Текст книги "Гражданин Империи"

– Куууда??? – увесистая деревянная ложка ударила его прямо по костяшкам пальцев.– А ну прочь!

– Это еще почему? – огрызнулся Степан и хотел было вновь повторить попытку, но был остановлен все тем же варварским способом.

– А шампанское кто разливать будет?

– Ну, ладно,– он послушно взял в руки большую бутылку из толстого зеленого стекла.

– Погоди минутку,– девушка вышла в соседнюю комнату. Прошло не так много времени, и она вернулась в роскошном вечернем платье. Было оно строгого черного цвета и так подчеркивало стройную фигурку Нюры, что от нее попросту невозможно было отвести взгляд. Нет, не девочка стояла сейчас перед Степаном. Женщина. Женщина с большой буквы.

– А вот теперь шампанское! – Нюра присела за стол напротив Степана, донельзя довольная произведенным эффектом.

Он молча разливал шампанское по бокалам. Вот тебе и пигалица! Вот тебе и девчонка-малолетка!

– За что пьем?

– Давай за встречу,– она игриво повела обнаженными плечами. – Кстати, яблок не хочешь?

– Нееет! – Степан едва не поперхнулся.– До конца жизни мне их хватило!

Они оба засмеялись. Шампанское с непривычным кисловатым привкусом то ли крыжовника, то ли чего-то более экзотического, пилось очень легко. Выпили еще по бокалу и принялись за пищу. Первым пострадал, естественно, гусь. Степан вонзил нож в долгожданную добычу, разрезал его на удобоваримые куски. Один из самых красивых положил на тарелку Нюры.

– Кстати, просвети меня, если не сложно, ты зачем яблоки у той тетки воровала? У тебя во дворе точно такая же яблоня стоит!

– Чужие – вкуснее,– авторитетно заметила Нюра.– Да и тетка, если честно, противная до безобразия. Я вот у нее еще всю смородину съем! – пообещала она и Степан ей поверил. Эта – может.

Пили, танцевали под музыку, что лилась из старенького граммофона. Потом опять пили. И опять танцевали. Степан обнимал девушку, вдыхал аромат ее волос, легко касался губами тонкой грациозной шеи. А потом они целовались. Долго. Наслаждаясь каждым мигом своего обоюдного существования.

– Погоди! – он с трудом оторвался от Нюры и бросил обеспокоенный взгляд на циферблат часов.– Мне же к кузнецу попасть надо, а потом на склад – оружие получать.

– Ну надо так надо. Только мы с тобой толком так ничего и не съели. А я все утро готовила.

– Сегодня обязательно все съедим. Вечером. Когда со всеми делами управимся.

– Ладно,– легко согласилась Нюра.– Хочешь, вдвоем к кузнецу сходим?

– Да я и сам хотел тебе это предложить,– признался он.– Давай только приберем продукты по-быстрому, чтобы ничего не пропало. Где у тебя тут холодильник?

– Холо кто?

Ну надо же, ляпнул не подумавши. Вот и выкручивайся теперь!

– Хо-ло-диль-ник,– произнес по слогам Степан.– Ну место, где продукты хранятся, чтоб не протухли.

– В подполе и хранятся. Только надо все по глечикам обратно из тарелок порассыпать да крышками накрыть. А что, у вас подпол холла-диль-ником кличут?

– Вовсе нет,– Степан улыбнулся и, глядя в пытливые глазенки Нюры, понял: на этот раз ему не отвертеться. Придется отвечать.– Короче механизм такой. Машина. Двигатель работает, гоняет по трубкам в стенах холодный газ, который фреоном называется. Поэтому внутри холодильника всегда холод. А в морозилке – так вообще лед!

– Ух ты! – Нюра восторженно запрыгала на месте.– То есть если на улице лето, а ты вдруг соскучилась по зиме, то просто заходишь в холла-диль-ник? А в ма-ра-зил-ке можно вообще по льду кататься?

– Да,– не стал разубеждать ее Степан, догадываясь, что подобные расспросы могут затянуться до вечера.

– Какие же люди в твоем мире все-таки дураки! – сделала неожиданный вывод девушка.– Ну это же надо – такую красотищу кастрюлями загромождать! Построили бы лучше себе подполы, а в халло-дильни-ках и маара-зил-ках отдыхали!

– Так мы идем к кузнецу или нет в конце-то концов?

– Конечно, идем! Ты давай продуктами займись, а я схожу, переоденусь.

Она упорхнула и вскоре вернулась в своем оранжевом платьице – том самом, которое было на ней, когда он увидел ее впервые. Наваждение кончилось. Теперь перед ним стояла девчонка-подросток. Женщина исчезла, оставив о себе лишь воспоминания и какую-то сладкую, щемящую боль в груди.

– Там форма твоя уже высохла, наверно. Сейчас принесу.

Степан спустил в подпол последний казан, вымыл руки.

– И вправду высохла!

– Спасибо,– он принял из рук Нюры свою одежду.

Солнце палило немилосердно, лужи исчезали прямо на глазах. Словно и не было его, сумасшедшего тропического ливня. Они шли по деревне, взявшись за руки. Причем Нюра напустила на себя такой серьезный, «взрослый» вид, что сразу же становилось понятно: идет не какая-то там пигалица, а женщина вполне серьезная, едва ли не мужнина жена. Со встречными она здоровалась степенно, важно и, что самое интересное, они ей отвечали тем же. Бросали заинтересованные взгляды на Степана, оценивали и, похоже, далеко не в худшую сторону. О вчерашнем, «яблочном» инциденте, никто не напоминал.

Дом кузнеца стоял прямо посреди деревни. Основательный, почти вдвое больше дома Нюры. К правому боку его прилепилась приличных размеров пристройка, из трубы которой, несмотря на жару, валили плотные клубы дыма. «Кузня» – догадался Степан и оказался совершенно прав. Нюра протащила его за калитку и повела прямиком к кузне, мимо многочисленной ребятни – повизгивающей, бегающей взад-вперед, а то и путающейся под ногами. Дверь в пристройку была распахнута, а в глубине ее суетился громадных размеров детина с оголенным торсом.

– Дядя Гена, а я вам заказчика привела!

– Ишь ты! – кузнец оторвался от перекладывания каких-то металлических чушек и с улыбкой на черном от копоти лице направился к ним.

– Здорово, бандитка!

– И никакая я вам не бандитка! – тут же умудрилась обидеться Нюра.

– Ладно-ладно,– он шутливо поднял кверху руки, а затем, подойдя поближе, протянул одну из них Степану для рукопожатия.– Вильгельм,– представился детина и, поймав удивленный взгляд последнего, пояснил: – многие Геной кличут, да мне то оно все едино!

– Степан,– ладонь у кузнеца оказалась крепкая, мозолистая.

– Так что там у тебя?

– Да шашку хочу себе. Адыгейскую.

Кузнец от такого заявления потерял дар речи. Его черные кустистые брови сошлись на переносице:

– Это что еще за диво такое?

Степан, как мог, объяснил. Видел: не поняли они друг друга. Тогда попросил лист бумаги и нарисовал, обозначив размер лезвия, длину рукояти, а также и толщину самого клинка. Обратил внимание на глаза кузнеца – с каждой минутой они разгорались все сильнее и сильнее в предвкушении новой, а оттого и вдесятеро более интересной работы. Несомненно, творческим человеком был кузнец. Даром, что черты лица словно вытесаны из камня. Ну да разве же это показатель?

Долго договаривались о сроках. Степану клинок нужен был позарез – очень уж хотелось испытать его в первом бою. Наконец сошлись на шести днях.

– Сколько я вам буду должен? – задал он самый щекотливый для себя вопрос.

– За материал – триста рублей. Да плюс работа. Сколько за работу – сам не знаю пока. Покумекать надо.

– Понятно,– уныло произнес Степан. У него-то на счету всего где-то около двухсот пятидесяти оставалось.

– Что, не хватает?

– Нет. Новый я человек в этом мире.

– Ничего, наживешь еще! – кузнец добродушно улыбнулся. Давай сколько есть, а там уж вернешь со временем понемногу. А что не из нашенских ты – так это я сразу понял.

– Возьмите.

Аусвайс Степана перекочевал сначала в ладонь Вильгельма, а затем в компактный настольный терминал, который имел любой уважающий себя подданный Империи.

– Негусто конечно.

– Я доплачу,– вклинилась в их разговор Нюра.

Кузнец даже оторопел поначалу, а затем коршуном набросился на девушку:

– Это с каких таких гвоздей ты собралась за него доплачивать? А может он проходимец какой? Да и вообще, раньше в приступах меценатства ты вроде бы как замечена не была!

Нюра стремительно побледнела, а затем, справившись с волнением, тихо прошептала:

– Так люб же он мне, дядя Гена.

Вильгельм посмотрел на Степана очень внимательно. Было в этом взгляде все: опасение, злоба, грусть, неясная ревность… Многое, очень многое выражал сейчас взгляд кузнеца!

– В общем так,– после недолгой паузы произнес он медленно, с расстановкой.– Я хочу чтобы ты знал, залетный. Знал – и был предупрежден,– голос его зазвучал глухо, словно из бочки.– Нюра для меня – что дочь родная. И если ты обидишь ее, вольно или невольно, клянусь, что где бы ты ни был, в какую бы щель не забился – достану я тебя отовсюду. А когда достану – с живого сдеру шкуру и сделаю из нее вот такие меха,– он махнул рукой куда-то в сторону.– Я ведь не только кузнечных дел мастер, но еще и кожевенник неплохой.

– Не беспокойся,– Степан твердо посмотрел ему в глаза.– Не обижу я твою девочку.

Кузнец поверил. Так, по крайней мере, казалось на первый взгляд. Лишь поинтересовался будничным уже голосом:

– Давно встречаетесь?

– Вчера познакомились,– Нюра потупила было взор, но затем глаза ее весело заискрились: – А сами то вы с тетей Антониной как в первый день познакомились, так на третий уже и свадьбу сыграли! Вон сколько ребятни теперь вокруг бегает!

– Ох девка, ох и получишь ты у меня! – Вильгельм улыбался, вспоминая, видимо, свои былые денечки. А затем произнес, обращаясь уже к Степану: – Ладно. Выкую я тебе твою шашку. За материал еще сорок рублей будешь должен. А за работу – ничего не возьму.

– Дядь Ген, да я же говорила, что заплачу!

– Не заплатишь,– он приобнял Нюру за плечи и незаметно подмигнул своему заказчику: – Пусть это станет моим свадебным подарком!

Вышли от кузнеца довольные оба. Степан – оттого, что так замечательно уладилось дело с шашкой. Нюра – оттого, что шла с ним рядом, чувствуя, как ее маленькая ладошка утопает в его руке.

– Куда теперь?

– Мне в лагерь срочно надо.

– Ну, ладно. Хочешь, с тобой пойду?

– Нне знаю. Да и не пустят тебя наверно.

Откровенно говоря, Степану совсем не улыбалось ходить с девушкой по тренировочному лагерю. Делу время – потехе час, как говорится. Нюра же его задумчивость восприняла по-своему:

– Да я тысячу раз там была! Все потаенные тропки знаю!

– Какие такие тропки?

– Ну такие, чтобы через пропускной пункт не идти. Кое-где через забор можно. А есть еще подкоп один замаскированный – через него солдаты перебираются, когда в деревню по девкам бегают.

Ну что тут можно сказать? Только руками развести разве что!

– Нюра, у меня есть работа и связанные с ней определенные обязанности. Если я не подготовлю группу к назначенному времени, значит получу гарантированный шанс не вернуться с задания живым. Или погибнет кто-то другой. По глупости. Просто потому, что я что-то недосказал, недоучил. Ты понимаешь?

– Понимаю. Ты не обижайся, ладно?

– Ладно.

Ну как на нее можно обижаться? Девушка шла с таким потерянным видом, что Степан не выдержал и крепко обнял ее за талию.– Глупая, я закончу все свои дела и обязательно к тебе зайду!

– Хорошо, буду ждать. Но имей в виду: не вернешься к вечеру – я доем твоего любимого гуся. И раков тоже съем,– мстительно добавила она.

Степан не возражал. Съест – ну и пускай ест себе на здоровье. Он довел девушку до дома, поцеловал на прощание и на всех парах рванул в лагерь. Там его ожидал приятный сюрприз: вместо того, чтобы в отсутствие начальства бездумно шляться по территории да квасить пиво в гаштете, вся группа в полном составе занималась в спортзале приемами ближнего боя под предводительством одного из инструкторов – щуплого старлея. Имел он какой-то изможденный, болезненный вид, но, понаблюдав с пяток минут за тренировкой, можно было сделать безошибочный вывод: старлей дело свое знает. Степан тоже захотел размяться. Стал в строй и принялся за отработку блока, показанного инструктором.

Вообще порядки в тренировочном лагере, по мнению Степана, были довольно таки странными. Чересчур либеральными, чтоли. Едва солдат поделили на группы – и все, закончилась обязаловка. Хочешь – посещай занятия. Не хочешь – гуляй себе или отрабатывай то, что прикажет тебе командир группы. Иначе говоря – командир группы твой царь и бог. И больше никто. Хотя, как знать, может это и правильно? Степан, например, собрался большую часть времени посвящать боевому сглаживанию, занятиям по скрытому подходу к противнику и бесшумным уничтожением оного. По его мнению диверсионная группа в первую очередь должна уметь незаметно просачиваться в тыл врага, по возможности бесшумно выполнять поставленную задачу и так же бесшумно удаляться. А пострелял, наследил где не надо – и шансы на благополучный исход операции сокращаются к минимуму.

Занимались часа полтора. Степан основательно взмок, отрабатывая серии ударов и захватов. Мало того – еще и во время спарринга поймал размашистый крюк от инструктора. Красивый такой, с оттяжечкой. Голова от него стала совсем не своя, в левом ухе что-то противно звенело. Наконец тренировка была закончена. Бойцы, полумертвые, попадали кто где стоял. Степан подождал десять минут, затем скомандовал подъем и повел группу к оружейному складу.

Прапор на складе без лишних проволочек выдал все, что причитается. Получили и пулемет. Причем не такую бандуру, какую Степан видел в свое время у партизан, а английскую версию «Максима» со съемной треногой. Куратор не обманул: весил такой агрегат и вправду гораздо меньше, да и в транспортировке был несоизмеримо проще.

Выдвинулись. Как оказалось, у них теперь была своя, отдельная миниказарма. Ее выделили еще с утра, в то время, когда Степан покинул территорию лагеря, отправившись на поиски кузнеца. Все полученное барахло выгрузили на большой прямоугольный стол посреди помещения и Степан скомандовал наконец долгожданный отбой.

– Товарищ сержант, можно обратиться? – к нему подошла Женя Некрасова.

– Обращайтесь,– убирая в тумбочку бритвенные принадлежности, он краем глаза следил за девушкой. Похоже, та была явно чем-то обеспокоена.

– Можно узнать, когда мы выступаем на первое задание? И почему отдельной группой, сразу из тренировочного лагеря? Лично я в рейхсканцелярии получала направление в партизанский отряд имени Ковпака.

– Думаю, что каждый из нас получал в точности такое же направление. Почему так – этого я вам сказать в данный момент не могу, попросту сам не имею такой информации. А вот что касается сроков – выступаем мы ориентировочно через шесть дней.

Теперь уже и остальные стали прислушиваться к их разговору. Установилась тишина, прерываемая лишь падением капель из умывальника.

– Но мы же толком ничего не умеем!

Степан и сам ломал голову над этим вопросом. Крутил так и сяк, прикидывал. Действительно, к чему эта спешка? Наконец произнес:

– Такое обычно бывает, когда положение дел на фронтах приближается к критическому. В этом случае, используют все резервы. Буквально все, для того, чтобы переломить исход войны.

– Так я и думала,– Женя с видом прилежной ученицы поправила очки на переносице.– Во время Великой Отечественной Войны, когда советские войска вступили на территорию Германии, немцами были организованы отряды, которые состояли сплошь из подростков. Гитлерюгенд, кажется, или что-то в этом роде… Сейчас точно уже и не помню.

– Было такое дело,– согласился Степан.

Внезапно подал голос Игорь Радченко, самый старший в группе. Говорил спокойно, без патетики:

– Выходит, мы попали сюда только для того, чтобы умереть?

– Выходит, так,– Степан не стал кривить душой.

Лица его ребят не выражали ни паники, ни страха. Лишь легкая грусть читалась в направленных на него взглядах. Он только что, одним махом, разрушил их детскую веру в то, что из своего сволочного мира они перенеслись в более лучший: мир-сказку, мир-мечту, в котором все будет совсем не так, как дома. Мир, в котором злой дракон непременно окажется повержен блестящим рыцарем, а принцесса обязательно найдет своего возлюбленного принца, упакованного по последнему слову средневековой моды.

– Отдыхайте пока. Ночью всех подниму по тревоге.

Возражений не последовало. Да и откуда им взяться? Каждый из них прекрасно отдавал себе отчет в том, что степень их подготовки сейчас прямо пропорциональна времени, отпущенному на жизнь.

* * *

Ночь выдалась темной, безлунной. Степан проверил насколько плотно подогнано у бойцов снаряжение, заставил попрыгать, внимательно прислушиваясь, не раздастся ли от кого предательского бряцания, выстроил группу в цепочку и повел прямиком к КПП, строго-настрого приказав не издавать никакого шума вообще. А тот, кто облажается – пусть пеняет сам на себя. Отжиматься утром будет до потери сознания. Сам он пошел чуть сбоку, внимательно наблюдая за каждым и делая для себя кое-какие выводы, исходя из увиденного: кто как ступает, дышит, какой длины делает шаги. За время, отпущенное ему на подготовку группы, никаких существенных результатов добиться попросту нереально. Но, кое-что можно было подправить. Так сказать, срезать острые углы.

Лучше всех, как ни странно, двигалась Женя Некрасова. Грациозно, делая средней длины скользящие шаги, она словно парила над землей – изломанный призрак угловатого, худосочного подростка со снайперской винтовкой за спиной. Неплохо шел Федотов Игорь. А вот Юрий Радченко – это уже было нечто. Толстый, неповоротливый, шагающий экскаватор. Медленно перебирая короткими ногами-кочерыжками по полотну дороги, он при этом умудрялся еще и икать. Замыкали строй Дмитрий Бавин и Алексей Ряднов. Первый тащил на горбу пулемет, последний – треногу к нему да цинки с патронами. Шли они так себе, но, по крайней мере, видно было, что старались. Да и груз здорово мешал.

Неподалеку от КПП, вняв угрожающим знакам Степана, пошли еще тише – как мыши у распахнутого зева мышеловки. Приблизились едва ли не впритык: троица часовых что-то оживленно обсуждала, жестикулируя и глядя в сторону леса.

– Здорово, пехота! – гаркнул Степан, а Радченко икнул так мучительно и громко, что часовые едва не повыпрыгивали из штанов.

Шутку поняли. Посмеялись, не забыв при этом проверить аусвайсы и очень учтиво, почти без матов, попросили больше так не делать. А Степан повел группу дальше – туда, где чернела лесная пуща. Сначала брели по дороге, которая вела в Сусанинку, затем свернули на извилистую, едва заметную в темноте тропку. Шли по ней довольно долго, причем Степан время от времени останавливался то у одного, то у другого, терпеливо поясняя, что тот делает не так. В сотый, в тысячный раз показывал на своем примере, как надо правильно идти, на какую часть стопы и когда переносить вес тела. В общем, со всем тщанием вдалбливал в чугунные головы исконных горожан технику бесшумного передвижения отряда по пересеченной местности в темное время суток.

В конце концов тропа оборвалась у полуистлевших деревянных ворот. За ними чернели контуры какого-то прямоугольного строения. То ли амбара, то ли склада, заброшенного за ненадобностью. Окружал все это хозяйство частокол из заостренных сверху бревен. Никакой охраны, естественно, там не было.

Степан приказал всем оставаться на своих местах, а сам не без опаски толкнул створки ворот. Те жалобно скрипнули, но, вопреки ожиданиям, не рассыпались, лишь щепотка трухи попала за воротник. Он походил по территории, исследовал здание (от него остался только остов. То, что некогда было крышей, валялось теперь на полу кучей ненужного хлама). Прикидывал так и сяк, как можно использовать свалившееся в руки нежданное богатство в своих целях. Ничего путного на ум не шло. В конце-концов его группа будет действовать против полудиких сиртей, а те, кроме шатров из шкур, никакими постройками, ясное дело, не обладали. Следовательно, все тактические наработки ведения боевых действий в условиях города – не что иное, как ненужная, бесполезная блажь. На том и порешил. Вернулся к своим. Тут же, на месте, разделил группу надвое. Ряднова, Бавина и Федотова оставил на месте. Сам же, с Радченко и Некрасовой, скрылся в лесу. Задачу перед группами поставил простую: первая группа изображает из себя часовых, вторая обязана бесшумно их снять. Попробовали. Не получилось. Потом попробовали еще и еще раз. Затем поменялись ролями. Теперь уже Степан, Радченко и Некрасова играли роль часовых.

В расположение лагеря группа вступила с рассветом. Все извазюканы в грязи, с красными, как у кроликов, глазами. Потом от их колонны разило так, словно они не мылись как минимум неделю. Зато настроение у всех было приподнятым. Так бывает, когда каждый человек становится неотъемлемой частью группы. Он чувствует, что делает свою работу и делает ее хорошо. Понимает, что нужен другим, а другие нужны ему. Такой человек готов принять бремя ответственности за свои действия, потому что знает: от них будут зависеть жизни его товарищей. Степан прекрасно осознавал, что именно сегодня, именно этой безлунной ночью родилась его группа. И ни днем раньше. И хотя особых, кардинальных успехов достигнуто, увы, не было, ЕГО люди перестали чувствовать себя беззащитным стадом, предназначенным на убой. И это был плюс. Огромный плюс.

* * *

– Товарищ сержант, ну товарищ сержант!

– Отвали.

Степан перевернулся на другой бок и натянул на голову одеяло. Благодаря этой хитроумной манипуляции скулеж Радченко стал заметно тише. Он собрался было уже вновь ввергнуться в пучину сна, но что-то острое пребольно уткнулось ему под ребро.

– Что за…! – Степан перехватил это «что-то» и резко дернул на себя. «Что-то» оказалось довольно большим, оно упало на него сверху и, не вступая в полемику, попросту цапнуло прямо за голое плечо. ТАКОЕ нарушение субординации перенести не смог бы даже ангел. Степан набрал в рот побольше воздуха и раскрыл рот, намереваясь выдать пару-тройку излюбленных выражений, от которых у неподготовленного слушателя в семидесяти процентах из ста гарантированно происходил инфаркт миокарда. Раскрыл – и вдруг почувствовал внутри чей-то язык, а затем и жадные, требовательные губы прильнули к его губам. «Радченко – гей!!!» – пронзила мозг резкая, как удар электрошокера, мысль. От прилива адреналина сердце забилось так, что готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. Опасаясь всего самого наихудшего, Степан открыл глаза и увидел на себе Нюру, бессовестно прильнувшую к нему всем телом прямо на глазах у Радченко.

– Товарищ сержант, я ей говорил, я предупреждал, что нельзя! – заблеял тот, поймав не предвещающий ничего хорошего взгляд Степана.

Он ничего не ответил. Замер, впитывая тепло хрупкого девичьего тела. Затем сел, посадил девушку на колени:

– Ай-я-яй! И не стыдно тебе?

– Стыдно там, где видно! – огрызнулась Нюра и сделала попытку вновь овладеть губами Степана.

– Люди же смотрят.

– Ну и что? Люди могли бы и отвернуться.

Радченко покраснел до корней волос, развернулся и строевым шагом промаршировал к своей койке. К счастью, все остальные члены его группы спали глубоким сном истинных праведников.

– Как ты сюда попала?

– Мог бы и не спрашивать! Меня оставил, гуся не доел. И кто ты после всего этого?

– Просто чертовски занятый молодой человек. Ну прости, прости,– Степан примирительно поцеловал ее чуть ниже ушка.– Работа у меня такая.

– Работа у него,– она вырвалась из его объятий и метнулась к столу, на котором возлежал внушительных размеров сверток. Захрустела упаковкой, разворачивая, и на столе одно за другим стали появляться яства: части гуся, сыр, нарезанный тонкими ломтиками, палка копченой колбасы, какая-то зелень. Последней из пакета была извлечена троица огурцов. Свежайших, видать только что с грядки. И где она их раздобыла с утра пораньше? Не иначе как опять по чужим огородам лазила!

– Успокойся, у соседки купила,– Нюра словно прочитала мысли Степана, вогнав теперь уже его в краску.– Давай к столу. И ты тоже, пучеглазенький.

Радченко не позволил себя долго упрашивать, и вскоре они наперегонки со Степаном поглощали нежданное угощение, с благодарностью поглядывая на гостью да на все лады нахваливая то гуся, то колбасу, а то и то, и другое вместе.

Когда с едой было покончено, Степан вытащил Нюру из казармы, и они рука об руку отправились гулять по территории. На них смотрели: кто с завистью, кто пряча улыбку. Повстречали и нескольких инструкторов. Как и ожидалось, никаких проблем не возникло. Степан уже понял, что Нюру в лагере считали своей. То ли жалели девушку, в одночасье потерявшую родителей – героев войны, то ли просто махнули на нее рукой. Дескать, что ты ей не делай, как не укрепляй периметр тренировочного лагеря, а эта чертовка все равно пролезет. Найдет свою, персональную лазейку.

– А ты знаешь…– Нюра пошла еще медленнее. Степану пришлось некоторое время семенить за ней, приноравливаясь к неторопливой поступи крохотных женских ножек.– Мне кажется, что ты слишком сильно гоняешь своих ребят. Уже позднее утро, а они спят все без задних ног. Они что, не спали всю ночь?

– Не спали. И дальше спать не будут,– он шел и ломал голову над тем, каким образом можно объяснить молодой девушке самые очевидные для него вещи. Наконец, после недолгой паузы, продолжил: – Ты знаешь, куда мы идем?

– Знаю, конечно,– Нюра пожала плечами.– Идете убивать сиртей.

– Вот именно. И не просто убивать. Наверняка нам будет поставлена какая-то конкретная задача. И от степени подготовки каждого человека в группе будет зависеть: выполним мы ее или нет.

– А также вернетесь вы или нет,– озвучила его не высказанную вслух мысль девушка.

Положительно, Степану она начинала нравиться все больше и больше. Последние четыре года своей прошлой беспутной жизни он имел дело в основном с девицами недалекими. Блондинками по призванию, независимо от цвета волос.

– А значит?

– А значит я должна быть как мышка. Пи-пи-пи,– она изобразила пугливого грызуна, забавно сморщив носик и поводя из стороны в сторону хитренькими бусинками-глазками.

– Именно так! – Степан рассмеялся, прижал девушку к груди, игнорируя заинтересованные взгляды прохожих.– А за это я, так и быть, позволю тебе приносить мне пищу!

– Ладно, я все поняла, не утруждайся. Проводи меня и иди занимайся своими солдатами. В обед принесу что-нибудь поесть.

– Давай лучше к вечеру. Днем нас скорее всего не будет в лагере.

– Как знаешь,– Нюра наклонилась, сняла туфельку и вытрусила попавший в нее небольшой камушек.

Затем шли уже молча. Степан провел девушку через КПП, попрощался. Что дальше? А дальше – была у него одна задумка.

Куратор принял Степана в своем кабинете, выслушал и, после недолгих раздумий, дал его идее зеленый цвет. Отныне его группа будет заниматься в паре с точно такой же группой «залетных» новичков. Руководил группой сержант Хохленко. Они пересекались пару раз на тренировках и Степан, в принципе, был доволен выбором куратора. Группа Хохленко звезд с неба не хватала, но, по сути, являлась крепким «середнячком».

Хохленко, средних лет рослый парень с коротко остриженными русыми волосами, отслужил в свое время в ВДВ. Опыт, как в управлении группой, так и в разведке, имел близкий к нулю, но учился быстро и, самое главное, умел извлекать уроки из собственных ошибок. Идею Степана он воспринял сразу и они тут же, без всяких проволочек, взялись за ее исполнение. После завтрака обе группы в полном составе выдвинулись за территорию лагеря – как раз в ту самую часть леса, где Степан ночью тренировал свою группу. Для их замысла место это подходило по всем параметрам: лесная тропка вилась по смешанному лесу, деревья и кустарник то подходили к ней вплотную, то наоборот – отступали метров на десять-пятнадцать, создавая прекрасный обзор. Подобраться в таком месте к часовому, бдительно несущему свою службу, делом было по меньшей мере непростым.

Без устали отрабатывали скрытый подход и условное уничтожение группы противника как на месте, так и в движении. Учились, как правильно делать «лежки» для снайпера и где их делать наиболее целесообразно, используя рельеф и специфику местности. Учили бойцов не перекрывать сектора обстрела друг другу. Взаимодействие личного состава в бою, их правильное понимание своей роли в той или иной конкретной схеме действия группы – вот что Степан считал первоочередной задачей. Под конец намаялись так, что в лагерь возвращались чуть ли не ползком – прекрасная добыча для любого потенциального хищника.

В их казарме уже хозяйничала Нюра. Полы подметены, окна вымыты до зеркального блеска. На столе – сверкающая белизной скатерть, уставленная всевозможными вкусностями да столовыми приборами на семь человек. И хотя люди буквально валились с ног, никто не захотел обидеть отказом девушку. Гурьбой приняли душ, переоделись во все чистое и уселись за стол. Откуда-то взялись силы: люди с аппетитом ели, обменивались шутками, вспоминая перипетии минувшего дня. Основной мишенью для дружеских «подколов» по праву оказался Юрий Радченко. Не повезло парню сегодня – он умудрился ползком проползти по ничего не подозревающей змее, что принимала солнечные ванны неподалеку от тропинки. Результатом такой преступной халатности и явился укус в бедро. К счастью, сработали оперативно: почти мгновенно на месте укуса был сделан крестообразный надрез и Некрасова, по воле случая оказавшаяся в самой непосредственной близости от жертвы, принялась без промедления отсасывать яд. Делала она это с таким сосредоточенным выражением лица, что, несмотря на весь трагизм ситуации, всех присутствующих поневоле пробивало на смех. Тогда они сдержались. А вот сейчас – не смогли. Смеялись, смеялись до икоты, смакуя каждый миг этого волнительного действа. К счастью, змея оказалась молодой. Да и Женя поработала на славу. В итоге Юра отделался лишь легким испугом и неглубоким разрезом. Ерунда – до свадьбы заживет.

Когда посуда была тщательно вымыта, а подчиненные разбрелись наконец по постелям, он решил провести Нюру до самого дома. Очень уж не хотелось ему отпускать девушку одну – как-никак кромешная тьма кругом. Мало ли, какие твари шарахаются по лесу ночью?

Нюра шла, постукивая каблучками по мостовой, время от времени останавливаясь для поцелуев. Он целовал ее губы, глаза, ямочки на щеках. Вдыхал безумный, фантастический аромат ее тела, а затем, когда они миновали КПП, подхватил Нюру на руки и понес. И никогда еще в его руках не было легче и желаннее ноши!

– Ты же так устал, дурачок! – прошептала Нюра и сделала неловкую попытку высвободиться. Степан, державший свою добычу весьма крепко, лишь прижал ее к себе еще сильнее, чтобы ощутить тепло маленькой, упругой груди.

– Я так тебе завидую!

– Это еще почему?

– У тебя есть работа. Настоящая, которая приносит пользу. Есть люди, которые уважают, верят в тебя и готовы пойти за тобой куда угодно.

Степан не стал спорить. Прядь Нюриных волос при каждом шаге щекотала ему ноздри.

– А я…