Текст книги "Фурия"

9

Машина у Диего была настоящее произведение искусства. Я в буквальном смысле села себе на руки, чтобы не понажимать всякие космические кнопки и рычажки на приборной доске. А какой мягкой была серая кожаная обивка!

– Это и есть тот знаменитый аромат новенького автомобиля? – спросила я, чтобы нарушить неловкое молчание, которое сковало нас, пока мы спускались по лестнице.

Диего прикусил губу, словно сдерживал смех. Пожал плечами.

– Только сегодня получил ее из автосалона. Они придерживали эту ласточку для меня.

– Но ты же на следующей неделе возвращаешься в Турин?

– Откровенно говоря, каждый раз брать машину напрокат, а не купить и держать здесь – выйдет дороже, – признался он.

Я не собиралась спрашивать, когда он приедет снова. После сцены, которую устроили папаша и братец, – ни в коем случае. Но раз Диего купил машину, может, он купит и дом? Или квартиру – в одном из новехоньких домов в Пуэрто-Норте.

– А где ты ее оставишь? – спросила я. – Когда вернешься, тебе уже успеют все кожаные сиденья ободрать.

– Я ее отгоню в Буэнос-Айрес. Там один парень держит крытую парковку для машин игроков.

– Гений, – сказала я.

Владелец парковки, наверное, гребет деньги лопатой.

БМВ даже не трясло на узких улочках нашего района, где мостовая была выщерблена из-за сильных дождей и бездействия дорожных служб. Сиденье автоматически подстроилось под мое тело, и я ехала как на мягкой подушке. Тряски не ощущалось вообще.

– Круто, да? – спросил Диего, заметив мое удивление.

– Совсем как сто сорок второй автобус, – сказала я, глядя в окно.

Сейчас, когда я сидела в машине, меня даже не пугали бродячие собаки, отсыпавшиеся на тротуарах после ночных похождений. А когда мы выехали за пределы нашего района, Диего опустил окно со своей стороны. В салон ворвался ветер, взъерошил ему волосы, принес запах горящих палых листьев. Вдалеке глухо протарахтела тележка продавца попкорна – и шум смолк.

– Ты такая красивая, – тихо сказал Диего.

Шутит или нет? Я повернулась к нему, но он смотрел вперед, на дорогу, и крепко держал руль.

Это он красивый.

– Мне надо позвонить Роксане. Я возьму твой мобильный?

– Сейчас?

– Сейчас. Это срочно, а мой сдох.

Диего слегка дернул уголком рта, но вынул из кармана куртки изящный тонкий телефон и вручил мне. У Пабло айфон был куда более старой модели, и я замешкалась, потому что не знала, как разблокировать этот.

– Вот так. – Диего на минутку забрал телефон, поднес экран к своему лицу, а потом быстро вернул мне.

Он закрыл окно, и я набрала номер Роксаны. Раз, другой, третий. Но она не отвечала. Наверное, трубку не берет, потому что незнакомый номер. Наконец я написала ей сообщение: «Ответь на звонок. Это Камила».

Диего вел машину, а я держала телефон во вспотевшей руке и молила небеса, чтобы Роксана ответила и выручила меня. Но, как я ни сверлила глазами экран, она не отвечала.

Я бережно положила мобильник на центральную консоль. Диего глянул на меня, потом на телефон, но промолчал.

Напряжение все росло, становясь невыносимым. Ничего себе первое свидание! И ведь самые простые вопросы, чтобы разбить лед, не задашь. Я и так главное о нем знаю. По зодиаку он Водолей. Его любимые цвета – синий и желтый, но леденцы он предпочитает розовые. Любимое число – десять, ясное дело, а любимый супергерой – Человек-Паук, как и у меня.

Но даже если любимые цвета и супергерои у него прежние, сам он – другой. Я знала Диего до «Ювентуса». А теперь какой Диего рядом со мной?

– Мы вчера вечером толком не поговорили про Турин, – наконец решилась я. – Каково это – играть в такой команде? И как ты себя чувствуешь, вернувшись домой?

Получилось примерно как у той журналистки, которая забросала меня вопросами после матча.

Диего вздохнул с облегчением, и неловкость улетучилась.

– Иногда чувство такое, будто я никуда и не уезжал из Росарио. – Он одарил меня своей фирменной улыбкой. – Ничего здесь не изменилось. Ребятня играет на парковке, продавцы попкорна стоят на перекрестках, на тротуарах чешутся и ищут блох бродячие собаки, а по выходным готовят пасту. Но сегодня утром я не сразу понял, где я. Скучаю по своей квартире и постели.

– В Турине, наверное, все такое красивое…

Диего пожал плечами.

– Да, но за такую жизнь платишь высокую цену, и я не про евро.

– Скучаешь по Росарио?

– Так, что сердце рвется. – Он потер грудь. – Я делаю любимое дело, но по Росарио так тоскую… даже не ожидал. Луис Фелипе называет это saudade – грусть-тоска.

Португальское слово наполнило меня тоской по чему-то, что я еще не успела потерять. Моя грусть-тоска, моя saudade, была связана скорее с тем, чего в моей жизни не было, – с возможностью играть в футбол, ни от кого не скрываясь.

– Расскажешь мне про Луиса Фелипе? – Я уже видела его соседа по квартире на некоторых кадрах из Снэпчата, которые мне показывала Роксана. Запредельный красавец. Лицо точеное – будто Микеланджело из мрамора ваял. Диего почти на всех фото с Луисом Фелипе хохотал, а значит, парень – отличный приятель и сосед. Подружку бразильца звали Флавия, она работала фотомоделью, но знакомы они были с детства и сейчас пытались поддерживать роман на расстоянии.

Диего рассмеялся:

– Этот парень – бразильский карнавал в одном лице. Говорит: «Tudo bem, tudo bem – всё путем», – всю ночь гуляет с девчонками, а наутро выходит на поле и играет как зверь. Он… яркий персонаж – что верно, то верно.

Во рту у меня пересохло – я попыталась представить себе, как Флавия сидит дома и обдумывает свой роман по удаленке, а ее дружок тем временем гуляет с другими ночи напролет. Интересно, она знает? Переживает? А что Диего? Он тоже гуляет с ними всю ночь?

Я отвернулась к окну. Мы катили мимо городского кладбища Милосердия. Его просторы охранял целый легион каменных ангелов. Где-то на этом кладбище лежит дедушка Ахмед. Но я никогда не была на его могиле, даже прошлой весной, когда Пабло и мама перекрашивали надгробие в синий и голубой. Когда за окном проплыли мраморные ворота, я отвела взгляд, но даже сквозь кокон машины ощутила холод кладбища – меня точно коснулись ледяные пальцы. Мы свернули на улицу 27 Февраля и поехали через квартал, застроенный аккуратными свежевыкрашенными двухэтажками – на окнах металлические решетки, на крышах спутниковые антенны-тарелки.

У обочины валялся кое-какой мусор: окурки, пивные банки. И повсюду дремали бродячие собаки. И было полно детей всех возрастов – кто гулял, кто играл, а кто и работал. Совсем сопливые малыши караулили у светофоров – показывали нехитрые фокусы или протирали лобовые стекла машин. Им давали мелочь. Таких называют trapitos, оборвашки.

Когда мы остановились на светофоре, Диего помрачнел. Опустил окно и дал пятилетнему малышу купюру в сто песо. На эти деньги мальчишка вряд ли что сможет купить, ему даже на гамбургер не хватит. Диего слишком долго отсутствовал и теперь не представлял себе уровень инфляции.

– Pobrecito, бедолага, – вздохнул Диего.

Я проследила за малышом – он подбежал к девчушке чуть постарше, и оба припустили прочь и пропали из виду.

Лицо у Диего окаменело. Ведь до того, как его нашла и пригрела Ана, он тоже был таким вот бедолагой на перекрестке, показывал футбольные трюки за мелкую монету.

Я не знала, что сказать, поэтому коснулась его руки, и он инстинктивно напрягся.

– Да ты качок! – полушутливо воскликнула я. Диего всегда был в отличной спортивной форме, но от европейских тренировок мускулы у него стали каменные, как у статуи.

Он улыбнулся, покачал головой, и глаза его прояснились.

Еще квартал, другой, и мы затормозили перед величественным храмом из красного кирпича, оштукатуренного охрой. По обе стороны от входа тянулись стрельчатые готические окна.

– Мы сначала сюда?

– Сделай дело – гуляй смело, – смущенно улыбнулся Диего.

Он не успел галантно распахнуть для меня дверь – я вышла из машины сама.

Уже волнуясь, мы перешли улицу. И тут я поняла, что парк Иригойен и футбольное поле, где мы тренируемся всей командой, совсем рядом – за углом. Должно быть, я проезжала мимо этого храма миллион раз, но никогда не замечала его.

Росарио каждый раз поворачивается к тебе новой стороной – в зависимости от того, откуда смотришь. Одну видно из окна автобуса, другую – из окна шикарного автомобиля, третью – когда идешь пешком.

Главный вход в монастырь был заперт на замок, но мы вошли через маленькую боковую дверь. На металлической табличке значилось: «Школа Доброго Пастыря. Основана в 1896 году».

Я подумала обо всех девушках, заточенных в эти стены только потому, что они боролись за право голоса, требовали, чтобы отцы и мужья не смели их избивать, или хотели приличной зарплаты. Las Incorregibles, неукротимые. Эти стены видели столько отчаяния и боли – неужели здесь не водятся призраки узниц? Тысяча восемьсот девяносто шестой был так давно, но с тех пор мало что изменилось.

Мы вошли в вестибюль, и нас встретил обычный детский гомон: вопли, хохот, болтовня. Где-то заплакал младенец. Потом мы очутились во внутреннем дворе, заставленном белыми статуями святых – я узнала не всех. Был тут и Иисус с агнцем на плечах. Фонтан не работал, в нем лежали палые листья.

Во двор вышел высокий темнокожий священник – волосы с сильной проседью, глаза окружены сеточкой морщин. Об отце Уго я слышала с тех самых пор, как познакомилась с Диего, но встретилась с ним впервые.

– Падре! – окликнул его Диего.

– Диегито! Приехал! – воскликнул отец Уго так радостно, что и я улыбнулась. Он положил руки на плечи Диего, заглянул тому в глаза. – Дети вчера увидели тебя по телевизору в репортаже – как ты болеешь вместе со всей трибуной. Я думал, они кухню разнесут от восторга. Можно было подумать, Второе Пришествие увидели. Ну а уж когда узнали, что ты теперь в «Ювентусе»…

Диего расхохотался, по двору с его облупленными стенами запрыгало эхо, а отец Уго просиял.

– Знакомьтесь, падре, это Камила.

– Ну конечно же, Камила. – Отец Уго пожал мне руку. – Диего так много о вас рассказывал. Я годами слушал: Камила то, Камила сё.

– Падре, ну что вы! – И Диего покраснел. – Не выдавайте мои секреты. Камила пришла к вам на собеседование, она хочет преподавать детям английский.

Отец Уго внимательно посмотрел на меня. Глаза у него были черные, но тьмы в них не было.

– Я пойду погоняю мяч с ребятишками, ладно? – спросил Диего.

– Только чтобы они не бесились, а то потом не угомонить. О большем не прошу.

– Постараюсь. – И Диего побежал к мальчишкам, а они окружили его и помчались за ним. Я не могла оторвать от этой картины глаз.

Священник кашлянул.

– Итак, Камила, Диего сказал мне, что вы сами выучили английский и еще до окончания школы получили степень лиценциата. Впечатляюще!

– Спасибо, падре. – Я смутилась, потому что к похвалам не привыкла.

– А что сподвигло вас учить английский?

– Если честно, я всю жизнь мечтала учиться в университете в Соединенных Штатах. – С тем же успехом могла сказать, что мечтаю полететь в космос.

– В Штатах? Но ведь со всех концов Южной Америки и даже со всего мира люди, наоборот, съезжаются в Аргентину за бесплатным высшим образованием. Зачем же вы хотите уехать?

– Я хочу получить образование, – объяснила я, – но еще хочу играть в футбол. Американские команды – многократные победители чемпионатов мира и Олимпийских игр. А все потому, что у них в университетах потрясающие программы.

Сердце у меня стучало, на носу выступила испарина, словно я была на исповеди. Я никогда раньше не разговаривала со священником вот так запросто, не в храме.

– Понятно… Играть там за университет было бы все равно что получить контракт с «Ювентусом», верно?

Я засмеялась и помотала головой. Вот уж никоим образом.

– Только без всех этих миллионов. Игроки из университетских команд вообще-то ничего не зарабатывают. Но выступление за университет открывает перед тобой двери, которых раньше даже не существовало. У них там профессиональная женская лига.

Глаза у отца Уго округлились от удивления.

– Но стипендии дают далеко не всем зарубежным студентам, поэтому буду метить в Национальную женскую футбольную лигу. Попасть туда трудно, но не то чтобы совсем невозможно. Даже если эта цель слишком далека, кто знает, куда меня заведет путешествие.

Какое блаженство было выговориться отцу Уго!

– Каждый год множество людей приезжают в мою родную Индию в поисках просветления, – сказал падре в ответ. – Когда мне исполнилось восемнадцать, я отправился на поиски себя. Я тоже хотел узнать, на что способен, и в жизни бы не подумал, что окажусь в Росарио. А теперь здесь мой дом. И мой народ.

Пока священник не сказал, что родом из Индии, я и не замечала, что говорит он с легким акцентом.

У меня за спиной какой-то малыш пронзительно пискнул от восторга, я обернулась и увидела, что Диего стоит посреди двора в куче сухих листьев. Волосы у него стали как воронье гнездо. И ничего в нем сейчас не было от Титана. Будь он футбольной звездой, задавакой, который пьян от славы и денег, мне было бы куда легче отвернуться от него. Но перед таким Диего я была просто безоружна.

Я не успела отвернуться, и отец Уго увидел, какое у меня лицо.

– Итак, вы мечтаете о футболе?

– Да.

Отец Уго с улыбкой развел руками.

– А тем временем вам нужна работа. Мне же нужен преподаватель английского для детей.

Я кивнула и стала ждать, что он скажет дальше.

– У вас есть опыт преподавания?

– Я готовила школьников к экзаменам, только не в школе, а на дому. Но вообще я люблю детей и быстро все схватываю.

– Понятно. Однако, прежде чем вы займетесь тем, к чему не готовы, я должен рассказать вам, какого рода у нас школа. И с какими детьми вы будете иметь дело.

От колокольни во двор падала длинная тень. И в этой тени было холодно. Чтобы не дрожать от холода и волнения, я скрестила руки на груди.

– Многие здешние дети успели пройти через такое, что большинству из нас и представить не под силу. – Отец Уго смотрел на меня пристально и говорил очень серьезно. – Они совсем не такие, как школьники из американской школы в центре города. Но для Господа они столь же драгоценны. Кроме вспомоществований от международных благотворительных организаций у нас никакой финансовой поддержки нет. Наша с сестрами работа – как белкино колесо. Бежим, выматываемся, но никуда не прибегаем. Повторяем одни и те же движения сегодня, завтра и послезавтра. Каждый день одно и то же. Возможно, из всей этой толпы детей один-двое вырастут в Диего. Или в такую, как вы. В ребенка, чьи мечты настолько прекрасны и грандиозны, что игнорировать их – грех. Когда такое дитя стремится воплотить свою мечту, она того стоит – и любые усилия и неудачи будут не напрасны.

– По-моему, работа просто замечательная, – сказала я и расправила плечи. – И вы с сестрами не можете выполнять ее без поддержки. Наверняка есть немало таких, как Диего, – и им нужно протянуть руку помощи.

– Верно. Но вы должны понять: Диего – исключение из правил. За все годы работы я видел немного детей, которые не заканчивали тюрьмой или бродяжничеством. Редкие, драгоценные случаи. Камила, у большинства детей, которые ищут у нас приюта, есть родные. Эти малыши приходят сюда, чтобы не умереть с голоду. Приходят, потому что в детях еще теплится божественный свет и их инстинктивно тянет туда, где можно обрести порядок, тепло и любовь. Но когда они вырастают или когда им причиняют боль те, кому должно бы их защищать, – тогда этот свет гаснет. Умирает. Эта смерть, утрата невинности и надежды, – горькое зрелище, не все волонтеры способны его вынести. И тогда они сдаются. Если вы согласитесь преподавать у нас, обещаете работать, даже если покажется, будто мы совсем не продвинулись вперед?

Удивительно, до чего легко мне дышалось рядом с этим, по сути, незнакомым мне человеком, таким непреклонным, целеустремленным и добрым.

– Падре, я знаю, что будет трудно. Не обещаю, что всегда буду бодра как птичка, но духом не упаду. А теперь скажите, что от меня требуется?

Отец Уго какое-то время смотрел на меня молча, а потом его лицо озарила щедрая улыбка.

– Можете приходить после школы, будете помогать мне кормить детей полдником и делать с ними уроки. У нас тут некоторые рискуют остаться на второй год, и, я думаю, они загорятся и потрудятся как следует, если им пообещать уроки английского в награду за прилежание. Они же хотят смотреть и понимать Ютуб и Инстаграм[8]8
  Деятельность продуктов компании Meta (Instagram и Facebook) запрещена на территории РФ.


[Закрыть], а там все на английском. Как думаете?

– Думаю, справлюсь.

Тренировки у нас в восемь вечера, так что расписание складывалось очень удобно. У меня уже крутились в голове десятки идей, как начать учить этих детишек желанному английскому.

– Много платить мы не сможем…

– Вот это вас пусть не беспокоит. – Конечно, я откладывала каждый песо, но как я смогу брать деньги с этих бедолаг, которым они еще нужнее?

– Но меня это беспокоит, – возразил отец Уго. – Зарплата скромная, однако вы должны ее получать. Это ведь работа, а не волонтерство. – Он говорил твердо и настойчиво.

– Хорошо, деньги возьму.

– Конечно возьмете. Две тысячи песо в неделю – сущие гроши.

Две тысячи песо в неделю, значит, восемь тысяч в месяц. Да у меня отродясь не водилось на руках такой суммы сразу. Как по мне, выходили вовсе не гроши. Если копить весь год, получится примерно пятнадцать тысяч долларов. Целое состояние!

– Честное слово, мне вполне хватит, – заверила я.

Отец Уго взял мои руки в свои, мозолистые и теплые, и вывел на середину мощеного двора.

– Раз все решено, пойдемте к детям.

Дети, а с ними и Диего, играли под руководством одной из монахинь. Питер Пэн и пропавшие мальчики, подумалось мне. Пусть у них сбудутся все мечты, как сбылись они у Диего! Но я взмолилась не только об этом. Небо, пусть и я тоже сумею исполнить свою мечту и пусть ничто и никто не сможет мне помешать!

10

– Ну как, все прошло хорошо? – спросил Диего.

– Да, и, по-моему, работа будет нескучная.

Сердце у меня колотилось, но не из-за детей или отца Уго. Ведь на часах была всего половина четвертого, а значит, весь остаток дня я проведу с Диего, мы вдвоем и больше никого!

– Дети тебя уже обожают. – Он ослепительно улыбнулся и тут же застенчиво потупился. – Их можно понять.

– А ну, прекрати! – Я шутливо шлепнула его по руке, но вообще-то шлепнуть мне хотелось саму себя. Чтобы очухаться. Потому что достаточно было одного жаркого взгляда Диего – и фантазия у меня вспыхнула как лесной пожар. Я не знала, что сказать, что сделать.

– Ты чего? – Не иначе, Диего почувствовал, как я разволновалась.

В волосах у него запутался сухой листик, я протянула руку убрать его – и на мгновение задержала пальцы в шелковистых кудрях Диего. Потом провела рукой по его шее и почувствовала, как кожа у него покрылась мурашками.

– У тебя холодные пальцы. – Он поймал меня за кисть и поцеловал в ладонь.

Я мягко отстранилась и сложила руки на груди.

Через несколько дней Диего вернется в свой Турин. Что ж я, повторю свою ошибку? Снова западу на него, хотя он вот-вот уедет? Нет, получить его и потом потерять – еще раз я такого не хочу.

Диего запустил двигатель.

– Ты не передумала поехать со мной на свидание, мамуся?

– А ты?

Ох уж это chamuyo, histeriqueo – аргентинское национальное искусство пикировки и кокетства, подколок и шуток, флирта и заговаривания зубов. Я не собиралась ввязываться в эту игру с Диего, но устоять не могла.

– Я целую вечность мечтал свозить тебя на реку. Погляди – и распогодилось. Не денек, а загляденье!

– Я думала, мы в планетарий.

– А он закрыт до декабря. На ремонт. В следующий раз обязательно тебя свожу.

– Тогда поехали на реку, – сказала я и с наслаждением подставила лицо солнцу.

Диего включил радио, понажимал кнопки и наконец выбрал «Vida FM».

– Ты все еще слушаешь эту станцию? – спросила я, притопывая ногой в такт песне Густаво Серати, которую раньше никогда не слышала. Уж его гитару и голос ни с кем не спутаешь.

– Да, постоянно. Через приложение, – сказал он. – Ребятам из команды нравится музыка, которую я слушаю.

Сзади нам посигналили, и какая-то машина обошла нас справа.

– Ты ведешь слишком медленно, Титан, – сказала я. – Боишься, что ли?

Диего пожал плечами, не сводя глаз с дороги впереди. Прибавил скорости, сигналя на каждом перекрестке, даже когда по правилам ему должны были уступить, – словом, теперь он вел машину так же, как и все автомобилисты вокруг нас.

– Я водил по Парижу и Риму, но знаешь, что нужно для езды по Росарио?

– Нет, не знаю, потому что я в жизни не сидела за рулем, – сказала я, обеспокоенно наблюдая за девушкой-курьером в огромных наушниках – она зигзагом лавировала между машинами на мотоцикле.

Диего глянул на меня.

– Поучиться хочешь?

– А то нет! – Я рассмеялась. – Но как? Папаша меня к своему «пежо» не подпустит. Даже мама – и та не знает, где он прячет ключи от машины.

– Тогда прямо сейчас и попробуем, – объявил Диего, резко сворачивая на Чакабуко в направлении парка Уркиса.

– Что-о-о? – ужаснулась я. – А если я впилюсь в дерево или собью пешехода?

– Ками, водить – не с парашютом прыгать. Вот увидишь, это просто.

К сожалению, совсем скоро впереди сквозь пальмы и голые ветви деревьев показался купол планетария. В парке кипела жизнь. Группа пенсионеров занималась тай-чи на лугу, явно не замечая подростков, которые тут же гоняли в футбол. Ближе к дороге метали шары старики в беретах и вязаных кофтах – играли в бочче, и на лицах у них была та же сосредоточенность, с какой моя мама расшивала платья. Мимо нас пробежал трусцой молодой папаша, а рядом с ним увлеченно крутила педали девчушка на крошечном розовом велосипеде. Стоило велосипеду покачнуться, как отцовская рука сразу взлетела дочке за спину, для подстраховки, но малышка не упала.

Диего затормозил и наконец остановился на пустой парковке у заброшенного супермаркета.

– Ну, выходи.

– Я не смогу. – Я вцепилась в сиденье.

Диего обошел машину, открыл дверь с моей стороны.

– Давай сделаем это, детка, – сказал он, взял меня за руку и мягко потянул из машины.

– А если ты из-за меня пострадаешь? – Я попыталась отнять руку, но Диего не поддавался. Он подтолкнул меня к дверце с водительской стороны.

– Estás loco? Ты спятил?

Он обернулся и пристально посмотрел мне в лицо, будто предлагал прочитать ответ в его глазах. Шагнул ко мне. Я шагнула назад. Это напоминало танго-дуэль. В спину мне уперлась дверца машины. Отступать было некуда.

– Все будет хорошо. Не бойся, – сказал Диего.

Голова у меня закружилась от запаха его одеколона. Сейчас ведь наделаю глупостей похуже, чем сесть за руль авто, которое стоит больше всей моей жизни. Я поспешно топнула ногой и выпалила:

– Отлично!

И, сама не своя, села за руль.

Диего рассмеялся и занял место пассажира. Выключил музыку:

– Это чтобы ты не отвлекалась.

Можно подумать, меня не отвлекает его близость! И гораздо сильнее, чем какое-то там радио.

Потом он опустил стекло, чтобы мне не было жарко.

– Прежде всего пристегнись. – Диего подождал, пока я выполню приказ. Ему явно нравилось командовать. – Теперь нажми на тормоз и включи режим вождения. Видишь, буква D. – Я завозилась с рычагом передач, и он накрыл своей рукой мою. – Теперь отпусти тормоз и нежно нажми на газ. Да, разгоняйся вот так. Мягко и плавно. У тебя отлично получается. Езжай прямо. Уверенно.

Я старалась сосредоточиться, но мысли у меня путались и в каждой фразе мерещился двойной смысл. Диего откинулся на спинку сиденья, расслабленный, будто нежился на пляже Ла-Флорида.

– Смотри на дорогу.

Ладони у меня вспотели, но я боялась выпустить руль, чтобы отереть их о джинсы. Однако через несколько секунд сердце у меня забилось ровнее, в голове прояснилось. Я несколько раз глубоко вдохнула. Надо показать Диего, что я сильная и справлюсь с любой задачей, которую он передо мной поставит.

– Теперь отпусти газ и нажми на тормоз правой ногой. Вот так.

Я резко надавила на педаль, и машина дернулась.

– Ой! Извини.

Впечатлила так впечатлила.

– У тебя сиденье слишком далеко отодвинуто, крошка, – спокойно сказал он, перегнулся через меня и начал крутить рычажки на водительской дверце, пытаясь подогнать все как надо.

Кожу мою закололи тысячи иголочек. Диего ведь, можно сказать, лежал на мне всем телом.

– Прекрати! Я сама! – возразила я и мягко отпихнула его.

Он засмеялся, а я подвинула кресло вперед и отрегулировала спинку, чтобы доставать ногами до педалей. Подмышки пощипывало от пота. Надеюсь, от меня хотя бы не пахнет.

– А левой ногой что делать? – спросила я, показывая, что владею ситуацией.

– Просто спокойно поставь ее на упор слева. Пусть отдыхает. Машина на автомате.

Это многое объясняло. В прошлом году Роксана пробовала поводить отцовский джип – поучиться. Но наша затея чуть не кончилась катастрофой, потому что она не знала, как выехать задним ходом со стоянки.

Если бы Роксана меня сейчас видела, ух, мне бы влетело.

– Сделаем кружок вокруг квартала. Только осторожно – дети. – Диего кивнул на компанию подростков на прокатных электросамокатах.

Я медленно объехала квартал, думая только о том, как бы никого не сбить и не попортить машину, которая стоила невообразимых денег, и еще не ушибить Диего, ведь он только что продлил контракт с «Ювентусом».

– Еще разок, – сказал Диего.

Теперь, когда я уже знала, как поворачивать и регулировать скорость, я ощутила, насколько же чувствительна эта машина. Она слушалась малейшего моего движения. Она будто читала мысли. Сливалась со мной в единое целое. В глубине души меня так и подмывало проверить, какую скорость я смогу на ней развить, но я ехала медленно и поворачивала очень осторожно.

Наконец меня даже хватило на улыбку.

– Все, моя жизнь испорчена, – заявила я, заводя машину на парковку.

– Ты о чем?

– После такой машины все остальные будут казаться ржавыми ведрами.

Диего засмеялся. Я остановилась перед супермаркетом.

– Та-дам! – пропела я, улыбаясь до ушей и повернувшись к Диего.

Солнце светило ему в спину, лицо оказалось в тени, так что я не видела, как именно он на меня смотрит. Но по голосу услышала – он тоже улыбается.

– Да ты прирожденный водитель, – сказал он. – Оглянуться не успеем, а ты уже будешь рассекать по Турину на моем «Джипе».

– У тебя машина марки «Джип»?

– Ага. «Джип» – один из наших спонсоров, так что игроки ездят на новейших моделях – в рекламных целях. У меня белый, и окна у него сильно затемненные – на грани дозволенного.

Это просто в голове не укладывалось! Значит, у Диего целых две люксовые машины, и одна бóльшую часть года будет просто стоять себе в гараже в Буэнос-Айресе. Но лучше уж попытаться уложить в голове это, чем его слова про меня, «Джип» и Турин.

– Мы еще не закончили. – Диего снял мою руку с руля и переложил на рычаг коробки передач. – Теперь переключись на режим парковки. Чтобы заглушить мотор, нажми на эту кнопку.

Машина умолкла и замерла, зато у меня от прикосновения Диего сердце снова помчалось галопом.

– Круто было, – сказала я, не глядя ему в глаза и не отводя руки́ от кнопки запуска. – Спасибо тебе.

– Для тебя – что угодно, – откликнулся Диего, смахивая волосы со лба. – Пойдем погреемся под солнцем.

Мы зашагали к реке. Шли рядом, и наши руки то и дело соприкасались.

– Надеюсь, пока гуляем, машину не угонят. – Я оглянулась через плечо. На парковке машин класса люкс больше не было. Она так выделялась – как если бы на ней светилась надпись «Угони меня».

– Сегодня все будет хорошо – и никак иначе, – заверил Диего, будто заглянул в будущее и увидел там лишь удачу.

Как легко было ему поверить.

Не знаю, что было причиной. Может, облегчение, что я справилась с вождением – никого не зашибла и не опозорилась. Может, в крови еще играл адреналин. Но сейчас все вокруг казалось прекрасным. Солнце светило не по-августовски ярко и жарко, небо голубело как на открытке. Впереди коричневато золотилась река и волны лизали бетонную набережную. Я смотрела на огромное небо, на речные волны, на Диего рядом, и сердце у меня ныло от счастья.

На переходе через проспект Бельграно он взял меня за руку. Я глянула на него. Он пожал плечами.

– Не хочу тебя потерять.

Я не стала выдумывать неуклюжую подколку в ответ – просто закатила глаза к небесам, и Диего улыбнулся. Когда мы перешли улицу, руку мою он так и не выпустил, но и я не спешила ее отнимать.

Как и в парке Уркиса, все зеленые лужайки вдоль проспекта Бельграно были заполнены гуляющими: еще бы, три дня выходных, всем хочется отдохнуть как следует. Ла-Костаньера – пешеходный променад, который тянулся от памятника национальному флагу через парк Эспана до самого Центрального стадиона Росарио и дальше, – был заполнен киосками и лотками с уличной едой, тут же продавались сувениры и выступали уличные артисты.

На Диего никто и внимания не обращал. Мы шли как самая обычная парочка. Мы. Вдвоем. Пара.

– Я скучал по запаху реки, – сказал Диего и глубоко вдохнул. – По тому, как растворяешься в толпе. Как радуешься выходному.

Мимо нас протолкнулся какой-то паренек лет двадцати с тележкой закусок, свистнул на ходу, и Диего сказал:

– Давай перекусим. Умираю с голоду.

Паренек торговал torta asada, лепешками с мясом, вроде гамбургеров, а на тележке у него имелся настоящий гриль. От запаха лепешек у меня слюнки потекли.

– Держи. – Диего отломил половину лепешки и вручил мне. А сам впился зубами в свою, зажмурился и простонал от удовольствия. – В жизни ничего вкуснее не ел!

– Надо было прихватить термос с матэ, – сказала я.

Он склонил голову набок, полюбовался на небо и вздохнул.

– И почему это я не сообразил?

– Потому что планирование – не твоя сильная сторона, Титан.

Он прищелкнул языком.

– Можем купить лист матэ и кипяток в каком-нибудь киоске, попозже.

– Тут это стоит целое состояние, – предупредила я.

– Ничего, я обменял евро, когда покупал машину. Так что мы богачи. – Он хлопнул себя по карману, и я рассмеялась.

Какой-то мальчишка на скейтборде затормозил посреди дорожки, ткнул в сторону реки и крикнул:

– Гляньте!

Мы обернулись.

Сначала мы увидели только желто-красного воздушного змея, который парил низко над водой. От него тянулся трос – и заканчивался в крепких руках человека в черном гидрокостюме. Он ловко балансировал на доске, ловя движение змея и качаясь на речных волнах. Когда спортсмен подпрыгнул на три метра над водой и потом опустился обратно на волны, зрители, замершие у ограждения, бурно захлопали в ладоши. В считаные минуты толпа рассосалась, но Диего прислонился к парапету над водой и все наблюдал за спортсменом. Потом обнял меня за талию и притянул к себе. В первое мгновение я инстинктивно хотела вывернуться, но лишь прижалась к нему теснее. Он положил подбородок мне на макушку, и мы молча смотрели на реку, на фигуру в черном, на желто-красного воздушного змея и на синих ласточек в небе, которые кружили и чирикали, будто по волшебству ожившие оригами.