Текст книги "Операция «Шаровая молния»"

VI. ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ!

Джеймс Бонд допил йогурт. Десять дней назад он вернулся из «Лесного» и чувствовал себя превосходно. Уж на что ненавидел писанину, а теперь и она в радость; строчит, как пулемет, завалил все отделы толковыми, четкими служебными записками. Сотрудники сначала дивились такому рвению, а потом заворчали: надоел этот Отдел 00. Просыпался Бонд рано, являлся свеженький, как огурчик, на службу и засиживался допоздна. Тут уж заворчала и секретарша, тишайшая Лоэлия Понсонбай: никакой у нее личной жизни! Она решилась даже посоветоваться со своей лучшей подругой по службе мисс Пеннишиллинг, секретаршей М. Та, подавив ревность, успокоила Лоэлию:

– Не волнуйся, Лил. С моим стариком после этого проклятого санатория было то же самое. Две недели работал, как автомат. А потом подвернулось сложное дело, он разнервничался и пошел в Пиковый клуб, немного отвлечься. Наутро, сама понимаешь, чувствовал себя отвратительно… Переключился, в общем, с природного метода на винный. Для мужчин – самый лучший метод. Пить, конечно, вредно, но так они хоть люди как люди, а с автоматом попробуй сработайся…

Позавтракав, Бонд закурил – он перешел с крепчайших, какие курил с юности, на самые слабые – и раскрыл газету. Громко зазвонил телефон – красный, для прямой связи со Штабом. Не отрываясь от газеты, Бонд снял трубку. Время теперь спокойное, холодная война пошла на убыль – наверняка ничего интересного ему не сообщат. Ну, отменяются сегодняшние стрельбы…

– Бонд слушает.

Звонил начальник Штаба. Бонд выронил газету, теснее прижался к трубке.

– Приезжайте немедленно, Джеймс. Вызывает М.

– Меня одного?

– Всех. Срочно и совершенно секретно. Все дела на ближайший месяц отменяйте. Сегодня вечером вылетайте.

Раннее утро – машин еще немного, да и дорожной полиции не видно. Через десять минут Бонд уже поднимался в лифте на девятый, последний этаж внушительного здания.

Он шел по крытому ковром коридору. Похоже было, что дело серьезное: рядом с кабинетом М. располагался отдел связи и там, за серыми, плотно закрытыми дверями, без умолку выбивали морзянку радисты, строчили машинистки, щелкали клавишами шифровальщики. Не общая ли тревога? Что же стряслось?

Подле мисс Пеннишиллинг стоял начальник Штаба с толстой пачкой бумаг.

– … И отправьте побыстрее, голубушка, – уловил Бонд. – Почты будет сегодня много, жаркий денек.

Мисс Пеннишиллинг бодро улыбалась. Она любила такие, как она выражалась, «убийственные» деньки – вспоминалась молодость, шифровальный отдел… Она включила внутреннюю связь:

– Пришел 007, сэр. – И посмотрела на Бонда. – Ты сегодня улетаешь.

– Пристегните ремни! – усмехнулся начальник Штаба.

Над дверью в кабинет зажглась красная лампочка, и Бонд вошел.

Здесь было тихо. М. сидел в кресле, боком к столу и смотрел в широкое окно: Лондон поблескивал в солнечных лучах.

– Садитесь, 007. Возьмите эти фотокопии. – М. протянул ему лачку листов. – Прочтите внимательно.

И М. принялся набивать трубку. Бонд взял верхний лист: сфотографирован с обеих сторон большой конверт.

– Курите, – предложил, не поднимая глаз, М.

– Благодарю, сэр. Я почти бросил.

М., хмыкнув, сунул трубку в рот, раскурил и глубоко затянулся. Поудобнее устроился в кресле. Снова уставился в окно, но серые зоркие глаза смотрели мимо домов, улиц…

Письмо адресовано премьер-министру. Сверху на конверте приписано: «Срочно. Лично в руки». Адрес написан правильно, подробно, шрифт у машинки четкий, изысканный. Штамп брайтонский, восемь тридцать утра, третье июня. Вчера… На оборотной стороне видны отпечатки пальцев, сургуча нет. В самом письме, тоже безукоризненно грамотном и красиво отпечатанном, значилось:

«Уважаемый г-н Премьер-министр!

Начальник Штаба Военно-воздушных сил, вероятно, уже сообщил Вам (или в ближайшее время сообщит), что 2 июня сего года из ночного учебного полета не вернулся британский самолет с двумя атомными бомбами на борту. Речь идет о «Защитнике» производства компании «Вильярс» из Пятой экспериментальной эскадрильи Королевских Военно-воздушных сил. Атомные бомбы числятся в Министерстве обороны под следующими номерами: МОС/бд/654/Мк В и МОС/бд/655/Мк В. У нас имеются также номера, под которыми бомбы числятся в Военно-воздушных силах США, но мы не станем утомлять Вас цифрами.

Самолет выполнял тренировочный полет по программе НАТО, на борту было пять человек экипажа и один наблюдатель. Запас топлива на десять часов лета со скоростью 600 миль в час при средней высоте 40 тысяч футов.

Указанный самолет, а также две атомные бомбы находятся в настоящее время в руках нашей организации. » Экипаж и наблюдатель погибли, о чем рекомендуем уведомить родственников. Этим Вы подкрепите версию о крушении самолета и сохраните в тайне то, что произошло на самом деле, а тайна не только в наших, но и в Ваших интересах.

Самолет будет выдан в обмен на слитки высокопробного золота общей стоимостью в 100 миллионов фунтов стерлингов. План передачи золота прилагается.

Если в течение трех дней, начиная с 17 часов 3 июня 1959 года (то есть до 17 часов 6 июня 1959 года) наши требования не будут выполнены, мы предпримем следующее. Сразу же по истечении срока при помощи атомной бомбы уничтожим собственность западных держав стоимостью не менее уже упоминавшихся 100 миллионов фунтов, причем будут и человеческие жертвы. Если же и после этого предупредительного удара Вы в течение 24 часов не проявите готовности принять наши условия, мы без дополнительного предупреждения уничтожим один из крупных городов мира. Человеческие жертвы будут огромны. Кроме того, организация оставляет за собой право, нанеся предупредительный удар, сообщить всему миру о 24-часовом сроке. Во всех крупных городах вспыхнет паника, что, вероятно, Вас поторопит.

Таково, г-н Премьер-министр, наше единственное и окончательное слово. В любую минуту ждем Вашего ответа на частоте 16 мегагерц.

«Спектр»,

Специальный Комитет по Терроризму и Разведке».

Джеймс Бонд дважды прочел письмо и аккуратно положил на стол. Взял следующую страничку, план передачи золота. «Северо-западный склон Этны на Сицилии… сигнальное устройство наведения… между полуночью и часом ночи… грузы весом в 250 килограммов обернуть толстым слоем поролона… не менее трех парашютов на каждый груз… тип самолета и маршрут сообщим на частоте 16 мегагерц… Любая попытка пресечь передачу золота считается нарушением договора и ведет к атомному удару. » Та же подпись. И заканчиваются обе страницы одинаково: «Копия Президенту Соединенных Штатов Америки; отправлена одновременно».

Бонд осторожно положил листок поверх остальных. Вытащил из кармана металлический портсигар, взял сигарету, закурил, глубоко затянулся и задумчиво, длинной струёй выпустил дым.

М. повернулся в кресле, посмотрел Бонду в лицо:

– Что скажете?

Всего месяц назад глаза у М. были ясные, живые, а теперь все в красных прожилках, усталые. Есть от чего…

– Если самолет действительно пропал, то дело серьезное, сэр, – ответил Бонд. – Не розыгрыш.

– Военный министр тоже думает, что это не розыгрыш. – М. помолчал.

– Так же думаю и я. Потому что самолет действительно пропал. И номера бомб указаны верно.

VII. ЗАКОН ДЖУНГЛЕЙ

– Что известно о похитителях, сэр? – спросил Бонд.

– Почти ничего. О «Спектре» слышим впервые. Впрочем, в Европе есть какая-то мощная, самостоятельная организация, она кое-что делала и для нас, и для американцев. Деньги запросила огромные, но поработала отлично… Теперь слушайте. Бонд. В письме все подробности изложены верно. «Защитник» выполнял учебный полет по программе НАТО над южной Ирландией и Атлантическим океаном. – М. раскрыл пухлую папку, полистал. – Вот… Шестичасовой полет с восьми вечера до двух ночи. На борту пятеро летчиков Королевских Военно-воздушных сил и натовский наблюдатель, итальянец Джузеппе Петаччи – командир эскадрильи итальянских ВВС. Вроде бы, отличный офицер, справки о нем сейчас наводят. На «Защитнике» учатся лучшие натовские летчики, самолет, видимо, войдет в ударные силы дальнего действия… Короче. – М. перелистнул страничку. – За самолетом наблюдали, как обычно, с экрана; к западу от Ирландии, при высоте в 40 тысяч футов, он вдруг изменил маршрут, снизился до 30 тысяч и затерялся над Атлантикой. Командование бомбардировочной авиации попыталось связаться с «Защитником» по радио, но безуспешно. Сначала решили, что произошло столкновение с гражданским, но из авиакомпаний об аварии не сообщили, военного самолета ни одна служба не видела. Исчез, и все.

– А американцы ничего не заметили, у них же есть система дальнего обнаружения? – спросил Бонд.

– Американцы-то, единственные, и заметили какой-то самолет… Милях в пятистах восточнее Бостона он повернул с трассы «Европа – Америка» на юг. Но на юг идет много самолетов – с севера, из Монреаля к Бермудам, Багамам, в Южную Америку Диспетчеры решили, что это канадский или британский трансатлантический.

– На это, наверное, угонщики и рассчитывали: над Атлантикой затеряться легко. А может, где-нибудь посреди океана самолет повернул на север, к России?

– На север, на юг – куда угодно? – с силой сказал М. – Радаром прослеживаются только прибрежные пятьсот миль, а океан-то велик. Ищи теперь по всему миру…

– Но такая махина не на всякий аэродром приземлится, особая посадочная полоса нужна.

– Вчера к полуночи мы связались со всеми подходящими аэродромами. Нигде нет. Правда, начальник штаба ВВС говорит, что можно сесть и аварийно, в пустыне или в море на мелководье.

– А бомбы при этом не взорвутся?

– Нет. Они без запала. Такие даже если сбросить, взорвется только тротиловая начинка, а не сам плутоний.

– А как же их взорвать? Спектровцы смогут?

– У военного министра об этом говорили. Всего я, конечно, не понял… – М. развел руками. – В общем, атомная бомба похожа на обычную. В носовой части у нее тротил, а в хвосте плутоний. Между двумя отделениями – отверстие, и туда, как пробку, вставляют запал. Бомба ударяется оземь, взрывается тротил, и от него, через запал – плутоний.

– Но для этого бомбу нужно сбросить?

– Не обязательно. Любой толковый физик заменит обычный тротиловый взрыватель в носовой части бомбы на взрыватель с часовым механизмом. Бомба по размеру невелика, кладешь ее, Скажем, в багажник, оставляешь машину где-нибудь в городе и включаешь часы. И через два часа как раз отъезжаешь миль за сто, сам в безопасности – а она взрывается!

Бонд опять полез в карман за портсигаром. Может, ему все снится? Ведь именно такого преступника с ужасом ожидало его Управление и все разведывательные службы мира. Незаметного человека в плаще. Он оставит в камере хранения, в машине или в городском парке большой чемодан, спортивную сумку… И его ни за что не поймаешь. А через несколько лет, если правы ученые, такие преступники появятся всюду, самая нищая страна соберет у себя на задворках атомную бомбу. Бомба больше не тайна, трудно ведь только придумать. Ломали же когда-то голову над винтовкой, пулеметом, танком, а сегодня они есть у всех. Завтра или послезавтра у всех будет и атомная бомба. И вот за нее впервые требуют выкуп; заплати – и молва разнесется по свету, умельцы возьмутся за плутоний.

– А не найдем преступника – придется платить, – додумал Бонд вслух.

– Вот именно, – согласился М. – Придется даже с точки зрения политической – до взрыва доводить нельзя, иначе премьера и президента тут же попросят в отставку. Впрочем, последствия будут самые дурные не только в политике… Единственный выход – найти самолет и угонщиков. Премьер-министр и президент договорились, что английская и американская службы работают вместе, в нашем распоряжении самолеты, корабли, подводные лодки-все, что угодно. И, конечно, любые деньги. Кабинет министров образовал специальный штаб по операции – кстати, она названа операцией «Гром». Полной тайны, конечно, не сохранить – прессе сообщаем, что «Защитник» с бомбами пропал, но строго держимся того, что дело ограничивается пропажей. О письме знать не должен никто. Расследование по нему проведут Скотланд-Ярд, ФБР, Интерпол и разведывательные подразделения НАТО. Самолет же ищет наше Управление и ЦРУ. Две эти группы – следовательская и поисковая – работают как бы совершенно отдельно, никакой связи между ними не должно быть заметно. Аллеи Даллес и я привлекаем всех сотрудников. Я объявил общую тревогу.

Бонд опять прикурил – уже третью за час.

– А что поручите мне, сэр? – спросил он как можно равнодушнее.

М. недоуменно глянул на Бонда, словно только сейчас заметил. Потом повернулся в кресле и снова уставился в окно невидящим взглядом.

– Я нарушил слово, 007. Я обещал премьеру никому не рассказывать о письме. А рассказал потому, что есть у меня мысль, догадка… И я хочу, чтобы эту догадку проверил… надежный человек. Американцы с их системой дальнего обнаружения сообщили о каком-то самолете – над Атлантикой повернул с трассы «Европа – Америка» на юг, к Бермудам и Багамам. Сообщение никого не заинтересовало; я же решился предположить, что это и есть тот самый самолет. И засел за карту западной Атлантики. Поставил себя на место «Спектра», вернее, на место его хозяина, моего, так сказать, коллеги, и вывел следующее. Цель для бомбы находится скорее в Америке, чем в Европе. Во-первых, американцы больше нашего боятся бомб и, следовательно, легче сдадутся, если пригрозить второй бомбой. Во– вторых, собственность стоимостью выше 100 миллионов фунтов также проще найти в Америке. И, наконец, сам «Спектр», полагаю, организация европейская – такова стилистика письма, и написано оно, кстати, на голландской бумаге, и замысел по– европейски жесток – это тоже подсказывает, что американская цель вероятней. Далее. Сесть в самой Америке или в прибрежных водах нельзя – засечет береговой радар, поэтому ищем место посадки по соседству. И находим Багамы. – М. взглянул на Бонда и снова отвернулся. – Многие острова необитаемы, мелководье, песчаное дно… Всего одна маленькая радарная станция – следит только за гражданскими самолетами, сотрудники из местных. Южнее, ближе к Кубе, Ямайке, Карибскому морю, нет подходящих островов, да и до Америки далековато. То же и севернее, к Бермудам. От ближайшего же из Багамских островов до американского берега каких– нибудь 200 миль.

– Как же так, сэр, садятся у американского берега, а письмо отправляют не президенту США, а британскому премьеру?

– Запутывают след. А кроме того, пропал ведь наш, британский самолет, и послать письмо нам – значит, ударить в больное место. Вероятно, они рассчитывают, что мы выложим деньги сразу и взрывать бомбу не придется. А им только того и надо, ведь взрыв их так или иначе выдаст; им бы получить поскорее деньги да закончить операцию. На этом мы и сыграем. Впереди два, почти три дня, будем тянуть до последнего – вдруг чем-нибудь себя выдадут. Надежда, конечно, слабая. Но если я догадался правильно… И если вы не подведете… Короче. – М. строго взглянул на Бонда. – Вам все ясно? Тогда поезжайте. До Нью-Йорка на любом сегодняшнем самолете – билеты уже заказаны, а дальше атлантическим рейсом. Можно было бы отправить вас военным самолетом, но лучше приехать незаметно. Вы – богач, желаете купить участок, потому и разгуливаете по всему острову. Ясно?

– Так точно, сэр. – Бонд поднялся. – Хотя я бы лучше поехал, например, куда– нибудь к «железному занавесу». Сдается мне, мелкая группа такую операцию не потянула бы, это скорее русские. Захватили новейший самолет с бомбами и морочат нам голову с этим «Спектром». Узнаю почерк. Впрочем, у русских самолет или нет, разберутся наши восточные резиденты. Какие еще указания, сэр? С кем связаться в Нассау?

– С губернатором. ЦРУ тоже посылает своего человека, с рацией и всем, что нужно. Техника у них получше нашей… Вы возьмете шифровальную установку с тройным набором. Обо всем происходящем докладывать лично мне. Понятно?

– Понятно, сэр, – сказал Бонд и направился к двери. У Управления, может быть, за всю историю не было задания важнее, а его, Бонда, ставят а последний ряд кордебалета. Ну и пусть. Загорит на славу, а спектаклем полюбуется из-за кулис.

С шифровальной установкой – аккуратным кожаным чемоданчиком, с виду похожим на дорогую кинокамеру, Бонд вышел на улицу. Человек в светлом «фольксвагене» бросил почесывать под рубашкой обожженную грудь, в десятый раз поправил подвешенный под мышкой длинноствольный пистолет и включил зажигание. «Фольксваген» стоял за машиной Бонда. Что это за внушительное здание рядом, человек и не подозревал. Выйдя из брайтонской больницы, он узнал в «Лесном» домашний адрес Бонда, приехал в Лондон, под чужим именем взял напрокат машину и с тех пор неотступно следовал за Бондом. Сделает, что задумал, – и сразу в Лондонский аэропорт и ближайшим самолетом на континент, в любую страну. Граф Липпе не сомневался в успехе. Рассчитаться с обидчиком – дело привычное, легкое. Мстить в жизни приходилось часто, и он, не дрогнув, убирал людей могущественных, опасных. А узнают о сегодняшнем в «Спектре», не попрекнут. Там, в санатории, он подслушал телефонный разговор и понял, что его маску ухватили за кончик: докопались, что он член «Красной молнии», стали бы копать и дальше и рано или поздно вышли бы на «Спектр». А кроме того, у агента Н. есть и личные счеты…

Бонд сел в машину, захлопнул дверцу. Из двух выхлопных труб его «бентли» (Бонд специально поставил два глушителя) вырвался голубоватый дымок. Тронулась и машина агента Н.

А позади «фольксвагена», на другой стороне улицы, Шестой из «Спектра» опустил защитные очки, завел мотоцикл и рванул с места, помчался, лихо обходя машины, – когда-то Шестой был профессиональным испытателем. Пристроился позади «фольксвагена». Почему агент Н. следует за «бентли» и кто в этом «бентли» сидит, мотоциклиста не интересовало. Из переброшенной через плечо кожаной сумки он вытащил огромную, вдвое больше обычной, гранату и, прикидывая, как потом удирать, посмотрел на передние машины.

Прикидывал и агент Н. Не сможет проскочить между машинами – вон там за фонарем вырулит на тротуар… Теперь машин впереди немного. Он нажал на газ, левую руку оставил на руле, а правой вытащил кольт. Вот он у заднего бампера «бентли», вот поравнялся. Профиль Бонда четок, недвижен – отличная мишень. Липпе быстро глянул вперед и поднял пистолет.

Бонд обернулся на мерзкое дребезжанье – у «фольксвагена» двигатель с воздушным охлаждением – и в ту же секунду у самой щеки свистнула пуля. Нажми Бонд тут же на газ, его настигла бы вторая, но он неизвестно отчего нажал на тормоз и с размаху врезался подбородком в руль; в глазах потемнело от боли. Взвизгнули тормоза, «бентли» стал, а вместо третьего выстрела прогремел взрыв. Бонда осыпало осколками ветрового стекла… Вокруг испуганно гудели, кричали. Бонд тряхнул головой, осторожно выпрямился. Впереди лежал на боку «фольксваген»: одно колесо еще крутится, крыша снесена, в машине и рядом на дороге – кровавое скользкое месиво. Пламя лижет дверцу, краска пузырится. Собирались любопытные. Бонд взял себя в руки, выскочил из машины.

– Назад! – рявкнул он. – Бак взорвется!

Тут же глухо ахнуло, в черных клубах дыма взвилось пламя. Вдали завыла сирена. Бонд протиснулся сквозь толпу и быстро пошел назад, в Штаб. Хорошенькая история!

Бонду пришлось пропустить два нью-йоркских рейса. Полицейские потушили пожар, отвезли в морг останки, убрали изуродованную машину. Следствие располагало лишь туфлями и клочьями одежды убитого, номером пистолета и машины. В бюро по прокату вспомнили, что посетитель был в темных очках, предъявил водительское удостоверение на имя Джонстона, дал щедрые чаевые. Машину взял три дня назад на неделю. Мотоциклиста видели прохожие, но задних номеров не разглядели – может быть, номера и сняты. Промчался, как вихрь…

Ничего не добавил и Бонд. У «фольксвагена» крыша низкая, водителя не разглядел, только высунулась рука, блеснул пистолет.

Копию протокола Управление по разведке и контрразведке запросило у полицейских и отправило в штаб операции «Гром». М. еще раз переговорил с Бондом – коротко и раздраженно, будто в нападении виноват сам Бонд. Посоветовал не тревожиться: вероятно, это хвост прошлых дел, полиция разберется. Главное сейчас – операция «Гром».

VIII. БРАТСКАЯ МОГИЛА

Операция «Омега» шла без сучка, без задоринки: три ее этапа завершены были точно в срок.

В Джузеппе Петаччи Блофельд не ошибся. Во время войны, восемнадцати лет, тот уже был вторым пилотом сторожевого бомбардировщика немецкой марки, а немцы редко доверяли свои самолеты итальянцам. Летал над Адриатикой. Их эскадрилью даже оснастили новейшими немецкими минами нажимного действия, но военное счастье вскоре улыбнулось союзникам, и Петаччи решил позаботиться о себе: что нужно делать, он знал. Во время очередного патрульного облета он пристрелил, по пуле в затылок, командира и штурмана и, над самой водой, на бреющем, под зенитным огнем, долетел до взятого союзниками порта Бери. Вывесил из окна кабины рубашку и сдался английским летчикам. Контрразведчикам он рассказал красивую сказку: поступил-де в итальянскую военную авиацию, чтобы вредить фашистам.

И после войны считался доблестным героем Сопротивления. Жизнь покатилась легко: несколько лет летал вторым пилотом и командиром экипажа в гражданской авиации, потом вернулся в Военно-воздушные силы полковником, а еще спустя время его приписали в НАТО и назначили вместе с другими пятью итальянцами в передовое оборонительное соединение. Однако ему уже стукнуло тридцать четыре, и он решил, что пора уступить место молодым, пусть и они повоюют… А он – он всю жизнь любил вещи броские, первосортные, дорогие. И владел всем, о чем мечталось: у него было два золотых портсигара, массивные золотые часы на золотом же гибком браслете, белая машина с откидывающимся верхом, модная одежда… Женщины тоже мог добиться любой. Теперь ему хотелось купить другую машину, особенную, гладкую, вытянутую каплей, – он видел такую на Миланской автомобильной выставке. А пуще всего хотелось зажить по-новому, никогда больше не видеть светло-зеленых натовских коридоров, не летать; все сменить – и страну, и имя, уехать, скажем, в Рио-де-Жанейро… Но для этого нужен новый паспорт, деньги и чья-нибудь помощь.

Итальянец по фамилии Фонда, Четвертый из «Спектра», искал – по парижским ночным клубам, куда захаживают натовцы, – именно такого человека. Целый месяц Четвертый тщательно готовил снасти, прикармливал рыбину, наживлял крючок и, наконец, забросил удочку. Рыбина так поспешно клюнула, что в «Спектре» даже решили проверить, не двойная ли игра. Но Петаччи оказался чист, и ему предложили следующее: во время учений он угоняет «Защитника». Об атомных бомбах не говорилось вообще, угнать якобы просит кубинская революционная группа – так она привлечет внимание к себе и своим целям, лучшей рекламы не придумаешь. Петаччи притворился, что верит – какая разница, для кого угонять. Он должен был получить миллион долларов, паспорт на любое имя и с любым гражданством и билет от места посадки самолета до Рио-де-Жанейро. Угон был продуман во всех подробностях, и утром второго июня Петаччи был собран, спокоен; «Защитник» с ревом разбежался на полосе и взмыл в небо.

На учениях в огромное нутро военного самолета, сразу за кабиной, обычно ставили два кресла от гражданского. С час Петаччи просидел в таком кресле, а пятеро летчиков, склоняясь над приборами, вели самолет. Когда придет время, он справится и один, с автопилотом: будет лишь проверять высоту, держаться ровно 32 тысячи футов, как раз над трансатлантическим коридором. Сойти с направления «Европа – Америка», повернуть на юг, к Багамам, одному трудновато… И садиться страшно, но за миллион долларов перетерпит – посадка обдумана, расписана по минутам, записная книжка в кармане.

В десятый раз он взглянул на часы. Пора! Спрятавшись за перегородку, проверил кислородную маску, вытащил из кармана баллончик с красным ободком, повторил про себя, сколько раз повернуть клапан, положил обратно и пошел в кабину.

– А вот и Джузеппе! Проходи, гостем будешь! – Командир любил итальянца – много летали вместе, попадали в переделки.

– Спасибо, спасибо…

Петаччи задал несколько вопросов, проверил курс, скорость, высоту. Уже перешли на автопилот, и летчики расслабились, их потянуло ко сну. Петаччи встал спиной к металлической полке, где хранились бортовой журнал и карты, опустил руку в карман, три раза повернул клапан, вытащил баллончик и сунул его на полку, между карт. Потом широко зевнул и сказал весело:

– Задам-ка я храповицкого. – Это словечко он приготовил заранее и произнес легко, естественно.

– А по-итальянски как? Храповиццио? – засмеялся штурман.

Петаччи добродушно усмехнулся. Вышел из кабины, уселся в кресло и, нацелив кислородную маску, стал ждать.

Ему говорили – подействует максимум через пять минут. И точно, минуты через две сидевший у самой полки штурман вдруг схватился за горло, захрипел и упал. Радист выронил наушники и двинулся было к нему, но и сам рухнул на колени, завалился набок. Трое других тоже задыхались. Бортинженер и второй пилот слепо вцепились друг в друга, вместе сползли с кресел. Командир что-то пробормотал, нашарил микрофон, привстал и медленно обернулся: через открытую дверь он успел еще взглянуть на Петаччи и упал замертво.

Петаччи посмотрел на часы. Прошло ровно четыре минуты. Выждав еще минуту, он достал из кармана резиновые перчатки, надел и вошел в кабину; к лицу он прижимал кислородную маску, мягкий шнур тянулся следом. Нашел на полке баллончик, завернул клапан, проверил курс на автопилоте, включил наддув и вернулся в кресло.

По инструкции на проветривание полагалось пятнадцать минут, но он выждал двадцать пять. Снова, не сняв маски, вошел в кабину и по одному отволок летчиков в хвост самолета. Потом в опустевшей кабине достал из кармана пузырек и посыпал из него на пол; порошок не изменил цвета. Чуть сдвинув маску, он осторожно вдохнул – как будто ничем не пахнет. Взялся за штурвал, снизился до 32 тысяч, выправил курс – но маски все же не снял…

Темнело. Горели желтые глаза приборов, было тепло, тихо. Огромный самолет плыл почти бесшумно, только пели еле слышно двигатели. Он щелкал клавишами приборов, и каждый щелчок отдавался выстрелом… Наконец, Петаччи откинулся в кресле. Проглотил тонизирующую таблетку и задумался. В валяющихся на полу наушниках громко заверещало. Он взглянул на часы. Должно быть, вызывает Ирландское военно– воздушное управление, за последние полтора часа «Защитник» не вышел на связь уже третий раз. Из управления, конечно, сообщат в спасательную службу, в командование бомбардировочной авиации, в Министерство ВВС – но не сразу. Скачала несколько раз запросят Южный спасательный центр; на это уйдет еще полчаса, а самолет к тому времени будет уже далеко над Атлантикой.

В наушниках смолкло. Он встал, подошел к радарному экрану: иногда там вспыхивала точка – «Защитник» обгонял кого-то, идущего ниже. А замечают ли его самого снизу, из воздушного коридора? Вряд ли, у гражданских самолетов радар слабый. Разве только американцы засекут через систему дальнего обнаружения, да и те решат, что это гражданский, просто забрался повыше.

Петаччи вернулся на место. Снова быстро проверил приборы и, взявшись за штурвал, тихонько качнул самолет вправо, влево. Слушается отлично, как надежный автомобиль. Он вспомнил тот миланский полугоночный… Какой выбрать цвет? Он всегда любил белый, но теперь вся жизнь его переменится, и нужен другой цвет, более спокойный, благопристойный – например, темно-синий, а вдоль корпуса узкая красная полоса…

Он тряхнул головой: замечтался! «Защитник» летит уже четыре часа со скоростью 600 миль в час, американский берег должен быть на экране. Да, берег прекрасно виден: вот темнеет Бостон, вот серебряным ручейком петляет Гудзон. Самолет летит точно по курсу, скоро поворачивать на юг.

Петаччи сел в кресло, проглотил еще одну тонизирующую и сверился с картой. Руки он держал на штурвале; гирокомпас загадочно подмигивал ему. Пора! Круто повернул и снова выпрямил штурвал, вывел самолет на новый курс, включил автопилот. Теперь он летит точно на юг, это последний участок пути, еще три часа. А там – посадит ли?..

Он вытащил записную книжку. «По левому борту увидите огни острова Большая Багама, по правому – Флориды. Сбрасываете топливо. За пятнадцать минут до расчетного конца полета начинаете снижаться и ждете позывных с яхты Первого: „точка-точка-тире, точка-точка-тире“. Снижаетесь до тысячи футов, тормозите, снова сбрасываете топливо. Когда на яхте зажгут красный маяк, заходите на посадку. Закрылки опускайте только на контрольной высоте при скорости 140 узлов. Глубина моря – 40 футов. Выходите через аварийный люк, вас подберет яхта Первого. В восемь тридцать утра вылетаете из Багамского аэропорта а Майами, дальше – местными рейсами. Первый передаст вам деньги в тысячедолларовых купюрах или в чеках, а также паспорт на имя Энрико Валли, директора компании. »

Он проверил координаты, курс, скорость. Было три часа ночи по Гринвичу, то есть двадцать один по местному времени. Вышла полная луна, осветила облачную снежную поляну внизу. Он повернул клапан, сбросил тысячу галлонов топлива, и самолет сразу потянуло вверх. Снизил до прежних 32 тысяч… Лететь оставалось двадцать минут. Нужно понемногу снижаться…

Вниз, сквозь облака, почти вслепую… Светит луна, серебрится море, редкие огоньки внизу еле теплятся. На море совсем тихо – оно гладкое и твердое, точно сталь. Петаччи настроился на шестьдесят седьмой канал: «точка-точка-тире, точка– точка-тире». Он начал тормозить, сбавил тягу, и самолет круто заскользил вниз, стрелку высотомера резко повело. Петаччи поглядывал то на грозную стрелку, то на отблескивающее ртутью море. На мгновение он потерял горизонт – море сверкает, путает, но вот мелькнул внизу темный островок, и Петаччи, уверившись, что высота, как и показывает стрелка, две тысячи, выровнял самолет.

Теперь позывные Первого слышались громко, четко. Скоро мелькнул красный маяк, до него, наверное, каких-нибудь пять миль. Петаччи снова направил огромную машину вниз, море все близилось… Ничего, он сядет! Он перебирал клавиши нежно, чутко, словно ласкал женщину. Пятьсот футов, четыреста, триста, двести – смутно обрисовалась яхта, огни у нее потушены, горит только красный маяк, и самолет идет точно на яхту! Врежется! Спокойно, спокойно… Не забыть сразу выключить двигатели… Толчок! Самолет задрал нос, прыгнул. Снова толчок! И еще!

Петаччи сложил на коленях дрожащие руки и тупо глянул в окно, где пенились волны. Он сел… Браво, Джузеппе Петаччи! Аплодисменты!! Где благодарная публика?!