Текст книги "Жизнь и любовь (сборник)"

Кяхта

Летний не жаркий день. У привязи стоят понурые лошади, лениво помахивая хвостами и тряся головой, отгоняют, оводов и слепней. К дверям трактира «Улан-Кяхта» проложен тротуар из сосновых досок. Над дверью вывеска, сообщающая о кабинках и гостиных номерах, «только для приезжих». Этот, приграничный, захолустный городок, в основном, из деревянных домов, грязных и пыльных улиц, с деревянными тротуарами, расположился на границе России и Монголии. Внутри питейного заведения висит сизый дымок от табака и сигар. Проворные официанты в хромовых, начищенных сапогах, синих шароварах и красных косоворотках с полотенцем на руке ловко бегают между столами. Коих в зале стоит не менее двух десятков. Посетители сидели почти за всеми столиками, и создавали не громкий монотонный шум в котором, слышался звон бокалов и глухие звуки пивных кружек.

В левом, дальнем углу, на небольшой сценке стоя старый рояль, который издавал звуки тоскливого мотива, сухощавый пианист преклонных лет, откинувшись назад и закрыв глаза, лениво перебирал пальцами потёртые от времени клавиши. Вдоль задней стены располагалось несколько кабинок, занавешенных тяжёлыми шторами, меблированные, дубовыми столами, мягкими стульями и диваном. На стене в раме висит картина, на столе, хрустальный графин с четырьмя стаканами. С потолка свисает пяти дюймовая керосиновая лампа, а на противоположных стенах бронзовые бра на две свечи каждая. В одной из таких кабинок сидели напротив друг друга мужчины, лет по тридцати. Старые, Московские, школьные друзья, случайно встретились у входа в это заведение. Поведение их выдавало радость неожиданной встречи в такой далёкой, от родных мест глуши. Александр повыше ростом, геолог по профессии и призванию, направлялся из Верхнеудинска в Монголию. Второй, Павел, по торговой части купечествовал со своим отцом и старшим братом, наоборот, из Монголии в Верхнеудинск. Друзья не виделись много лет, с тех пор, как, закончив, гимназию, разъехались, Александр в Петербург, учиться на геолога, Павел с отцом подались в Сибирь. Заказав комнату на ночь, потребовали у полового отдельную кабинку, которую и заняли, официант появился тут же, не успели они и устроиться. Выпив по стопке, крепкой и закусив, отменного посола байкальским омулем, отдались воспоминаниям прошлых лет. Разговор их разгорался всё больше по мере употребления горячительного напитка. Больше рассказывал Александр о своих походах с геологической партией. А когда услышал от Павла, что тот в скором времени отъезжает в Москву, а потом и в Петроград. Помолчал немного, и обратился с просьбой:

– Павлуша, знаю тебя, сколь себя помню, потому намерен доверить тебе большую, свою тайну, и просить исполнить поручение, важное, и ответственное. Найдёшь ли для меня время?

– Говори чего надо, исполню всё в точности, не пожалею сил ни времени.

– Вот слушай, расскажу тебе вначале не большую, свою историю. Прошлый год задача была пройти по тайге, где человек ещё не ходил, по причине её непроходимости. А причина идти была серьёзная, вот и приняли решение, пуститься по горной реке. В те места охотники зимой, по льду ходили и то только самые отчаянные, но зато пушнины добывали хорошо, У нас же дела можно делать только летом, по тому заказали три хороших лодки, к лету они были готовы. Снарядились, чем необходимо, в двух лодках по два человека сели, третью гружёную продовольствием, инструментом и прочим, на буксире привязали. Местные охотники нам подробно рассказали об этой реке, о её непредсказуемом и опасном нраве. По их приметам составили, как смогли карту, да и отправились в плавание. Карта эта сильно нам помогла, в основном спускаться было не шибко опасно. Только в одном месте, пришлось помучиться. Из-за мелководья и сплошных порогов, пришлось таскать всё на себе. Плохо приходилось, когда попадали в грозу. Однажды чуть было не смыло нас, сильно разлившимся потоком. Где-то, в верховьях прошла сильная гроза. Вот река и вздулась. В соседней кабине в одиночестве коротала, время молодая женщина по причине громкого разговора между друзьями, она невольно слышала предмет их бесед.

– Ну вот, Павлуша, теперь о самом деле, на одной из стоянок, ранним утром, как только солнце начало всходить, мне на газа, попали какие-то отблески между деревьев. Солнечные лучи отражались от чего-то. Когда подошёл, увидел, сквозь мох пробивается родничёк, водица как слеза. Лучик то света и отражается от него. Подставил ладошку, водичка холодная и на вкус отличная. Хотел было уходить. Но тут мой взор привлекло, то место, куда вода родничка падала, там отражалось, что то, желтое. Запустил я туда руку, пальцами чувствую песок, ну достал немного. Глядь, а это золото, золотой, знаешь ли песок. Нагнулся, отогнул мох, так может четверть саженя, да и обмер, там меж камней сплошной жёлтый песок. С собой пробирка была, набрал в неё песочку, чувствую вес. Когда вернулись в Верхнееудинск, сделал анализ, оказалось хорошей чистоты золотишко-то. Про то знаю я один, до тебя ни кому не говорил.

– А дело, Павлуша, складывается, значит, таким образом. Золотишко-то надобно брать, – продолжал Александр. – Прежде всего размах должен быть серьёзный. Для того средства нужны не малые. Да и рука должна быть твёрдой и иметь серьёзную, где надо поддержку. Вот, а у меня значит на всё это кишка, понимаешь, тонка. В Питере-то есть дальний родственник, человек с головой, ума палата. Дела умеет большие делать. У него и на самом верху опереться есть на кого. Я же по долгу службы ехать ни как не могу. Какой-либо отпуск взять, причины нет. Так что остаётся только одно отправить известие ему о находке с оказией. А кому такое дело то можно доверить? Сам знаешь. Получается, значит по всем признакам надежда только на тебя. Возьмешься или как? Твоё участие тоже будет принято во внимание. Войдёшь в дело.

– Дело ответственное, просто так браться за него опрометчиво. В раздумье ответил Павел. – Ты дай мне день, другой подумать.

– Нету, этого дня, Павлуша. Наутро, заказаны экипажи. Отъезд отменить ни как не получится. Давай думать вместе сегодня в номере.

Закончили трапезничать уже поздним вечером. В гостиничном номере обсудили, что да как, Александр подробно рассказал на словах нужные детали дела. Написал своему родственнику письмо. Приложил от руки начерченную карту и протянул Павлу.

– Нет Саша, ты вложи всё в конверт да запечатай, так мне будет спокойнее. Так и сделали. Письмо Павел вложил в потайной карман своего сюртука. Легли спать далеко за полночь. Рано утром Александр попрощавшись, уехал со своими товарищами в Монголию. Встал Павел в одиннадцатом часу утра. Привёл себя, в порядок, и спустился в харчевню. Занял вчерашний номер. Заказал завтрак. Только приступил к еде, как шторы медленно раздвинулись, и перед глазами Павла возникло видение в облике молодой, обаятельной женщины. Лицо её обрамляли кудри светлых волос. Пробивавшийся сквозь них свет создавал не естественную прелесть их свечения. Как будто это был нимф. На бледном лице румянцем розовели щёки. Широко открытые округлые карие глаза, не высокий лоб и припухлые, розовые губы, всё говорило о молодом, здоровом существе в котором кипела жажда к жизни. Не громко мягким приятным голосом, это существо молвило:

– О! Простите, пожалуйста, моё нечаянное вторжение. Я полагала здесь не занято.

Не дав ей договорить, Павел быстро встал и предложил ей скрасить его одиночество. Она помедлила с ответом, как Павел был уже рядом. Взяв её руку, нагнулся и прикоснулся к ней лёгким поцелуем. Сказал:

– Будьте столь великодушны, скрасьте моё унылое одиночество. Мой друг уехал, и тоска не оставляет меня.

Но миловидную девушку не нужно было уговаривать. Её как будто нечаянное появление было продумано ещё с вечера прошлого дня. Слегка, для виду задержавшись на месте, мило улыбнувшись, сказала:

– Вдвоём всегда приятнее, чем в одиночку. Вы такой милый, что я не смею отказать вашей просьбе. Меня зовут Олеся. А ваше имя? Хотя подождите не говорите, я попытаюсь угадать, – она прикрыла свои прелестные глазки, поднесла указательный пальчик к губам. Что-то пошептала, и широко открыв глаза, вкрадчивым, как бы неуверенным голосом произнесла, растягивая слова. – Ваше имя, Павел, – и её щёки зарделись ещё большим румянцем.

За завтраком, который растянулся до самого вечера, молодые люди находили много тем для интересного общения. Их знакомство не казалось им столь случайным. Представление о нём было теперь для них чем-то давним. Со стороны любой наблюдатель подумал бы, что это давно влюблённые и счастливые молодые люди.

Или молодожёны, находящиеся в свадебном путешествии.

Закончив свою, затянувшуюся трапезу, в хорошем настроении они отправились подышать свежим воздухом. И прогуляться по этому неуютному городку, напоминавшем скорее большую деревню. Они шли по дощатым тротуарам, держась под ручку прижавшись друг к другу. Мир казался им прекрасным, и в этом мире, для них ни кого больше не существовало. Молодые люди действительно были влюблены друг в друга. Мысли Олеси сбивались, перебивая одна другую. Теперь, её продуманный план ни как не вязался с её чувствами. Она шла рядом, с горячо полюбившемся ей человеком. Мысленно она обращалась к любимому: «Милый Павлуша, от чего ты ранее не встретился. От чего моя не долгая жизнь идёт кувырком. Вот и теперь, когда встретила, полюбила, так, как ни кого ранее не любила. Не могу распорядиться своей судьбой сполна. Я свободна в своём выборе и в то же время во многом завишу от обстоятельств, в которых нахожусь». Горестные мысли не давали покоя Олесе. В гостиницу они вернулись довольно поздно, поднялись на второй этаж, обнявшись, шли по тускло освещённому не большому коридору, у двери своего номера, Павел прошептал на ушко Олесе:

– Не хочу, что б ты ушла. Пойдём ко мне.

Олеся крепко поцеловала его, и они вошли в номер. Там на столе горела одинокая свеча, скупо освещая пространство номера. Они остановились посередине комнаты, Павел обнял Олесю за талию и прошептал:

– Можно я тебя буду называть Ладушкой?

Олеся, засмеялась. Прижалась к нему всем своим, хрупким, нежным телом. Сказала:

– Как хочешь, милый мой Пашенька.

И они соединились крепким и долгим поцелуем. Павел чувствовал, как в его руках Олеся становилась всё горячее и горячее, как они сливались в одно целое, пылая в страсти любви. Олеся слегка отстранилась от Павла. Медленно, ослабевшими пальцами, расстегнула пуговицы на его сюртуке, и сбросила его на пол. Павел в свою очередь, слегка дрожащими руками расстегнул пуговички на её блузке и тоже сбросил её на пол. Теперь они оба лихорадочно стали снимать с себя одежды. И когда остались без ничего, просто упали на кровать. Целуя и лаская друг друга, они не могли насладиться страстными чувствами, которые, казалось, доведут их до безумия. Олеся, впервые осязала пальцами своих рук, грудью, губами, всем своим существом, молодое, крепкое мускулистое мужское тело. Которое возбуждало в ней не знакомое до сих пор желание, внутреннюю жажду познания, чего-то, того, что она ещё никогда не испытывала. Всё, что было раньше, происходило против её воли, вопреки её желаниям. Она была уверена, что в отношениях мужчины и женщины лежат только обязанности в получении чего-то, необходимого мужчинам, что для них главное в женщине это покорность и самопожертвование.

Павел, своими холёными руками лаская, податливое тело Олеси, ловил себя на мыслях: «Боже мой, какая прелесть как я её люблю» Его губы нежно целовали её лоб, глаза, губы, шею. Опускаясь ниже, ласкали груди, молодые упругие с бархатистой кожей, набухшими сосками. Левая рука ласкала живот, бёдра и легла на мягкий девичий пушок. Олеся медленно раздвинула ножки, пальцы Павла соприкоснулись с самым, чувствительным и самым желанным. Олеся, слегка вздрогнула и выгнулась, прижимая его к себе. Целуя, она шептала: «Я хочу тебя, хочу, что бы ты вошёл в меня». Павел чувствовал напряжение такой силы, которой ни когда раньше у него не возникало. В тот самый момент, когда он был готов повиноваться желанию Олеси, вдруг почувствовал, как силы мужского напряжения покинули его. Что он ни чего далее сделать не в состоянии. В первый момент он не понял, что произошло, но тут же, его охватила паника. И стыд овладел им. Олеся, сразу почувствовала, как тело Павла, ослабло. И он слегка отстранилось от неё. Олеся, поняла причину такой перемены. Она стала осторожно и нежно гладить его лицо, грудь, живот и как бы, ненароком предмет своего вожделения. Шепча на ухо: «Павлуша, голубь, мой, милый, желанный мой Павлуша». Это всё ничего, это всё пройдёт, сейчас немножко отдохнём, и нам будет ещё лучше, чем прежде. Несколько успокоившись ласки их возобновились, но были уже более спокойными, что принесло свой положительный результат. В эту ночь им было не до сна. К утру же силы оставили их. И день застал два разметавшихся на широкой постели, обнажённых спящих крепким сном, тела. Проснулись уже к вечеру, «утренний» сеанс любви, был не столь продолжительным. Приведя себя в порядок, спустились в харчевню. Пока шли через зал к кабинке, некоторые посетители, глядя на них, догадываясь по их виду о проведённой ночи. Мужчины слегка улыбались, у дам же вспыхивали румянцем щёчки, чем выдавали их мысли. Заняв своё место, наши влюблённые утолили жажду голода и отправились прогуляться. Рядом с гостиницей, располагался не большой сквер. Назвать его уютным, пожалуй, нельзя. Но всё же, какая ни наесть, а зелень. Скамейки под деревьями давали возможность отдохнуть на «природе». Наша парочка присела на скамейку затенённую кустарником. Обнявшись, стали о чём-то разговаривать. Вскоре Павел вспомнил, о каком то, деле, которое забыл исполнить.

– Олеся, дружок, извини, мене нужно срочно ненадолго отлучиться. Даю слово, милая, я быстро.

И он спешно ушёл. Оставшись одна, девушка стала обдумывать своё положение:

– Как же теперь? Я так его люблю, но если меня найдут тогда всё, я потеряю его навсегда. Как я расскажу ему о своём злом покровителе, Аполинарие Ивановиче. Вряд ли он станет, мня любить после моего признания. Павлуша мой милый Павлуша, как мне быть, что делать? Нужно как-то освободиться от него, но как? Самое лучшее отдать ему долг моего отца, но где взять такие деньги?

От безвыходного положения, Олеся, расплакалась, навзрыд, всё её тело содрогалось. Она была на гране истерики. Когда Павел подошёл, то он бросился к ней. Обнял за плечи. Сел рядом.

– Что случилось? Кто тебя обидел? Встревожено спрашивал он её.

Постепенно она стала успокаиваться. Не придумав ни чего более правдивого, неожиданно для себя, сказала:

– Я подумала, ты ушёл совсем, не вернёшься.

Он успокоил её:

– Нас теперь ничего и никто не разлучит. Я полюбил тебя, как никогда и ни кого не любил. Мы теперь не сможем друг без друга. Олеся, утёрла слёзы, обняла его за шею, рассмеялась. Вся её душа наполнилась покоем и радостью.

Зимней дорогой

Забайкальские просторы таёжных дебрей, бурных рек и горных озер, выдохнув короткой осенью, укрывшись глубокими снегами, впали в зимнюю морозную, дрёму.

Декабрьским ранним утром, Трофим, мужик лет сорока от роду вышел во двор заезжего дома, сняв попону с лошадей, не спеша стал запрягать их в розвальни. Весь предыдущий день он провёл на ярмарке, удачно продав свой товар, закупил три мешка пшеничной муки, подарки жене и домочадцам, три головки сахара, еще чего по мелочи, так, что розвальни загрузил солидно. Запрягая лошадей на морозе руки быстро стали мёрзнуть, Оглобли, дуга и всё остальное покрыто, тонким слоем изморози. Пока запрягал, подумал: «Мороз видать знатный, декабрьские морозы здесь по ночам крепкие, опускаются ниже сорока, вот и теперь видать за сорок. Все покупки укрыты холстом и тулупом». Проверив сбрую запряженных лошадей, вынул рукавицы из-за пазухи, натянул на закоченевшие руки. Сев в розвальни, понукнув лошадей, дернул вожжами: «Нну! Милые пошли!» Лошади тронулись, медленно подвигаясь к воротам, которые открыл сторож. Выезжая со двора, Трофим поприветствовал сторожа, сказав:

– Спасибо тебе Никодимыч, долгих лет тебе.

Никодимыч снял шапку с поклоном, пожелал уезжающему:

– Здоровьеца вам и чадам вашим да дороги хорошей. Розвальни выехали с постоялого двора.

Город ещё спал. Заснеженные улицы, деревянные дома с огромными шапками снега на крышах вырисовывались в ночи. Редкие фонари, свет которых скорее похожие на призрачные бледно желтые пятна в морозном пространстве сопровождали одиночную подводу, по спящему еще городу.

Вскоре Трофим почувствовал острую боль от покалываний, множества иголок пальцев рук. В теплых рукавичках руки отходили от мороза. Вскоре вместе с теплом пришло спокойствие.

Лошади, перебирая копытами, шли ровной рысцой. Вскоре город остался позади. Монотонность обстановки склоняла Трофима ко сну. Укутавшись в тулуп, он пробормотал:

– Ну вот так-то, лучшее, хрен тебе морозище, теперячи не доберешься.

Овчинный тулуп напоминал скорее огромный меховой полог, в котором можно укрыться трём путникам. Вскоре тепло человека взяло верх над морозом и Трофим уснул крепким, утренним сном. Когда Трофим проснулся, откинул воротник тулупа, понял, спал не долго, не более часа. Выбрался из розвальней, пошёл рядом. Лошадки трусили, не сбавляя темп. Трофиму пришлось некоторое расстояние слегка пробежаться. Усевшись поудобнее, завернувшись в тулуп, подумал: «Ать её за ногу, морозец то, однако покрепчал». Глядя на небо, подумал: «Антиресно, вон скоко зведов то, ужасть как много, а вот от кедова они берутся, ведь однако, посчитать то их ни какой возможности нетути. Вот ведь кака она эта небесная загадка-то». Вдруг лошади встали, затоптались на месте, запрягли ушами, коренной захрипел. «Неужто волки?», – подумал Трофим. Быстро достал ружьё, взвел курки и стал всматриваться в сторону тайги. Внешне ни чего не было похоже на опасность, но поведение лошадей убедительное доказательство близкой опасности. Трофим встал, и стоя на розвальнях, выстрелил в сторону, куда глядели лошади. Лошади дернулись, Трофим упал на поклажу, быстро встал, прислушался. Послышался, какой-то шум. Вскоре лошади успокоились, и тронулись, постепенно набирая прежний темп. Некоторое время Трофим, держа ружьё наготове, всматривался в темноту ночи. Мороз брал своё, положив ружьё рядом укутавшись в тулуп он подумал: «Ить вот, лошадь тварь божья, вроде, как без мозглая, а опасность то чует. Знать все одно каждая животина за свою жизть то опаску имеет. Не заметно приближался рассвет». Трофим откинул ворот тулупа, хотел зевнуть, да рта открыть не смог, сосульки льда, намерзшие на усах и бороде склеили рот. Аккуратно рукой снял сосульки, чертыхнулся, достал платок протёр брови и ресницы освободившись, от изморози. Произнес:

– Мороз то крепчает, мать его за ногу. Ужо, светать начиат.

Трофим посмотрел на горизонт и пробормотал:

– Мать чесна, зко диво то. Небо постепенно светлело меняя краски голубые с переливом розовых отсвечиваясь от бело снежного покрова, уходящего за горизонт. С каждым мгновением возникали и расползались тени и на небе гасли звёзды. Трофим остановил лошадей, стоя в розвальнях восхищался увиденным. Перед ним открылось таинство пробуждения нового дня. На север уходила высоко к горизонту, нескончаемая тайга играя тенями своих хребтов и падей, горизонт востока полыхал в ранних утренних разводах. Деревня в нескольких верстах внизу на запад сверкала своими белоснежными шапками кыш, а дым из труб поднимался белыми нитями высоко в небо. Деревня проснулась, хозяйки месят квашни, готовятся выпекать хлебы. Западнее деревни извилистая горная речка переливается светло голубой лентой. Трофим смотрел на чудо природы, в голове промелькнуло: «Не сон ужо, это? али рай, где тутачи, кажет, еби её в лиственницу, что б ей зелинеть зимой. Сто годов по ентой самой дороге туды, сюды ездю, а тако чуда не видовал».

Постепенно краски стали бледнеть и вокруг становилось обычным зимним утром. «Но!» Лешие пошли, понукая вожжами разогнал лошадей галопом. С криком: «А ну пошли, пошли!» Подстегивая вожжами Трофим ворвался в деревню, Бабы, шли к колодцам неся ведра на коромыслах, останавливались, которые крестились. Вскоре в деревне начался переполох, пошли всякие догадки да пересказы.

Лошади остановились перед своими воротами, дрожа от напряжения от их боков поднимался пар. Трофим соскочил с розвальней, открыл ворота. Тяжело дыша, лошади ввези розвальни во двор. Остановились у конюшни. Из избы вышла Прасковья, жена Трофима с подойниками. Трофим обхватил её за талию, поднял, и закружил по двору, приговаривая:

– Эх Прошенька, я такое видал, что и во сне не приснится, считай в рай заглянул.

– Да, отпусти ты меня Троша, али спятил, поставь говорю тебе.

Трофим отпустил жену. Та на него:

– А ну, дыхни, ты чё ета пьный али, как, уж умом то не двинулся? Ладно иди дои своих рогатых, а то вона мычат.

На крыльцо вышла, в накинутой на плечи шубейке старшая дочь.

– Ты чё это папаня мамку то так напугал, да и я тожать испугалася.

– Ладно, пошли в дом, там расскажу чё случилось-то.

Вскоре вся деревня знала про приключение Трофима, ходили байки, будто Трофим и, на самом деле, то ли побывал в раю, то ли просто видел его. По-разному пересказывали, а то и спорили, чья правда правдивее. Сказывали вроде, как ангелы приглашали его, да он заглянул туда, да решил сначала домой поехать, а как своих то увидел, так и остался дома.

Как бы то ни было, деревенские каждый год, в эту пору выезжали на то место, о котором Трофим рассказывал, очень хотели увидеть рай.