Текст книги "Чудны дела твои, Господи"

Евангелие от Аннушки

Моему другу Татьяне Никульниковой

Жила она одиноко в маленькой секции финского домика, почти ни с кем не общаясь. Ходили слухи, что она ходит к баптистам. Это было таинственно и страшно.

Но мы, молодые оболтусы, вооружившись мудростью нашего кумира Остапа Бендера, проходя мимо дома Аннушки, орали во всё горло:

– Почём опиум для народа?

Никак на это женщина не реагировала.

Звали её Аннушка, родом она была откуда-то из Прибалтики, но откуда прибыла к нам – никто не знал. Работать она устроилась в цех, где работал мой отец, фрезеровщицей.

Однажды я пошёл гулять, надев новые туфли. Они были красивые, но на ноге сидели очень плотно. Мама убедила меня, что кожа через пару часов растянется. Однако часа через три мои ноги были сдавлены, как в колодках, и кривясь от боли, я направился домой, несмотря на уговоры друзей.

Во двор я зашёл не со стороны ворот, а через узкий проход, который был вымощен неровным камнем, что сделало мои мучения ещё большими.

Напротив калитки Аннушки я поскользнулся на камне и, грохнулся на спину, больно ударившись головой о камень. Наверное, я ненадолго потерял сознание, потому что, открыв глаза, увидел перед собой Аннушку. Она помогла мне подняться и отвела в свой дом.

Без привычной белой косынки Аннушка выглядела довольно привлекательной светловолосой женщиной лет сорока пяти.

Она перевязала мне голову куском простыни и пошла за моими родителями.

Но вскоре вернулась, потому что квартира была закрыта. Поэтому о происшедшем она сообщила соседям. Я уже немного оклемался и, пытаясь скрыть свою беспомощность и неловкость, довольно развязно начал что-то молоть про отсутствие Бога и стал высказывать своё удивление, что она не понимает такого очевидного факта.

– В чём же такая очевидность? – посмотрев на меня с интересом, спросила Аннушка.

– Ну, как же! – привёл я убийственный, на мой взгляд, довод – вот Гагарин летал и говорит, что никакого Бога он там не видел.

– Ну, Бог не управдом, чтобы его каждый мог увидеть. Сначала его нужно найти в своей душе. А во-вторых Гагарин видит и говорит только то, что позволяет партия. Простой глупенький мальчик.

– Умнее некоторых, раз в космос первым полетел – парировал я.

– Собака раньше него там побывала, так по вашей логике она умней Гагарина?

– Ну что Вы можете знать про Гагарина? – я всё сильнее распалялся – Где Гагарин и где вы со своим фрезерным станком и семилеткой.

– Вообще-то я по образованию врач-хирург.

– А чего же тогда работаете фрезеровщицей?

– Вам этого не понять, потому что, как и все ваши, вы думать не умеете. Живёте без царя в голове и без Бога в сердце.

– Удивляюсь, как Вас ещё не посадили? – я уже кипел от возмущения.

– Можешь отличиться – сказала она, перейдя на «ты» – глядишь, прославишься, как Павлик Морозов.

Она говорила совершенно спокойно, глядя мне прямо в глаза.

– А зачем же Вы мне тогда помогали?

– Это я себе помогала, а не тебе?

– Как это?

– Тебе не понять. А объяснять бесполезно. Когда найдёшь Бога в своей душе, тогда и поймёшь. А пока у тебя вместо сердца пламенный мотор, понять это невозможно. Можно только ненавидеть весь мир и своих соседей.

– Ну да! Советский народ самый отзывчивый и дружный. Это все знают.

– Это ваши пропагандисты сочинили про коллективизм и дружбу народов. А подумать, почему из колхозов бегут, а на своём огороде сутками работают, ума не хватает. Почему в коммуналках дерутся, если такие дружные. Почему в уборных гадят на пол? Дай только волю, все разбегутся, как тараканы. Придумали сами о себе сказочки и радуетесь. Советским людям вообще чужд коллективизм. Он живёт стадом. А прикажут – так стаей.

– Ну, да! Стадом до Берлина не дошли бы? – этот довод я считал стопроцентным.

– Погнал бы Сталин заградотрядами, мы бы и до Антарктиды дошли.

Потом помолчала и уже задумчиво добавила:

– Или до Колымы.

Не знаю, до чего бы она договорилась, если бы меня не увёл домой подошедший отец.

Разговаривал с Аннушкой он почтительно и вежливо.

Когда мы немного отошли, я сказал отцу:

– Она там такое молола, что её бы при Сталине расстреляли без суда. Она же враг народа!

Отец остановился и спокойно сказал:

– У неё два боевых ордена.

Потом помолчав, добавил:

– А у меня за три года ни одного.

От изумления я даже рот открыл.

Многие годы после я старался не думать о том, что услышал от Аннушки, потому что это мешало нормально жить и строить карьеру. Но понемногу сознание, вопреки моему желанию, заставляло всё больше смотреть на окружающий мир критически, без идеологических и атеистических штампов.

Через много лет, прочитав роман Булгакова «Мастер и Маргарита», я подумал, что происшедшее со мной тогда, возможно, было не случайным.

А, может быть, Аннушка, встреченная мной в самом начале жизни, и разлила то масло, на котором я столько раз поскальзывался… Только я этого в праздной суете не заметил.

Евангелие от Романа

Полковника Пустовойтова заедала тоска. Она проникла в каждую клетку его тела и не давала силы жить. Днём ещё как-то с помощью спиртного и загруженности на работе он держался.

Но ложась спать, он ощущал непреодолимое желание проглотить разом таблетки, припасенные в прикроватной тумбочке. Останавливали только мысли о семье и коллегах. Будут ли в случае самоубийства выплачивать пенсию семье? Удержится ли сын в военном училище? Что будет с женой, работающей в той же системе?

Он уже продумывал возможность устроить себе самому автомобильную аварию, но боялся выжить и остаться беспомощным инвалидом.

Больше всего Николай Николаевич боялся не выдержать и повеситься в минуту отчаяния. Это была бы для всех катастрофа. Но жить он больше не мог. Никаких сил у него на это не оставалось.

– Вот поеду в санаторий и там умру. Меньше будут докапываться к чужому покойнику.

Он купил путёвку в один из лучших санаториев страны, в прошлом принадлежащий ЦК КПСС.

Санаторий поразил его своей роскошью и мощной медицинской базой, и полковник, выполняя по военной привычке все предписания врача, каждое утро и вечер ходил вокруг горы к питьевым бюветам.

Он надеялся, что хотя бы перед смертью его отпустит тоска, потому что с ней он умирать боялся, не зная, что ждёт его после. Но тоска не отпускала. И тяга умереть тоже.

Он даже хотел попросить администратора переселить его с седьмого этажа на второй, во избежание соблазна броситься вниз, но какое-то сладостное чувство возможного избавления от муки остановило его.

Однажды, во время такой прогулки, он встретил бывшего сослуживца Витю Онищенко, который лет пять тому назад уволился и жил теперь неподалеку, в родном городе его жены Ольги.

Они раньше никогда особо не дружили, но Онищенко так обрадовался встрече, что Николай Николаевич не мог сопротивляться, когда тот буквально затолкал его к себе в машину.

Они подъехали к большому двухэтажному дому. Онищенко с гордостью распахнул ворота перед неожиданным гостем:

– Вот так вот и живём – сказал он гордо.

За столом Николай Николаевич налил себе больше половины стакана водки и выпил залпом.

– Слушай – удивился Онищенко – ты же вообще раньше не пил.

Николай Николаевич тяжело вздохнул и неожиданно для себя

рассказал приятелю о своей беде.

– Куда я только не ходил, и к психологу, и к психиатру, и к бабкам, чтобы сняли порчу – ничего не помогает. Так что мне труба.

– Коля, я не знаю, как ты на это посмотришь, но давай я тебе устрою встречу с нашим батюшкой отцом Романом, умственный, я тебе скажу, мужик. Наши бабы с его появлением перестали аборты делать. Я сам уже почти год не пью, а ты ж помнишь… Я и со службы из-за водки ушёл. Мой Славка с женой сошёлся, ребёнка усыновили, не нарадуемся. Да и вообще у нас всех детей из детдома разобрали. Менты с бандитами дому престарелых помогают. Такой вот у нас батюшка. Он у нас как пожарная команда.

Полковник угрюмо молчал. По его виду было видно, что никаких надежд у него не осталось. В Бога он не верил, а в батюшек тем более. Но терять, как говорится, было уже нечего, и он безвольно махнул рукой.

Виктор вышел из комнаты, а когда вернулся заявил: – Сейчас батюшка к нам приедет, он мне, кстати, дом обещал освятить.

Николай Николаевич в церковь не ходил, и на все эти заморочки смотрел свысока.

Виктор побежал суетиться по хозяйству, а Пустовойтов с рюмкой коньяка уселся в кресле.

Минут через двадцать в комнату вошёл парень лет двадцатидвадцати пяти, похоже сын Онищенко, и, поздоровавшись за руку с гостем, сел к столу и начал есть не снимая плаща.

– Замотался – сказал парень, наблюдающему за ним Николаю Николаевичу – поесть некогда.

Появился Виктор:

– Батюшка извини, что я тебя побеспокоил, но у меня тут с другом беда…

Николай Николаевич аж привстал. Он был растерян и удивлён.

Между тем отец Роман продолжал есть, рассказывая Виктору о том, что немцы прислали ему микроавтобус и теперь ему намного легче, чем на старом «жигуле». Ничего торжественного, или хотя бы солидного в священнике не было, и Пустовойтов молча сидел, слушая их пустопорожние разговоры.

Отец Роман поел, помыл на кухне руки, и только потом снял плащ, под которым оказалась серая ряса. На груди висел небольшой крест.

– Оставь нас – сказал он Виктору и сел на диван напротив Николая Николаевича.

– Так что у тебя стряслось, сын мой – сказал батюшка и посмотрел в глаза гостю.

Пустовойтов сжался. Куда подевался этот развязный молодой человек, который ещё минуту назад болтал о каких-то бытовых делишках с Виктором. На него смотрели глаза серьёзного, усталого и мудрого человека. Они проникали в самое сердце Николая Николаевича.

– Так что тебя гложет, сын мой?

– Я убил человека. И сейчас не могу жить. Нету сил.

– Когда?

– Очень давно.

Батюшка взял его руку, и Николай Николаевич за долгие месяцы вдруг почувствовал себя спокойно.

– Рассказывай – тихо и как-то по-доброму сказал он.

И Николая Николаевича заговорил о том, о чем он никогда и ни кому не рассказывал, потому что не было такой силы, чтобы заставила его это сделать.

…Более тридцати лет тому назад Коля Пустовойтов учился в строительном техникуме. Дружил он с двумя братьями Серёжей и Славой Фетисовыми. Они вместе отдыхали, учили уроки и портили нервы учителям. Поскольку учились все трое хорошо, им многое сходило с рук. Особенно от них доставалось учителю математики Берину Лазарю Матвеевичу, которого они откровенно презирали и постоянно над ним подшучивали.

И правда, с виду математик был замухрышкой, ходил как-то боком, будто бы боялся кого-то зацепить, иногда смешно дёргал головой, а вдобавок ещё картавил и заикался. Его жена Веллер Клара Абрамовна, преподаватель физики, была полная его противоположность.

Высокая красавица-брюнетка проносилась по коридору, сметая всех на своём пути одной только энергией.

На большой перемене она занимала один и тот же столик в буфете и ждала мужа с двумя стаканами сметаны. Пока он ел, она сидела напротив и влюблено смотрела на него огромными голубыми глазами, что окружающим казалось полным абсурдом.

Когда они медленно возвращались в классы, все расступались.

Удивляло всех и то, что директор техникума Иван Петрович Варенник относился к этой паре с предупредительной почтительностью и даже трепетом.

Домой они всегда шли вместе, держась за руки как школьники. Всё это вызывало у молодёжи немалое удивление, смех и пересуды.

Это случилось незадолго до первого празднования Дня Победы после двадцатилетнего перерыва.

Лазарь Матвеевич пришёл на занятия с нашивкой за ранение на груди.

Николай и его дружки стали подшучивать над Бериным – уж очень не вязалась с их представлением о войне эта нашивка на нём.

Он подошёл к их столу и, заикаясь больше обычного, сказал:

– Был у нас один такой разговорчивый, а когда посреди поля стали мины рядом падать, да так густо…Он и побежал назад.

Математик повернулся и медленно пошел к доске.

И тут Николая, как будто чёрт толкнул под руку. Он вспомнил, о том, что его не воевавший отец всегда рассказывал об евреях, скрывавшихся от войны на востоке:

– И куда же вы побежали, на Ташкентский фронт?

Берин замер на месте. Простоял без движения минуту. Потом, не оглядываясь, вышел из аудитории.

Больше в техникуме ни он, ни его жена не появлялись. Говорили, что он болеет.

Через месяц математик умер от разрыва сердца, как тогда в народе называли инфаркт.

На похороны Николай не пошёл, но все окружающие рассказывали, что Берина хоронили военные, а на подушечках несли его медали, два ордена «Красного знамени» и орден «Ленина». Потом в газете появилась статья о том, что Берин был во время войны командиром роты армейской разведки, закончил войну капитаном и инвалидом первой группы.

Николая отец перевёл учиться в Днепропетровск, и вся эта история постепенно забылась. Потом был институт, Академия, женитьба, карьера, уважение окружающих и семьи.

Николай Николаевич обоснованно считал, что жизнь его состоялась. Он возглавлял отдел в главке и получил недавно звание полковника, потому что считался опытным и добросовестным военным строителем.

Он не собирался ехать на день рождения сестры Веры, но она очень просила и он сдался. К тому же надо было побывать на кладбище у родителей.

Вера, которая училась в том же техникуме, только много позже, предложила вместе пойти на вечер встречи с выпускниками.

И хотя Пустовойтов не был выпускником, он был не прочь встретиться с однокурсниками. И, что греха таить, покрасоваться погонами.

Народу собралось много. Николай Николаевич стоял с женой в окружении немногих бывших сокурсников, довольный тем, что выглядел самым успешным из них, когда в зале произошло какое-то движение.

Народ расступался, и по освободившемуся проходу шла высокая седая дама. Именно дама. Она не шла, а гордо несла себя. И тут Николай узнал Клару Абрамовну Веллер – жену Берина, о существовании которой он успел забыть. Вернее сделал всё, чтобы забыть.

Она неторопливо приближалась, и по мере её приближения зал поворачивался в их сторону. Все умолкли.

Она остановилась в метре от Пустовойтова и его жены, подняла руку с двумя сложенными пальцами на головой и громко, на весь зал произнесла:

– Убийца! Будь ты проклят на том и этом свете. Чтоб тебе никогда не было покоя.

Затем она резко разжала руку в их сторону, как будто что-то бросила, и так же величаво пошла назад.

Весь зал онемел. Кате, жене Николая Николаевича, стало плохо и они срочно уехали домой.

С тех пор в жизни Пустовойтова всё переменилось. Жена непрестанно болела. Дети стали отдаляться, а сам Николай Николаевич хотел умереть, вернее не имел сил жить.

– Я уже к кому только не обращался, ничего не помогает – закончил он.

Отец Роман помолчал, пересел на стул рядом с диваном, и медленно заговорил:

– Ты, сын мой не там ищешь помощи, – он снова помолчал, – Спасение в тебе самом. Пусти Господа в душу, и обретёшь спасение. И сразу жить захочешь.

– Да, я, батюшка, никогда в церкви не был, ничего не читал, и в Бога не верю.

– Это неважно. Можно не знать ничего об электронах, можно даже не верить в существовании атомного ядра, но это не мешает лампочке гореть, а электростанции работать. Так и с Господом. Его не надо искать по храмам – это бесполезно. К Богу не приходят колхозом. Надо искать его в своей душе. Надо стать ему интересным. А для этого надо идти за своей совестью. Каждую минуту, каждый миг. Увидел нищего – поступи, как велит совесть, мёрзнет котёнок – помоги, ведь тебе жалко его, слабого поддержи, по совести. Живи не по интересу, а по совести… всегда и везде… И перестань себя любить. Нам себя любить не за что, если честно подумать, по совести.

– Но так же невозможно жить. Ведь, если по совести всё делать, то я же через два дня буду нищим.

– Ну, во первых ты уже не живёшь. Во-вторых богатых покойников всё равно не бывает. А в-третьих – это не ко мне, – и батюшка поднял вверх указательный палец, – Я только даю информацию, а у самого пока сил так жить нет. Ещё пока удаётся себя обманывать. А у тебя, сын мой, иного пути нет, ты уже всё испробовал. Сам говоришь, что уже не жилец. Спасение только в тебе. Надо только перестать думать о себе – любимом. И Господь заполнит твою душу и наполнит её светом и счастьем.

– Что же мне потом только в монастырь.

– Я же тебе сказал – это не ко мне. Господь подскажет и укажет. Я только знания тебе открываю, а меня Господь пока обходит. Не сподобился. Грешен. Себя люблю больше чем Господа.

Отец Роман встал, наклонился над Николаем Николаевичем и поцеловал его в лоб.

– Спаси тебя Господь.

Затем он повернулся к двери и крикнул:

– Виктор, ты не дашь мне твоего «Форда» на пару часов. Мне один вопрос решить надо, а светиться не хочу. Вернусь, освятим твою хижину.

Он оглянулся на Пустовойтова, лукаво ему подмигнул и сказал:

– Не обращай внимания, я тут ни при чём. Отныне у тебя все дела с Ним.

И он указал пальцем наверх.

Когда отец Роман уехал, Виктор рассказал, что недавно их батюшку приезжали снимать с прихода, но кто-то поджёг «Мерседес» церковного начальства и они оставили отца Романа в покое.

– А мы все на нашего батюшку молимся, как на отца родного.

Ночью Николаю Николаевичу приснился Бог. Правда лицом он

походил на одноногого пьяницу Борьку-танкиста с соседней улицы. Но Пустовойтов точно знал, что это Бог. Потому что он помнил, как его бабушка Вера давала Борьке опохмеляться, несмотря на предупреждения и возражения окружающих. При этом бабушка всегда говорила:

– Господи! вразуми и спаси.

Николай Николаевич проснулся оттого, что подушка была почему-то мокрая. Сначала он не понял, что плачет, но услышав свои всхлипывания, стал плакать ещё сильнее. Он не мог остановиться, так ему было жалко Борьку, Бога и бабушку Веру.

Это длилось довольно долго.

Наконец он успокоился, подошёл к большому зеркалу, долго смотрел на своё лицо, потом в свои глаза:

– Господи! вразуми и спаси.

Евангелие от бизнесмена

Советские дети послевоенной эпохи больше всего на свете любили товарища Сталина.

Потом уже маму и папу, у кого они были. А потом уже всё остальное в нашей прекрасной стране.

Ненавидели же они американских империалистов и Иосипа Броз Тито, который со страниц всех газет угрожал прогрессивному человечеству окровавленным топором.

Но больше всего советские дети ненавидели рыбий жир, воспоминания о котором до сих пор у доброй половины взрослых людей вызывает рвотный рефлекс. Трудно даже представить сегодня, сколько слёз, ссор и скандалов происходило в советских семьях того времени из-за нежелания детей пить ежедневно эту гадость.

И только один человек на Земле вспоминает с благодарностью рыбий жир, который, по его словам, научил его разбираться в людях, обучил бизнесу и дал путёвку в богатое и счастливое будущее…

…Фира Борисовна Долинская, как и все советские люди, читала газеты и слушала радио, а потому свято верила в полезность рыбьего жира.

Каждое утро у неё начиналось с того, что она уговаривала своего десятилетнего сына Борю выпить ложку этого чудодейственного продукта. На это уходил весь дневной запас её жизненных сил, поэтому она с утра до вечера думала только о том, как приучить сына пить рыбий жир с меньшими душевными потерями.

Наконец ей пришла в голову простая и гениальная мысль. Она решила за каждую выпитую ложку рыбьего жира давать сыну деньги, которые мальчик очень любил, потому что, будучи умным еврейским ребёнком, рано осознал их волшебную силу.

Она купила на рынке красивую копилку. Это была глиняная зелёная кошечка с красным бантиком на шее и прорезью на голове.

Боря долго торговался с мамой о сумме ежедневной компенсации, потому что хорошо понимал выгоду своего положения и мамину беспомощность в этой первой его финансовой сделке. Мама согласилась на все его условия, и в доме, наконец-то, наступил мир и покой.

Несколько месяцев всё шло по плану, и Боря предвкушал счастливый момент подсчёта прибыли. Однако, будучи от природы подозрительным и недоверчивым, Боря внимательно наблюдал за сохранностью своего имущества.

В результате этих наблюдений, он обнаружил, что втайне от всех, мама выуживает с помощью лезвия кухонного ножа из его копилки самые крупные монеты, а потом на эти деньги снова покупает ненавистный рыбий жир.

Такого вероломства и предательства от самого близкого ему человека Боря не ожидал.

А потому стал придумывать способы сохранения капитала, заработанного таким нелёгким и противным способом.

Вскоре мама, с удивлением обнаружила, что из копилки она достаёт только медную мелочь. Осознав, что сын намного умнее и хитрее, чем она до сих пор думала, Фира Борисовна смирилась и снова стала брать деньги на рыбий жир из семейного бюджета.

А Боря на всю жизнь сделал неутешительные выводы о том, что в бизнесе нельзя верить никому, даже родным и близким. Особенно им. Несмотря на их добрые побуждения и намерения. Ещё он понял, что, имея деньги, никогда нельзя расслабляться и терять бдительность.

Неизвестно, сколько лет ещё поили бы насильно советских детей рыбьим жиром, но после фестиваля и запуска спутника многое в стране изменилось. Прошла и повальная мода на рыбий жир.

У советских детей, наконец-то, наступило долгожданное счастливое и беззаботное детство. У всех, но не у Бори.

Накопленный капитал не давал покоя и требовал умножения и действий.

Боря решил не тратить заработанные деньги на приятные, но бесполезные глупости, как это было принято у нормальных советских детей, а купил на них у соседа-моряка много разных вещей, которые тот привозил из-за границы.

Эти красивые и дефицитные вещи он перепродал втридорога родителям своих школьных друзей, за что те были ему бесконечно благодарны.

И снова Боря не истратил на себя ни копейки, а пустил все деньги в оборот. Так продолжалось много лет, пока Борина семья не переехала в Москву, куда папу перевели по службе.

В Москве Боря быстро сообразил, что торговать заграничными тряпками уже не его уровень.

Он организовал сеть по торговле валютой, весомость и значимость которой после фестиваля оценили все советские модницы и модники.

Сам он жил так тихо и скромно, что никто и не догадывался, какими деньгами ворочает этот незаметный музейный служащий и сколько людей на него работает, даже не подозревая об этом.

Поэтому, когда по приказу Хрущёва многих валютчиков посадили или расстреляли, Боря уже жил в Вильнюсе, откуда, с немалыми потерями и трудностями, перевёз своё добро в Канаду, где проживает до сих пор со своим многочисленным семейством.

Он часто рассказывает своим близким и дальним родственникам, откуда в его семье такое счастье и благополучие, и как тяжело ему это благополучие далось.

И почему в его большой картинной галерее, на самом почётном месте, среди картин известных мастеров, в тяжёлой золочёной раме висит старый советский плакат с улыбающейся пухленькой девочкой под давно забытым лозунгом:

«Знает весь учёный мир, как полезен рыбий жир».