Текст книги "Эфемериды"

Архаические опусы

Первый фрагмент

 
Вот и минуло днесь воскресение-свет,
Оплатили его житием боголюбы,
Бельных слез не собрать, не воскрасить исцвет,
И любили зазря, и не слышали трубы.
 
 
Пусть же грянут оне с юровой высоты,
Хоть на миг оборвут превеселие пирно,
Не жили мы, Господь, и, Твоей лепоты
Не узряши сейчас, всепребудем надмирно.
 
 
Той Звезды не нашли и упали костьми,
Только в бойных сердцах не властили козлищи,
Ни любови ужо, ни самих, но прими,
Нас за то восприми, поелику мы нищи.
 
 
Сих признаешь, Отец, по царским очесам,
Всех по бели ряднин, по удавке на вые,
Добиралися жизнь ко Твоим небесам
И встали пред Тобой агнецы черневые.
 
 
Ах, не плачь, Боже свят, нас не чтут на земли,
Зачинали как есть с багреца да кармину,
А чрез пурпур на кровь по слезам и прешли,
Виждь хотя бы теперь светоч-паству едину.
 

Соц-Хоругвь

 
Боян, молю, молчи при мне,
Я песни мира не приемлю,
Пусть в синих молниях, в огне
Сойдет Господь на эту землю.
 
 
От ульев, медоносных пчел
Живем с годами безрассудней,
И крест неведенья тяжел
Для нас, как для июльских трутней.
 
 
Давно двуперстие горит
Перед хоругвями свободы
И кровью храмы золотит,
Но тяжки гробовые своды.
 
 
Зеленорунный чайный яд,
Цвет ботанических маньчжурий,
Заваривает вертоград
Льдом сатанинских строф центурий.
 
 
Века не победит судьба.
И тонут в пламени аллеи,
Ложится вечности резьба
На юровые галереи.
 
 
В узоры драгоценных роз
Вплелись горящие караты,
Мерцанием багряных гроз
Сады пожарные объяты.
 
 
Огонь прочней иных оправ
Там, где в червленых высях – гроты.
Но мы, молитвенник поправ,
Не узрим новые высоты.
 
 
На голых наших склонах нет
Ни лавра, ни сосны, ни мирры,
И на престоле черных лет
Кровознаменные вампиры.
 

* * *

 
Погаснут свечки золотые,
Багрец тисненый расточат,
И колокольни им витые
О муках крестных умолчат.
 
 
Ах, эльфы темные летали
Над сими, чаяши Христа,
И цветом рубища латали,
И возносились от Креста.
 
 
Господь, в огне Твое церкови,
Не будет силы муки длить,
Не станет слез и десной крови –
И мы лишь сможем их прелить.
 

* * *

 
Гекзаметры эти не снились нам с давних времен,
Но камни Эллады точила янтарная пена,
И стройная строфика смерти прожгла небосклон,
И на воды пала холодная тень Карфагена.
 
 
Лазури одне мы хотели зело созерцать,
А вышло иное и нити сии не исправить,
Грассируйте, Парки, как станут серебром бряцать
Опричники тьмы – сами будем сиречно картавить.
 
 
Мы сами поидем ко браминам эллинских царств,
В окарины дунем, вспоем, яко Божьи рапсоды,
Воскреснуть нельзя после жалких сукровных мытарств,
Так будем хотя всетризниться за славские оды.
 
 
Аттический холод терзает доднесь хоровых
Высоких певцов, обреченных безгласности горней,
Их мало и было, а музы считали живых
Всегда и теперь, поелику живые соборней.
 
 
Я был одинок, одиночества лета страшны
Для воров немых, для седмичной Луны фаворитов,
Бессмертие всем полагается, золото в сны
Лишь мертвым лиется из вешних пустых лазуритов.
 
 
Пусть сон золотой навевает безумец опять
Иным поколеньям, а мы рассчитались навечно
С каменами славными, Лета быстрее воспять
Направит себя, нежли будем глаголить сторечно.
 
 
Ах, форумник пуст арамейский, но шумен другой
И капищей новых бетон фиолетовый гулок,
О нас не дождутся церковные вести благой,
Одни Азазели сейчас и легки для прогулок.
 
 
Господними копьями всех не достать палачей,
Чреды не достигнуть убийц, ко пирам оглашенных,
Слезами ли выжечь терничных венцовых свечей
Цитрийские тьмы, чтоб не слышать литий совершенных.
 
 
И дивных речей вековое стремленье пустой
Огранкой мерцает, но только уста отверзали
Мы в красных углах мирозданий, яремно густой
Нас кровию рдили юроды и нощно терзали.
 
 
Я часто, Вергилий, лукаво и истинно рек,
Обманом спастись от фатумных эриний пытался,
А оды слагал небодержцам и мертвым, но век
Со требою этой без нежных камен рассчитался.
 
 
Забили гортань прекровавых розовий шипы,
Финифтью поверх остроцветный свинечник пустили,
Гекзаметры пой, аще в смерти пииты слепы,
Гомеру пеянья даруй, яко музы почтили.
 
 
Вновь кровью церковное перебродило вино,
Кагор темной антики, рушивший мрамор Гомера,
Гудит в брызгах соли червленое веретено,
Вплетая во сны смертоносную нитку размера.
 

* * *

 
Белый снег во субботу летит,
Черный пламень точится под сем,
Нас Господь-Вседержитель простит,
Даже если и мук не снесем.
 
 
Будет нощное сребро гореть
На церковях Его золотых,
Лишь еще и красно умереть
Без хранительных нимбов святых.
 
 
Много сталось тернистых дорог,
Но отказны страстные пути,
Коемуждо – именный порог,
Мы Господень хотели прейти.
 
 
Как багряная вспыхнет Звезда,
С наших терний цветочки сорвет,
Мы явимся, явимся туда,
Где истленное братство живет.
 

Публичная библиотека

Офорт

 
Солиственное золото веков,
Публичку в термоядерном просторе
Лелея, от готических оков
Замковые цари избавят вскоре.
 
 
Опять присобираются без век
Святые мертвецы в топазных залах,
Чтоб глиняные куклы картотек
Сыграли на мелованных кимвалах.
 
 
Земли варварской чудный Парфенон
Возносится вне города и мира,
И терем кафкианский отражен
На цинковой доске его эфира.
 
 
Давай, Вергилий, адницы свое
Оставим на короткое мгновенье,
Гранатовое может остие
Мерцать еще без нас, отдохновенье
 
 
Даруется носителям огней
Басмовых в темном аде, чаровницы
Прекрасные ристалище теней,
Смотри, внимают, ведемы червницы
 
 
Свитые наспех бросили, глядят
Ревнительно сюда, а наши дивы
И ждут лишь, не пиют и не ядят,
Их царские осанки горделивы,
 
 
Ланиты, мелом красным упиясь,
Возвышенно горят, они внимают
Собранье, над которым, превиясь
Легко, струится нега, поднимают
 
 
Ее наверх воздушные столпы,
Туда, туда, к вершине коллонады,
А ниже книгочейные толпы
Всеправят бал, такие променады
 
 
На благо им бывают, но редки
Замысленно они, век на три делим,
Число времен имеем, велики
Меж встречами разрывы, туне целим
 
 
Высоко мы, небесные лета
Иное принимают исчисленье,
Мишени бьются низкие, тщета,
Соломон, вкруг, суетность, но томленье
 
 
Сейчас не помнить время, царичей
Урочно ждут царевны меловые,
Им бал не в радость будет, сих парчей
Червонных и желтых еще живые
 
 
Не видели, а те сидят и вниз
Точат о неге бархатные взоры,
В парче и злате глиняном, каприз
Играй быстрей, Никколо, разговоры
 
 
Сейчас не нужны дивам и теням
Благим, в сиренях книжные гурманы
Резвятся пусть, восковым огоням,
Сопирникам чудеснейшим романы
 
 
За яством пересказывают, их,
Не всех едва, в миру любили этом,
Теперь, узри, в сплетеньях дорогих
Свечные фолианты, силуэтом
 
 
Здесь каждый узнаваем, разве мы
Любви земных царевен белоликих
Не ведали еще, хотя сурьмы
Свечные присно в чаяньях великих
 
 
Сребрили взором, битые персты,
Гвоздимые иродами, претляли
Червным тем воском, благость нищеты
Узнав, на звук один определяли,
 
 
Где истинности голос, где лишь хор
Черемный, посмотри, оне толкуют
О нас еще, те ведемы, их ор
Я слышу и чего ж теперь взыскуют,
 
 
Червницы с ними, серебро свое
Мы ходом крестным Господу принесли,
Гранатовое тлится остие
Под нами, только бдят царевны, если
 
 
Сейчас мы не явимся, в ады к нам
Направятся они, я верю, девы
Прелестные, рядитесь, дивным снам
Таинства доверяйте, были где вы
 
 
Не важно, коль теперь нас дождались,
Встречайте мертвых царичей желанных,
Эфирных мужей, десно пресеклись
Очницы наши, взоров долгожданных
 
 
Огни красой немирною своей
Нимало не щадите, но взирайте
На музами избранных сыновей
И доченек мертвых преубирайте
 
 
Лишь мелом красным, златом и сурьмой,
Их северные песни с вами будут,
Алкать иного суе, но чумой
Тлеенья встречу эту не избудут.
 

* * *

 
Не изжить нашу синь темнотою,
Соловьиных высот не отпеть,
Жизнь раскрасна виньеткой пустою,
Только мы и могли здесь успеть.
 
 
Потому ли боялись нас тати,
Потому ль их всенощно корят,
Где безбрачные ныне кровати –
Сплошь они лепоснежно горят.
 
 
Но еще мы явимся во славе,
Яко благовест-литьи звонки,
Чермно станет юродной ораве,
Как за нас препоют васильки.
 

* * *

 
Во цвете лет умершей дщери
Из слез надгробье отыскав,
Толкнем притворные мы двери
И тронем Бога за рукав.
 
 
Вечор сбиралися здесь гости,
Гремели келихи с вином,
Со рукавов их белы кости
Всё разлетались под окном.
 
 
Ты, Василисушка, рукою
Махни и лебеди взлетят,
Наполни брагой колдовскою
Потир – испить они хотят.
 
 
И что прислали див успенных
Трапезу с Господом свершать,
В отруть настоев мертвопенных
Неможно яду подмешать.
 
 
Держали души мы во аде,
Клеймили желтью их с огнем,
Теперь и в дьявольской осаде
По смерти жаром полоснем.
 
 
Высоко ж нети пресвятые,
Мирская точится молва,
И всё ко Господу пустые
Мы воздымаем рукава.
 

* * *

 
Мы расстались, но, Боже, доныне
Твои слезы – к карату карат.
Поклоняясь небесной твердыне,
Звезды смерти неровно горят.
 
 
Долго млечная пыль осыпалась
В померанцев полночный букет,
Вот у ангелов ты и осталась,
Как побитый огнем первоцвет.
 
 
Ночью он всекупальскою тлеет,
Мертвым юнам дарит благодать,
В небоцарствиях горних алеет,
Здесь не могут одесных предать.
 
 
Разве ангелы наши цетрары
Зрели в неге восковий свечных,
Пили с нами хмельные нектары,
Ожидали из странствий земных.
 
 
А теперь претрезвели покои,
Царских емин столы не держат,
Вазы севрские розы-левкои
Тлят остьем и в зерцалах дрожат.
 
 
Зеркала эти вечностью биты,
Всё ириды мелькают одне,
Где серебро и смерти графиты,
Нощь темней еретички в огне.
 
 
Где сейчас наши алые свечки,
Время им возгораться-цвести,
Херувимские кровью сердечки
Обводить и чудесно тлести.
 
 
Ставь, братия, холодные вина
И хлебовниц изыски на мел
Скатертей, именитств сердцевина
Днесь для тех очевидна, кто бел.
 
 
Зря мешали нам белые сучки,
Мы со Господом лишь говорим,
Левоперстные жалуем ручки,
Хорошо, хорошо ведь горим.
 
 
То серебро, о коем пеяли
Херувимы в эдемских садах,
С течной кровию иды ваяли,
Сех фигурники тлятся на льдах.
 
 
Знай, мы столько избыли страданий
Ибо к присным цветам вознеслись.
Только после прямых попаданий
На века разрывается высь.
 
 
Если можешь ты зреть и сквозь нети,
Муку смертную благослови,
Надо мною созвездия эти,
Словно вечные раны в крови.
 

В поезде

 
Сие зрят очи Прозерпины –
Чернопрогонный интерьер,
Универсальные картины
Под желчным сводом тонких сфер.
 
 
Мрачней и уже промежутки.
В стальные залы поездов
Тоскливые вдвигает сутки
Седое пламя холодов.
 
 
Явь гасит смерти постоянство,
Солнцестояние зимы
Летит в последнее пространство,
И лежа едем в бездну мы.
 

Первый архаический этюд

 
В серебристый оклад убрали вещуны
Богопервенца днесь и пируют покуда,
С ложей змеи вползли в наши тлумные сны,
Что вещали страстным избавленье от блуда.
 
 
Только минула жизнь, завилися листы,
В присных царствах они пурпурою сгорели,
Вижди, Господи, чад углевые персты,
Оттекли через их на репей акварели.
 
 
Но прощенья теперь паки рано алкать,
Бутафорские ж те оказались белила,
И хотели зело чернецы помыкать,
Ан и Смерть нам равно хлебов зря не сулила.
 
 
Не писцы мы, Господь, не Твое мастаки,
Не треклятых ждали в водосвятье предтечи,
И казнят нас водой, как найдут мастерки,
Зри на мраморе стен расписанные стечи.
 

* * *

 
Помимо снега, врезанного в рунь,
Помимо вод небесного прилива
Ничто здесь не сохранно, вновь июнь
Поманит вечность роскошью порыва.
 
 
Весна, весна, легко тебе гореть
Над куполами, в мороке простора,
Сердец еще нетронутую треть
Клеймить сусальным золотом собора.
 
 
Иные в небесах мечты парят,
Другая юность в нети улетает,
Висячие сады пускай дарят
Листы ей, кои Цинтия читает.
 
 
А мы пойдем по темным царствиям
Скитаться, по истерзанным равнинам,
Юродно бить поклоны остриям
Крестов и звезд, опущенных раввинам.
 
 
Как в жертвенники Пирра, в тьмы корвет,
Вонзятся в купол славы снеговеи,
И новых поколений палый цвет
Окрасит кровью вербные аллеи.
 
 
Пойдем, нас в этом сумрачном лесу,
Какой теперь зовется Циминийским,
Ждут фурии чурные, донесу
К читателю, ристалищем боснийским,
 
 
Скандалом в государственных кругах,
Затмивших круги дантовского ада
Иль сменой фаворитов на бегах
У Фрэнсиса, а то (веков награда)
 
 
Известием из Рима о суде
Над орденом невольных тамплиеров,
Точней, об оправданьи их, нигде
Святее нет суда для землемеров
 
 
И каменщиков тайных, славы лож
Масонских не ронявших без причины,
Чем в славном Ватикане, надо все ж
Сужденье прояснить, зане личины
 
 
Иные и известных помрачней
Терзают без того воображенье
Читательское, треба наших дней
Порой такое голоса луженье,
 
 
Уныло вопиющего в нощи
Пустой и беспросветной заявляет,
Картин (их в каталогах не ищи)
Мистических такое выделяет
 
 
Порой средоточенье, что ей-ей,
Уместней разобраться в апокрифах
Времен средневековых иль полей
Элизиумных, рдеющих о грифах,
 
 
Слетающихся тучах воронья,
Посланников аидовского царства
И вестников его, еще жнивья,
Винцентом печатленного, дикарства
 
 
Засеявших, итак, скорей туда,
Читатель дорогой, где нас черемы
Извечно ждали, где с огнем следа
Не сыщешь человеческого, темы
 
 
Рассказа не меняя, устремим
Свои благие тени, а собранье
Прекраснейшее буде утомим,
Тотчас замолкнем, скопище баранье,
 
 
Увы, предолго зреть нам довелось,
Пергаменты козлиные и рожи
С рогами извитыми (извилось
В них вервие само, которым ложи
 
 
Патиновые с ангельских времен
Опутывали слабых или сильных
Мирвольным духом, их синедрион
Достойно в описаниях сервильных
 
 
Оценивал), те роги и самих
Носителей отличий адоемных
Сейчас еще я вижу, теми их
Числом нельзя уменьшить, из проемных
 
 
Глядят себе отверстий, а двери
Захлопнуть не могу я, чрез сокрытья,
Чрез стены лезть начнутся и, смотри,
Пролезут мраморные перекрытья,
 
 
Пускай уж лучше рядом усидят,
Их жаловать не нужно, а восковье
Сих масок зримо, пьют ли и ядят,
Морочное сиих средневековье
 
 
Мы сами проходили, днесь призрак
За призраком эпохи синодальной
Глядит и наблюдает, рыбий зрак
Из Таврии какой-нибудь миндальной
 
 
Мерцал и мне, а ныне средь иных
Собраний забывая гримы эти,
Грозящие ристалищ неземных
Ложию оскорбить святые нети,
 
 
Я истинно ликую, пусть оне,
Адские переидя середины,
Калятся на божественном огне,
В червице мелованные блядины
 
 
Теряют перманенты, восковой
Маскир свой чуроносный расточают,
Оскал доселе беломеловой
Сочернивая, внове изучают
 
 
Рифмованного слова благодать,
Дивятся, елико сие возможно
В сиреневых архивах пропадать,
Удваивать и множить осторожно
 
 
Искусственный путрамент, картотек
Гофрированных кукол восхищенью
Честному наущать, библиотек
Избранниц к достохвальному ученью
 
 
Вести и подвигать, и зреть еще,
Как в томы эти Герберт Аврилакский
Глядит с архивниц, паки горячо
Сирени выдыхает, огонь флаккский
 
 
Приветствует и пламена других
Пылающих одесно духочеев,
Уверенней парфюмов дорогих
Аромат источающих, ручеев
 
 
Сиих благоуханную сурьму
Пиет, не напиется вместе с нами,
Всесладостно и горькому уму
Бывает наслажденье теми снами,
 
 
Какие навеваются всегда
Безумцами высокими, именных
Их теней роковая череда,
Смотри, из областей благословенных
 
 
Движится и течет, вижди и ты,
Читатель милый, эти облемовки
Чудесные, бежавшие тщеты,
Горящие о Слове, черемовки
 
 
Тщетно алкают виждений таких
Ссеребренными жалами достигнуть,
Нет лессиров хотя диавольских
Теперь, чтоб выше лядвий им напрыгнуть,
 
 
В былом очнуться, снова затеплить
Слезою мракобесные свечницы,
Начать гнилочерновие белить
Души бесовской, через оконницы
 
 
Стремиться в духодарческий притвор,
Лукавое хоть Данта описанье
Грешников и чудовиц, мерзкий ор
С правдивостию схожий, нависанье
 
 
Черемных теней в сребре, на гвоздях
Точащихся превешенных, горящих
Юродно тлеться будет, о блядях
Пока довольно, впрочем, настоящих
 
 
И стоящих литургий красных свеч
Давай претлеем, друг и брат, патины,
Китановый оставим аду меч,
А с Дантом за родные палестины
 
 
Идя иль с духоборником другим,
Давай уже разборчивее будем
В подборе вечных спутников, нагим
И мертвым, аще только не забудем
 
 
Скитания надмирные свои,
Мученья без участности и крова,
Медовые отдарим кути,
Пылания зиждительного Слова,
 
 
Нагим и мертвым, проклятым гурмой
Увечной и неправой, порицанью
Отверженным, по скрытой винтовой
Лестнице, не доступной сомерцанью,
 
 
Опущенным в подвалы и засим
Каким-то ядоморным и дешевым
Отравленным вином, неугасим
Творительства огонь, героям новым
 
 
Даруются пылание и честь,
И требнический дух миссионерства,
Нельзя их также времени учесть,
Хоть черемные эти изуверства
 
 
Продлятся, вспомнил снова их, но мне,
Я верю, извинит читатель это,
Мы, право, забываем о зерне,
Путем идти каким, пока воздето
 
 
Над нами знамя славное камен,
А те, смотри, уж Майгеля-барона,
Червонка их возьми, к себе взамен
Эркюля тщат, горись, эпоха она,
 
 
Безумствия черемниц в серебре,
Желтушек празднословных ли невинный
Угар преизливай, в осенебре
Палатном расточительствуй зловинный
 
 
Сим близкий аромат, свечей витых,
Кровавою тесьмой, резной каемкой,
Сведенной по извивам золотых
Их маковок вдоль черственности ломкой
 
 
Краев узорных с крыльями синиц,
С тенями, подобающими замков
Барочных украшеньям, чаровниц
Пленявших картотечных, тех обрамков
 
 
Картин дорогоценных мы равно
Во аде не уроним и не бросим,
Цимнийский сумрак червится давно,
Его и свечным течивом оросим.
 

* * *

 
Мы, Господь, истомились в пути,
Растеряли багряные терни,
И стоим пред Тобой о плоти
На потеху всеславленной черни.
 
 
Много днесь пирований и лжи,
И вечор были втще упованья,
Но златым ангелочкам скажи,
Что преложны сии пированья.
 
 
Пусть узрят, сколь темны очеса,
Как бессветные раны точатся,
Нас и ждали, Твое небеса –
Во багрец-васильки облачаться.
 
 
И не алчем до первой Звезды
Мы к Тебе, и не молим о цвети,
Спаси нас, горнекровной воды
Зачерпнут лишь двуперстия эти.
 

Поток света

 
Рек ли Ирод, что вечен твой блеск,
Белый облик, о страстная Федра,
Но в трагедии вспыхнул бурлеск,
Полетела душа в сети ветра.
 
 
Ан застыл веселитель наяд:
«Виждь, Психея, кто в свежей могиле!»
И не может вернуться назад,
Яко звезды тебя осветили.
 
 
Этот свет засветили, размыв
Фотоснимки, твое окруженье,
А на том – новый атомный взрыв
Замыкает любое движенье.
 
 
Были в мире уродцы страшны,
Наши ангели вниз опоздали,
И почто шпили тьмы взнесены,
Аще сами колодников ждали.
 
 
Их не держит готический строй
К небоцарствиям рвущихся башен,
Замки их во лепнине сырой
И стольницы ломятся от брашен.
 
 
Вина горькие морную труть
Содержать в караминах устали,
Башен замковых сих обминуть
Не дадут нам, елику взлетали.
 
 
Только, Господи, яды точат
Эти жалкие парьи вселенной,
Только нашии тени влачат
Ко персти, черемой населенной.
 
 
Бросим злое терновие ниц,
Охладим бесоалчные стечи,
Мрамор их безобразней крушниц,
Не звучать всекартавленной речи.
 
 
Сколь в юдоли ревнители зла
Присно вместе, бежать им во ады,
Вспоминают пусть кавер числа,
Чуровые блюдут променады.
 
 
Геть, юродные мрази, в подвал,
Там Ирод вас великий заждался,
Маков ждали, на княжеский бал
Сим лететь, кто чермой соглядался.
 
 
Твари всякой найдется камин,
Из огня ледяного свиваясь,
Вылетай на пустой керамин,
Рой за роем, пияй, обливаясь.
 
 
Буде нежить веселие длит,
Маком алым серебро покроем,
Каждый будет со крови излит
Пред ангельским пылающим строем.
 

* * *

 
То ли кровь, то ль воскресный тернец
Разошлись, что и певчим тлести,
Мы плели Иисусу венец
И его не могли доплести.
 
 
Но еще наши раны свежи
И с перстов изливается кровь,
Стоит рая убитый по лжи,
Мы прешли чрез сию нелюбовь.
 
 
Богоносных не ждут на пиру,
Много знают они и молчат,
Потому нас гнушались в миру –
Эти крестные раны точат.
 
 
А начнут колокольцы звонить,
Серебрясь о багряных верхах,
И Господь не велит обвинить
Нас во кровью сомытых грехах.
 

* * *

 
Нас предали, не вымолвить измену,
Юдольно чаша муки тяжела.
Величия означили мы цену
И кровь сквозь смерть струями протекла.
 
 
Судить не разрешат их, поелику
Они как все и носят мрак внутри.
Огнем сбивает зарев землянику
И ты с огнем тоскливым не смотри.
 
 
Бессмертие позором попирая,
Лобзанья святотатские горят
На тех звездах, которые, играя,
Слезу алмазным воском золотят.
 
 
Сгорел и я, когда на сердце пеплом
Ночь выпалила твой цветочный рот.
Но все ж не плачь, в безумии ослеплом
Не узришь этих темных позолот.
 
 
Пылает над тобой багрянец нежный,
Лишь Бог страданье мог благословить
И образ мой по смерти белоснежный
Вплести в тебя, как траурную нить.
 

* * *

 
Это мы, это мы вопием,
Это, Господи, наши цвета,
В алтаре благодатном Твоем
Наша горняя кровь разлита.
 
 
И недольно по лжи умирать,
Пред купеческой чернью говеть,
Так нельзя им одно измарать
Голубую ль, багряную цветь.
 
 
Захотят васильки угасить,
А, гляди, новый цветик горит,
Выйдет смерти верхами косить –
Все узрят нашу кровь-лазурит.
 

Лед нефрита

 
Закрыла нефритом дубраву
Листва, три осины Ахилл
Богеме пустой на забаву
В алис заводных обратил.
 
 
По воску ланит Мельпомены
Лилейные слезы текут,
В лечебнице – пепел Селены,
И Лектором врача рекут.
 
 
Высокая длань психиатра
Витиям упасть не дает,
Обвальная сцена театра
Над бездною лет восстает.
 
 
Пред вечностью бледночервонной
Плывет астенический свет,
А чудная кукла Мадонной
Не станет, и Марсия нет.
 
 
И мастера нет, чтобы древо
Опять превратить в матерьял
И жертвою сделать иль девой,
Ища золотой идеал.
 
 
Магический лед оживится
Рождественской ночью, когда
Нам ангел Господень явится
И лед будет красить Звезда.
 
 
Сколь мало на хвое игрушек,
Сколь мало иглице огней,
Ей мертвых добавится ушек
И матовых красных теней.
 
 
Порфировой влагою млечной
Их нощный огонь окропит,
Затеплит окариной течной
Пока Богопервенец спит.
 
 
Мы сами витые свечницы
Украсим слезами-тесьмой,
Смотри, яко райские птицы
Клюют огоньки над сурьмой.
 
 
Нефрит наш рождественский ясен
И багрием вечным покрыт,
Еще неизбывно прекрасен,
Виждите червовый нефрит.
 
 
Бывает в миру лишь урочно
Такие крашенье и мгла,
Ваятельство наше бессрочно,
Иглу затмевает игла.
 
 
А буде сияния длятся,
Каждит эта зелень в свечах,
Те девы на святки явятся,
Красуясь о горних лучах.
 

* * *

 
Как юродивый правду речет
И прислужник отмоет покои,
Вдов утешных туда завлечет
Пересвет – целовати пробои.
 
 
Серебристые кажут глазки
Во садах провисающих вишни.
Княжий зрак исчернил образки,
Тьмы возлиты и слезы излишни.
 
 
Поздно плакать над жалкой судьбой,
Тще алкать небоцветного Слова,
Время Смерти ответить рябой,
Нас терзавшая грация вдова.
 
 
Были рубища эти худы,
Только злато уста изливали,
Превились горицветом лады,
Из каких звезд арму добывали.
 
 
Ни псалмовия некому петь,
Ни за мертвых речи и возвиться,
Яко с родом греховным успеть
Положили – и дико резвиться.
 
 
Мрамор, мрамор в очницах, смотри,
А о славе певцов разве хоры
Ангелочков узнали, гори
Ярче, пламень, каждитесь, Фаворы.
 
 
Нету елей здесь, будут гореть
Озолотные маковки башен,
Оглашенным еще умереть
Можно в рае, сколь маком он гашен.
 
 
А что нет сего, чудный обман
Мало значит, мы алые маки
Напасли, и в Господний карман
Мак набился пред цейские зраки.
 
 
Дела в мире начать не могли,
Завершить вседеяние дали
Нам великие те ангели,
Вместе бредники мы соглядали.
 
 
Течь тартарская сбила часы,
И блажные столпились у морга,
Дабы маршевы смерти басы
Сберегли нас для жалкого торга.
 
 
Страшно почести их тяжелы,
Постарайся, елико возможно,
Оглядеть на поминках столы,
Может, спирт напитал, что преложно.
 
 
Возмечтали стези проторить –
Да стопы затекли в формалине.
В нем и будем с тобою парить,
Как две чайки на Божьем помине.
 

* * *

 
Мы одни правоверно служили
Ангелкам, злать вия на листы,
Не беда, что раскраски изжили –
Васильки на могилах златы.
 
 
Нет кистей, а чернила виются,
Ах, Господь, эти литьи в крови,
Зря теперь фарисеи смеются,
Им не снесть безответной любви.
 
 
Но как грянут архангелов трубы,
Мы явимся во блеске венцов,
И лишь наши превитые губы
Всё рекут за музык и певцов.