у каждого должен быть свой собственный «сад», свой «зверинец».

Так ИМ и предложил.

Так оно и получилось.

 
1. Сад,
Где медведи стоят по обе стороны пустого стула,
Где львы замечают мышей только внутри себя,
Где слон учит обезьян грамоте, наказывая их хоботом,
Где лемуры занимаются восточными
единоборствами и ловлей насекомых,
Где бараны упорно сидят в своих креслах
и никакими палками их оттуда не изгнать,
Где люди ходят между клеток и орут на всех, кроме лемуров,
приговаривая: «Мой лемур меня защитит».
 

Аркаша Абрамов, 12 лет

 
2. Сад,
Где фонтаны разбивают фонарный свет,
Где львиные пасти поглощают желания,
Где белые вороны уединяются в стороне
от черных соплеменниц,
Где не нужно быть Пушкиным,
чтобы тебя застрелили на дуэли,
Где янтарь превращается обратно в смолу,
а морские звезды научились менять
количество своих концов;
Сад,
Где вовсе не нужно иметь отличительных знаков,
чтобы оказаться оскорбленной,
Где существуют люди, больше похожие на зверей,
чем сами звери,
Сад, где живете вы и я.
 

Полина Рапопорт, 13 лет

 
3. О, сад,
Где шкура с бегемотов слезает слоями,
Где медведя перекормили сахаром и он страдает диабетом,
Где мохноногий сыч втайне от всех
жрет подвальных мышей,
А гепард соревнуется с «Москвичом» и ломает себе лапы;
Сад,
Где на деревьях весной распускаются почки
и прочие внутренности,
Где арбузы пахнут ацетоном,
Где скворца поставили в угол за то,
что он клюнул скворечник,
Где корреспондент вечерней газеты
ныряет в цистерну с пивом,
чтобы доказать, что пиво плохое,
но вопрос остается открытым.
 

Дима Давыдов, 10 лет

 
4. Сад, сад, о, сад,
Где звери, как птицы, а птицы как звери,
Где каждый зверь, человек, цветок чувствует себя богом,
Сад, где ответом на ласку будет оскорбление,
а ответом на оскорбление – ласка,
Сад, где кто-то не становится кем-то,
даже не прикладывая к этому усилий,
Где луна дружит с солнцем, а солнце не дружит ни с кем,
Это место, где у каждого свой сад, сад, о, сад.
 

Полина Махлина, 12 лет

«Поэт и…»

Странное все-таки существо – Поэт. И невероятно сложное.

Это отнюдь не томный красавчик в белоснежной тоге, который, сидя под миртовым деревом, неторопливо бряцает на позолоченной лире, в то время как над ним жизнерадостно порхают полупрозрачные музы, а вокруг гоняет крыльями мух совершенно ручной Пегас.

На самом деле Поэт – это нервный, суетливый тип, измученный бдениями, видениями, неустройством личной жизни и безмятежной разнузданностью лирического героя.

Это самоуверенный господин, необъяснимым образом соединяющий в себе откровенность с неискренностью, простодушие с изощренностью, трепетность юнца с искушенностью старца.

Это затейливый лето-, а чаще зимописец, кропотливо фиксирующий радости, а чаще печали, творимые обстоятельствами «быстротекущей жизни».

И наконец, это довольно активно действующее лицо (как правило, главный герой) поэтико-драматических миниатюр, где в спорах с другими персонажами он выясняет сущность и направление человеческих намерений, притязаний, пристрастий…

Александр Сергеевич Пушкин стал развивать этот весьма оригинальный жанр еще в лицейской юности, в «Исповеди бедного стихотворца», где добрый священник благополучно отпускает грехи страждущему и страдающему сочинителю. Затем были написаны «Поэт и толпа», «Разговор книгопродавца с Поэтом», «Чиновник и Поэт».

После знаменитого некрасовского «Поэт и гражданин» стихи в этом роде стали появляться значительно реже.

А в наше время направление это вновь расцвело, например в стихах Давида Самойлова «Поэт и старожил» или же у Олега Чухонцева – «Поэт и Редактор»…

Естественно, сочинители из Четыреста Сорок Восьмой не смогли остаться в стороне и с присущей им живостью и изобретательностью тоже испытали свое неокрепшее, но неугомонное перо в столь блестящем, столь замечательном жанре.

Оля Рапопорт:
Поэт и смерть

 
Смерть:
– Я пришла, ведь ты меня звал,
Ты со мною жаждал свиданья.
Ледяное мое дыханье
В пыльном воздухе ты искал.
Я пришла. Я покорна тебе.
Я в руках твоих стала пешкой.
Обними же меня, не мешкай,
Не ропщи, покорись судьбе.
 
 
Поэт:
– Я не звал тебя, право, нет…
Не сейчас, подожди немного…
Недопита бутылка грога,
Недописан лучший сонет.
Я хочу и боюсь тебя.
Дай мгновенье на размышленье.
Не забвенье страшит, а тленье.
Но достойно ли жить, скорбя?
 

Соня Вечтомова:
Поэт и продавец

 
Поэт: Отвесьте сыру мне кусман.
Продавец: Ступай, несносный сыроман,
Сыр просто так не продается.
А этот еж еще суется…
Поэт: Усатый, слушай, я – Поэт.
Продавец:…Тем более, что сыра нет.
Поэт: Вы не хамите, здесь не баня!
Не усмехайтесь тут в усы!
Я вам поэт, Капустин Ваня…
(Смотрит на прилавок.)
А может, взять мне колбасы?
Продавец: Несчастный, жизнь побереги,
Не ешь колбасные круги,
Не трогай этой колбасы.
Уж лучше сьешь мои усы…
 

Полина Махлина:
Поэт и акробат

 
Акробат: Зачем поэту голова?
Ему рука нужна, не боле.
Слова, слова, еще слова –
Как незавидна эта доля.
Он в мире мыслей и идей,
А в кошельке, конечно, пусто…
Поэт – пройдоха и злодей,
Он оккупировал искусство.
Поэт: Какая глупость! Что за вздор!
Слова?! А что еще весомо?
«В калитке должен быть забор» –
На все готова аксиома.
«Искусство добрым быть должно»…
Кому ж еще, как не поэтам,
Пить славы горькое вино,
Оставшись трезвыми при этом?
Акробат: А что взамен? Мы отдаем
За славу пот, и кровь, и силы.
Мы не вино, а слезы пьем,
Себя доводим до могилы.
Поэт: Ну знаю, знаю – что с того?
Вы сладость муки не познали,
Не ненавидя никого,
Романа с истиной не знали.
Всю жизнь трудиться. Потерять
И одиночества награду,
И вдохновения отраду,
И радость – в смерти застонать.
Книг долгожданных не читать,
От крыльев сделаться горбатым…
(Задумчиво.)
А может, стать мне акробатом?
Акробат (не менее задумчиво):
А может, мне поэтом стать?
 

«Как я провел тридцать второе января»

– Сегодня мы будем писать сочинение «Как я провел зимние каникулы».

– Да вы что?!

– А что?

– Нам это «как я провел» в школе-то надоело.

– То про лето, то про праздники, то про каникулы.

– А теперь еще и здесь.

– А вы напишите «провел» в смысле – «перехитрил».

– А как это?

– А вы подумайте.

Подумали быстро и говорят:

– Не получается. Их ждешь-ждешь, весь календарь наизусть выучишь, а когда наконец они придут, их перехитривать?! Жалко.

– Хорошо. Тогда напишите сочинение «Как я провел жизнь».

– В смысле – перехитрил?

– Нет, в самом прямом смысле.

– Но мы ведь ее еще не провели. Она ведь еще только-только начинается, наша жизнь.

– А вы как будто?

– А если «как будто», то времени не хватит. Это же огромная целая жизнь. Да еще придуманная. А у нас на все меньше часа осталось.

– Ладно, согласен: целая жизнь – это надолго. А если взять один день? Давайте напишем сочинение «Как я провел тридцать второе января».

– Такого дня и нет.

– А если договориться?

– Ну, если договориться…

– Вот и пишите.

Марьяна Орлова, 12 лет:

32 января было восьмисенье.

В школу в восьмисенье мы не ходим, а взрослые на работу ходят, поэтому с утра я не стала есть манную кашу, но зато съела тридцать два пирожных, заодно высчитав их объем.

После завтрака я пошла искать восьмое чудо света. Нашла. Сначала в сугробе нашла ноги, потянула за них и вытащила восьмое чудо.

Это была Света из нашего класса. Я взяла ее за руку, и мы пошли искать девятое чудо света.

Пока искали, встретили ребят из нашего класса, которые тоже искали какие-нибудь чудеса света: кто восьмое, кто двенадцатое, а кто уже двадцатое. Стали искать вместе.

Тридцать второе чудо света – горка – не выдержало и сломалось, потому что нас было много, а оно – одно.

Потом мы разошлись по домам и я стала обедать. Суп, оставленный родителями, я послала маме по почте, а сама стала есть конфеты.

Наелась до отвала на диван и захрапела. А когда я захрапела уже под диваном, с которого свалилась, то проснулась и пошла искать сорок восьмое чудо света.

И нашла. Это были мои папа и мама, которые как раз вернулись с работы.

Лена Пяткина, 13 лет:

Я проснулась оттого, что по радио объявили «Сегодня тридцать второе января!» И сразу же стали петь и на гитарах играть. А какой день недели – не сказали.

Я вскочила и к календарю, а там вообще про тридцать второе не слова. Вот, думаю, идиотское положение: не пойдешь в школу, а это среда или четверг – будет скандал, а пойдешь – и как раз воскресенье окажется. Сама же себя и засмеешь потом.

Небо было голубое, солнце желтое, снег белый – и отправилась я гулять. Гуляю, а сама все думаю, какой же сегодня все-таки день недели. Думаю, а спрашивать – ни у кого не спрашиваю: вдруг понедельник или пятница. Зачем мне это знать? Незачем. Вдруг настроение испортится. Эх, моя бы власть, я бы в календаре все дни сделала бы такими же – какими-нибудь тридцатьвторниками или междуянварьфевральниками.

И всем было бы хорошо. И мне тоже.

Сева Зельченко, 11 лет:

32 января, чтоб не было скучно, объявили новый день недели – восьмерду.

А на дверях Четыреста Сорок Восьмой объявление вывесили – «Занятия с утра до вечера по восьмердам».

Я обрадовался и побежал туда.

Прибежал, а там все спят. Я давай их будить.

Первой Марьяна проснулась: Что? – говорит. Пожар?!

Я говорю: Сама ты – «пожар». Сегодня же восьмерда!

Марьяна так обрадовалась, что даже ручку проглотила.

Вторым Вова проснулся: Что такое? Почему? Кто?

Я ему: Сегодня восьмерда!

Он тоже обрадовался и стал под Диму кнопку подсовывать. Тут и Дима проснулся, и все проснулись. «Ура! – кричат. – Восьмерда!»

И началось. Вова вещал что-то гениальное, сидя на лампе. Марьяна надела на голову корзину для бумаг и прикинулась привидением. Сева съел тетрадь и принялся за сумку…

Потому что была восьмерда.

И тридцать второе января.

И всем все было можно и нужно.

О чем вспоминает скелет идиота

В один из четвергов в Четыреста Сорок Восьмой появился светленький, худенький, совсем еще юный (лет десяти) Рома Балашевич и прочел следующие стихи:

 
О чем вспоминает пушистая кошка?
О вкусной рыбешке и мышке немножко.
 
 
О чем вспоминает печальный бульдог?
О кости, когда-то лежавшей у ног.
 

Услышав эти стихи, присутствующие мгновенно сделали стойку.

Знаете, как это бывает у охотничьих собак: передняя лапка поднята, уши торчком, ноздри ходуном, глаза сфокусированы на неведомом пока предмете и полная неподвижность.

Обитатели Четыреста Сорок Восьмой выглядели очень похоже, но только они не стояли, а сидели – это была сидячая стойка.

И едва прозвучала команда, как они набросились на листы бумаги с какой-то патологической даже одержимостью.

Через час с невероятным трудом пришлось их отрывать от стола, от бумаги – пора ехать домой, и они, как сомнамбулы, собирали свои сумки и, не прощаясь, шли за дверь.

Они брели по редакционному коридору, спускались по редакционной лестнице, одевались в редакционном гардеробе, а сами бессмысленно смотрели по сторонам и бормотали: «О чем вспоминает старик Мефистофель?», «О чем вспоминает корзина с грибами?», «О чем вспоминает певец Розенбаум?», «О чем вспоминает скелет идиота?» и т. д., и т. п.

А на столах остались листы, торопливо исписанные двустишиями, и каждое двустишие начиналось словами «о чем вспоминает…».

 
1. О чем вспоминает бродяга в ночи?
О теплом и ласковом свете свечи.
 
 
2. О чем вспоминает герой Ахиллес?
– Зачем я с войною на Трою полез.
 
 
3. О чем вспоминают котенок с собакой?
О том, что ничто не решается дракой.
 
 
4. О чем вспоминает несчастный Жуан?
О мире из крови, дуэлей и Анн.
 
 
5. О чем вспоминает несушка в лукошке?
О кошке с глазами большими, как плошки.
 
 
6. О чем вспоминает один мушкетер?
О том, как он череп кому-то протер.
 
 
7. О чем вспоминает в реке крокодил?
Хорош был тот малый, что рыбку удил.
 
 
8. О чем вспоминает глухой паралитик?
О том, как он был знаменитый политик.
 
 
9. О чем вспоминает чудак Иванов?
О том, как он в школу пришел без штанов.
 
 
10. О чем вспоминает потухший окурок?
О том, что курильщик – полнейший придурок.
 
 
11. О чем вспоминает старик домовой?
Как ночью кричал то козлом, то совой.
 
 
12. О чем вспоминает фигура с веслом?
Как скульптор гордился своим ремеслом.
 
 
13. О чем вспоминает бандит Бармалей?
Как мучал он в юности учителей.
 
 
14. О чем вспоминает на сахар талончик?
Что кто-то нахально отгрыз ему кончик.
 
 
15. О чем вспоминает советский народ?
О том, что когда-то он был патриот.
 
 
16. О чем вспоминает ужасный поэт?
О том, что прекрасней стихов его нет.
 

Скучно

Бывает иногда: сидят люди, разговаривают, смеются, а на диване кот как зевнет, и вслед за ним люди тоже как раззеваются один за другим.

Позевают и разойдутся невеселые…

Вот так и у нас однажды было: стихи свои новые прочли и давай скучать, словно какой-то невидимый кот среди нас объявился, но в отличие от знаменитого чеширского кота у этого заместо улыбки – зевок во всю розовую пасть.

Я им: Хотите, стихи почитаю?

Они мне: Вы в прошлый раз читали.

Я им: Это другие стихи. И поэт другой. Совсем непохожий.

Они мне: А все равно ведь стихи. Свои, чужие – скучно.

Я: Тогда давайте играть.

Они: А во что?

Я: А во что хотите…

Они стали придумывать, во что они хотят играть, и тут же перессорились: одним одно скучно, другим другое.

Всем скучно.

Тогда я рассердился на них и говорю:

– Возьмите лист бумаги и напишите сверху: «Скучно».

Они взяли, написали и спрашивают:

– А дальше что?

– А дальше пишите стихи с таким названием.

– Скучно будет, – осторожно говорят они.

– Конечно. А как же иначе? Ведь если стих называется «Скучно», то он должен быть или скучный, или про скуку.

Они еще немного поворчали, позевали и принялись писать. И получилось совсем даже и не скучно. Скорее, грустно.

Я так им и сказал: В следующий раз будем писать стихи под названием «Грустно». Может тогда хоть скучно получится.

Скучно

 
1. Недолгий день подходит к концу,
И что-то опять недоделано, недокончено,
Забыто в зыбкой надоедливой суете.
Хочется все переиначить, все изменить,
Но усталость съедает мысли и движения,
И невозможно хоть чем-нибудь утешить себя.
Появляется желание побродить по улицам
Или, например, написать стихи,
Желание что-то изменить, а точнее –  все.
Но смуглый, усталый вечер, лениво потягивась,
Говорит о невозможности и нереальности желаний.
И уже не грустно, не больно, а просто скучно.
 

Аня Бернадская, 12 лет

 
2. Звенит звонок,
Резкий, как пинок,
И начинается урок,
Скучный урок скучного языка.
Учитель меня к доске вызывает,
А за окном проплывают
Легкие белые облака.
Я стою и молчу и думаю об одном:
Хорошо бы взлететь,
Как те облака, что плывут за окном,
И под солнцем беспечно блестеть,
И мчаться туда,
Куда ветер направил,
И не знать никогда
Этих унылых правил.
Но голос учителя
Дребезжит однозвучно
И мне скучно, скучно, скучно.
 

Сережа Егги, 12 лет

 
3. Скучно, когда приходит весна
И солнце надоедливо полощет окна,
А снег, неряшливый и тяжелый,
Как рыхлый свинец, кряхтит под ногами,
А облака такие серые, такие мятые и нелепые,
Что хочется их вымыть и высушить навсегда.
Скучно куда-то спешить,
Зная, что спешить абсолютно некуда,
И когда то, чего ждал всю бесконечную зиму,
Вдруг оказывается таким убогим и навязчивым.
 

Лиза Аникина, 13 лет

 
4. Скучно слушать размышления
О географии, этнографии и прочей графографии.
Скучно слушать измышления
О бандитизме и мафии.
Скучнее нет чепухи,
Чем про иксы-игреки откровения.
Но нескучно писать стихи
В часы голубого забвения.
 

Полина Барскова, 9 лет