Текст книги "Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II"

В.П. Охотников

Волшебник 5.26 (Чародей – Слава), р. 1859 г., зав. кн. Б.А. Черкасского[1]1
  Волшебник – производитель в зав. В.П. Охотникова, отец кобыл Вихрястой, Весёлой, Вольницы.


[Закрыть]

Там я остановился у управляющего, но Василий Павлович Охотников, узнав, что приехал помещик и дворянин, прислал лакея просить меня перейти к нему в дом. Я очень удачно попал к нему, так как через три дня после моего приезда Охотников уезжал на зиму в Москву.

Имение Охотникова произвело на меня грандиозное впечатление. Вековой парк, такой, о каких не имеют понятия у нас в Херсонской губернии, раскинулся на сорок десятин. Этот парк из сосен, лип, вязов, берез и елей был удивительно красив. В нем был пруд, уходивший в глубь чащи красивыми извивами, много беседок и причудливых аллей. Дом Охотникова, не особенно большой, но с традиционными колоннами, стоял среди парка. Неподалеку находилась замечательная по архитектуре церковь, окрашенная в розовый и белый цвета, а еще дальше на фоне лип и кленов белели здания конюшен. Не менее красивый вид открывался и со стороны деревни, расположенной по обеим сторонам нижнего пруда.

Чародей (Досадный зав. И.Н. Рогова – Заветная, она же Чародейка, Хреновского зав.), р. 1849 г., зав. А.А. Болдарева[2]2
  Чародей – отец Ворожея, дед Говора, прадед Корешка. Я.И. Бутович, ссылаясь на А.А. Стаховича и В.И. Коптева, писал в воспоминаниях о Чародее: «Столь же похож на мать, сколько на своего деда Непобедимого 2-го, в котором… воскресла породность белого арабского Сметанки!» См.: Бутович Я.И. Мои Полканы и Лебеди. Пермь, 2003. С. 180.


[Закрыть]

Н.Е. Сверчков. «Непобедимый 2-й»[3]3
  На картине – Непобедимый 2-й (Чистяк 3-й – Кривая), р. 1833 г.


[Закрыть]

Предположительно Сокол (Строгий – Воздушная), р. 1881 г., зав. В.П. Охотникова[4]4
  Сокол зав. В.П. Охотникова был вороной или гнедой масти. Его отец Строгий предположительно р. 1864 г. от Соболя 2-го. См.: Витт В.О. Орловская рысистая порода в историческом развитии ее линий // История коннозаводства. М., 2003. С. 486, 554.


[Закрыть]

Атласный (Соболь 2-й – Богатырша), р. 1872 г., вор. жер.[5]5
  Атласный рожден в зав. В.П. Охотникова. Отец Соболя 2-го – Соболь 1-й.


[Закрыть]

Добрыня 2-й (Добрыня – Дельфина), производитель в зав. СВ. Живаго[6]6
  Отец Добрыни 2-го – Добрыня р. 1879 г. зав. В.П. Охотникова от Добрыни, отца Гранита гр. К.К. Толя. См.: Витт В.О. Указ. соч. С. 425.


[Закрыть]

Проказница зав. В.П. Охотникова, мать знаменитого жеребца Верного

Добрая (Добрый 1-й – Суровая), р. 1863 г., зав. В.П. Охотникова

Непобедимая (Бычок – Щука), р. 1843 г., кар. коб. зав. В.П. Охотникова

С трепетом переступил я порог охотниковского дома. Хозяин принял меня в кабинете. Он курил старомодную трубку с длиннейшим чубуком. Расспросив меня подробно о цели моего приезда и узнав, что я хочу завести завод, он одобрил мое желание и спросил в деликатной форме, располагаю ли я для этого достаточными средствами. “Без средств завести завод невозможно, – заметил Охотников. – Помимо знания лошади и любви к делу нужны деньги. Дело это приятное, но дорогое”. Я сказал, что в средствах не стеснен, и просил Охотникова продать мне хороших кобыл и разрешить подробно осмотреть его завод. “Я сам покажу вам завтра лошадей на выводке, – пообещал Охотников, – а покамест познакомлю вас с историей завода”. Охотников встал и подвел меня к портрету какого-то господина с крупными чертами лица. “Это Шишкин, у которого я купил завод. Первый знаток лошади и великий мастер своего дела”, – сказал Охотников. Кабинет сверху донизу был увешан портретами рысаков, и Охотников, подводя меня то к одному, то к другому портрету, сообщал, какая лошадь на нем изображена. Тут были все родоначальники охотниковского завода. После обеда, вечером, Охотников рассказал мне много интересного о Шишкине, Тулинове, прежних лошадях и о своем заводе. Тут-то я понял, что поступил правильно, приехав в завод Охотникова, и что лучшего материла по породе я нигде не найду.

На другой день выводка состоялась довольно поздно, так как Охотников никогда рано не вставал. Конюшни были менее грандиозны, чем в Хреновом, но превосходно содержались. Чистота и порядок были образцовые. Производители мне понравились менее маток, но среди них один, белый Ветерок, оказался замечательной лошадью, и я просил мне его продать. Охотников сказал, что этот жеребец не продается».

Здесь я прервал рассказ Якунина и просил рассказать, каков по себе был Ветерок. Якунин сообщил, что Ветерок был невелик, но необыкновенно хорош: стоял на превосходных ногах, был сух и квадратен, то есть не был длинной лошадью. Он отличался необыкновенной шириной, имел превосходную спину, и все его части были очень дельны. Шея не была лебединой, скорее прямой, но не тяжелой. Ветерок был очень породен и совершенно белой масти. Увидев, что я особенно интересуюсь Ветерком, Якунин рассказал мне, что он видел его на езде. Когда он вторично стал просить Охотникова уступить ему эту лошадь и предложил за него 5000 рублей, Охотников сказал буквально следующее: «Я велю показать вам Ветерка на езде, и тогда вы сами поймете, почему эту лошадь нельзя продать не только за пять тысяч, но и ни за какие деньги!»

Ветерок (Кролик – Главная), р. 1868 г., зав. В.П. Охотникова

Ветерок был показан Якунину на другой день на бегу рано утром. Охотников при этом не присутствовал. Якунин с восторгом вспоминал езду Ветерка и сказал мне, что только его Петушок был не менее хорош. Петушок был кумиром Якунина, и такая оценка езды Ветерка в его устах значила многое. Управляющий заводом, присутствовавший во время езды Ветерка, сказал Якунину: «Это лучшая наша лошадь, а его мать находилась у нас долго в езде. Ветерок ее единственный жеребенок, она, дав его, к сожалению, пала».

Ветер-Буйный (Ветерок – Вихрястая), р. 1887 г., Хреновского зав., золотой медалист Парижской выставки 1900 г.

Волшебник 5.05 (Ветерок – Вихрястая), р. 1889 г., Хреновского зав., брат Ветра-Буйного

Ввиду того исключительного значения, которое имеет в рысистой породе Ветерок, я позволю себе сделать небольшой комментарий к рассказу Якунина. Прежде всего, нельзя не выразить радости, что Охотников не продал Ветерка Якунину, ибо случись это, мы не имели бы в настоящее время многих знаменитых лошадей, составляющих украшение рысистой породы. Достаточно сказать, что Вармик и Момент – внуки Ветерка. В заводе Якунина Ветерок, несомненно, погиб бы, как погибло в этом заводе немало замечательных лошадей.

Вармик (Варвар-Железный – Волна от Ветерка зав. В.П. Охотникова), р. 1894 г., зав. Н.И. Родзевича

Барин-Молодой 2.14(Вармик – Милушка), р. 1903 г.

Я считаю, что формы Ветерка Якунин охарактеризовал верно, особенно метко подмечено его квадратное сложение. Когда я описывал формы Барина-Молодого, то обратил внимание на квадратное сложение и ширину этого жеребца, и теперь мы знаем, от кого позаимствовали Барин-Молодой и Вармик эти отличительные черты экстерьера. Неменьший интерес представляет сообщение Якунина о том, что мать Ветерка долгое время находилась в езде, это до известной степени заменило ей тренировку. Я рассказал об этом С.Г. Карузо, он чрезвычайно заинтересовался и при первой возможности проверил этот факт. Когда в его руки поступила последняя опись завода В.П. Охотникова, он нашел в ней сведения о том, что Главная, мать Ветерка, родившаяся в 1859 году, находилась в езде до 1867 года, когда была случена с Кроликом.

Н.Е. Сверчков «Кролик». Картина 1864 г.[7]7
  На картине – Кролик (Безымянка – Икунья), р. 1832 г., вороной жеребец зав. В.И. Шишкина, дед Кролика р. 1860 г. и кобылы Главной. То есть в родословной родителей Ветерка (Кролик – Главная), р. 1868 г., зав. В.П. Охотникова, Кролик р. 1832 г. присутствует в третьем поколении и со стороны матери, и со стороны отца (Кролик III–III).


[Закрыть]

От этой случки в следующем году родился Ветерок, после чего Главная пала. Таким образом, Ветерок был действительно единственным приплодом Главной. Если предположить, что Главная поступила в езду в четырехлетнем возрасте, то, стало быть, она несла работу четыре года; если же она поступила в езду пяти лет, то работала три года. Надо полагать, что эта работа оказала на Главную самое благотворное влияние. Здесь я невольно припоминаю слова нашего незабвенного ветерана-коннозаводчика В.П. Воейкова, чьи мемуары я читал в отрывках – к сожалению, они никогда не были напечатаны. Давая наставления своим сыновьям о том, как надлежит вести заводское дело, Воейков писал, что заметил: те рысистые кобылы, которые ходили у него под охотой и потом поступили в завод, давали резвых жеребят. Отсюда он сделал вывод, что кобыл, поступающих в завод, необходимо работать. На примере охотниковского Ветерка это положение подтвердилось. Теперь все это для нас азбука, но в те времена слова Воейкова звучали откровением.

Шемснур 2.15 (Вармик – Леда), р. 1903 г., рыж. в сед. жер. зав. Н.И. Родзевича

Тоня Р. 4.38,4 (Вармик – Межа), р. 1901 г., гн. коб. зав. Н.И. Родзевича

Эсперанс 2.24 (Вармик – Милушка), р. 1906 г., гн. коб., сестра Барина-Молодого

Вий 2.16,1 (Вармик – Таковская), р. 1909 г., вор. жер.

Ветерок 2.16,7 (Вий – Утрата), р. 1915 г., кар. жер.

Реум 2.13,7 (Барин-Молодой – Проталинка), р. 1913 г., гн. жер.

Керамика от Реума, р. 1930 г., мать Квадрата

Турчаночка 2.16 (Барин-Молодой – Турочка), р. 1918 г., у В.В. Костенской (возможно, на фото с лошадью)

Вожак 2.15,5 (Лесок – Вольная-Ласточка, дочь Ветерка), р. 1899 г.

Ледок 2.11,7; 4.43 (Вожак – Леди), р. 1909 г., гн. жер.

Шквал (Ветерок зав. В.П. Охотникова – Лучина), р. 1886 г., сер. жер. зав. гр. И.И. Воронцова-Дашкова

Ментик 4.53,6 (Лесок – Ментичка), р. 1897 г., зав. Щёкиных[8]8
  Мать Ментика Ментичка – дочь Весёлой (от Волшебника, производителя зав. В.П. Охотникова) и Ментика р. 1873 г. (от Петела) зав. гр. И.И. Воронцова-Дашкова.


[Закрыть]

Меценат 2.14,3 (Ментик – Краля), р. 1914 г., вор. жер.[9]9
  Я.И. Бутович пишет о Меценате: «Один из лучших орловских рысаков последнего десятилетия… [имеет] немалое сходство с Соболем 1-м». Бутович Я.И. Лошади моей души. Пермь, 2008. С. 465.


[Закрыть]

Ментичка 2.28,4 (Ментик – Мощная), р. 1914 г., мать рекордистки Муравушки 2.10

Барчук (Барин-Молодой – Молния), р. 1912 г. Фото 1926 г.

Муравушка 2.10,6 (Барчук – Ментичка), р. 1925 г., вор. коб.

Вернемся к рассказу Якунина об охотниковском заводе.

«После заводских жеребцов были показаны заводские матки. Они произвели на меня очень большое впечатление. Здесь я увидел, что Пономарёв не прав: состав кобыл был такой, какого я не видел потом в других заводах. Правда, все кобылы были некрупны, около трех вершков, но замечательно глубоки, сухи, низки на ногах, правильны и очень породны. Я весь был под впечатлением от этих кобыл и мечтал уже купить чуть ли не лучших из них. Все они были в превосходном порядке. Молодежь мне понравилась меньше: попадались лошади чересчур мелкие, у некоторых спины были слабоваты, у других – тяжелые головы; кроме того, они были худы и, видимо, мало работались. В заводе все внимание было сосредоточено на заводских жеребцах и матках, а молодежь оказалась как бы в загоне. Среди молодежи мне очень понравились вороная кобылка трех лет и одна годовичка, и я их купил. Одной из них была Бархатка, бабка моего Петушка».

Я спросил Якунина, правда ли, что в заводе Охотникова лошади плохо кормились. Он опять повторил, что молодежь была в забросе и кормилась плохо, но заводской состав был в блестящем порядке. Уже тогда можно было заметить, что Охотников охладел к лошадям. Якунин мог судить об этом по тому, что почти все кобылы, которых он отобрал, были ему сейчас же проданы.

Весь следующий день, по словам Якунина, ушел на выбор кобыл. С разрешения Охотникова он направился в завод, пересмотрел всех маток по отделам, потом еще раз на выводке, выбрал одиннадцать кобыл и направился в дом. И тут судьба Якунина как коннозаводчика была решена. Охотников взял список, медленно его прочел, вычеркнул три имени и назначил цену за восемь кобыл в 8000 рублей. Якунин с радостью взял из рук Охотникова записку в контору с распоряжением принять деньги и выдать аттестаты. С его же согласия кобылы на два месяца были оставлены в заводе. Так была совершена эта историческая для Якунина покупка, и он стал коннозаводчиком.

После того как Охотников уехал в Москву, Якунин купил у Перепёлкина еще двух кобыл охотниковских кровей и стал собственником десяти маток. Вот их список: Бархатка (Соболь 2-й – Ходистая), вороная кобыла, р. 1873 г.; Богатырка (Богатырь 2-й – Смелая), вороная кобыла, р. 1868 г.; Грозная (Вельможа – Рында), вороная кобыла, р. 1871 г.; Готовая (Вельможа – Ретивая), вороная кобыла, р. 1875 г.; Жемчужная (Бобрик 2-й – Орлица), серая кобыла, р. 1856 г.; Смелая (Горностай – Вьюга 2-я), караковая кобыла, р. 1863 г.; Суровая (Задорный – Сурьёзная), серая кобыла, р. 1858 г.; Усадница (Верный – Беглянка 2-я), серая кобыла, р. 1861 г.; Флейщица (Бедуин – Флейщица 2-я), серая кобыла, р. 1870 г.; Скромная (Скромный 2-й – Горностайка), серая кобыла, р. 1869 г.

Интересно посмотреть, что представляли собой все эти кобылы, ведь они были взяты из заводского состава, то есть из того материала, которым пользовался сам В.П. Охотников. Якунин говорил мне, что он выбрал лучших по экстерьеру кобыл, так как после слов Охотникова о кровях его завода не сомневался больше в том, что все охотниковские матки высочайшей породы и происходят от шишкинских лошадей.

Бархатка была от Ходистой, которая дала призовую Гильдянку и известного Завета, отца резвой Тайны. Сама Ходистая, дочь одной из лучших шишкинских кобыл Домашней, приходилась полусестрой Главной – матери Ветерка. Якунин говорил мне, что из всей молодежи она больше всего ему понравилась. Бархатка дала у Якунина Горку – мать Петушка. Отдадим должное Якунину: он проявил большое чутье, купив Бархатку самостоятельно, без подсказки.

Богатырка и ее мать Смелая, самые крупные кобылы во всей партии, были выставочного экстерьера.

Грозная была дочерью Рынды, что от Соболя 2-го, а мать Рынды Уборная дала Охотникову Строгого – замечательного производителя. Грозная получилась очень хороша по себе и была награждена медалью на выставке в Москве в 1875 году.

Готовая оказалась так хороша, что Якунин купил ее годовичком. Она была дочерью Ретивой, что от Соболя 2-го и Фортуны, матери заводского жеребца Бедуина. В прямой женской линии Готовая происходила от знаменитой шишкинской Вострухи, дочери Доброго 3-го, которая дала Шишкину Атласного 3-го (Павлова), Миловидного (Колюбакиной), Бобрика (Охотникова) и Точёного (Тулинова). Готовая принадлежала по породе к лучшим рысистым лошадям и вполне подтвердила высокое происхождение своей заводской деятельностью.

Жемчужная была дочерью Бобрика 2-го и внучкой Кролика. Ее мать – знаменитая Орлица, что от Бриллиантки, дочери старого шишкинского Горностая. Бриллиантка – дочь Богатой от Полкана 3-го и мать голицынской Мятелицы. Жемчужная, по словам Якунина, была лучшей из всех охотниковских кобыл, им купленных. Это меня нисколько не удивляет, так как ее мать Орлица в свое время на Всероссийской конской выставке в Москве получила высокую награду.

Суровая была очень хороша, но имела, по словам Якунина, тяжелую голову. В его заводе она дала белого Удалого – замечательную лошадь, получившую заводское назначение у Охотникова. В прямой женской линии Суровая происходила от знаменитой Карнаушки, матери Задорной, от которой родился Горюн, так прославивший завод Дубовицкого. От дочери Суровой Доброй родилась Волшебница, мать призового Алмаза.

Усадница – дочь Беглянки 2-й. В заводе А.В. Якунина она оставила хороший приплод.

Флейщица была замечательной кобылой. От ее сына, серого жеребца Безымянки, который пришел к Якунину в брюхе матери, впоследствии родилась мать знаменитого Бедуина.

Я могу решительно утверждать, что немногие коннозаводчики начинали свою работу с таким выдающимся материалом. Самые смелые мечты А.В. Якунина осуществились, ибо он купил кобыл в одном из лучших заводов России. Нечего и говорить, что все лучшие лошади, вышедшие впоследствии из завода Якунина, происходили от охотниковских кобыл.

Якунин так продолжил свой рассказ:

«Мне предстояло теперь подобрать жеребцов-производителей. Я хотел купить двух жеребцов, но купил четырех. Вспомнив слова Пономарёва, я от Охотникова вернулся в Хреновое, и вместе с Пономарёвым мы посетили заводы В.Я. Тулинова и князя Орлова, но там подходящих жеребцов не оказалось: ставочные четырехлетние жеребцы были уже уведены с этих заводов, а из производителей никто не продавался. Подовские лошади мне не понравились, после охотниковских они показались мне простыми и сырыми. Тулиновские лошади были лучше, элегантнее и суше, но я в душе ставил своих охотниковских кобыл выше. Пономарёв восхищался подовскими кобылами, хотя и говорил, что им далеко до “наших”, то есть хреновских.

От Тулинова мы поехали в Воронеж, но и там не нашли ничего подходящего. Решено было отправиться в Тамбов, а если и там ничего не попадется, то ехать прямо в Москву, где можно купить жеребцов с призовых конюшен. В Тамбове пересмотрели у барышников всех лошадей, и по совету Пономарёва я купил двух жеребцов. Обе лошади были капитальные, густые, крупные и замечательно красивые. Это были идеальные, по словам Пономарёва, производители. Один – вороной Мудрец завода Битко, а другой – серый Ласковый завода Голубцовой. Мне Мудрец нравился больше, чем Ласковый. Пономарёв говорил, что лошади, собственно, одного завода, так как к Битко перешел весь завод Голубцовой, и что порода самая знаменитая, поскольку лошади кругом от болдаревских, а генерал Болдарев был великий знаток и завод свой развел от хреновских лошадей. Купив жеребцов, вечером я пошел в коннозаводской клуб. Там я познакомился с несколькими коннозаводчиками. Узнав, зачем я приехал в Тамбов, они начали давать мне советы. Мою покупку не особенно одобрили, говорили, что лошади хотя и хороши, но порода не призовая, а в завод теперь, когда за резвых лошадей платят тысячи, надо брать только производителей призовых пород. В это время в клуб вошел А.И. Загряжский, и меня с ним познакомили. Это был знаменитый тамбовский коннозаводчик, как мне сказали. Загряжский, узнав, что я купил охотниковских кобыл, одобрил мой выбор и спросил: “Наверное, вы думаете разводить призовых?” Я ответил утвердительно. “Тогда берите жеребца породы Бычка, без этого не обойдетесь”, – безапелляционно заметил он и направился в другую комнату играть в карты. Немного позднее я опять с ним разговорился и по его совету купил у Дёмина Ловкого и Уборного. Оба жеребца были завода Загряжского, дети голохвастовского Бычка. Еще накануне в клубе, указав на полного господина, Загряжский сказал мне: “Это купец Афанасьев, у него знаменитый завод, получает бешеные деньги за лошадей. А почему? Потому что все матки – голохвастовского завода и Бычковой породы. Оттого у него всё и бежит”. Пономарёв покупку жеребцов завода Загряжского не одобрил, про Уборного сказал, что это дерьмо, а Ловкий хотя и очень хорош, да спины мало. Лично мне Ловкий очень нравился. Погрузив жеребцов, мы с Пономарёвым расстались, и я уехал домой».

Я просил Якунина подробно обрисовать мне жеребцов-производителей, что он и сделал. Мудреца Александр Васильевич характеризовал как идеальную городскую лошадь, крупную, статную и очень дельную. Он давал превосходных по себе детей, но не резвых. Ласковый был суше и породнее, он тоже довольно долго оставался в заводе, и от него было несколько превосходных кобыл. Уборный завода Загряжского, сын Бычка, был жидок и имел плохую спину. Якунин сознавал, что сделал ошибку, купив его. Ловкий от Бычка и Лёгкой был, по словам Якунина, очень хорош по себе, необыкновенно эффектен, золотисто-рыжей масти, очень отметистый, сухой и, как Якунин выразился, кровный. Якунин его очень ценил, давал ему много маток и считал одним из лучших жеребцов в заводе. Ловкий был резов: уже стариком, когда Якунин ездил на нем по хозяйству в беговых дрожках, шел без секунд. Я просил Якунина показать мне аттестат жеребца. Какова же была моя радость, когда я увидел, что этот аттестат разъясняет темные пятна в происхождении Ловкого. Дело в том, что опись завода Загряжского никогда не была напечатана, а потому происхождение этой лошади в описи завода Якунина было с пропуском. Ловкий был сыном кобылы Лёгкой, что от Ловкого завода Д.Д. Голохвастова, а мать этого Ловкого не была известна. Аттестат разъяснил мне, что матерью голохвастовского Ловкого была серая Горка, дочь Барса и великой Рынды Голохвастова! Нечего и говорить, что я торжествовал, сделав такое открытие. Я получил от Якунина этот аттестат и передал его Карузо. Карузо написал заметку «Ловкий Д.Д. Голохвастова» и напечатал ее в «Журнале коннозаводства». Якунин был очень обрадован, но одновременно смущен тем, что, имея в руках подлинный аттестат Ловкого, в свое время не представил его в Государственное коннозаводство. Я приписываю Ловкому большое значение в создании Петушка и считаю его одним из самых достойных представителей рода Бычков.

Мне остается добавить, что по зимнему пути Якунин привел купленных маток в свое херсонское имение. Оно находилось в Ананьевском уезде, при селе Каменный Мост. Весною 1877 года началась постройка зданий конного завода. По словам Якунина, денег он не жалел, выстроил хороший манеж, большие конюшни и разбил полутораверстный ипподром. Словом, завод начал жить нормальной жизнью и Якунин вплотную занялся им, не забывая, впрочем, и своего обширного хозяйства.

Когда производители завода Ловкий, Ласковый и Мудрец постарели, А.В. Якунин купил вороного жеребца Ширяя (Дружок – Шороха), р. 1877 г., завода Борисовских, и Огонька (Атласный – Гусарка) завода князя В.Д. Голицына. Огонёк бежал и считался резвой лошадью. Кроме того, заводское назначение получили из приплодных молодых серый Безымянка (Безымянка 2-й – Флейщица), р. 1877 г., и серый Грозный (Волшебник – Грозная), р. 1877 г. В 1884 году Безымянка и Грозный пали от сапа.

Якунин так характеризовал вновь купленных жеребцов. Ширяй был типичной борисовской лошадью, крупной, дельной, густой и фризистой. Он был очень хорош по себе и давал превосходных детей. Его дети недурно бежали, а его дочь Задорная, родившаяся у Суручана, стала известной призовой кобылой и, поступив в Лотарёвский завод, дала там замечательный приплод. Огонёк был груб, имел тяжелую голову и спущенный зад. Якунин его купил как призового жеребца, ибо в то время голицынские лошади замечательно бежали и этот завод находился на вершине своей славы. Из собственных жеребцов очень хорош был Грозный, сын Волшебника. Это был настоящий араб, и Якунин очень жалел о его преждевременной гибели.

Последним Якунин купил в конце 1880-х годов Летуна. Летун стал первым в той серии призовых лошадей, которых дала Телегину Прелестница, ибо вслед за ним появились Петух, Бычок, Табор и Куница. Все выиграли, а Бычок оказался лошадью первого класса. Летун, по словам Якунина, был довольно представительным, крупным и дельным жеребцом, стоял на прекрасных ногах, но все же ему далеко было до Ловкого или Грозного.

О приобретении Летуна Якунин рассказал мне интересную историю. В свое время Летуна на конюшне Богданова купил граф Воронцов-Дашков, тогда главноуправляющий Государственным коннозаводством, и назначил его в Хреновскую заводскую конюшню. Якунин обратил внимание на Летуна по совету В.Н. Телегина, который был высокого мнения об этой лошади. Якунин просил графа Воронцова-Дашкова уступить ему этого жеребца. Граф согласился, и Летун пришел в Максимовку. Через несколько лет граф пожелал вернуть его, но, несмотря на самые соблазнительные предложения, Якунин наотрез отказался продать Летуна. В 1890 году возникло Одесское беговое общество. Якунин пустил Летуна на бега, и жеребец бежал блестяще, показав рекорд 5.9, хотя ему было уже пятнадцать лет и он был изломан.

Весьма характерно для коннозаводской деятельности Якунина, что он не покупал кобыл из разных рук, а приобрел у Охотникова гнездо маток и впоследствии только один раз пополнил свой завод, купив в 1888 году в Хреновом шесть кобыл: Вещунью, Горемычную, Улыбку, Ура, Узницу и Ухватку. Покупка оказалась очень удачной, и эти кобылы, особенно Вещунья, дали хороших лошадей. Таким образом, маточный состав завода Якунина состоял из охотниковских и хреновских кобыл.

Теперь скажу несколько слов о том, каких результатов достиг Якунин за первые пятнадцать лет своей заводской деятельности. Как он сам об этом говорил, все его стремление было направлено к тому, чтобы создать гнездо выдающихся заводских маток в полсотни голов – в таком большом масштабе он предполагал вести свой завод. Якунину это вполне удалось, он развел замечательных лошадей. Все, кто в те годы видели его завод, были в восторге от якунинских лошадей. Именно тогда завод Якунина приобрел большую известность на юге России.

В 1884 году в заводе впервые появился сап. В то время с ним было почти невозможно бороться. По этой причине Якунин не смог послать своих лошадей на бега в Москву. В 1886 и 1889 годах последовали новые вспышки сапа. Погибло тринадцать маток и почти вся молодежь. Нечего и говорить, что Якунин пережил кошмарные дни, о которых даже через двадцать лет не мог говорить спокойно. Так все его труды за первые пятнадцать лет коннозаводской деятельности пошли прахом, уцелело лишь незначительное число лошадей. Тогда Якунин принял героическое решение – продать свое знаменитое имение Каменный Мост, а остатки завода перевести в другое имение. Каменный Мост купил некто Ремих, немец-колонист, ставший к тому времени миллионером. Этот Ремих через много лет купил у меня Смельчака. Когда Ремих был в Прилепах, мы с ним разговорились о сапе в заводе Якунина и он рассказал, что вынужден был, купив Каменный Мост, сжечь все конюшни и построить их на новом месте, после чего случаев заболевания сапом не было.

Второй период жизни якунинского завода охватывает 1892–1906 годы. Завод теперь был в селе Максимовка (Якунино) Одесского уезда. Вся работа шла в направлении воссоздания завода. Однако того материала, каким располагал Якунин ранее, у него уже не имелось. Тем не менее лошади Якунина начали нести правильную работу, появлялись на ипподроме и дали этому коннозаводчику крупное имя и положение среди других коннозаводчиков России.

В течение второго периода своей созидательной работы Якунин не купил уже ни одного производителя. Он работал только со своим материалом, желая по возможности вернуться к прежним кровям. Тогда получили заводское назначение Вар, родной брат Петушка, Вероник, сын Вещуньи, Сорока, сын Вельможи, Урал от Ура, Милый от Гнедой, Ширяй-Молодой, Строгий, Бедуин и Петушок. Все эти жеребцы дали не только хороший, но и призовой приплод и несколько выровняли общий состав заводских маток. Завод разросся, и работа дала определенные и положительные результаты.

1907–1917 годы – последний этап работы А.В. Якунина как коннозаводчика. Это десятилетие можно охарактеризовать как период упадка завода, ибо тогда Якунин уже охладел к лошадям. В 1906 или 1907 году его сын А.А. Якунин покончил жизнь самоубийством, и это стало для него глубоким потрясением. Александр Васильевич как-то сразу осунулся и постарел. Он тогда часто повторял: «К чему вести завод? Все равно его некому оставить…» Любил он по-прежнему только своего Петушка, и когда его пристроил, продав мне эту лошадь в 1912 году, то на свой завод почти уже не обращал внимания. В 1917 году завод окончательно погиб из-за революционных событий.

Завод Якунина существовал сорок лет. За это время было создано немало превосходных лошадей, резвейшими из которых оказались Бедуин 4.47,3; Лебедь 2.24,1; Ухват 2.27; Нерон 2.28; Артист 2.23,1; Варвар 5.15; Вар 5.13,1; Вероник 5.29,1; Петушок 2.17,1; Строгий 2.23,1; Воевода 2.23; Вероятный 2.39; Петушок 1-й 2.23; Петушок 2-й 2.25; Петушок 3-й 2.30 и Опал 2.20,3. Всего завод А.В. Якунина выпустил девятнадцать призовых лошадей, и они выиграли на российских ипподромах свыше 110 000 рублей Два сына Ловкого, родившиеся в заводе Якунина, с большим успехом бежали в 1880-х годах в Вене.

Описывая свой завод, я говорил уже о Петушке, но касался тогда жизни этой замечательной лошади только в моем заводе. Теперь надлежит рассказать о юности и зрелых годах Петушка, который был одним из лучших орловских рысаков своего времени.

Петушок родился в 1893 году. Ему едва минуло два месяца, когда пала его мать. С первых же дней жизни Петушок обратил на себя внимание Якунина и стал его любимцем. Шустрый, рослый, хорошо упитанный, он был необыкновенно эффектен благодаря своей чисто золотой рубашке, молочно-светлой гриве и такому же хвостику. Жеребенок был так хорош, что Якунин тогда же предсказал: это будет знаменитость, и назвал его Петушком в честь голохвастовского Петушка. Жеребенка выпаивали коровьим молоком, поэтому он плохо рос. Якунин считал, что Петушок развился хуже своих сверстников, и только этим объяснял его небольшой рост.

Мать Петушка Горка родилась в заводе Якунина в 1881 году, она была вторым приплодом Бархатки. Горка оказалась исключительной во всех отношениях кобылой. Якунин рассказывал мне, что она была золотисто-рыжей масти, очень отметиста и необыкновенно хороша по себе. Она была очень резва, и ее в числе других девяти лошадей хотели отправить на бега в Москву. Из-за сапа эта отправка не состоялась. Ремих, который хорошо знал завод Якунина, говорил о Горке с восхищением. Я придаю особенное значение отзыву Ремиха, потому что он был выдающимся животноводом. У него было едва ли не лучшее симментальское стадо на юге России, он покупал коров в Швейцарии по 1000–1200 рублей за голову. Это был большой знаток животных и очень правдивый человек, так что на его отзыв можно смело положиться. Отец Петушка Летун был одним из первых рысаков, купленных Богдановым в 1880-х годах для своей призовой конюшни. Затем он был продан Государственному коннозаводству, где его и купил Якунин. У него Летун бежал с хорошим успехом.

Петушок рос на утешение Якунину и стал общим любимцем в заводе. Двухлетком он показывал уже большую резвость. По словам Якунина, у него было необыкновенное сердце и превосходный характер: на первой же четверти он готов был лечь костьми, лишь бы показать всю свою резвость. Но двух лет Петушок захромал: Якунин насадил ему легкий брок-даун. Старые одесские спортсмены говорили мне, что Петушок впервые появился в их городе трех лет. Он блестяще выиграл те призы, на которые был записан, но уже тогда хромал. Таким образом, Петушок показал свою выдающуюся резвость, будучи изломанным. Якунин вечно возился с ногой Петушка, и я однажды, придя на конюшню, увидел следующую сцену. Дверь в денник Петушка была широко отворена. Якунин на корточках сидел возле Петушка и собственноручно зубной щеткой втирал ему йод в больное сухожилие. Конюх почтительно стоял рядом и держал пузырек с йодом. На Петушке не было недоуздка, но он стоял совершенно спокойно и смотрел ласковым глазом на Якунина. И тот с гордостью сказал мне: «Ума палата!»

С трех лет Петушок начал победоносное шествие по ипподромам Одессы, Москвы и Петербурга. Это была хотя и кратковременная, но славная карьера, а для Якунина – самое счастливое время жизни. Его любимец, его творение, его кумир не только бил великокняжеских, воронцовских, малютинских и других знаменитых рысаков, но и приводил в восторг своим ходом и типом москвичей и холодных петербуржцев! Имя Якунина было у всех на устах. Петушком восхищались, Якунину предлагали за него десятки тысяч, он сам был вне себя от счастья и на радостях поил и угощал в «Яре» московских охотников и всех поклонников Петушка. Так как последних было очень много, то призов, выигранных Петушком, на угощение не хватило и не один десяток тысяч пудов пшеницы был продан по телеграмме Якунина, а деньги пошли на прославление подвигов Петушка. Рекорды Петушка 2.17 и 4.43. Это такая резвость, которая сама за себя говорит.

Петушок был не только феноменально резов, но удивительно хорош на ходу и исключительно красив. Впервые я увидал Петушка осенью 1905 го да, когда жил в Одессе, так как был прикомандирован к штабу 8-го армейского корпуса, с которым ушел потом на Русско-японскую войну. Якунин привел Петушка в Одессу, чтобы иметь удовольствие любоваться им ежедневно. Петушка привели днем, а вечером об этом знали уже все одесситы. Марченко в кондитерской Робина, где он имел обыкновение со своей дамой сердца есть мороженое, поспешил рассказать мне эту новость и добавил, что он ездил вечером своих рысаков и видел Петушка: «Он в удивительном порядке и выглядит превосходно!»