Текст книги "На новые земли. Немецкие колонисты и их судьба в Юго-Восточной Европе, России, Северной и Южной Америке"

Глава 6. Трудное начало в России

6.1. Тяготы становления на Волге

После долгого и полного испытаний пути немецкие колонисты в разное время прибывали на обещанные земли в Пруссии, Венгрии, России и Америки. В каждой из них по-своему складывалась судьба колонистов, но везде их история начиналась с очень трудного первого периода, многих лет становления и адаптации к новым и непривычным климатическим условиям, природе и почвам, к особенностям существующего государственного устройства и права. По-разному складывались отношения с коренными народами. Тяжести первых лет, отличие реалий от положений в приглашающих манифестах и патентах, расписанных самыми живописными красками в буклетах и обещаниях вербовщиков, тоска и ностальгия по родине и оставшимся там близким делали первые годы колонистов на новых землях особенно сложными.

Сохранившиеся немногочисленные свидетельства о первых впечатлениях немецких эмигрантов после прибытия к местам поселения и тяготах первых лет позволяют представить себе, в каком отчаянно сложном положении тогда оказались люди. Вот, как описывает свое прибытие на место будущей колонии уже не раз упомянутый в этой книге волжский колонист Цуге, который прибыл в составе своей колонны в Саратов. Во время долгого пребывания в Саратове он, как и многие другие, приобрел себе лошадь и телегу, на которую погрузил все приобретенные вещи, продукты и в назначенный день двинулся в составе колонны к месту поселения. Как мы теперь знаем, он был направлен в колонию «Починная», которая находилась на расстояние 86 верст (92 км) от Саратова. Дорога вела через степь, которая мало напоминала обещанный вербовщиками рай. На всем пути им не встретилось ни одно русское село, кроме отдельных колоний немецких поселенцев, при виде которых надежды на лучшее будущее все уменьшались. Везде царила бедность, поселенцы были в изношенной русской и частично немецкой одежде, а на их лицах откровенно читалась тоска по оставленной родине. Путь продолжался вне всяких дорог дальше по дикой степи, а у всех на душе нарастало беспокойство. После того как колонна телег достигла небольшого ручья, руководитель отдал команду остановиться, что вызвало у всех удивление, поскольку было еще светло и рано разбивать лагерь на ночевку. Но после того как колонисты узнали, что достигли цели, их удивление сменилось отчаянием и страхом. Они с ужасом увидели себя среди этой дикой местности, которая за исключением небольшого леска представляла собой поле, поросшее метровой и высохшей травой, уходившей вдаль, насколько видел глаз. Никто из колонистов не хотел сходить с погруженных телег, а после того, как общий испуг начал спадать, можно было прочитать на всех лицах одно желание – повернуть назад.

Конечно, наивно было ожидать найти в России в незаселенной местности сады Эдема, но разочарование увидеть только дикую степь, совсем не похожую на обещанные вербовщиками немецкие пейзажи, было большим. Не было ни построенных к их приезду домов, ни каких-либо других сооружений и приготовлений. Но надо было обустраиваться и начинать новую жизнь, ведь впереди людей ожидала зима.

Колонисты, прибывшие вместе с Цуге, не дождавшись приезда плотников и обещанных строительных материалов, начали в спешном порядке по совету и с помощью русских крестьян из ближайших деревень рыть в земле ямы. Их накрывали найденными в округе тонкими жердями, на которые плотно укладывали вырезанные земляные пласты. Сам Цуге вернулся в Саратов, где провел первую зиму, а затем и еще десять лет жизни до своего тайного побега. В 1765 году за пределами Саратова для колонистов были построены 16 казарм, в которых они могли ожидать возможности переезда в указанные для них колонии.

Сегодня трудно сказать точно, как много семей волжских колонистов зимовали и жили в спешно вырытых землянках, сколько из них временно жили в Саратове и в домах у ранее прибывших переселенцев других колоний, а скольким удалось сразу поселяться в уже приготовленные для них дома. Однако благодаря уникальным архивным документам того времени, приведенным в приложениях известной монографии Григория Писаревского, можно представить положение дел по строительству жилья для колонистов. Так, в своих сообщениях в Петербург от 2 мая 1771 года Саратовская канцелярия опекунства иностранных сообщает, что в колониях около Саратова по обеим сторонам Волги находится 6229 семей, для которых в 1768 году было построено 3453 дома, что составляло только 55 % от числа нуждающихся. План строительства жилья в 1767 году не был выполнен из-за непогоды и трудностей доставки леса по Волге, в связи с чем: «…число матерiаловъ поставить не удалось, ибо всъ почти они бывшими въ томъ году бурями разбиты и по берегамъ были рознесены…».

В своем рапорте от 14 февраля 1769 года на имя императрицы Екатерины II президент Канцелярии опекунства иностранных Григорий Орлов сообщает, что для 6433 семей колонистов в коронных и вызывательских колониях построено «4560 жилыхъ покоевъ, 2086 амбаровъ и 1357 конющенъ». Исходя их этих данных выходит, что к началу 1769 года около 30 % колонистов, прибывших в 1764–1767 годах на Волгу, все еще не имели собственного жилья. Предпринятые в последующие годы усилия, подключение к строительству новых подрядчиков позволили для 6242 семей колонистов к сентябрю 1771 года построить 5845 жилых домов, что составило уже 94 % от числа нуждающихся, а также 12 церквей (кирокъ), 13 пасторских домов и 13 школ.

Прибывшие в Саратов колонисты основали в 1764–1767 годах на правом и левом берегу Волги вначале 104 колонии, из которых, согласно рапорту Орлова, 41 была коронной или государственной. Остальные 63 были частными, в том числе 27 колоний были организованы колонистами, завербованными агентами Деберегарда, 25 – Леруа и Питета, 11 – Дебофа с сотоварищами. Основная часть колонистов были немцами из Германии, но были среди них голландцы, датчане, шведы, швейцарцы, англичане, французы и итальянцы. Со временем они переняли язык и традиции у преобладающих по числу немцев и стали называться наравне со всеми немецкими колонистами. По данным, приведенным в рапорте графа Орлова, направленного Екатерине II, на 14 февраля 1769 года в 104 немецких колониях было поселено 23100 жителей, составляющих 6433 семьи, в хозяйствах которых имелось 13552 лошади, 11552 коров, 704 тягловых быка, 2269 овец, 1019 свиней.

Как мы уже знаем, по манифесту 1763 года каждой семье полагалось выделить по 30 десятин земли, фактически были выделены в среднем по 36,2 -36,3 десятины, а всего 368084 десятины удобной земли, с освоения которой и началось развитие земледелия и животноводства в колонистских хозяйствах.

Первой немецкой колонией стала (Добринка) Нижняя Добринка, которая была образована 29 июня 1764 года. Остальные располагались вдоль Волги, начиная от Нижней Добринки в северном направлении к Саратову. В 1764 году также были основаны (Байдек) Таловка, (Галка) Усть-Кулалинка, (Шиллинг) Сосновка и (Антон) Севастьяновка, в следующий 1765 году появилось еще 11.Численный рост колоний продолжался: в 1766 году – 20, а в 1767 году – 68 колоний. Еще 200 человек были поселены в колонии Сарепта, которая была основана в 1775 году на Волге в устье реки Сарпы в 28 км от Царицына и 400 км южнее Саратова.

Сарепта отличалась от остальных немецких колоний мотивами самой организации и порядком финансирования и управления процессом создания поселения. Колония основана по инициативе братьев религиозно-экономической ассоциации под наименованием «Общества евангелических братьев» (Brüderunität).

Ее образованию предшествовали предварительные переговоры дирекции общества в Петербурге, после которых был подписан окончательный договор с российским правительством, который наделял братьев Общества целым рядом дополнительных привилегий. Основные положения договора были закреплены в специальной грамоте императрицы Екатерины II «Жалованная грамота Сарептской колонии» от 27 марта 1767 года. Отметим, что братья «Евангелического общества Аугсбургского исповедования» за трудолюбие и порядочное поведение получили такую же жалованную грамоту в 1797 году от императоров Павла I, в 1801 году – от Александра I и Николая I – в 1826 году. Такое благожелательное отношение, выраженное в жалованных грамотах Сарептской колонии со стороны четырех императоров Российской империи, наверняка говорит о наличии, помимо примерного поведения и трудолюбия, высокопоставленных покровителей и серьезных связей религиозной общины при царском дворе.

Основной целью колонизации было создание между Астраханью и Царицыным центрального поста с задачей проведения миссионерской деятельности среди калмыков, кавказских горцев и среднеазиатских народов. По настоянию Святейшего синода право проведения братьями общества миссионерской деятельности не было включено в текст договора, но они получили устные заверения, что деятельность по привлечению к христианству «языческих» подданных России является желательной и не встретит возражения. Забегая вперед отметим, что все усилия религиозного братства в этом направлении оказались напрасными и безуспешными.

Братья Евангелического общества (их еще называли гернгутерами, или моравскими братьями) получили освобождение от уплаты налогов сроком на 30 лет, право самоуправления и судебных разбирательств, свободы вероисповедания, беспошлинного винокурения и пивоварения для собственных нужд, строительства на выделенной им земле городов, сел и деревень. Колонисты могли строить церкви, школы, публичные училища, мельницы, заводить фабрики и мануфактуры. Они осуществляли сельскохозяйственное производство, вели торговлю, занимались ремеслами, промыслами, охотой и рыбной ловлей. Братья сами и их потомки освобождались от несения военной и гражданской службы и от всякой обязанности предоставлять для солдат квартиры, подводы и другие виды постоев и услуг. Братья могли свободно выезжать из России и брать с собой свое имущество, уплачивая в казну его пятую часть при нахождении в России от одного года до пяти лет и десятую часть – после 5, 10 и более лет.

Совершенно по-иному, чем это было установлено для всех других колонистов России, были определены для братьев Сарепты условия и порядок наделения землей, оплаты налогов и иных платежей. Сарептовской колонии были пожалованы и отведены 5870 десятин земли и выдана денежная ссуда с рассрочкой в размере 48748 рублей. При этом получателем земли и ссуды являлась колония в лице ее руководителей, а не отдельные ее колонисты, число которых не объявлялось. В этой связи была закреплена единая для колонии точка отсчета льготных 30 безналоговых лет, без учета времени въезда в Россию отдельных колонистов. Такой датой стало 1 января 1767 года – момент завершения строительства первого поселения. Отмеченная особенность определила и совершенно иные возможности для свободного выезда из России для колонистов Сарепты, которые это делали по указанию или разрешению руководства колонии либо дирекции религиозного братства, находившейся за границей.

Первые братья (в составе девяти будущих колонистов) прибыли в Саратовскую губернию в августе 1765 года под руководством брата Вестмана, которому было поручено выбрать окончательное место для поселения и выполнить необходимые работы по учреждению колонии. Из Саратова, в сопровождении землемеров и конвоя казаков, они направились город Царицын, где им предстояло выбрать место размещения будущей колонии. После первых чувств уныния и разочарования от увиденного ими безлесного и пустынного края, они выбрали место для поселения в 28 верстах ниже Царицына, в точке впадения в Волгу реки Сарпы. В границы земельного отвода вошел и остров в устье Сарпы с 1000 десятинами сенокосов и леса. После прибытия по Волге строительного леса, братья приступили к возведению временных жилых и хозяйственных построек, распахали часть степи, произвели посев ржи и подготовили землю к посевам яровой пшеницы следующего года.

В сентябре 1755 года в Сарепту прибыл следующий транспорт с 51 братьями и сестрами, а осенью 1768 и в январе и ноябре следующего года – еще три транспорта в количестве 160 человек. Таким образом, к концу 1769 года население колонии Сарепты составило более 200 братьев и сестер.

С этого времени начался период развития и расширения производственной деятельности в Сарепте. Инициатива, привезенные с собой знания и опыт, а также огромное трудолюбие колонистов за короткое время превратили голую степь в цветущую, благоустроенную и утопающую в зелени колонию. Возникли необходимые ремесленные производства, построены свечной, винокуренный и кожевенный заводы, мукомольная мельница, красильня, бойня, кондитерская, табачная фабрика, лесопильня. Были открыты гостиница, торговые склады и магазины, заложены виноградные плодовые сады, проведен водопровод, построен бассейн, вокруг которого был высажен парк.

Возделывание зерновых и скотоводство не получили значительного развития и оказались убыточными. Причиной были малоплодородные почвы и частые засухи, а также конкуренция со стороны киргизов и калмыков, ведущих малозатратный перегонный выпас скота. Более эффективно в колонии развивалось табаководство и садоводство.

Особые отношения складывались у сарептинских колонистов с калмыками. С одной стороны, с ордой велась активная торговля произведенными в колонии продуктами, а с другой, племена не признавали границ, травили засеянные поля и сенокосы, рубили лес, угоняли скот. Сарепте угрожали набеги не только калмыков и кавказцев, но и многочисленных вооруженных разбойничьих банд. Чтобы защитить себя от нарастающей опасности, религиозное общество приступило в 1768 году к укреплению Сарепты, превратив ее в маленькую крепость с глубокими рвами, валом с рогатинами и шестью батареями. Из Царицына для защиты колонии были выделены 12 орудий и гарнизон из 20 солдат, которые жили в казарме на средства колонистов. Сумев таким образом защитить себя от набегов калмыков и кавказцев, колония оказалась бессильной перед новой напастью – пугачевскими бандами, которые разграбили и причинили огромный ущерб колонистам в августе 1773 года.

Оставим на время колонию Сарепта и вернемся к саратовским колониям, которые не имели таких особых условий финансовой и организационной поддержки в первые годы своего развития. Бытовая неустроенность, голод, жаркое лето и очень суровая и холодная зима были непривычны для прибывших из Европы колонистов, отчего люди часто болели и умирали. К тому же характерный для региона климат был плохим и для земледелия. Обследовавший российские регионы Сибири и Азии известный немецкий естествоиспытатель Петер Симон Паллас (Peter Simon Pallas) изучал природные условия Поволжья и отмечал связанные с этим трудности первых лет жизни колонистов, которые были опубликованы в его книгах «Путешествие по различным провинциям Российской империи» (Reise durch verschiedene Provinzen des Russischen Reichs). В своем отчете он отмечал, что климатические условия для Нижнего Поволжья плохо пригодны для земледелия: характерные для региона жаркое лето и суровая зима, постоянно дующие ветра определили наличие (особенно на левой, луговой стороне Волги) бедных, сухих и соленых почв. В пойме реки, наоборот, почвы были чрезмерно увлажнены и заболочены. Лучшими по плодородию были почвы, находившиеся на правой или западной стороне Волги. Но пригодные для земледелия земли лежали на возвышенном горном берегу реки, и в этой связи им не хватало влаги. В целом регион характеризовался бедными почвами, на которых произрастали солеустойчивые разновидности трав. На этих бескрайних просторах сухой волжской степи, летом в жару часто возникали пожары. Таким же бедным был регион по наличию строительных материалов – практически полностью отсутствовал строительный лес, который сплавлялся сюда из верхних регионов Волги. Особенно важной для колонистов была проблема водоснабжения создаваемых поселений, в особенности находящихся далеко от берегов реки. В колониях, расположенных выше Саратова, вообще не было воды, пригодной для питья. Колонисты были вынуждены пить воду из прудов, в связи с чем было много заболевших и умерших от дизентерии. Основными транспортными путями были Волга, соляной тракт и почтовые сообщения, на которых путники постоянно подвергались опасности ограбления со стороны многочисленных разбойничьих банд.

Все же, несмотря на неблагоприятные климатические и почвенные условия, колонисты уже в первые годы начали возделывать сельскохозяйственные культуры. Важнейшим продуктом становился табак, который продавался местным народам, особенно татарам и калмыкам. Хуже обстояло дело с выращиванием зерновых культур – оно сильно зависело от погодных условий и страдало от частых затоплений полей при разливе Волги весной и от сухого жаркого лета. Поэтому урожаи пшеницы в первые годы были настолько низкими, что зерна не хватало для собственного пропитания. Отмечались случаи, когда из-за засухи посеянное зерно вообще не всходило, а давало всходы только через год. Второй зерновой культурой, которую колонисты культивировали, был так называемый египетский или безоболочный ячмень, который в целом неплохо произрастал в засушливых условиях. От голода колонисты спасались выращиванием картофеля, который давал достаточный урожай, а также возможностью рыбной ловли на Волге и в ее многочисленных притоках. Чуть лучше было положение в животноводстве. Колонисты выращивали тягловый, молочный и мясной скот, мясо которого они использовали для собственного питания. Из молока изготовлялся швейцарский и голландский сыр, который продавался жителям Саратова, для которых в то время это был новый и необычный продукт. В целом низкие урожаи сельскохозяйственных культур были связаны также с необходимостью изучения и практического использования технологических особенностей их возделывания в новых и непривычных пока для колонистов условиях. Это особенно относилось к части переселенцев, которые не были раньше крестьянами, имели другие специальности, но были принуждены заняться сельским трудом.

Страдали переселенцы и от многочисленных банд, состоявших в основном из беглых крепостных крестьян, которые часто грабили и убивали колонистов по дороге в Саратов. Угонялись из колоний скот и лошади, которые после этого очень редко удавалось разыскать и вернуть. Пытаясь как-то изменить жизнь, наполненную неустанной борьбой за физическое выживание и бытовой неустроенностью, колонисты уже в первые годы пребывания на Волге направляли многочисленные жалобы в Петербург. Они обвиняли чиновников правительства и Канцелярию опекунства в невыполнении положений манифеста императрицы, в непринятии своевременных и достаточных мер по приему и поселению колонистов, в чиновничьем произволе, в отсутствии должной защиты от грабежей и бандитских набегов.

В свою очередь, пытаясь защитить себя от этих обвинений и снять с себя ответственность за неудовлетворительное положение дел в первые годы колонизации, президент Канцелярии Григорий Орлов направляет в колонии в апреле и декабре 1765 года два письма, в которых он строго предупреждал и обвинял колонистов в недостаточном усердии. В этот же год Григорий Орлов направил в саратовские колонии своего брата Владимира с инспекционной проверкой, в результате которой было отмечено крайне медленное продвижение и отсутствие успехов в развитие мануфактурных ремесел и земледелия. Братья Орловы возлагали вину за такое положение дел на колонистов и находили их безвольными, упрямыми, ленивыми, неэкономными и пьющими.

Представляется, что такая оценка колонистов могла быть справедливой только по отношению к относительно небольшому числу поселенцев. Как уже отмечалось выше, среди них были люди разных профессий, искатели приключений, неудачники, разорившиеся мастеровые и просто искавшие легкую и сытую жизнь. Но подавляющая часть стремилась создать на новой земле своим трудом новое будущее, что, в конечном счете, после многих лет удалось сделать.

Слухи о плачевном положении дел у немецких колонистов на Волге начали распространяться и в Европе, что негативно сказывалось на деятельности российских вербовщиков, которые в это время вели активную работу по привлечению новых переселенцев. Для улучшения имиджа российского колонизационного проекта, в Саратов был направлен приглашенный Екатериной II известный немецкий естествоиспытатель Иоганн Рейнгольд Форстер (Johann Reinhold Forster) с поручением исследовать состояние дел в колониях и окрестностях. Форстер вместе с 10-летним сыном Георгом пробыл в Саратове с мая по сентябрь 1765 года и изучал состояние дел у немецких колонистов. Также он собрал информацию об особенностях региона и антикварные предметы быта кочевых народов. Итоги своих исследований Форстер изложил в специальном отчете, который был направлен Григорию Орлову. В отчете была в целом признана справедливость многих жалоб и претензий колонистов, критически оценивалась деятельность правительственных учреждений по подготовке и управлению процессом развития немецких колоний на Волге. Особо резкая критика в этом плане и обвинения в хищениях были высказаны в адрес саратовского воеводы Строева и его чиновников.

Подготовленный Форстером отчет не понравился властям, вместо ожидаемой положительной оценки состояния дел с проектом колонизации региона нижней Волги и улучшения его имиджа был получен обратный результат. Сам Форстер вынужден был покинуть Россию, не получив за выполненную работу обещанных денег и уже находясь в 1766 и 1767 годах в Англии, опубликовал свой критический материал в издании королевской академии наук. Однако в тяжелом положении немецких колонистов на Волге после этого мало что изменилось.