Текст книги "Чудны дела твои, Господи"

Анатомия одного межнационального
Конфликта

Моему другу Татьяне Никульниковой

Мадам Орлович из девятой квартиры люто враждовала с Клавкой Коробчихой из семнадцатой, которая находилась в другом конце длинного коридора рабочего общежития.

Вражда эта длилась многие годы, была изнурительной для обеих сторон и, несмотря на обоюдные чувствительные потери, к чьей-либо победе или мирному соглашению не привела.

Началась она ещё при Сталине, спокойно пережила Берию, Маленкова и Хрущева, и продолжилась в брежневские времена то немного затухая, то разгораясь с новой силой.

Всё произошло, казалось бы, из-за совершенного пустяка, который можно было бы разрешить простым спокойным разговором. Но мы, наверное, никогда не доживем до времени, когда люди научатся слышать друг друга и иметь желание разговаривать спокойно. Наши герои такого желания не имели.

А произошло вот что…

В палисаднике напротив окна мадам Орлович росла большая акация. На одном из её сучков висел кусок старой бельевой верёвки.

Каждое утро, едва открыв глаза, мадам Орлович подходила к окну, дышала на образовавшийся за ночь ледок на стекле и, продышав глазок, смотрела на раскачиваемый ветром обрывок верёвки.

Произведя в уме известные только ей математические расчёты и логические построения, мадам Орлович обращалась к мужу тоном командира во время атаки:

– Моня! Ветер северный с порывами, одевай две пары тёплых кальсон и заткни уши ватой! Я не могу тут целый день за тебя переживать и пить стаканами валерьянку. У меня на это никаких денег не хватит.

После этих слов, которые показывали мужу, на ком держится семейное благополучие, мадам Орлович получала свежий заряд энергии и позитивного настроя до конца дня.

Она, конечно же, всегда ожидала от мужа возражений, но Моня покорно надевал вторую пару тёплых кальсон, затыкал оба уха ватой, потому что спорить с женой боялся со времени их знакомства

Его молчание несколько удручало мадам Орлович, потому что возможность победы в споре с мужем могла бы дать дополнительный заряд энергии. Но было так, как было, и обе стороны привыкли уже к такому давно устоявшемуся порядку вещей.

И вот Клавка Коробчиха, никого ни о чём не спросив, вероломно вторглась в чужую семью и, срезав, казавшийся ей ненужным обрывок, привязала на его месте свою верёвку для белья.

О том, что она разрушает сложившийся миропорядок крепкой советской семьи, и лишает мадам Орлович и её мужа привычного образа жизни и покоя, ей и в голову не приходило. А мадам Орлович была в смятении и панике.

Она сочла этот наглый поступок вызывающей антисемитской выходкой, и оставить этого просто так не могла. Жизнь теряла смысл и привычные ориентиры.

Мадам Орлович высказала через весь коридор Клавке – этой кацапской жлобихе и антисемитке всё, что она о ней думала.

Клавка тоже в ответе обратила внимание на национальные особенности склочного и сволочного характера мадам Орлович, которая из-за сучка на дереве готова удавиться и удавить своего недоделанного Моню.

Естественно, что конструктивизма в течение конфликта этот обмен мнениями не добавил. На помощь обеим сторонам немедленно пришли возмущенные и возбуждённые добровольные помощники и советчики.

Образовалось два враждующих лагеря, и конфликт зажил уже своей жизнью, мало зависимой от главных его участников.

Шли годы, менялись правительства и осваивался космос, но этот конфликт не ослабевал, как и продолжавшаяся все эти годы Холодная война.

Но, как это обычно бывает в конфликтах, обе стороны получили сокрушающий удар с совершенно неожиданной стороны.

Ирка Коробкина, Клавкина дочь и сын мадам Орлович Боря полюбили друг друга всерьёз и надолго.

Клавка, поразмыслив, сделала робкую попытку примирения и послала через соседского мальчика для мадам Орлович два круга домашней колбасы и кусок сальтисона от зарезанного её мужем кабанчика.

Но в это время у мадам Орлович сидела её боевая подруга языкатая соседка Зинка.

От подарков пришлось отказаться да ещё так, чтобы слышал весь коридор:

– Пускай эта кацапская дура безмозглая подавится своим вонючим сальтисоном!

На такое вероломство Клавка обиделась до самой глубины своей широкой русской души. И, когда её муж Ваня заболел крупозным воспалением лёгких, она демонстративно отказалась впустить в дом мадам Орлович, которая одна во всём дворе умела ставить банки:

– Нехай лучше мой Ванька сдохнет к чёртовой матери, чем я позволю этой пархатой жидовке дотронуться до него своими грязными лапами!

И тогда Ирка и Боря заявили матерям, что, если они немедленно не помирятся, то дети сбегут на целину А, если и это не поможет, то оба отравятся уксусом.

Дети были так серьезны и взволнованы, что женщины не на шутку перетрусили и приняли обоюдное решение немедленно помириться.

После Ванькиного выздоровления в середине коридора установили столы и праздновали всем коллективом, потому что все уже устали конфликтовать из-за какой-то верёвки.

Вот так и закончился этот конфликт, который возник почти с началом Холодной войны, но закончился на два десятилетия раньше, благодаря уму и мудрости двоих детей.

Боря с Иркой закончили кораблестроительный институт, поженились, родили двоих детей и уехали в середине семидесятых в Канаду.

Их родители подружились навсегда и жили практически одной семьёй в новом доме, построенном на месте общежития.

В начале девяностых Клавка Коробчиха умерла.

Мадам Орлович рыдала в голос, потому что, по её словам, умер самый дорогой в её жизни человек.

Сама она тоже вскоре умерла.

Боря с Иркой иногда приезжают из Канады на могилы родителей, которые похоронены рядом.

В конце коридора

Люба всегда считала себя очень счастливым человеком, потому что у неё была вера.

Она верила в Бога, в коммунизм и верила Афанасию. Во всё это она верила до самоотречения и без всяких оговорок.

В Бога она просто не могла не верить. Иначе откуда же всё. Коммунизм был для неё итогом развития человечества, потому, что по её понятию, человечество должно становиться всё лучше и богаче.

А Афанасий был самый добрый и честный человек на Земле. И полюбила она его сразу и навсегда.

После окончания института их, как супругов, послали работать в одну школу и выделили большую комнату в общежитии кораблестроительного завода.

Любу радовало, что её Афоня верил в коммунизм так же, как и она, и от этого их любовь и дружба были ещё крепче. Расходились они лишь в одном вопросе.

Люба считала, что сначала люди в Советском Союзе достигнут совершенства, а только потом уже наступит изобилие. А Афанасий верил, что изобилие наступит раньше, а от этого и люди будут всё более совершенствоваться.

Они много спорили по этому поводу, но это не омрачало их жизни, потому что оба они были молоды и счастливы.

Конечно, они видели и понимали, что не всё идёт честно и правильно, но что же поделать, если поставлена такая невиданная в истории цель, которая изменит навсегда к лучшему жизнь человечества. Приходилось мириться с временными трудностями и ошибками.

Порой Люба всё-таки соглашалась с мужем, что хорошая жизнь повлияет на людей положительно. Особенно, когда приходилось мыть пол в коридоре.

Коридор был очень длинным. С каждой стороны находилось по десять дверей от жилых комнат. У дверей стояли сундуки с картошкой, а на них постоянно гудели примуса.

Каждая хозяйка мыла в коридоре только участок, захватывающий пространство её комнаты. Так было всегда. А поскольку мыли все в разное время, то чистоту в коридоре навести было невозможно. По этому поводу женщины бесконечно спорили, враждовали и объединялись во враждующие кланы. Конечно, находились и другие поводы для ссор, но мытьё полов было основным.

С самого начала Люба решила, что будет всегда мыть весь коридор.

– Пусть смотрят, как нужно жить в коллективе. И как люди будут жить при коммунизме.

Со временем все поймут, как это хорошо и правильно.

Она не участвовала в спорах. С соседями была вежлива и доброжелательна, и спокойно переносила насмешки по поводу её стараний по наведению порядка.

Иногда ей просто вредили подвыпившие соседи, пройдя грязными сапогами по свежевымытому полу.

А то и «нечаянно» могли зацепить полное ведро. Но Люба даже не раздражалась по таким пустякам. Она знала, что при коммунизме такого не будет, и вносила свой маленький вклад в его построение.

Наоборот, они верили с Афоней, что как только все начнут мыть коридор полностью, так это и будет один из признаков приближения коммунизма. А начнут обязательно.

И хоть они часто шутили по этому поводу, верили они в светлое будущее безгранично.

Потому что иначе и быть не могло.

Многие соседки понимали, что Люба права, и говорили ей, что мыть пол нужно по очереди весь сразу, но переступить через свои многолетние кровные обиды и убирать возле дверей своих обидчиц они не могли.

А потом пришла война.

Афанасий ушёл добровольцем, а Любу на службу не взяли из-за хромоты, оставшейся после недавнего перелома голени.

Но она не могла смириться с тем, что не участвует в защите страны и, бросив школу, пошла на курсы электросварщиков, при кораблестроительном заводе.

После возвращения из эвакуации Люба вернулась на завод, потому что сидеть в школе после такой войны ей казалось немыслимым и неприличным.

А кроме того её угнетала сама мысль, что придётся постоянно слушать пустые женские разговоры в учительской.

Похоронка на Афанасия пришла ещё в сорок втором.

Люба снова жила в своей комнате и так же продолжала одна мыть целый коридор, несмотря на то, что половина соседей уже сменилась. И хотя ей уже не хотелось этого делать, сама мысль о том, что она этим предаст Афанасия и их веру в коммунизм, была невыносимой.

Но настроение у неё становилось всё печальней.

После двадцатого съезда Любе снова захотелось жить.

Она стала собирать у себя соседских детей и читать им часами сказки и рассказы русских писателей. Кроме того она постоянно кому-нибудь из соседей помогала деньгами, потому что зарабатывала намного больше многих мужчин.

Соседи её уважали и любили, и Люба этим очень дорожила.

На заводе она тоже была в большом уважении у начальства, потому что руководила лучшей бригадой сварщиков и была активным коммунистом и безотказным общественником.

Ей даже предлагали отдельную квартиру, но Люба не могла на это пойти, когда вокруг столько многодетных семей.

Как-то возвращаясь с работы, Люба увидела во дворе тележку с хлебом, и соседи сказали, что теперь хлеб и молоко будут продавать прямо во дворах, для удобства трудящихся.

– Вот, начинается – в этом Люба увидела приближающиеся признаки коммунизма.

Но через некоторое время вдруг стали происходить перебои со снабжением продуктами. Люба понимала, что это временные трудности. Не может это долго продолжаться в стране, которая запускает спутники.

Однажды её включили в состав рабочей делегации в Болгарию.

Народ жил там бедно, но перебоев с продуктами не было, и в магазинах свободно продавался хлеб, молоко и сыр К русским отношение было тёплое, доброжелательное и открытое.

Прошёл год.

С продуктами положение становилось всё хуже, но Любе хватало и обеда на работе.

Она входила в нужды страны и Партии, тем более, что международная обстановка была тревожной.

Как-то в обеденный перерыв её вызвали в партком и женщина, представившаяся сотрудником КГБ, поздравила Любу с тем, что она включена в состав областной партийной делегации в ФРГ, как лучшая рабочая завода и орденоносец.

Женщина долго объясняла, как себя вести в недружественной стране, что позволено говорить там, и что здесь, по возвращении. Она даже объяснила Любе, как нужно выглядеть и быть одетой. Советовала меньше обращать внимание на внешние, показушные стороны, особенно на магазины, которые недоступны для основной массы трудящихся. Под конец она посоветовала Любе взять с собой консервы и сухари, потому что продукты там очень дорогие и валюты, которую выдадут, на питание может не хватить.

Из-за военных заводов в город, где она жила, въезд иностранцев был запрещён, поэтому когда в гостинице города Киля, Люба впервые увидела в лифте негра, она попыталась сказать ему на своём плохом немецком, что в Советском Союзе идёт непрерывная борьба за права негров во всём мире. Однако девушка-переводчица остановила Любу, сказав, что это промышленник из США и говорит он только по-английски.

Люба растерялась.

Около судоверфи, куда их привезли на автобусе, вся площадь была заставлена легковыми машинами, на которых, по словам переводчицы, рабочие приезжают на работу, если не хотят ездить на заводском транспорте.

Как-то незаметно делегация разделилась и Люба, с директором школы и одним ветераном-инвалидом остались с девушкой-переводчицей, а партийное руководство с переводчиком-мужчиной куда-то исчезло.

С ними ушёл и представитель организации, проводившей инструкцию.

В цехах судоверфи Любу, кроме современного оборудования, поразило доброжелательное и весёлое настроение рабочих. Она не думала, что к русским так тепло относятся в Германии.

От попутчиков Люба узнала, что на валюту нужно покупать вещи и решила накупить заводных игрушек для соседских детей.

Для этого переводчица повезла их в негритянский квартал, потому что там товары и продукты дешевле. Приехали в многоэтажный новый район, где жили африканские и турецкие эмигранты. Игрушки были невиданной красоты и конструкции.

Когда зашли в продуктовый большой магазин, Люба почувствовала себя нехорошо. Она не представляла, что колбас и сыров может быть так много сортов. Наверное, больше сотни.

А главное, удивляло то, что подходили простые африканцы и, без всякой очереди, всё это покупали.

Её спутники тоже были удивлены, но у Любы просто перехватило дыхание и зажало сердце. Стало трудно дышать.

Ей давали в гостинице какие-то лекарства, делали уколы.

Она плохо помнила, как летела на самолёте, как добиралась домой. Всё было, как в тумане.

Дома она слегла. Приходил врач, сестра делала уколы.

Но Любе ничего не помогало. Она не хотела бороться за жизнь. Она очень устала.

Соседи переживали за Любу и не оставляли её одну. Но лучше ей не становилось, и однажды ночью она умерла.

Хоронили Любу всем двором. Все женщины плакали навзрыд.

Многие годы потом матери рассказывали детям, какая удивительная женщина жила рядом с ними, и как они все любили её и любят до сих пор. И ещё о том, как она мечтала построить коммунизм.

Как-то незаметно, сначала по одной, а потом все женщины в коридоре стали мыть весь пол по очереди целиком. Сами собой почему-то прекратились ссоры. Может быть, в память о Любе.

А может быть стало немного легче жить.

А может быть просто по доброте русской души, которая умеет всё прощать.

Гений обыкновенный

Осенью 1988 года Ставропольский крайком КПСС распорядился снять с должности председателя Черкесского горисполкома Савельева Виктора Николаевича «За многочисленные нарушения законов о кооперации и индивидуальной трудовой деятельности». Так было написано в решении бюро крайкома.

О том, как сессия городского совета впервые со дня основания СССР ослушалась партию, да ещё и устроила оскорбительный разнос присутствующим представителям крайкома, нужно писать в отдельном повествовании. В нашем рассказе мы постараемся объяснить причину такой жестокой немилости высокого партийного начальства.

А произошло вот что…

…Житель города Черкесска Иван Иванович Аксёнов был инвалидом детства первой группы. Человеком его можно было считать только наполовину, потому что нижняя часть его тела представляла собой два тоненьких скрюченных полуметровых отростка, которые назвать ногами можно было, только обладая большой фантазией и добрым сердцем.

В свои тридцать лет он полностью зависел от матери, потому что без её забот он был совершенно беспомощным.

Во всём остальном Иван Иванович был нормальным, довольно приятным и добрым человеком, достаточно образованным и просвещённым.

Он заочно закончил экономический факультет Краснодарского института, неплохо рисовал, что позволяло ему частными уроками сделать существование своей семьи относительно безбедным.

Понятное дело, что у его матери ходить на работу не было никакой возможности.

Наверное, так и жил бы этот несчастный уродец, которого на всей Земле и знало всего-то несколько человек, если бы Господь Бог иногда не посылал на Землю своих ангелов, которые и открываются только тем, кого Всевышний соизволил отметить.

Таким ангелом для Ивана Ивановича стал Михаил Сергеевич Горбачёв со своими нескладными реформами, непонятными преобразованиями и невнятными разговорами.

Но, после неожиданного выхода законов «Об индивидуальной трудовой деятельности» и «Закона о кооперации» на Ивана Ивановича вдруг снизошло божественное откровение, и однажды он сказал матери, что ему приснился вещий сон, который поможет им разбогатеть.

В те годы, когда ломались устоявшиеся нормы, правила и представления, в верхах очень был распространён вызывающий недоумение правовой постулат: «Разрешено всё, что не запрещено».

После стольких лет запретов и отсутствия свободы думать, привыкшие к послушанию чиновники боялись спорить с этим новым юридическим лозунгом, чтобы не прослыть ретроградами и врагами перестройки.

А Ивану Ивановичу во сне пришла в голову простая и гениальная мысль о том, что разбогатеть можно без изготовления джинсов и пирожков, чего он в принципе делать был не в состоянии. Он зарегистрировался, как предприниматель-инвалид с несколько необычным видом деятельности.

В регистрационных документах в графе вид деятельности было написано:

«Право на продажу всего, что не запрещено законами СССР, в том числе право на продажу самого Права, как такового, с правом наделения таким же Правом нового правоприобретателя, который в свою очередь имеет такое же право наделять этим Правом любого покупателя, приобретающего у продавца это Право законным путём, согласно приложения № 1.»

Дальше шли цифры и проценты, которые должны были отчисляться продавцам по всей бесконечной цепочке.

Поскольку чиновники из финотдела не имели опыта работы в системе рынка, то они направили эту бумагу прокурору области Лушникову Юрию Михайловичу, чтобы на законном основании запретить непонятные им вещи.

Но самый главный прокурор области ответил им в грубой форме, что разрешено всё, что не запрещено законом.

Тем более инвалидам, с которых государство даже не брало налогов.

Иван Иванович Аксёнов развил бурную, невиданную дотоле, деятельность по рекламе своего предприятия, чем сумел привлечь внимание наиболее энергичной и продвинутой прослойки населения, всегда мечтавшем о нормальной и сытой жизни.

Во всех краевых газетах были опубликованы объявления, где вкратце описывался метод зарабатывания честных денег всеми, у кого есть предпринимательская жилка, достаточное образование и кое-какие денежные накопления.

Кроме того был взят в долю местный популярный экстрасенс, который убеждал всех своих клиентов участвовать в данной прибыльной программе, последовав его личному примеру.

В те убогие времена, когда в магазинах не было даже сахара и туалетной бумаги, вполне естественно, что каждый мечтал о счастливой жизни, какую они видели в иностранных фильмах. А то, что наш народ самый способный и умный, дай только ему возможность развернуться, нам внушали с самого детства.

А потому и верили в свою исключительность все, начиная от заштатного профессора до последнего пьяницы и тунеядца.

К Аксёнову косяком пошли клиенты, которым он продавал «Право на продажу» того что они могут продать, включая и «САМО ПРАВО НА ПРОДАЖУ ПРАВА ТОМУ, КТО ТОЖЕ СУМЕЕТ ЭТО ПРАВО ПРОДАТЬ ДРУГОМУ ДЛЯ ПОСЛЕДУЮЩЕЙ ПЕРЕПРОДАЖИ».

В договоре оговаривался процент полагающийся продавцу от сделок совершённых очередными и последующими покупателями-продавцами.

От каждой сделки все участники цепочки получали прибыль, которая возрастала по мере приближения покупателя-продавца к вершине пирамиды.

Понятное дело, что никто и не собирался продавать какой-либо товар, кроме самого «ПРАВА НА ПРОДАЖУ», что в условиях бесконечного увеличения покупателей-продавцов являлось прекрасным и неиссякаемым товаром.

Естественно, что через пару месяцев первые участники этого предприятия уже раскатывали по городу на новеньких Жигулях, а слухи о самом лёгком способе разбогатеть снежным шаром покатились по стране.

Через полгода образовалась огромная пирамида, которая продолжала расти вверх и вширь, не нуждаясь ни в центральном аппарате, ни в центральной бухгалтерии, ни в дальнейшей рекламе.

Но поскольку в те времена ещё не было культуры взаиморасчётов по обязательствам, то по всей цепочке работало несколько бригад вышибал, что вскоре приучило нерадивых неплательщиков строго соблюдать финансовую и договорную дисциплину.

Как и в любом деле такого масштаба, к предприятию прилепилось множество консультантов-адвокатов, работников правоохранительных органов, и разного рода преступных элементов, что только распаляло аппетиты и фантазии адептов нового способа разбогатеть. Всё это, в конечном итоге, заставило пирамиду работать быстро, нервно и рентабельно, потому что от темпов её движения вперёд росли доходы всех легальных и нелегальных участников.

Через полгода Иван Иванович был уже очень богатым человеком, на содержании у которого числился Дом ребёнка, Общество инвалидов-афганцев, вечно нищая милиция и много других служб, до которых у государства никогда не доходили руки

В одночасье Иван Иванович Аксёнов из инвалида-уродца превратился в отца города, а потом и области, к которому тянулись все жаждущие разбогатеть или наладить работу своих служб. К чести Ивана Ивановича он не потерял своей скромности и застенчивости и почти никому не отказывал из тех, кто мог пробиться к нему на приём.

А потому и слава о нём шла добрая и позитивная.

Но, как говорил великий Ярослав Гашек:

«На фронте шли дела нормально, но в это дело вмешался Генеральный штаб».

В нашем случае это была вездесущая партия в лице Первого секретаря Ставропольского крайкома Болдырева.

Но его команды и окрики область с возмущением отвергла, а жалобы в Москву результатов не дали, так как в столице дули ветры свободы и глубоких перемен.

Кроме того, всем нормальным людям было ясно, что предложенный Аксёновым метод обогащения намного понятней и честней, чем обычная государственная лотерея, различные казино и автоматы, где от покупателя ничего не зависит, стоит ему только расстаться со своими кровными деньгами.

Мало чем от государства отличались и возникшие через пять лет различные МММ и ХОПРЫ, где покупатель тоже полностью зависел от доброй воли и каприза создателей этих пирамид.

Аксёнов же вручал судьбу покупателя в его собственные руки. А там уже дело труда и предприимчивости.

Но сам Иван Иванович, зная историю страны и нравы наших чиновников, после всех скандалов, решил не играть с судьбой в прятки и переехал в начале 90-х на ПМЖ в Германию, где до сих пор владеет и руководит известной всей Европе клиникой по изготовлению современных протезов и слуховых аппаратов.

Услугами этой клиники воспользовались уже многие его бывшие земляки.

По странному стечению обстоятельств, или Божественному Провидению, его гонители вскоре бесславно закончили свои карьеры.

А защитники, по воле того же Провидения, сделали замечательные карьеры.

Председатель горисполкома Савельев возглавил на долгие годы Верховный совет Карачаево-Черкесии.

А прокурор области Пушников, став прокурором всего Ставропольского края, получил вторую генеральскую звезду.