Текст книги "Герой того еще времени"

– Я сфотографируюсь для обложки обнаженной, и ты назовешь альбом «Ню-та».

– Конечно, конечно, дорогая. Та еще Нюта, – отбивался Валера.

А в этот раз Анька уехала отдыхать со своей подружкой в Турцию. Он проплатил ей пятизвездочный отель в режиме «все включено» и дал еще денег на карман. И вот она десять дней не отвечает на его звонки, он весь извелся, мучаясь в безинформационном пространстве.

И вдруг приходит смска с текстом: «У меня все отлично. Нюта».

– У нее все отлично… А у меня? А у меня так, что гоню время ее прилета и ругаю себя последними словами, что отпустил одну в этот вертеп с аниматорами и рукоблудами. А еще говорят, что женщины помнят своего первого. Короче, первый пошел… Куда пошел? Да, пошел, куда пошлют.

Незаметно пролетела дорога… «Веселых ребят» сменила «Синяя птица», и снова битлы… В автомобиле зазвучал «A hard day’s night»[14]14
  «Вечер тяжелого дня».


[Закрыть]. «Ауди-6», которой рулил Валерий Купчин, подъехала к аэропорту «Домодедово». Вдруг, будто кем-то нашептанная, всплыла фраза: «За все приходится платить». Валера съехал на обочину, поставил телефон на режим «диктофон» и с места наговорил целую строфу будущей песни:

 
За все приходится платить,
За газировку и за водку,
За милой легкую походку.
За все приходится платить…
 

Ему понравились придуманные строки, и он тронулся в аэропорт, где вот-вот должен был приземлиться самолет из Антальи. Валера ткнул проигрыватель, и битл Пол закричал:

 
Can’t buy me love,
No, no, no, no.
 

А это означало – мне не купить любовь…

Стихи, когда есть чуть-чуть времени

Не заходит ко мне в гости…

 
Не заходит ко мне в гости музыка,
Не поют под пальцами струны.
И компьютер почему-то не грузится,
И портрет твой я куда-то засунул.
 
 
Вроде все вокруг – как надо, как водится.
Тушку солнцу подставлял, море радовал.
По привычке взгляд бросал в девок-модниц я.
Но не пенилась душа, как заказывал.
 
 
И вина испил с тоски, только без толку.
Не поет струна, что же делать с ней?
И крутился я весь день рыжей белкою.
По стаканам, дождь, ты тоску разлей.
 
 
И чегой-то всем я тоски налью?
Ишь, добряк-мужик, ничего не жаль.
Да таких, как ты, не жалеют – бьют.
А в суровых буднях закалялась сталь.
 
 
Подожду чуток, соблазню гитар,
И споет душа с ней на пару блюз.
Наконец реши – стар ты или суперстар.
Ну, а если заболел, выпей терафлю.
 

Поздравление Д. Гордона[15]15
  Дмитрий Гордон – главный редактор киевской газеты «Бульвар Гордона», отец четверых детей.


[Закрыть] с днём рождения

 
К великой радости хохляцких президентов
Гордон взорвал демографически страну.
Как здорово, что в сладкие моменты
Саперы зачитались твоей книгой… Ну и ну.
 

* * *

 
Я пытался не фальшивить.
Иногда и получалось.
Ну, а если было пиво,
Часто пел я как попало.
 
 
Иногда писал стихи я:
Рифма, ритм и смысл – что надо.
Но порою не с руки мне,
Получалась дрянь-шарада.
 
 
Я ругать свою жизнь не буду,
Желчи много: пей – не жалей.
И обиды сваливать в груду
Что за смысл? По стаканам разлей
 
 
Эту жизнь, кое-что там осталось,
Хватит мне, чтоб еще захмелеть.
Всем налить? Всем, пожалуй, что мало.
Если мало, могу еще спеть.
 
 
Моя песня на жизни настояна.
Забирает, а как ты хотел?
Ведь тропинок, дорог столько пройдено,
Что устанешь листать, всего-то и дел.
 
 
И сгоняет кто-то пусть за добавкой,
Молодым-то у нас дорога.
Ну а мы соберем к завтра справки,
Что на пенсию, я шучу, ради Бога.
 
 
Что ж теперь, от чужого пира
Захмелеть? Вот вопросик.
Или пойти с котомкой по миру.
Я когда-то был чемпионом по кроссу.
 
 
А ругаться на мир от злости
Я не буду, это для слабых.
Жизнь течет чередом, это просто
«200 лет» распевает табор.
 

Услышь меня

 
Чуть-чуть улыбки,
Немного слез.
Заплачут скрипки
Под тенью звезд.
Родится песня,
И о любви
Споем мы вместе,
Я и ты.
 
 
Чуть-чуть потери
Среди побед,
Но надо верить,
И счастью вслед
Родится песня,
И о любви
Споем мы вместе,
Я и ты.
 
 
Немного блюза,
И ты моя.
Умеешь слушать —
Услышь меня.
 

* * *

 
Мы спасались от одиночества,
Находя этот сайт по закладке.
Приносил я туда свое творчество
И сбегал к вам порою украдкой
 
 
От тоски, от забот, от неволи,
Чтоб найти там просто участие.
И лечили меня вы от боли,
И спешил я к вам в поисках счастья.
 
 
А когда мы единым строем —
Нам не страшен сам черт, понимаешь.
Александр эСэМэЛ[16]16
  Ник постоянного посетителя гостевой книги на сайте www.malezhik.ru.


[Закрыть], и не стоит
Обижаться на девушку Майю[17]17
  Ник постоянной посетительницы этого сайта.


[Закрыть].
 
 
Может, лучше назначить вам встречу.
Выпить кофе, послушать Малежика.
И укроет вам музыка плечи.
С Новым годом! Люблю вас, как прежде.
 

Дроздову

 
Холодно без тебя на Земле, неуютно,
Вот хохлы опять за власть подрались.
А мы нынче помянем тебя без занудства,
Не любил ты грустить. Только не злись,
 
 
Что опять одни выпиваем,
Я же помню, пьянел от компании ты.
Анекдотов нальем тебе, только ты знаешь,
Не успеешь до вечера, так позвони.
 
 
Интересно, Серег, у вас в Интернете
Диск «Последний» – его можно скачать?
А еще Олег[18]18
  Олег Завьялов – музыкант, друг С. Дроздова и В. Малежика.


[Закрыть] обещал разозлиться и к лету
Тройку песен твоих и моих записать.
 
 
Выпью я за тебя, за тебя – музыканта.
Знал всегда ты, что хочешь сыграть
и услышать.
А подвластны тебе были рок и соната,
А друзьям ты всегда был и домом,
                                            и крышей.
 

Селфи

 
Я потерялся средь фейсбуков.
А твитер не желал знакомства.
И даме не подал я руку.
Она в тот миг себя снимала просто.
 
 
Система гаджетов, айпадов и айфонов
Не приняла тебя, по крови ты чужой.
Ты думаешь, что под тобой
                          девчонка стонет?
Нет, просто фильм она снимает
                          личный, свой.
 
 
Потом пошлет подружке,
                            что «ВКонтакте».
– А я? – Ну ты же кончил, милый мой!
И что же вам еще? Не понимаю,
                               ах, оставьте.
Капризный, право, вы какой.
 
 
Резиновую женщину купить?
Она хоть без запросов, все понятно.
Кому теперь цветы дарить?
И ни к чему, мадам, все ваши клятвы.
Эх, только б с дуру не запить.
 

Поживем мы взахлеб

 
Невеселые мысли я выгнал за дверь,
А они в окно норовили вернуться.
Я «цыганку» с заходом для кайфу запел.
И еще, и еще я мечтал улыбнуться.
 
 
Чтоб улыбка моя отразилась в тебе.
Позабудь, что со смогом нет сладу.
И продолжу черед я бед и побед,
А «цыганка» с утра звучит даже складно.
 
 
И закружимся в танце мы, что наша жизнь!
Мы станцуем ее – жги меня, музыкант!
Эй, подруга, что можешь ты, покажи.
Горячей, горячей, в масть ложится строка.
 
 
Поживем мы взахлеб, а «фанера» – отстой.
От нее, как в цинге, вылетают все зубы.
Новый день начинается там, за горой,
И противиться этому, милая, глупо.
 

А под крышей птицы гнезда вили

 
Затянулась моя черная полоска,
Вместо зебры получается корова.
Все вопросы раньше разрешались просто:
– Не волнуйся, Слава, все готово.
 
 
И катался я по жизни сочно, ярко.
Хлебом-солью нас снабжали полустанки.
Что-то жизнь не дарит нам подарков.
И засохший на столе букет, и пива банка.
 
 
Мир таращит глаз на Олимпиаду.
Ты-то кто – участник или зритель?
На Майдан хохлы идут, и нету с ними сладу.
Может, и тебе не песни петь, а митинг,
Где-нибудь устроить и со смыслом
Речи говорить и несогласным
Быть и рисовать плакаты?
Боже мой, и как же классно
Иногда от счастья плакать.
 
 
И заплаканную щеку для удара
Подставлять – сильнее бей, вражина.
И в пылу борьбы забыть, что утром старым
Чувствовал себя орел-мужчина.
 
 
Явки, стрелки, встречи в Интернете.
Раздробил для боя мостовую.
А гитара? Перед нею я в ответе.
Лучше заключу с ней мировую.
 
 
И спою о хлебе и о доме.
Как любил и как меня любили.
Был я на экскурсии в Содоме.
А под крышей птицы гнезда вили…
 

Жена должна быть

 
Жена должна быть сукой у поэта.
Капризной, взбалмошной, тиранкой.
А за окошком догорало лето,
Искрились чувства, как алмаз в огранке.
 
 
И, как фельдфебель, поутру
Она супруга на развод[19]19
  Имеется в виду развод солдат.


[Закрыть],
Вечернюю продлив игру,
Построит мигом, вот…
 
 
И ты – «мой дрессированный щенок» —
Ей лижешь руки, ловишь взгляд.
Поешь Вивальди или рок
И ждешь с надеждою наград.
 
 
И в унисон поет квартира,
И в терцию поет наш кот.
Ну отпусти меня ты с миром,
Ну что же делать, коль не я
Когда-то песенку придумал «Плот».
 

* * *

 
Когда-то мне снились песни,
Когда-то приснилась мне ты,
Но с тобою давно мы не вместе,
А секрет твоей красоты
 
 
Не разгадал я, а, впрочем,
Просто ты нравишься мне…
Расстались мы – многоточие,
Но ты приходишь во сне.
 
 
Тебя дописать не сумел я,
Хотя ты живешь во мне.
И я по жизни несмело
Шагаю, блуждая во тьме.
 
 
Ты где-то, как птица, летаешь,
А я самолетом в Москву.
Твой адрес – окраина рая,
А я себя в клочья рву.
 

Созвездие Дрозда

18 ноября 2012 года не стало замечательного человека, певца, музыканта и солиста ансамбля «Синяя птица» Сергея Дроздова.

Это стихотворение написано к годовщине со дня его смерти…

 
В созвездии Дрозда сегодня будет шумно
От взглядов телескопов… Серега, песню жги!
Мы подпоем тебе, не смей ты даже думать
О грустном… Все потом… Печаль нам не с руки.
 
 
А песни, словно дети, фамилию Дроздова
Прославят, славься, музыкант.
А Бог тебя отметил, сначала было слово,
А музыка, Серега, – надежнейший гарант.
 
 
И мы с тобой сверяем свои дела и цели;
Спасибо, что так планку ты поднял высоко.
Шагаем мы по жизни, пока что уцелели,
И вдаль бежит дорога далеко-далеко.
 

17.11.2014 г.

Памяти Александра Смогула

 
Он умел «взять на грудь»,
         но в груди столько места,
Что и в радость, и в горе,
         как в церковь, – к нему.
Но по жизни летели мы
                 все в темпе presto[20]20
  Быстро.


[Закрыть],
И о чем-то жалеть нам
                 теперь ни к чему.
 
 
Правда, жаль, что порой
                  до тебя не доехал…
Твое Свиблово[21]21
  Район Москвы.


[Закрыть], Шурик,
                     живет черте где.
А сегодня, Смогул, честно,
                    нам не до смеха —
Ты назначил нам встречу
                   на Синей звезде…
 
 
Ты всегда был шутник,
             только нам не до шуток,
Как нам жить без тебя,
                   без улыбки твоей?
– Старичок, ты неправ, —
                 я услышу как будто…
Ты пришел без звонка
                  и стоишь у дверей.
 
 
– Что, не прав я, Сашок?
           Ведь терять – это больно,
Чередою потери,
                      где силы искать?
– Потерпи, старый друг,
                      без перца и соли
Жизнь скучна…
      Бог поможет правду сыскать!
 

1 января 2015 г.

Стихи на Пасху

 
Подарила мне Наина Величко
На Пасху крашено яичко,
Исписанное сплошь стихами,
И пусть оно побудет с нами.
 
 
Пока мы живы, пока мы любим,
Для поцелуя открыты губы.
И пусть яичко духовной пищей
Накормит нас и не будет лишним.
 
 
И пусть завидуют владельцы
Яиц алмазных Фаберже.
В среде из знаковых умельцев
Ты находишься уже.
 
 
Хотелось срифмовать мне с Фаберже
Фривольную одежду неглиже.
О, как она тебе идет…
Раздухарился что-то… Вот.
 

 
В день рождения Ленина
Как покинуть нас посмели вы?
 

Прчань, 22.04.2014

Бить или не бить?

Я прилетел в Тиват из Москвы. Из Москвы, где длинный, бесконечный сериал про Украину наполнял и даже переполнял жизнь. Жизнь, которую ты не мог изменить, но за которую ты был в ответе. Так казалось тебе… И ты ловил новости из Украины, и ты писал песни на злобу дня, и ты был Гражданином, болевшим за страну и за соплеменников. Ты решал, кто прав, а кто неправ… И ты во всех случаях ошибался. Все были неправы, и ты в том числе…

Да, люди пошли против Бога и переступили черту, которую обозначил Господь, и мир перевернулся. Перевернулся, и нет времени, чтобы понять, зачем, почему и во имя чего? И никто не вспоминает Твои заповеди, Господи, и никто не решает проблему – бить или не бить?…

Бедный Шекспир, твое «быть или не быть?» тысячу раз произносили со сцены, но это не научило людей, и они с такой легкостью отвечают утвердительно на твой вопрос, меняя всего одну букву в глаголе. И за азартом драки забывают о любви, о красоте, о Боге… Хотя слово «Бог» вмещает в себя все эти понятия разом…

Но пока некогда остановиться, некогда подумать, некогда удивиться и восхититься жизнью, которую ты отнимаешь у кого-то или отнимают у тебя. И вот ты уже умираешь во имя «свободы», во имя «Отчизны», во имя «языка» и еще черт знает во имя чего, что тебе навязали, заменив понятие Бога, понятие жизни.

И тревожно звучит колокол на соседней церкви, созывая прихожан на вечернюю молитву. Но ее не слышат те, кто старые автомобильные шины кинул в адову печь революции. И, как на кострах инквизиции, горят души инакомыслящих, взывающих к миру и покаянию.

И вечные горы Которской бухты смиренно смотрят на мои страдания, отдавая себе отчет, что этот парень должен пройти через это, чтобы понять, простить и принять.

Сердце мое пополам

 
Трещали чубы у холопов,
Ругались паны на Майдане.
Ежевечерне Европа
Смотрела кино на экране.
 
 
И жито ночами горело,
И строем шагали вопросы,
И как же легко быть нам смелым,
Ответов ведь нет, все так просто…
 
 
Сердце мое пополам —
Предчувствие гражданской войны.
На небе получим сполна,
Дожить бы нам всем до весны.
 
 
Струна от гитары удавкой,
Я знаю, быть не желала.
Но как высоки нынче ставки,
А избранным денег все мало.
 
 
Может, мы все нагрешили,
И ангелам к нам не пробиться?
Может, неправильно жили?
В ответ полыхала столица.
Сердце мое…
 
 
Под маской не видно щеки.
Что же подставить врагу?
Наотмашь бить не с руки.
Мозги превратились в рагу.
 
 
И черное знамя от дыма.
Анархия, а не свобода.
А кто-то айфоном все снимет
Забыв, что в огне нету брода.
Сердце мое…
 

Путь домой

 
В далекий поход наш корабль снарядили,
Не зная куда, познать что почем.
И мы ненароком в пути заблудились,
Но подпирали друг друга плечом.
 
 
Туманы, торосы и злые наветы
Пытались надежду нашу сломить.
На тыщу вопросов нашли мы ответы,
Свет вырвал победу в финале у Тьмы.
 
 
Свет маяка, знакомый причал.
Сколько же глаз встречает в порту?
И пусть ты в походе немного устал,
Но знал, что тебя здесь ждали и ждут.
 
 
Путь домой.
Дым отечества, словно маяк.
Путь домой.
Мы скучали, мы вместе – семья.
Вместе радость и горе,
И беда – не беда.
Пьем за счастье, кто ж спорит.
И не трусь никогда.
 

Прорвемся мы…

 
Прорвемся мы, куда, не знаю,
Но думаю, что к лучшей жизни.
И беженцы собрались в стаю.
Пора лететь домой, к Отчизне.
 

Крымский рок-н-ролл

 
Когда-то открытые двери Джанкой
Держал круглый год нараспашку.
И ты решал вопрос свой простой,
Куда бы махнуть, где же краше?
 
 
Ялта, Алушта, Алупка,
А может быть, Симеиз?
А в Коктебеле какая-то группа
Играет битлов – зашибись.
 
 
И разбредались по Крыму друзья.
Ночлег – не беда, мигом сыщем.
И стол, чтоб вино, чтобы ты, ты и я.
Чтоб зрели греховные мысли.
 
 
И мы вспоминаем, чтоб выстроить вновь
Маршрут по любимому Крыму.
И плещется в скалах богиня Любовь,
И море необозримо.
 

Баба Деня

Как часто слышишь, что мужчина ищет жену, похожую на мать. Но недавно, перебирая старые фотографии, я наткнулся на снимок моей бабушки, матери моей мамы, в день ее замужества и остолбенел… Евгения Никитична Петрова, в девичестве Коняхина, на этой фотографии была копией моей жены Татьяны, в пору ее студенчества, когда она играла в одном из спектаклей школы-студии МХАТ. Такой же высокий лоб, волосы, чуть вьющиеся, гладко зачесаны назад; ясный, уверенный взгляд лучистых глаз (фотография была черно-белая, даже коричневато-белая); рельефно очерченные губы и волевой подбородок контрастировали с еще плавным, по-девичьи нежным овалом ее лица. И, разглядывая старую фотографию, я был поражен статью бабушки и скромностью ее платья, застегнутого на все многочисленные пуговки и делавшего ее такой целомудренной и загадочно-привлекательной одновременно.

И если моя жена, окончившая ко времени поступления в театральный вуз все, что надо, несла на себе отпечаток знаний и жизненного опыта, то бабушка была неграмотной крестьянкой, которая через семь дней после начала обучения, обидевшись на учителя, ушла из школы и больше уже не возвращалась. Откуда в ней все это было – я не знаю. Более светлого человека я в своей жизни не встречал…

Сказать, что она была шибко верующая, не могу… Что шибко грамотная – тоже… Нынешние семилетние мальчики и девочки при поступлении в школу лучше нее пишут, читают и считают, но вот поди разберись… Когда я в первый раз услышал анекдот про то, что царица Екатерина в слове «еще» сделала пять ошибок, я не рассмеялся, потому что моя бабушка сделала бы шесть…

Она вела свое хозяйство и делала какие-то записи в тетради, но разобрать написанное могла только она сама… И вот ведь как бывает – когда речь заходит об интеллигенции, я часто вспоминаю свою бабушку Евгению Никитичну Петрову, которая жила по Богу, не делала никому и никогда того, чего не пожелала бы себе, и за это ее любили все, с кем сводила судьба. А ее домашние животные порой даже ревновали к нам бабу Деню.

Баба Деня и история семьи

Собственно, Евгенией Никитичной, как по паспорту звалась моя бабушка, ее никто не называл. Ну совсем редко, когда кто-то хотел показать окружающим, что он зело городской, звучало полное ее имя. Чаще всего «тетя Женя» или «бабушка Евгения» можно было услышать из уст уехавших на ПМЖ в Тулу или Серпухов бывших занинских жителей. Ну очень хотелось им подчеркнуть, что они по статусу выше деревенских. А еще, чтобы это все увидели во время своих посещений нашей деревни, они одевались в домашний, но «чисто конкретно» городской халат и домашние же тапочки. И в этом наряде степенно прогуливались по деревне, вызывая в глазах общественности смесь удивления и недоумения.

А так для нас с сестрой она была бабушкой, для родителей – мать, а деревенские ее звали либо Евденька, либо баба Деня – это смотря кому сколько лет. Думаю имя Евгения, Женя было для деревни редким, и как-то незаметно буква «Г» превратилась в «Д». К этому все привыкли, и я в детстве еще долго не мог понять, почему баба Деня по документам Евгения.

Хотел написать – по паспорту, но вспомнил, что у колхозников паспортов не было. Вот и верь после этого, что крепостное право у нас отменили в 1861 году.

А трудились на селе тяжело, да и не зарабатывали крестьяне практически ничего. Полный трудодень, который стоил 40 копеек, пару килограммов картошки и не помню, сколько пшеницы, не выплачивался никому, ну, может, председателю колхоза. Обычный человек, отработав от восьми утра до семи вечера с перерывом на обед и дойку коровы, получал двадцать пять сотых трудодня. Вот так. Вся надежда была на корову и на приусадебный участок. Но вернусь к своему повествованию…

Семейная жизнь у бабушки, наверное, не сложилась. Почему? Правды мне маленькому никто не говорил, а если судить по фактам, то после Гражданской войны мой дед, Иван Матвеевич, уехал в Москву на заработки и в деревню к молодой жене возвращался лишь на выходные и в отпуск. Он работал закройщиком в кремлевских мастерских. Процесс его продвижения по службе никогда в доме, во всяком случае при мне, не обсуждался, и как он достиг таких высот, обшивая первых лиц государства, мне неизвестно.

Правда, в семье была легенда, что однажды Иван Матвеевич и его команда шили китель для самого товарища Сталина. Китель был готов, его нужно было только отпарить утюгом. И гладильщица по разгильдяйству оставила старый – еще чугунный, на углях – утюг на кителе, отвлекшись от процесса глажки. Вернувшись к столу, она обнаружила на рукаве мундира пятно, в точности повторяющее очертания утюга. Спасти китель не удалось. И тогда в течение вечера и ночи был закуплен материал и сшит новый костюм. Работу приняли, и даже страшно думать, что было бы, если бы… Вредительство – это, наверное, был бы самый мягкий приговор.

А вскоре дед забрал в Москву и мою маму. Бабушка осталась в деревне одна, у нее были большое хозяйство (сад, огород, всякая живность) и дом, за которым нужен был присмотр. Что уж там случилось в тридцать седьмом году, я точно сказать не могу, но деда забрали соответствующие органы… Мама говорила, что он рассказал политический анекдот, кто-то стукнул… Я думаю, что причиной были зависть, ревность к успехам, а там уж Бог свидетель, что было…

Дедушка умер на Колыме в сорок третьем году, но почему-то мне несколько раз снился один и тот же сон, что я был на его похоронах в Занино. И хотя его похоронили в ссылке, каждый раз детали этого действа совпадали.

Однажды, а я уже учился в десятом классе, бабушка, перебирая вещи в сундуке, обнаружила и показала мне одежду из гардероба Ивана Матвеевича. Это был костюм из ткани невиданного мною табачного цвета с какой-то жилеткой в искорку. Летние брюки цвета слоновой кости в тонкую полоску рождали мысли о Рио-де-Жанейро. Но вот беда – дед был значительно ниже меня ростом и шире в поясе. А я чуть не захлебнулся слюной от зависти, когда бабушка все это снова убирала в сундук.

Бабушка так замуж и не вышла, хотя была хороша собой и хозяйство знатное имелось. Отсутствие в доме мужчины, а может, и арест мужа сделали ее несмелой, я бы даже сказал, пугливой. Бесправие, которое царило в деревне, не добавляло уверенности, а долгая, темная, холодная зима выматывала все нервы и силы. Часто с приближением осени бабушка и мама обсуждали проблему, как жить, если зимой уведут корову или разграбят ульи. Пожаловаться? Но даже если ты знаешь, кто это сделал, страшно – сожгут дом.

И наступала длинная, беспросветная зима, которая была заполнена делами по хозяйству – поросенок, корова, потом теленок – и всех накорми, за всеми убери. А самая трудоемкая работа – это натаскать воды из колодца для скотины, себя и для хозяйства. Иногда в гости к соседям – это если праздник, а так с вечера ожидание нескорого рассвета.

Была, правда, лампочка Ильича, которая тогда уже пришла в деревни… И что? К семи вечера все дела переделаны, и чего зря свет-то жечь, он денег стоит. И зима была с октября (когда выкапывалась последняя картошка) по май. Считай, Покров 14 октября был началом зимы. Правда, Покров был в Занино престольным праздником, и у бабушки, как и у всех в деревне, накрывался праздничный стол. И из соседних Давыдовского, Шульгина, Санина и Зыбина шли гости, и всех угощали рюмочкой и добротной закуской. Пели песни, все было чинно, благородно, драки были уже потом, на всяких праздниках урожая, а тогда… Хотя вот я соображаю, а когда же происходили кулачные бои, которые берут начало в еще дореволюционной России? Но это, наверное, отдельная тема.

И все-таки – а как же действительно бабушка проживала эти бесконечные зимние ночи? Радио, телевидение отсутствовали, читать она не умела. Работа? Да, работа по дому, переборка картошки, чтобы не проросла и не загнила, яблоки, мед… А главное – животные. Те, которых кормила она и которые кормили нас. Причем животные настолько к ней привыкали, что никакой Куклачев не сравнился бы с бабушкой в части дружбы людей и зверей. Коты и кошки ходили с ней по деревне, как собачки, а Шарик блестел шерстью так, как ни один породистый пес не выглядит после водно-помывочных процедур в специальных заведениях.

А куры… Бабушка с ними начинала разговаривать, когда их курушка-мать высиживала яйца в курятнике. Да-да, она разговаривала с яйцами, из которых должны были вылупиться цыплята! И птицы признавали в ней президента своего куриного государства. Более того, несушки несли порой двухжелтковые яйца. И нас это нисколько не удивляло.

Корова Дочка была бабушкиной любимицей, и нужно было видеть, как вечером, возвращаясь из стада домой, Дочка летела к ней, чтобы получить кусок черного хлеба с солью и услышать ласковые слова, которые говорились ей и только ей. Корова не подпускала к себе никого, кроме хозяйки, и имела репутацию брухачей (бодливой). Во всяком случае мы, пацаны, обходили ее стороной. Доить себя Дочка позволяла только бабушке. Правда, летом, после длительных «переговоров» с бабой Деней, корова подпустила к себе мою маму. Да и то сначала доили ее в четыре руки.

Я был младшим в доме, и ко мне отношение было точно такое, как к Дочке. Бабушке хватало ласковых слов, чтобы решить со мной все проблемы, и я ее слушался. Меня привозили в Занино в конце мая, и целый месяц я был с ней вдвоем, до приезда мамы и всех остальных.