Текст книги "«Свет и Тени» врагов, «совместников/совместниц», «коллег по ремеслу» и… не только генерала Бонапарта. Книга 2: от М до Я"

Главный удар был нанесен по центру и кораблям арьергарда врага.

При рассечении строя противника, искусные английские пушкари вели мощный продольный залповый огонь по противнику с обоих бортов. Делали они это в три раза быстрее, чем союзники. К тому же, в пушки загонялись двойные (!!) -тройные (!!!) заряды, что на короткой дистанции увеличивало пробивную силу ядер, хотя и сокращало износостойкость стволов и грозило их разрывом при выстреле. Это сказалось на результате боя, в котором решающую роль играла артиллерия.

…Ядра, выпущенные почти в упор, производили страшный урон. Они попадали в мачты, в снасти, в надстройки, поднимая тучи обломков и щепок, которые ранили, словно стрелы. Порой, вражеские суда прошивались насквозь. Ружейный огонь и картечь наносили не меньший урон. Смерть неслась со всех сторон. Один из залпов «Виктори» разом смел на тот свет сразу 400 человек из команды французского 80-тонного флагмана «Бюсантора». Ругань и богохульства сражающихся матросов мешались со стонами и криками раненых и умирающих. Выведя из строя французский флагман, «Виктори» тут же принялся бомбардировать 74-тонный «Редутабль» и тут случилось непоправимое…

Благодаря лучшей выучке британских морских экипажей их корабли подходили почти в одни и те же точки и в результате неприятельские суда оказывались в численном меньшинстве. На один союзный корабль приходилось по два-три английских. Флот Вильнева оказался разбитым на изолированные друг от друга группы, и каждую «колошматили» превосходящие силы Нельсона. Союзные суда стали сбиваться в кучу, началась беспорядочная свалка под завесой дыма, описания которой сколь живописны, столь и витьеваты в многочисленной литературе, посвященной этой последней крупной битве кораблей с прямыми парусами.

Правда, по мере разрастания боя суда с тыла франко-испанской линии стали подтягиваться и включаться в драку в центре. Более того, Вильнёв приказал свободным от боя кораблям идти на выручку центра. Поскольку ветер спал, то командам пришлось разворачивать свои суда в нужном направлении с помощью шлюпок и все равно продвижение к месту ожесточенного боя проходило слишком медленно.

И все-таки, 5 вражеских кораблей угрожающе приблизились к кораблям колонны Нельсона с фланга. «Агаменон» с «Аяксом», прежде чем ввязаться в бой в центре, успели дать залпы по приближающемуся врагу, а два последних британских корабля из этой колонны – «Минотавр» и «Спартиат» изменили курс и обрушили свой огонь на союзные суда, заодно прикрыв многие сильно поврежденные британские корабли из нельсоновской колонны. В первую очередь, досталось 80-пушечному «Формидаблю» контр-адмирала Дюмануара де Пеле. Видя, что уже шесть британских кораблей оперативно образовали заслон на пути союзников, Дюмануар поспешил взять курс на Гибралтар, изменив его потом на французский Рошфор.

…Вице-адмирал (27 января 1819 г.), граф Дюмануар (1815 г.) Пьер-Этьен-Рене-Мари Дюмануар Ле Пеллей (де Пеле) (2 августа 1770 г., Гранвиль – в ночь с 6 на 7 июля 1829 г., Париж) в 1787 г. поступил на морскую службу портовым учеником и до 1790 г. служил на Антильских о-вах. Затем получил чин лейтенанта, был причислен к штаб-квартире адмирала Мартена (1752—1820), и служил на линейном корабле «Санкюлот», на фрегатах «Помона» и «Нереида», крейсируя вдоль Африки. Затем перешёл на флейт «Дромадер», направлявшийся в Кайенну. В 1795 г. – капитан 1-го ранга, командир недавно захваченного у англичан линейного корабля «Benvick» в составе эскадры контр-адмирала Ришери (1737—1799), участвовал в захвате большого британского конвоя на Средиземном море и в уничтожении рыболовецких баз на Ньюфаундленде. В 1796 г. командовал морским «эскадроном» и на борту линейного корабля «La Revolution» был в Ирландской экспедиции (неудачной попытке поддержать восстание ирландцев) под командой контр-адмирала Буве де Прекура. В 1798 г. активно способствовал приготовлениям отправления Восточной Армии в Египет, отвечал за руководство конвоем, прибыл в Александрию на борту линейного корабля «Dubois» и был назначен главнокомандующим Бонапартом командиром порта. 24 августа 1799 г. совершил судьбоносное для всей Европы плавание из Египта во Францию на фрегате «Carrere», имея на борту генералов Мюрата, Ланна и Мармона, а также поэта Парсеваля-Гранмэзона; второй фрегат «Muiron» под командой контр-адмирала Гантома нёс на борту генералов Бонапарта, Бертье, Андреосси, а также Монжа, Бертолле, Денона, Лавалетта и Бурьена. Оба фрегата прибыли во Фрежюс: генерал Бонапарт счастливо выкрутился из своей Восточной авантюры и продолжил свою феноменальную карьеру сугубо в Европе. В 1799 г. командовал морским «дивизионом» Брестской эскадры, 21 ноября 1799 г. произведен в контр-адмиралы. Во время сражения против британской эскадры адмирала сэра Джеймса Сомареза 6 июля 1801 г. при Альхесирасе оставался в Кадисе и был впоследствие упрекаем за то, что не пришёл на помощь контр-адмиралу Линуа. В 1804 г. после смерти адмирала Латуш-Тревиля временно возглавлял эскадру Тулона до прибытия адмирала Вильнёва. В 1805 г. сражался при мысе Финистерре, в сражении при Трафальгаре командовал авангардом из четырёх линейных кораблей («Formidable», «Duguay-Trouin», «Mont-Blanc» и «Scipion»), но не вступил в бой и удалился к мысу Ортегаль, где 4 ноября 1805 г. вступил в сражение с британской эскадрой (4 линейных корабля, 4 фрегата) коммодора Страшана. В ходе боя потерял все свои корабли, был ранен в голову и взят в плен англичанами, а после возвращения во Францию предстал в марте 1809 г. перед военным советом и был оправдан. Однако, общественное мнение испытывало сильное предубеждение против Дюмануара и до 1811 г. он оставался без служебного назначения. В 1811 – 13 гг. командовал флотилией гарнизона (морской обороной) Данцига, действовал смело, ранен в голову в одной из стычек при блокаде города русскими, а после капитуляции пленником отправлен в Киев, откуда приветствовал падение Империи и Реставрацию Бурбонов. В июле 1814 г. возвратился во Францию и 6 сентября 1815 г. награждён титулом графа. 27 января 1819 г. получил звание вице-адмирала. Высший Офицер Почётного Легиона (24 апреля 1817 г.) умер в возрасте 59 лет, отдав флоту 28 лет, дослужившись до адмирала всего лишь за 12 лет…

…Кстати сказать, чтобы было, если бы Вильнёв построил свой флот раздвоенной колонной, в которой корабли второй линии стояли бы как бы в шахматном порядке по отношению судам первой линии? Тогда вторая линия могла бы расстреливать британские корабли, пока те занимались бы тем же самым, обрушивая залпы на первую франко-испанскую линию!? Впрочем, Нельсон знал, что делал и сходу завладел инициативой, а веских контраргументов Вильнёв ему так и не сумел противопоставить…

К 16 часам (по другим данным – на полтора часа позже) семнадцать союзных (8 французских и 9 испанских кораблей), в том числе, и самый большой военный корабль в мире 136-пушечный четырехпалубник «Сантиссима Тринидад», спустили флаги, оказавшись в безвыходном положении. А еще одно судно и вовсе было потоплено. Стойкость и выучка их экипажей оставляла желать лучшего.

Адмирал Вильнев, в 14 часов попал в плен, причем без единой царапины. Его флагман «Бюсантор» чудом остался на плаву, но потерял все мачты. А его испанский коллега вице-адмирал Гравина получил смертельное ранение.

У англичан 16 кораблей получили такие повреждения, что их пришлось отправлять на ремонт в Англию и лишь одно судно («Беллайсл»? ) неприятель вроде бы (?) все же смог потопить. Если британцы потеряли от 1.600 до 2.000 моряков убитыми и ранеными («Колоссус» лишился ок. 200 чел. и «Агаменону» пришлось его буксировать в порт), то их противники – в 3—3,5 раза больше.

Разгром Вильнева был полный.

Но Нельсон не увидел своей величайшей победы.

…Еще в начале боя (13:25) французский снайпер с ближайшего к его изрядно потрепанному флагману «Виктори» корабля «Редутабль» (во французской команде было немало метких стрелков!) смертельно ранил одетого в парадную форму и при всех сверкающих наградах Нельсона в спину из мушкета. Пуля раздробила позвоночник.

…Между прочим, его офицеры пытались уговорить надеть другой, более скромный мундир, но он отказался наотрез. «Я честно заслужил эти награды, – ответил Горацио, – и честно с ними умру! Я не собираюсь прятаться от врага!»…

В 16:30 капитан Харди спешно докладывал медленно умиравшему Нельсону, что победа близка! Перед смертью однорукий (но отнюдь не одноглазый, как это, порой, утверждается!) первый моряк своего времени успел вроде бы сказал что-то типа: «Наконец, они добили меня, но я доволен. Слава Богу, я выполнил свой долг!» Впрочем, то ли это – быль, то ли – все же небыль!? Очень часто биографиям великих людей присущи такие яркие «эпитафии»…»

«Аналитическая версия» Трафальгарской победы Нельсона «звучит» не менее впечатлюще…

«…Вернемся к тому, что еще в марте 1805 г. Наполеон поставил перед Пьером де Вильнёвом задачу отвлечь Королевский флот мнимым походом в район Карибского моря. Поход состоялся, однако целей не достиг: британский флот под началом Горацио Нельсона и Катберта Коллингвуда (27 линейных кораблей, 4 фрегата, 2 шлюпа и 16 тыс. моряков), разгадав замыслы Наполеона, продолжал сторожить Ла-Манш. Более того, на обратном пути корабли Вильнёва были перехвачены у мыса Финистерре. Если французы в бой не вступили, то испанцам меньше повезло – они потеряли два корабля.

20 августа франко-испанская эскадра Вильнёва и Федерико Гравины (33 линейных корабля, 5 фрегатов, 2 шлюпа и 20 тыс. морских экипажей) пришла в испанский порт Кадис, где её заблокировали британские корабли. 17 сентября 1805 г. Наполеон послал Вильнёву приказ со всем союзным флотом сняться с якоря, идти к Картахене. Там он должен был соединиться с испанским контр-адмиралом Сальседо, а оттуда к Неаполю, чтобы высадить там войска, находящиеся при его эскадре, в подкрепление генералу Сен-Сиру, который должен был с севера вторгнуться в Неаполитанское королевство.

Объединенная французско-испанская эскадра, несмотря на возражения испанского командующего Антонио де Эсканьо, вышла из Кадиса 19 октября, двинувшись на юг, к Гибралтару. Вильнёв держал свой флаг на «Бюсанторе/Бюцентавр». Вопреки советам своих адмиралов, он, придерживаясь традиционной линейной тактики, выстроил свой флот в одну линию.

Рано утром в 5:30, 21 октября, сигнальщики увидели на западе приближающуюся английскую эскадру. Флот союзников был в 10—12 милях от мыса Трафальгар.

Некоторое время Вильнёв колебался – принять ли бой или вернуться!?

Примерно в 8 утра Вильнев приказал своим кораблям сделать «поворот фордевинд, „все вдруг“, курс норд, в обратном порядке», и двигаться назад, в Кадис. Это означало, что авангард становился арьергардом.

Только к 10:00 поворот был наконец завершен.

Такой манёвр перед началом боя расстроил боевой порядок, в строю кораблей союзников появились опасные разрывы дистанции, а некоторые корабли, чтобы не столкнуться с соседом, вынуждены были «увалиться» (уйти в сторону) и «выпасть» из строя.

Приближался шторм и сильно качало. При таком волнении корабельная артиллерия неэффективна при стрельбе на больших дистанциях. Нельсон учёл все эти обстоятельства: слабый ветер, мертвую зыбь, своё преимущество в ветре – и решил отказаться от классической линейной тактики, где исход боя решает число кораблей, участвующих в битве, а также количество и калибр бортовой артиллерии. Ветер благоприятствовал Нельсону: он шел полным ходом, приказав поставить, для увеличения скорости, дополнительные лиселя.

…Между прочим, существует легенда, будто бы перед началом Трафальгарского сражения Нельсон поднял на своём флагманском корабле флажной сигнал «Англия ожидает, что каждый исполнит свой долг» (England expects that every man will do his duty). Хотя после окончания сражения в формулировке сигнала была обнаружена неопределённость, значение победы и смерть Нельсона привели к тому, что фраза запечатлелась в сознании английского народа, часто цитировалась и перефразировалась…

Британский флот выстроился в две колонны. Флаг адмирала был поднят на «Виктори». Этот корабль шел головным в левой (наветренной) колонне. Правую (подветренную) колонну вел контр-адмирал Катберт Коллингвуд на «Ройял Соверейн».

А вот у Вильнева после поворота его корабли не успели выстроиться в идеальный кильватерный строй, когда следом идущий корабль защищает корму впереди идущего. Строй союзников был на подобие полумесяца, выгнутого вправо, в сторону материка. Вильнёв был сильно ограничен в маневре: у него под ветром был близкий берег, а ветер позволял ему лишь «увалиться» в фордевинд, тем самым, сломав строй и подставив корму под артиллерию Нельсона.

Вскоре после 11часов раздался первый залп.

Это испанская «Санта Анна» открыла огонь по опередившему всех «Ройял Соверейну». Вслед за ней открыли огонь и другие корабли союзников. Сближавшийся под прямым углом Нельсон на какой-то промежуток времени не только очутился в зоне действия дальнобойной бортовой артиллерии Вильнёва, но и сам лишился возможности вести артиллерийскую дуэль, будучи к противнику носом.

Первым ок. 12:30, строй противников прорезал более быстроходный «Ройял Соверейн». Он вклинился между испанской «Санта Анной» и французским «Фуге». Остальные корабли этой колонны британцев отстали, и первые 20 минут он вел бой в одиночку.

Отстав от него на целых 45 минут, «Виктории», возглавлявший наветренную колонну, прорвал строй противника между самым большим кораблем испанцев «Сантиссима Тринидад» и флагманом союзников «Бюсантором».

Нельсон в полной форме, при всех регалиях, находился на шканцах своего флагмана, рядом с его капитаном, Томасом Харди. Адмирал не обращал внимания на уговоры спуститься вниз. Он заявил, что один вид адмирала на мостике флагманского корабля должен вдохновлять всех моряков английской эскадры.

Британские пушкари значительно превосходили выучкой артиллеристов союзников: в среднем на каждый залп французов и испанцев следовало три залпа англичан. К тому же, прорезая строй Вильнева, корабли Нельсона вели огонь с обоих бортов. Главной целью были пушечные порты неприятеля, т.е., в первую очередь, выводилась из строя их тяжелая бортовая артиллерия. Правда, из-за слабого ветра английские корабли вступали в бой с большими временными промежутками.

В тоже время, союзников подвела нерешительность и низкая сплоченность. Их авангард (командующий – адмирал Пьер Дюмануар на флагмане авангарда «Формидабле») оторвался от центральной группировки, и, не обращая внимания на сигналы Вильнёва, продолжал идти на Кадис. Он повел за собой девять кораблей: «Нептун», «Сципион», «Энтрепид», «Райо», «Формидабль», «Монблан», «Сан Франсиско де Асис», «Дюге Труэн» и даже один примкнувший к авангарду корабль из центральной группы – «Эро».

Флагман англичан, «Виктори», обогнув «Бюцентавр», повернул вправо. Такой манёвр ему пришлось сделать, поскольку его слева стал обходить хорошо разогнавшийся «Темерер», до этого следовавший за кормой флагмана. Именно «Темерер» вступил в бой с флагманом союзников, тогд как «Виктори» завязал абордажный бой с «Редутаблем» шедшим в кильватере «Бюцентавра». В таком бою корабли обычно сцепляются снастями, и разъединить их очень трудно. Артиллерия молчит – весь бой сводится к рукопашной схватке и перестрелке из стрелкового оружия.

Именно тогда французский стрелок на марсе «Редутабля» разглядел Нельсона на палубе его флагмана и выстрелил в него из мушкета. Пуля прошла через эполет, пробила плечо и застряла в позвоночнике. Унесённый в лазарет Нельсон был ещё жив и требовал чтобы ему постоянно сообщали о ходе боя.

Вскоре после 14 часов «Бюцентавр» спустил флаг, и Вильнёв сдался в плен. К этому моменту времени уже 12 (либо даже больше?) кораблей французов и испанцев не могли продолжать бой или были захвачены. Вот капитан «Виктории», Томас Харди, на вопрос умирающего Нельсона и ответил ему: «Милорд, этот день за вами».

На самом деле битва отнюдь еще не была закончена. Теперь, когда в суматохе боя корабли с обеих сторон окончательно потеряли строй, каждый капитан мог выбирать себе цель самостоятельно. И к 16 часам акватория морского сражения было вперемешку покрыта французскими, английскими и испанскими кораблями, которые сражались друг с другом.

Наиболее ожесточенные поединки разгорелись в арьергарде союзников, которым командовал Федерико Гравина на «Принсипе де Астуриасе». Его 112-пушечному кораблю пришлось сражаться сразу против двух 74-пушечных англичан – «Дифайенса» и «Ривенджа». Сам адмирал Гравина проявил в бою исключительное мужество, получив множество ран, от которых впоследствии скончался.

Адмирал Коллингвуд, во главе прорвавшихся сквозь строй неприятеля кораблей, устремился вслед за двигающимися к Кадису кораблями авангарда союзников. Это была его тактическая ошибка: арьергард союзников был к тому времени обездвижен и не мог маневрировать, представляя более легкую цель. Воспользовавшись этим обстоятельством, адмирал Федерико Гравина на своем «Принсипе де Астуриасе» поднял сигнал «Следовать за мной». За ним последовали получившие тяжелейшие повреждения в оснастке и потери в живой силе корабли союзников «Сан Хусто», «Сан Леандро», «Монтаньес», «Эндомтамбль» и «Аргонавт». Своим ретирадным манёвром адмирал Гравины позволил этим корабли спастись от английского плена.

Командир авангарда союзников, адмирал Дюмануар на «Формидабле», видя преследование Коллингвуда, наконец, сделал поворот оверштаг. Он приказал всем своим кораблям следовать курсом на запад-юго-запад. Этот курс пролегал значительно мористее общего места битвы. Однако «Энтрепид» (капитан 1-го ранга Энфэрнэ) не подчинился приказу командующего авангардом и довернул влево, устремляясь в самую гущу битвы. За ним устремились почти все корабли, до этого следовавшие за головным кораблем. Завязалась новая фаза сражения, когда в бой вступили свежие силы союзников против потрёпанных кораблей левой колонны англичан. Однако четыре французских корабля: «Формидабль», «Дюге Труэн», «Монтблан» и «Сципионвсе» все же не стали ввязываться в бой и прошли мимо.

В 16:30 Нельсон скончался.

Но бой еще продолжался вплоть до 17:30.

А к ночи наконец разразился весь день столь ожидаемый союзниками шторм – под прикрытием которого они так рассчитывали оторваться от назойливого неприятеля.

Весь день 22 октября буйствовал шторм, который потопил множество кораблей, еле державшихся на плаву, или выкинул их на берег. Например, англичане потеряли захваченные «Сантиссима Тринидад» и «Багаму», которые пошли на дно во время буксировки. А «Монарка» разбилась о скалы испанского побережья.

Экипажи боролись за плавучесть своих кораблей, спешно латая пробоины, откачивая из трюмов воду, связывая заново перебитый такелаж, заменяя рангоут. В этот день было не до обрядов, поэтому тела убитых попросту сбрасывали в море.

Адмирал Гравина, наскоро подремонтировав уведенные им корабли, снова вышел в море. Он предпринял попытку отбить у англичан захваченные ими корабли, а также спасти экипажи тех кораблей, которые еле держались на плаву. Теперь Гравина нес свой вымпел на «Монтаньесе». За ним шли «Сан Хусто», «Сан Франсиско де Асис» и «Тронадор» (100-пушечник, который не участвовал в основном сражении 21 октября), а также несколько легких фрегатов и малых судов.

Заметив приближающиеся корабли под испанским флагом, экипаж «Санты Анны» (капитан 1-го ранга дон Игнасио М. де Алава) взбунтовался, перебил английскую призовую команду и заменил английский флаг своим – испанским. Для подавления бунта к нему устремились два английских корабля. Испанский экипаж открыл по ним огонь и мужественно сражалась, пока к нему не подоспел на выручку Гравина. Поскольку «Санта Анна» уже не могла сама двигаться из-за потери всего рангоута, кроме фок-мачты, пришлось забрасывать на нее буксир с легкого фрегата «Фемида» и транспортировать в Кадис.

А к вечеру шторм разбушевался по новой и потерпели крушение «Сан Франсиско де Асис» и могучий «Тронадор». А вот «Санту Анну» удалось довести до Кадиса.

По одним данным союзники потеряли 18 (либо даже 21?) кораблей (один потоплен, остальные захвачены) и ок. 15 тыс. чел. (4.480 погибших,

2.250 раненых, 7.000 пленено). Правда, часть французского авангарда все же смогла вырваться, в частности, корабли испанского адмирала Гравины добрались до Кадиса. Правда, по другим сведениям союзники лишились порядка 7 тыс. чел., тогда как британцы – ок. 2 тыс. (449 погибших,

1.214 раненых). Хотя англичане захватили или потопили большую часть союзного флота, и не потеряли ни одного корабля, но многие их корабли хоть и остались на плаву, но были изрядно повреждены. Например флагманский «Виктори» пришлось отвести для ремонта в Гибралтаре, прежде чем он смог дойти до Англии (и доставить туда тело Нельсона).

К тому же, намечался шторм, который представлял опасность для потрепанного флота англичан. Надо было срочно возвращаться в Портсмут, причем, с приспущенными флагами – в знак гибели главнокомандующего. Быстроходная шхуна «Пикл» лейтенанта Джона Ричардса Лапенотье понеслась в Англию с горестной вестью: «Враг повержен, но мы потеряли лорда Нельсона!»….»

…Кстати сказать, рассказывали, что тело 47-летнего вице-адмирала Нельсона поместили в бочку с ромом, чтобы привезти в Лондон для захоронения со всеми воинскими почестями в соборе Св. Павла. Существует расхожая легенда, что матросы проковыряли в бочке дырочку, через которую выцедили весь ром и распили его за упокой души славного Нельсона. Учитывая почтение и величайшую любовь, которым пользовался на флоте Нельсон, такая легенда представляется сомнительной. Однако, с той поры в английском флоте выдаваемый на кораблях ром моряки называли «адмиральской кровью» или «кровью Нельсона»…

Своей последней победой он шагнул в Бессмертие. Главной целью его жизни было укрепление военной мощи Великобритании на море. Этому он отдал жизнь без остатка. В 1843 г. в честь победы у мыса Трафальгар в Лондоне была воздвигнута знаменитая Трафальгарская колонна с его статуей.

В своем последнем бою выдающийся флотоводец Горацио Нельсон наглядно продемонстрировал своей флотоводоческий почерк – неожиданный маневр и решительность в самой неблагоприятной обстановке. Численное превосходство противника его не останавливало. Он молниеносно сменил свою тактику – атакующую тактику – чему во многом способствовала безупречная подготовка и слаженность действий его моряков.

…Между прочим, Пьера-Шарля де Вильнёва разгневанный Наполеон клеймил по-разному! То – достаточно разумно: «этот офицер в генеральском чине не был лишен морского опыта, но ему не хватало решимости и энергии. Он обладал достоинствами командира порта, но не имел качеств, необходимых солдату». То – весьма обидно: «…презренная личность…, лишенная мужества и воображения, готовая пожертвовать всем, чтобы спасти свою шкуру». На самом деле, Пьер-Шарль не был бездарным трусом, а вполне профессиональным флотским офицером. Можно сказать, что он был своего рода «морским Груши»: тем самым маршалом Наполеона – исполнительным военачальником, крепким профессионалом, но «без искры божьей», чье по разному трактуемое «поведение» (вопрос весьма неоднозначный!), вроде бы оказало влияние на исход сражения при Ватерлоо – последней битвы Бонапарта. Просто Вильневу было не по плечу конкурировать с военно-морским гением той поры Горацио Нельсоном. К тому же, при сопоставимом числе судов франко-испанские силы уступали английским по уровню оснащенности и боевой подготовки. Вильнёв находился в Англии в качестве военнопленного до апреля 1806 г. Он был отпущен под честное слово, что не будет более воевать против Британии. После фиаско франко-испанского флота под его началом при Трафальгаре и 6-месячного плена в Англии, он оказался на родине. По дороге в Париж на рандеву к Наполеону Бонапарту, будучи полностью деморализован (?) и боясь гнева Наполеона за срыв экспедиции в Англию (?) и потерю флота (?), в гостинице (постоялом дворе) г. Ренна при весьма темных обстоятельствах «ушел из жизни»: покончил с собой. Ему было 42 года, 27 лет он отдал флоту, дослужившись до адмирала за 26 лет. В тоже время, относительно самоубийства, некоторые историки выражают сомнения (Робер Уврар, Виллиан Слоон и др.), так как адмирал Вильнёв скончался от шести ножевых ударов, что было отмечено в полицейском отчёте. Версии относительно убийства Вильнёва циркулируют во французской прессе и литературе начиная с 1826 г., когда вышла книга воспоминаний некого Робера Гийемара, в которой он приводит рассказ от первого лица с описанием сцены убийства адмирала некими иностранцами под командой французского морского офицера. Согласно отчету французской полиции адмирал был найден в комнате постоялого двора, где он ожидал дальнейших распоряжений Наполеона, касательно его дальнейшей службы. По мнению полиции Вильнёв погиб в результате суицида, так как на столе его комнаты, закрытой изнутри на ключ, было найдено прощальное письмо, адресованное жене. Кому была выгодна его смерть? В случае, если бы он оказался под военным трибуналом, то у него была бы возможность постоять за себя и открыто рассказать всю правду о плачевном состоянии наполеоновского флота, о противоречивых приказах из Парижа, о ненадежности испанских союзников и прочих «белых пятнах» в планировавшейся кампании по вторжению в Англию. Нужны ли были подобные «разоблачания» амбициозному императору-«самоназначенцу» Франции Наполеону Бонапарту? Не исключено, что неудачливый адмирал очень «во время» навсегда замолчал: то ли сам закололся (якобы ударил себя в грудь ножем… щесть раз подряд!?), то ли его таким жутким образом закололи!? Официальное расследование быстро сделало вывод о самоубийстве, что, очевидно, было на руку французскому императору. Тот умел, как использовать людей «по полной программе», так и поворачивать «в нужном русле» для общественности информацию об их «своевременном» уходе в мир иной. Так или иначе, но различные фантастические версии смерти вице-адмирала Вильнёва продолжают множиться. Так бывает, когда вокруг смерти заметного (известного) человека слишком много тумана и «всего остального». Официальной церемонии похорон не было. Место захоронения доподлинно неизвестно, но имя… Вильнева высечено под Триумфальной аркой…

Победа в Трафальгарском сражении, имела огромное значение для всей последующей, растянувшейся на многие годы войны. В морской пучине под Трафальгаром были похоронены не только французские корабли – под Трафальгаром была уничтожена идея французского вторжения в Англию. Как позднее лаконично выразился по этому поводу сам Бонапарт: «продолжение войны на море было бы безумием». Были установлены физические и «психологические» границы французской экспансии. Стало окончательно ясно, что наполеоновская Франция ограничена своей сухопутной мощью, а империя – пределами континентальной Европы. Столь же маловероятным казались и перспективы завоевания французами новых заморских колоний.

Отныне, по крайней мере, на ближайшие годы, Англия стала неуязвимой для Франции: пролив, отделявший Британские острова от континента, стал для нее непреодолимым. Англичане могли «спать спокойно» и позволять себе роскошь противостоять Наполеону при каждом удобном случае, укрепляясь в мысли о том, что французы никогда не решаться сражаться с ними, по крайней мере, у них на острове. «Лягушатникам» теперь предстояло изыскивать другие способы борьбы с «Владычицей Морей»!

Трафальгар был расценен как крупнейшее событие этой военной кампании. Победа Нельсона заслонила поражение Макка, Трафальгар затмил Ульм.

Эта битва имела огромное стратегическое – историческое – значение. Франция и Испания навсегда утратили морское могущество. Великобритания на ближайшие сто лет стала величайшей морской державой в мире («хозяйкой морей») и ни одно государство не пыталось оспаривать это!

Последнее на эту тему: исторически так сложилось, что результаты даже самых блистательных побед Наполеона оказались в конечном счете обратимыми, в то время как поражение при Трафальгаре было окончательным и бесповоротным. Хотя Наполеон еще почти 10 лет будет «терроризировать» всю Европу, но по сути дела он уже был обречен. «Туманный Альбион», находясь на острове, теперь был уже вне опасности на очень долгие, долгие годы.

Господство Британии на море из серьезного (до войны: 135 линейных кораблей и 133 фрегата против 80 линейных кораблей и 66 фрегатов) превратилось в подавляющее (в конце войны: 202 линейных корабля и 277 фрегатов против 39 линейных кораблей и 35 фрегатов) и вопрос о крушении империи Наполеона Бонапарта стал лишь вопросом времени.

…Между прочим, еще за несколько лет (конкретная дата вызывает у историков споры – в сентябре 1803 г.?) до Трафальгарской битвы на стол к Наполеону легли чертежи «водной повозки, приводимой в движение с помощью огня» (парохода) американского инженера и изобретателя ирландского происхождения Роберта Фултона (14 ноября, 1765 г., Литтл-Бритн, графство Ланкастер, штат Пенсильвания, США – 24 февраля, 1815 г., Нью-Йорк), с 1797 г. проживавшего в Париже. Его отец, Роберт Фултон-старший, был ирландцем, а мать – родом из Шотландии, они занимались фермерством. Когда ребёнку было всего три года, отец умер, и мать с детьми (три дочери и младший сын) переехали в Ланкастер, продав ферму. В школе юный Роберт не блистал успехами, предпочитая проводить свободное время в местных оружейных мастерских, занимаясь рисованием, черчением и изготовлением фейерверков. В возрасте 12 лет Роберт увлёкся паровыми двигателями, а уже в 14 лет – успешно испытал свою лодку, оснащённую колёсным движителем на ручном приводе. С 17 лет Фултон жил в Филадельфии, работая поначалу помощником ювелира, а затем – художником и чертёжником. В 1786 г., в возрасте 21 года, то есть по достижении совершеннолетия, Фултон, воспользовавшись советом Бенджамина Франклина, уехал в Англию, где изучал искусство рисовальщика и архитектуру у знаменитого Бенджамина Уэста, с отцом которого был дружен отец Роберта. Уже в 1793 г. он представил планы постройки парохода правительствам США и Великобритании. В 1797 г. Фултон переехал во Францию. Здесь он экспериментировал с торпедами, а в 1800 г. представил Наполеону практическую модель подводной лодки, «Наутилус». В этом же году, по просьбе посла США Роберта Ливингстона, Фултон начал эксперименты с паровыми двигателями. В 1803 г. паровое судно длиной 20 м и шириной 2.4 м было испытано на реке Сена, достигнув скорости 3 узлов против течения. Наполеон заинтересовался проектом Фултона и даже приказал особой морской комиссии подготовить резюме о практической выгоде парового судна для французского флота. Высокая комиссия, как известно, забраковала гениальное изобретение американца и ему было отказано в поддержке. Тогда Фултон заказал более мощный паровой двигатель в фирме Болтона и Уатта. В 1806 г. двигатель был доставлен в Нью-Йорк, куда переехал и Фултон, чтобы руководить постройкой судна. В первое плавание пароход Фултона вышел 17 августа 1807 г. Первый пароход часто называют «Клермонт». На самом деле, Фултон назвал его «Пароход Северной Реки», а «Клермонтом» называлась усадьба его партнера Ливингстона, на реке Гудзон в 177 км от Нью-Йорка, которую пароход посетил во время первого плавания. Затем пароход продолжил путь до Олбани. Фултон запатентовал свой пароход 11 февраля 1809 г. и в последующие годы построил ещё несколько паровых судов. В 1814 г. Фултон заложил 44-пушечный военный пароход «Фултон I», также известный как «Демологос», но не дожил до окончания постройки. С 1813 г. Фултон был обладателем эксклюзивного права на постройку пароходов в России: император Александр I предоставил ему монопольное право на эксплуатацию пароходных судов на линии Санкт-Петербург-Кронштадт, а также на других российских реках в течение 15 лет. Но Фултон не смог воспользоваться договором, так как не выполнил основного условия договора – в течение трёх лет он не ввел в строй ни одного судна и этот контракт достался шотландскому промышленнику Чарльзу Берду. Создатель одного из первых пароходов и проекта одной из первых подводных лодок скончался совсем немного не дожив до своего 50-летия. Время массового производства и тем более применения этих кардинальных новинок в кораблестроении тогда еще не подошло. Пройдут годы, прежде чем пароход начнет активно конкурировать с парусными судами, и только через сто лет он окончательно вытеснит их с основных морских акваторий. Так что реально использовать тогда (в 1804—1805 гг.) в морской борьбе с островной Англией пароходы или, как тогда говорили «водные повозки, приводимые в движение с помощью огня», Наполеон вряд ли успел бы…