Текст книги "Фурия"

– Я на него смотрю – у меня и то все мышцы заболели, – сказал Диего.

Да уж, не так просто маневрировать на доске и управлять змеем, чтобы он не падал каждый раз, как ветер относит его к берегу. Для этого нужна невероятная мышечная сила. Я как завороженная смотрела на напряженное лицо спортсмена.

– В следующий раз можем тоже попробовать, – предложил Диего.

– Ты столько всего хочешь попробовать в следующий раз…

– Я столько всего хочу прямо сейчас…

Я обернулась к Диего.

– Например?

Он не ответил. Взгляд его остановился на моих губах, и я оперлась о парапет, потому что ноги подогнулись. Но тут к нам приблизился мальчишка на скейте и впился в Диего глазами. И разинул рот.

– Диего Феррари? – прошептал он.

Диего кивнул, но по лицу его было понятно – он молча просит не выдавать его присутствие.

– Пожалуйста, можно мне селфи с вами, гений? – Мальчик вытащил из кармана телефон. – Я братишке покажу. Он вас обожает. Без селфи на слово не поверит, что вы тут были.

– Конечно, – кивнул Диего.

Мальчишка просиял, встал рядом с Диего и щелкнул камерой. Глянул, что получилось, потом хлопнул Диего по плечу.

– Огромное вам спасибо, маэстро!

Маэстро, гений. Вот какая у Диего теперь жизнь.

Мальчик укатил на своем скейтборде в сторону памятника флагу, а Диего взял меня за руку и повел в противоположном направлении. Мы обогнали выгульщика собак и целую свору его подопечных – хаски, чихуахуа, дворняжек – и, пробираясь через ряды киосков и лотков с сувенирами и едой, наткнулись на кучку людей, перекрывшую променад.

– Что тут происходит? – спросила я, приподнимаясь на цыпочки. Разглядела сквозь толпу танцовщиц – они отплясывали зумбу и были слишком легко одеты для зимней августовской погоды.

Мы обошли девчонок, но Диего ни разу даже не взглянул на них. Он не выпускал мою руку. Хотя мы шли в густой толпе, я чувствовала его дыхание, его взгляд, запах его одеколона и кожаной куртки.

Всю дорогу мы разговаривали.

– В целом, когда я не на тренировках, то играю в FIFA, читаю и сплю.

Я покачала головой.

– Ладно тебе притворяться, что у тебя никакой гламурной жизни.

Диего хохотнул в ответ.

– Но ее правда нет. Ну, практически. Я простой парень. И хочу простую жизнь – насколько вообще возможно жить просто в моем положении, ну, ты поняла.

Мы уже дошли до красной кирпичной лестницы в парк Эспана.

– Давай наперегонки, простой парень! – предложила я, перепрыгивая через две ступеньки. – Спорим, обгоню?

– Ах ты tramposa, обманщица! – смеясь, крикнул Диего мне в спину. И мгновенно нагнал меня.

Когда мы домчались до верхней площадки, я уже запыхалась. Удивительное дело: от пробежек я не устаю вообще, хоть на какие дистанции, а вот как по лестнице подниматься – так дыхалка подводит.

– Я выиграла, выиграла! – Я запрыгала на месте.

– Нет, это я выиграл.

Я прислонилась к стене.

– Я тебя обошла на две секунды. Как это ты выиграл?

– У меня вид перед глазами был лучше, – сказал Диего и встал рядом.

Был золотой предзакатный час, солнце клонилось к горизонту неохотно, словно тоже не хотело, чтобы этот день заканчивался.

– Красота, – произнес Диего.

Отсюда, с вершины лестницы, перед нами открывался весь променад.

– За год тут столько изменилось. Не знал, что сделали ярмарку и поставили карусель.

– Да и я не знала.

Мне казалось, я тоже вижу Росарио впервые после долгой разлуки.

– Люблю этот город.

– Так же сильно, как Турин? А «Ювентус» ты любишь так же сильно, как…

– Как «Сентраль»?

Хотя Диего и угадал мой вопрос, однако ответил на него не сразу.

– Так да или нет?

Он вздохнул и сглотнул комок в горле. Потом наконец произнес:

– Я никогда даже не думал, что в сердце может вместиться столько любви – к разным городам и клубам. – Глянул на меня, и его глаза ярко сверкнули, словно бриллиантовые сережки в ушах. – «Сентраль» навсегда останется моей первой любовью – он мой дом, мой трамплин, без которого я не стал бы Титаном, понимаешь? А «Ювентус»… Ах, Камила! «Ювентус» – это волшебный мир. В нем все поголовно без ума от футбола… Когда я выхожу на поле и что-то делаю и весь стадион просто взрывается криками… Не знаю, как описать… Это как лихорадка. Как страсть.

– Да, я знаю, – откликнулась я.

Диего захватила к себе la Vecchia Signora – «Старая Госпожа»[9]9
  «Старая Госпожа» (или «Старая Синьора») – прозвище футбольного клуба «Ювентус».


[Закрыть], а она любовница требовательная. Куда уж мне с ней состязаться.

– «Ювентус» – самая успешная команда в Италии, – продолжал Диего. – Когда я надеваю футбольную форму и чувствую ее вес на плечах… – По его телу пробежала дрожь. – Знаешь, это неописуемо. Как будто мной овладевает лишь одна мысль, одно стремление – быть лучшим.

Я хотела того, что у Диего уже есть. Играть в такой команде, ощущать такую любовь фанатов. Мне нужен был шанс совершить нечто невозможное и изумительное. Стать великой. Я хотела такую жизнь, как у Диего. Но именно жить ею, а не наблюдать ее с футбольной трибуны.

Мы молча созерцали реку, а потом Диего спросил:

– Хочешь, пойдем обратно к машине? И поедем обедать?

– Тебя что, в Турине вообще не кормят? – шутливо спросила я. – Только и делаешь, что ешь.

Диего рассмеялся, и две девушки, которые трусцой бежали мимо, оглянулись на него. Потом одна вгляделась пристальнее и что-то сказала подружке.

– Идем. – Я схватила Диего за руку. – И поскорее, пока на тебя опять не набросились фанатки.

Мы зашагали обратно по променаду, мимо киосков и лотков. Примерно на полпути нам попалась сцена, на которой какая-то группа исполняла кумбию, а перед сценой отплясывали зрители. Диего, будто решил делом доказать свои слова про простую жизнь и простого парня, повернулся ко мне и попросил:

– Потанцуй со мной.

Ух, как мне хотелось сказать ему: «Ты со мной играешь!»

Но я взяла его за руку и прошла в центр площадки.

Когда мне исполнилось пятнадцать, праздник кинсеаньеры не устраивали, но, поскольку отец как раз был в отъезде, мама отпустила меня на танцы с Пабло и его друзьями. Сколько раз с тех пор мне снилось, как Диего танцует кумбию!

Теперь он умело вел меня в танце и тихонько напевал мне на ухо. Я обвила его шею руками. Его пальцы легонько коснулись моей кожи ровно там, где свитер задрался. Диего ловко крутанул меня на месте, а следующим па зашел мне за спину и прижал к своей груди. Все па кумбии были мне так знакомы, что танцевала я, не задумываясь о следующем шаге. Откинула голову, Диего наклонился и поцеловал меня в шею. Я посмотрела в небо, на звезды – они как раз показались на небосклоне.

Песня замедлилась, поворот – и вот я уже лицом к лицу с Диего, на расстоянии вздоха.

– Что мы делаем?

– Танцуем, мамуся.

– Сеньор! – окликнул нас детский голосок. – Купите цветок вашей подружке.

Мы оглянулись и увидели девчушку лет тринадцати с охапкой роз – каждая в отдельной обертке.

– Сколько просишь? – спросил Диего.

– Пятьдесят за штучку.

Диего вытащил из бумажника почти все цветастые купюры и вручил девочке.

– Беру все.

Она просияла от радости, смахнула темно-каштановые волосы с лица, кивнула мне и сказала:

– Тебе везет, – и отдала мне розы.

Я взяла цветы и укололась о шип.

– Ой!

Диего тут же забрал цветы и осмотрел мою руку. Капелька крови выступила между указательным и большим пальцем, там, где кожа особенно нежна. Не колеблясь, Диего поднес мою руку ко рту и слизнул кровь. Меня словно опалило огнем.

– Sana, sana, colita de rana. У собачки боли, у свинки боли, а у Ками не боли, – прошептал он.

Музыканты заиграли новую песню. От самой сцены за мной пристально наблюдала какая-то девица с парнем в футболке для регби. Зеленые глаза и враждебное лицо… да, конечно, это та, со вчерашнего матча, капитан «Роялс».

Диего подал мне розы.

– Цветы для моей девочки.

Сердце у меня заколотилось где-то в ушах. Он назвал меня своей девочкой. Меня! Потрясенная, околдованная, я приняла розы и уложила на сгиб локтя – так кладут букеты победительницы на конкурсе красоты. Диего взял меня за свободную руку, и мы медленно пошли к машине.

– Слава Господу! – в один голос вырвалось у нас, когда мы добрались до парковки и увидели, что автомобиль цел и невредим – стоит себе и поблескивает под одиноким фонарем.

Мы забрались внутрь, и я пристроила букет на колени. Кромки лепестков уже увядали. Часы на приборной доске показывали восемь вечера.

– Я знаю, тебе надо домой, – сказал Диего. – Но у нас еще есть время до конца недели.

Сегодняшний день был таким идеальным, и я не представляла, как вернусь к обычной жизни, когда Диего улетит.

– Диего. – Я коснулась его руки.

– Мне нравится, как ты произносишь мое имя.

Всю обратную дорогу он так и держал меня за руку. Мы ехали тем же живописным маршрутом, мимо парка Эспана, мимо разноцветных зернохранилищ, мимо стадиона. Огромная вывеска заявляла о его статусе: «Стадион чемпионата мира, Хиганте де Арройито».

Не сговариваясь, мы оба тихонько пропели: «Такая любовь, как у воина, умереть не должна никогда».

– Я обещал ребятам из команды, что сегодня вечером гуляю с ними. А завтра утром у меня встреча с руководством Аргентинской футбольной ассоциации в дирекции «Сентраля», но днем я за тобой заеду.

– Завтра днем у меня уроки с детьми, – напомнила я. – А потом мне нужно…

Тут у Диего зазвонил мобильник. Он глянул на экран, глаза у него расширились, и он поспешно оборвал вызов.

Телефон зазвонил снова. На этот раз я разглядела имя, которое высветилось на экране: «Джусти». Его менеджер.

– Ответь на звонок, – сказала я.

Диего помотал головой.

– Джусти в Буэнос-Айресе. Я ему потом перезвоню.

Будь у меня менеджер, я бы ни за что не пропускала его звонки.

Я нажала кнопку на приборной доске, и из динамиков грянул голос Джусти:

– Диего, come stai – как ты?

Диего подмигнул мне.

Говорили они в основном по-итальянски, лишь изредка вставляя испанские фразы, но итальянский язык в устах Диего звучал для меня сладчайшей музыкой.

Вскоре мы доехали до нашего района. Сколько я себя помню, на самой его границе, на перекрестке Коломбрес и Швейцер, всегда ошивалась свора мальчишек, которые курили и болтали. Можно было подумать, что, достигнув определенного возраста, они нанимались тут торчать.

Диего посигналил им. В ответ раздались приветственные вопли и подколки – его узнали. Эти вопли и сигаретный дым лентами тянулись за нами следом.

Когда мы наконец въехали на парковку у моего дома, я подождала, пока Диего договорит с Джусти. Мне не хотелось, чтобы этот прекрасный день заканчивался, но минуты утекали одна за другой.

– Guarda con la comida, Диего. Питайся как следует, – сказал Джусти. Диего от этих слов втянул голову в плечи, словно нашкодивший школьник.

Мимо нас по тротуару шла с покупками донна Роза, соседка со второго этажа. Завидев машину, она остановилась и уставилась на нас. К ней присоединился Альберо из дома напротив – он откровенно показывал на нас пальцем.

– Джусти, я перезвоню тебе через две минуты, – сказал Диего, заметив, что мы привлекаем внимание.

Мне надо было срочно выбраться из машины, пока соседи не начали сплетничать.

– Мне пора и…

Диего прервал меня поцелуем, да таким, что весь мир вокруг исчез. Как тогда, во время танца, я уловила ритм, только теперь вместо музыки ритм отбивали наши колотившиеся сердца и прерывистые вздохи. Я обвила шею Диего руками, мои пальцы перебирали его спутанные кудри. Наши ресницы соприкасались – легчайшими поцелуями бабочек, и от этих касаний мне хотелось большего.

– До завтра, – шепнул Диего и погладил меня по щеке.

– До завтра, – еле выдохнула я.

Обыденная жизнь уже требовала меня к себе, но, поднимаясь по лестнице и глядя в окно на уезжавшего Диего, я была словно в блаженном тумане.

11

Дома никого не оказалось, и я вознесла благодарность тому ангелу-хранителю, который сегодня дежурил, за такую милость. Навстречу мне выскочил Нико и радостно прыгал вокруг, виляя хвостом, пока я наливала в вазу воду для роз. Ах, если бы они стояли вечно! Но, увы, едва я сняла с цветов целлофановую обертку, лепестки так и посыпались на пол.

Рано или поздно мне придется рассказать своим про Диего, но пока что мне хотелось продлить блаженство ушедшего дня и сохранить его в тайне. Вот бы спрятать все эти воспоминания в тайник под матрас – и наш танец, и тепло его губ. Спрятать вместе с желтым леденцом.

С Диего я словно перенеслась в какой-то параллельный мир. Там я была красавицей. Там я что-то значила, чего-то стоила. Когда от моего касания по телу Диего пробегала дрожь, я чувствовала себя сильной и неукротимой.

Но время шло, и вот уже сегодняшний день уплыл в прошлое, и теперь мне казалось, будто его прожил кто-то другой, не я, в какой-то иной жизни. А я вернулась в реальность и терпела крушение.

У телефона лежала записочка маминым почерком. Господи, записочка от руки, будто мы застряли в девяносто девятом году!

Позвони Роксане.

В душе у меня снова зашевелилось чувство вины. Ведь после попыток дозвониться Роксане с мобильника Диего я совсем забыла про нее. Но пока что я просто не могла ни с кем разговаривать, чтобы не развеять чары. Увижусь с ней завтра в школе, тогда и поговорим.

Я посмотрела на открытку, стоявшую на прикроватном столике. Святая Корреа погибла, пытаясь спасти мужа, и, хотя ее самопожертвование стоило ей жизни, она обрела бессмертие. Но путешествие Корреа не находило отклика в моем сердце. Если я последую за Диего, то куда приду? Какие двери закрывались передо мной с каждым принятым решением?

За последние несколько дней я испытала столько эмоций, что теперь меня накрыл упадок сил, и я забралась в постель – намереваясь прикрыть глаза на пару минут.

А проснулась через несколько часов, потому что кто-то дергал ручку двери.

– Камила, открой, – раздался голос отца. Я вскочила, готовая дать отпор. – Я хочу серьезно с тобой потолковать.

Нико, лежавший на кровати, потянулся и вопросительно посмотрел на меня: что происходит?

– Открой дверь! – рявкнул отец.

Даже сверчки за окном смолкли в испуге.

Дверная ручка дребезжала и шаталась – и наконец отвалилась.

Песик зарычал и соскочил с кровати – я не успела его остановить. Сама я оцепенела. Даже не смогла крикнуть: «Нико, назад».

Когда-то, когда я еще ходила в детский сад и была для отца идеальной и любимой дочкой, потому что мое тело еще не изменилось, папа водил меня в садик за руку. Однажды он показал на воробышка, который умирал на тротуаре. Это был птенец, слёток, он выпал из гнезда еще слепым, не успев увидеть мир. Он лежал на холодном камне, на холодном ветру, из клюва у него ползли муравьи.

И вот сейчас, стоя перед отцом в одной футболке и трусах, я чувствовала себя этой обреченной птахой. Отец замахнулся, и я съежилась, как маленький ребенок.

Нико пронзительно тявкнул раз, другой – так, что в ушах у меня зазвенело.

– Зачем ты это натворила? – резко спросил отец, будто я, а не он, взломала дверь и ворвалась в чужую комнату, вторглась в чужое пространство. – Что на тебя нашло, Камила?

Нико снова тявкнул.

– Perro de mierda, заткнись, говнюк! – Отец развернулся и наподдал Нико тыльной стороной кисти. Песик взвизгнул от боли и выбежал из комнаты.

– Не бей его! – завопила я. – Ты что вообще творишь?

Из родительской спальни напротив донесся голос мамы.

– Камила! – предупреждающе окликнула меня она.

Дверь Пабло была закрыта, но я чуяла: брат дома, испуганно затаился, и каждое слово для него как удар молота.

Так что я осталась с отцом один на один.

– Зачем ты ударил собаку?

Отец зашипел:

– Не ори. Соседи услышат. А они и так уже о нас вовсю судачат – ты им дала повод.

– Что? – спросила я.

– Да то, что всё уже в интернете, – злобно фыркнул отец. – И что Диего приехал, и как на него бабы вешаются, включая тебя, – он ткнул в меня пальцем, – и мечтают стать новой Вандой или Антонелой.

У меня никогда и в мыслях не было стать кем-то вроде жены Икарди или Месси. Нет, они нормальные, просто я стремилась не к такому положению. А к чему-то совсем другому. И мы с Диего… я знала, что о нас пойдут сплетни, просто не ожидала, что они распространятся так быстро.

Я обхватила себя руками.

– Вот что, – сказал отец, – я видел, как ты пялишься на Диего. – И свистящим шепотом, чтобы мама не услышала, добавил: – Все это время твоя мать думала, будто ты тайком бегаешь на свиданки с парнем, но я-то, честно скажу, думал, будто ты не по этому делу.

Кровь зашумела у меня в голове. Отец продолжал уже погромче:

– Удивишься, но мы с матерью заметили, что и Диего на тебя смотрит. Обсудили это как следует…

Мой волшебный день с Диего потускнел, его сияние стало угасать. Я цеплялась за свежие воспоминания – как меня бросало в жар, когда он учил меня водить и накрывал мою руку своей, как речной ветер играл его кудрями, как блестели его глаза, когда он назвал меня «моя девочка» и подарил цветы. Но все эти образы свернулись, как скисшее молоко, – испортились от поганых намеков отца.

Мысленно я снова обратилась к святой Корреа: «Защити!» Но я ведь ничего для нее не сделала – с какой стати ей сейчас меня слушать?

Отцовские слова пачкали все, к чему прикасались.

– Серьезно, Камила, ты же липнешь к нему, как кошка в течке. Как по-твоему, чем это может кончиться?

– Андрес! – окликнула из спальни мама, но отец и ухом не повел.

– Надо вести свою игру хитро. У Диего денег куры не клюют и впереди блестящая карьера. Ты только представь, чего он достигнет лет через пять! Если будешь такой умницей, какую из себя строишь, у тебя не жизнь будет, а сказка. И не только у тебя, но и у нас, потому что ты ведь, конечно, поможешь семье, когда тебе улыбнется удача.

Кровь у меня в жилах вскипела, даже глазам стало горячо от злости. Я прикусила язык и молча проглотила услышанное – но потом, попозже, я выплюну, выблюю, высру эти поганые поучения, разотру в пыль и забуду. Однако сейчас я слушала молча.

– Что ж… – Отец кивнул мне. – Ничего не хочешь сказать?

– Все не так, – прошелестела я пересохшими губами.

Отец развел руками.

– Más sabe el diablo por viejo que por diablo, негритосочка. Дьявол мудр не потому, что дьявол, а потому, что стар. – Теперь он взял тон любящего папаши. – А я тебе добра желаю, радость моя. Разве я не позаботился о твоем образовании, о будущем?

Для него все мое детство было не более чем вложением средств.

– Вот смотри сама, училась ты в частной монастырской школе, так? И уроки английского мы тебе отдельно оплачивали. И степень лиценциата ты получила, правда, в ход не пустила, но ведь она у тебя имеется. Крыша над головой есть, живем, конечно, не шикарно, но ты никогда у нас не голодала. И единственное, чего я прошу взамен, – чтобы ты не отмахивалась от возможностей, которые тебе подкинула жизнь. Сегодня она тебе поднесла на блюдечке роскошный шанс, и осталось только не глупить и принять решение – как будет лучше для тебя самой и твоей семьи.

– Папа, я не пойму, о чем ты.

Если уж он хочет, чтобы я на такое решилась, пусть скажет вслух. Нельзя же до бесконечности ходить вокруг да около и говорить намеками.

Отец гулко расхохотался.

– Хочешь, чтобы я сказал напрямую? По буквам написал? Ну слушай. Даром не давай. Если у тебя шуры-муры с другим парнем, Диего ни словечка. Я что хочу сказать: Диего мальчик хороший. Если бы я подозревал, что он наркоша или maricón, гомик, я бы его на порог не пустил. Но он приемыш, и о его прошлом мы ничего не знаем. Мало ли что там случилось? Младенцев-то бросают сплошь и рядом, но чтоб восьмилетнего пацана бросить? Это уж совсем сердца не иметь. На лицо он симпатичный, кожа белая, волосы темные, глаза зеленющие, но все-таки, как ни крути, он – порченый товар. Как бы там ни было, теперь он прославился, и это уже неважно.

Отец наговорил столько пакостей, что я даже не знала, с чего начать возражать. Да и слова не шли на язык. Он протянул руку и отвел прядь волос, упавшую мне на глаза. Я с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть.

– Может, в конце концов толку и не выйдет, но, раз случай подвернулся удачно, выжми из него все до капли, ну, ты поняла, о чем я. Мужчины – они такие: если дать им отведать запретный плод, сразу теряют интерес. А как только Диего вернется в Европу и прославится еще больше… а он прославится, помяни мое слово. Уж я хорошего футболиста издалека вижу.

Отец хлопнул в ладоши, и тут я не удержалась – отшатнулась.

– Технике-то можно научиться, но дар – это от природы. Дару не научишь. Ты вот глянь хоть на своего братца! Уж сколько я его учил? Пабло – неплохой футболист, но, если не будет вкалывать, его через год-другой забудут. Ну а Диего… это настоящий талант. Бриллиант чистой воды.

Отец сглотнул. Руки у него тряслись. Он говорил не со мной – сам с собой, прикидывал, рассчитывал, взвешивал. Он хотел только одного – отхватить кусок от того, что получил Диего. А я для него была просто инструментом. Он понятия не имел, что у меня тоже есть этот самый дар. Для него я была лишь средством заполучить желаемое.

Но я не намерена помогать ему дотянуться до денег и славы Диего, и, провалиться мне на этом месте, из моих денег и славы папаша тоже ничего не получит – не доскребется. Вот уж кто последним на свете узнает, что я играю в футбол! А если протянет загребущие ручонки, я его раздавлю как таракана.

К этому моменту в моей крови уже бурлил адреналин, и меня затрясло.

Отец уставился на меня, прищурившись, будто гадал, что я тут делаю – в своей собственной комнате.

– Ложись спать, – велел он. – Завтра еще поговорим.

Мы с мамой успели переглянуться через коридор, а потом отец зашел в их спальню и захлопнул дверь у меня перед носом.

Дергая дверную ручку, отец выломал мне замок. Значит, дверь меня больше от него не защитит. Да никогда и не защищала.

В дальнем конце темного коридора жался Нико. Что я могла ему сказать? Песик робко вернулся ко мне в комнату и сел рядом. Я стала двигать к сломанной двери комод, чтобы забаррикадировать ее, – хотя и понимала, что рискую поцарапать пол и разбудить соседей. Но ничего тяжелее комода у меня в комнате не было.