Текст книги "Учитель учителей. Избранное"

Как долго следует держать детей в материнской школе.

Как маленькие растения, выросшие из своих семян, пересаживают в огород, чтобы они лучше росли и приносили плоды, так детей, воспитанных под покровом матери, укрепившихся умственно и физически, для лучшего роста нужно передавать на попечение учителя. Ведь перенесенное в другое место деревцо всегда вырастает выше, и огородный плод всегда вкуснее полевого. Но когда и как это нужно делать? Отпускать детей из материнского крова и передавать преподавателям ранее шестилетнего возраста я не советовал бы по следующим причинам.

Слишком юный возраст требует для себя больше заботы, чем может дать ему учитель, имеющий на своем попечении массу детей. Итак, лучше пока им оставаться под родным кровом матери.

Затем безопаснее, чтобы мозг основательно окреп ранее, чем он начнет работать, а у ребенка на пятом или на шестом году едва лишь заканчивается все образование черепа и мозг становится твердым. Итак, для этого возраста достаточно того, что дается при домашнем обучении, само собой, незаметно и как бы в игре.

Кроме того, было бы совершенно бесполезно, если бы мы действовали иначе. Если взять для прививки черенок еще слабый, он будет расти медленно, если же более крепкий – быстрее. Молодая лошадь, слишком рано запряженная в повозку, становится слабее, но если дать ей достаточно времени, чтобы подрасти, будет везти лучше, и вознаградит за данную отсрочку.

И наконец, не так долго ждать до шестого или начала седьмого года, если дома нет недостатка в том, в чем дети могли бы укрепляться в эти первые годы своей жизни. Если ребенок уже начал приобретать навыки в благочестии и добрых нравах (особенно в почтительности, послушании и повиновении по отношению к старшим), а также в мудрости, в быстром выполнении дела, в отчетливом произношении слов, то не будет слишком поздно, если он поступит учиться в школу шести лет.

Напротив того, я бы не советовал задерживать ребенка дома долее шести лет, так как в этот срок легко можно закончить то, что нужно было усвоить дома. И если затем тотчас не отдать ребенка в настоящую школу, несомненно, он привыкнет к бесполезному досугу. Мало того, нужно опасаться, чтобы вследствие этого ненужного досуга он не приобрел тот или иной порок, который потом, точно вредные плевелы, с трудом можно было бы вырвать. Итак, самое лучшее продолжать то, что раз было начато.

Однако этого не следует понимать безусловно, как будто переход в школу непременно должен происходить только после достижения шести лет. Сообразно со способностями ребенка этот срок можно или продлить, или сократить на полгода, или даже на целый год. Ведь некоторые деревья приносят плоды даже весной, другие – летом, иные – осенью.

И хотя некоторые дети (ранее шести, пяти и даже до четырех лет) желали бы высоко летать, однако, будет хорошо скорее сдерживать их, чем позволять им это, а тем более побуждать их к этому. Иначе, тот, кто прежде времени желает быть доктором, едва будет бакалавром, а иногда даже окажется глупцом, как и виноградная ветвь, которая вначале роскошно растет и в большом количестве приносит виноград, будет подниматься вверх, однако, ослабит корень и будет недолговечна. Есть, напротив того, дети более отсталые, с которыми едва ли можно будет что-либо начать на седьмом или на восьмом году.

Признаки, по которым можно сделать заключение о готовности детей посещать общественные школы:

● если ребенок знает то, что ему следует знать в материнской школе;

● если в нем будут замечены внимание и размышление по поводу предлагаемых вопросов и известная способность суждения;

● если у него обнаружится сверх того некоторое стремление к дальнейшему обучению.

Каким образом родители должны готовить своих детей к школе.

Все человеческие дела требуют осмотрительности и должной подготовки. Итак, родители должны отдавать своих детей для образования в школу обдуманно и прежде всего сами должны подумать, что предстоит им делать, и открыть глаза детям, чтобы они поразмыслили о том же самом.

Итак, неразумно поступают те родители, которые без всякой подготовки ведут своих детей в школу, точно телят на бойню или скотину в стадо; пусть потом школьный учитель мучается с ними, терзает их, как хочет. Но еще более безумны те, кто сделали из учителя пугало, а из школы застенок и все-таки ведут туда детей. Это происходит в том случае, если родители или прислуга в присутствии детей говорят о школьных наказаниях, о строгости учителей, о том, что больше дети не будут играть, и т. п. «Пошлю тебя в школу, – говорят они, – успокоишься, выпорют тебя, подожди только» и пр. Этим способом в детях развивается не кротость, но отчаяние и рабский страх родителей и учителей.

Итак, разумные и благочестивые родители, воспитатели и попечители будут поступать так: когда приближается время посылать детей в школу, они будут ободрять их, точно наступает ярмарка или собирание винограда, говоря, что они пойдут в школу вместе с другими детьми и вместе с ними будут учиться и играть. Может также отец или мать пообещать ребенку прекрасные одежды, изящную шляпу, красивую дощечку для письма, книжку и что-либо подобное, а иногда и показать то, что уже приготовлено для ребенка (ко дню отправления в школу). Однако давать этого не следует (чтобы дети все более и более воспламенялись желанием).

Хорошо будет также разъяснить детям, какое это прекрасное дело посещать школу и учиться. Ведь из таких детей выходят важные люди, начальники, доктора, сенаторы, выдающиеся, славные, богатые и мудрые люди, к которым остальные должны относиться с почтением. Таким образом, гораздо лучше посещать школу, чем дома томиться от безделья или бегать по улицам. А чтобы они заранее познакомились с этими занятиями, не мешает дать им в руки мел, которым бы они могли рисовать на скамейках, на столе или на данной доске проводить линии, рисовать, что только хотят: чашки, кресты, круги, звездочки, лошадей, деревья, и пр., передают ли они это верно или нет – неважно, лишь бы только они получали от этого удовольствие. Невозможно, чтобы это осталось без peзультата: ведь в школе им легче будет писать буквы и различать их, и вообще не следует упускать из виду ничего, что можно придумать для возбуждения в детях любви к школе.

Кроме того, родители должны внушать детям любовь и доверие к будущим преподавателям. Иногда нужно дружелюбно упоминать об учителе и вообще расхваливать его ученость и мудрость, его любезность и доброту, указывая, что он человек выдающийся, многое знает, ласков к детям и их любит. И хотя правда, что некоторых он наказывает, но только безнравственных и непослушных, кто заслуживает того, а послушных он не наказывает никогда. При всем этом он показывает, каким образом что-либо нужно писать или читать и пр. Говоря с детьми так по-детски, родители должны устранить у детей всякий страх перед школой. Затем также нужно спрашивать: «Будешь ли ты послушен?» Если ребенок скажет, что он будет послушен, ему нужно сказать, что учитель его полюбит. А чтобы у ребенка завязалось какое-либо знакомство с его будущим учителем и чтобы он правильно понял сказанное ему и укрепился в этой надежде, мать или отец иногда могут послать учителю подарок.

Тогда учитель (помня о своем долге) ласково с ним поговорит, покажет ему что-нибудь, чего тот не видел (книжку, рисунок, какой-нибудь музыкальный или математический инструмент и то, что ребенку может доставить удовольствие). Иногда также учитель что-либо подарит ребенку: дощечку для письма, флакончик чернил или что-либо подобное. А чтобы учителю не было от этого ущерба, родители (ради которых это происходит) могут и должны это как-нибудь возместить или вперед что-либо послать. Таким образом, ребенок будет относиться к школе и к учителям бодро и с расположением, особенно если у него будет проявляться благородная натура. Здесь уже половину дела сделает тот, кто так хорошо начнет; ведь сама школа будет для него только забава, и дети будут делать успехи с радостью.

Часть II
Об искусстве учить всех всему

От составителя

«Великая дидактика» Я.А. Коменского по праву считается одним из самых выдающихся произведений педагогической литературы.

Данный труд был написан на чешском языке и в 1638 г. переведен самим автором на латинский язык. В нем великий педагог одним из первых ввел в научный круг новое понятие – «дидактика». Слово «дидактика» происходит от древнегреческого глагола «didaskein», что означает «учить, объяснять, доказывать», а также «учиться».

Впервые Коменским сделана попытка заложить основы педагогики как науки, показать ее связь с другими науками.

Важнейшие проблемы педагогики Коменский рассматривает с философских позиций. «Философы назвали человека микрокосмом (малый мир); он обнимает собою в сжатой форме все, что расстилается во все стороны по великому миру (макрокосмос)». «Итак, что такое в начале человек?» – задает он вопрос и отвечает: «Человек есть малый мир». Пытаясь разгадать тайну человека, автор «Великой дидактики» сравнивает ум человека, только что вступающего в мир, «с семенем или зерном». Нет необходимости привносить что-либо человеку извне, считает он, необходимо развивать то, что в нем заложено природой.

По Коменскому, стремление к знаниям у человека врожденное. Какова же тогда роль педагога? Во-первых, помочь ребенку развиваться в соответствии с его природой: «Учитель есть помощник природы, а не ее владыка, ее образователь, а не преобразователь…». Во-вторых, обращать внимание ребенка на «значение всего существующего», иначе говоря, формировать в его сознании картину мира.

Важнейшей заслугой Коменского является попытка определить принципы обучения – основные исходные положения педагогической теории и практики.

Надо сказать, что педагогическое учение Коменского основывалось на сенсуалистической теории познания философа Фрэнсиса Бэкона (1561–1626) – родоначальника материализма в Англии. Английский философ отстаивал идею, что всякое познание действительности должно начинаться с чувственного восприятия и завершаться рациональным обобщением.

Исходя из этого, Коменский полагал, что обучение должно начинаться с реального наблюдения за вещами, а не со словесного толкования о них. Он руководствовался следующим: «Все, что только можно, – предоставлять для восприятия чувственного, а именно: видимое – для восприятия зрением, слышаемое – слухом, запахи – обонянием, подлежащее вкусу – вкусу, доступное осязанию – путем осязания. Если какие-либо предметы сразу можно воспринять несколькими чувствами, пусть они сразу схватываются несколькими чувствами…». «Ничего не может быть в сознании, что заранее не было дано в ощущении».

Разрабатывая систему элементарного образования, Коменский золотым правилом обучения считает наглядность.

Заметим, к использованию наглядности в процессе обучения обращались еще в те времена, когда не существовало ни письменности, ни самой школы. В учебных заведениях древних государств наглядность была одним из главных способов познания мира. В Средние же века, в эпоху господства схоластики и догматизма, наглядность в процессе обучения уже не играла той значимой роли.

Заслуга Коменского состоит в том, что он впервые ввел использование наглядности как общепедагогический принцип обучения, в основе которого лежало усвоение учащимися знаний путем непосредственных наблюдений над предметами и явлениями, путем их чувственного восприятия. Коменский считал, что наглядность облегчает детям обучение, делает его интересным и увлекательным.

Помимо принципа наглядности, Коменский говорит о таких важнейших принципах, как принцип сознательности и активности, принцип последовательности и систематичности знаний, принцип упражнений, принцип прочного овладения знаниями и навыками, которые получили название дидактических принципов.

Принцип сознательности и активности в обучении предполагает осознанное, глубокое и основательное усвоение знаний и навыков. Главное же условие успешного обучения – постижение сущности предметов и явлений, их понимание учащимися: «Правильно обучать юношество – это не значит вбивать в головы собранную из авторов смесь слов, фраз, изречений, мнений, а это значит – раскрывать способность понимать вещи, чтобы именно в этой способности, точно из живого источника, потекли ручейки знания». Результат сознательного знания – не только понимание, но и использование знаний на практике: «Ты облегчишь ученику усвоение, если во всем, чему бы ты его ни учил, покажешь ему, какую это принесет повседневную пользу в общежитии».

Коменский дает целый ряд ценных указаний, как осуществлять сознательное обучение. Главное требование – это: «При образовании юношества все нужно делать как можно более отчетливо, так, чтобы не только учащий, но и учащийся понимал без всякого затруднения, где он находится и что он делает».

Сознательность в обучении педагог неразрывно связывает с активностью учащихся, с их творчеством. Он пишет: «Никакая повивальная бабка не в силах вывести на свет плод, если не будет живого и сильного движения самого плода». Исходя из этого, одним из самых главных врагов обучения Коменский считает бездеятельность и лень учащегося. Лень следует изгонять трудом.

Принцип последовательного изучения основ наук и систематичных знаний базируется на том, что знания учащихся должны быть систематизированы, даны в определенной логической, методической последовательности.

Последовательность и систематичность в первую очередь важна при решении следующих вопросов:

● каким образом распределять материал;

● с чего начинать обучение и в какой последовательности его выстраивать;

● как установить связь между новым и уже изученным материалом и др.

Автор «Великой дидактики» говорит о требованиях, без которых последовательность изучения наук будет трудно осуществима. Это:

● «порядок – душа всего»;

● обучение должно соответствовать уровню знаний учащихся – «вся совокупность учебных занятий должна быть тщательно разделена на классы»;

● все должно изучаться последовательно «с начала и до завершения».

Чтобы эти требования были реализованы, Коменский дает указания и формулирует дидактические правила:

● занятия должны быть распределены таким образом, чтобы на каждый год, каждый месяц, день и час были поставлены определенные учебные задачи, которые должны быть заранее продуманы учителем и осознаны учащимися;

● задачи должны решаться с учетом возрастных особенностей, точнее говоря соответственно задачам отдельных классов;

● один предмет следует преподавать до тех пор, пока от начала и до конца не будет усвоен учащимися;

● «все занятия должны быть распределены таким образом, чтобы новый материал всегда основывался на предшествующем и укреплялся последующим»;

● обучение «должно идти от более общего к более частному», от более легкого к более трудному, от известного к неизвестному, от более близкого к более удаленному.

Успех обучения определяют систематически проводимые упражнения и повторения, при этом реализуется принцип упражнений и прочного овладения знаниями и навыками. На последний принцип указывал еще древний китайский философ Конфуций (около 551–479 до н. э.), который строил именно на нем свою систему обучения. Однако понимание и выполнение этого принципа в различные времена менялось в зависимости от цели и содержания обучения.

Во времена Коменского в школах господствовала зубрежка. Великий педагог к понятию «упражнение» подошел по-новому: он считал, что усвоение знаний невозможно без активности учащихся. По его мнению, упражнение должно служить не механическому запоминанию, а пониманию явлений, сознательному усвоению новых понятий и использованию полученных знаний в практической жизни. Коменский считал, что есть упражнения, которые развивают чувства, ум, память. Он писал: «Упражнения памяти должны практиковаться беспрерывно», «Обучение нельзя довести до основательности без возможно более частых и особенно искусно поставленных повторений и упражнений». Но вместе с тем педагог выступает против механического запоминания и указывает: «Основательно внедряется в ум только то, что хорошо понятно, тщательно закреплено памятью». «Ничего нельзя заставлять заучивать, кроме того, что хорошо понятно».

Из этих положений видно, что Коменский упражнения и повторения полностью подчиняет задаче сознательного и прочного усвоения знаний учащимися.

При создании своей дидактической теории Коменского выдвинул принцип природосообразности. Он писал, что объективные внутренние закономерности присутствуют как в природе, так и в процессе обучения и призывал учитывать эти закономерности при построении процесса обучения и воспитания.

Система обучения, предложенная ученым, позволяет в той или иной мере ответить не только на вопрос как учить? но и чему учить? «В школах всех должно учить всему тому, что касается человека».

Ян Амос Коменский в своих воззрениях далеко ушел вперед от своих современников, и нет ничего удивительного, что его педагогическая система была забыта и лишь в середине ХIХ в. вновь привлекла к себе европейских читателей и педагогов. В настоящее время ее изучают высшие педагогические заведения едва ли не во всех странах мира.

Великая дидактика, содержащая универсальную теорию учить всех всему,

или

Верный и тщательно обдуманный способ создавать по всем общинам, городам и селам каждого христианского государства такие школы, в которых бы все юношество того и другого пола, без всякого, где бы то ни было, исключения, могло обучаться наукам, совершенствоваться в нравах, исполняться благочестия и таким образом в годы юности научиться всему, что нужно для настоящей и будущей жизни КРАТКО, ПРИЯТНО, ОСНОВАТЕЛЬНО, ГДЕ ДЛЯ ВСЕГО, ЧТО ПРЕДЛАГАЕТСЯ, ОСНОВАНИЯ почерпаются из самой природы вещей; ИСТИННОСТЬ подтверждается параллельными примерами из области механических искусств; ПОРЯДОК распределяется по годам, месяцам, дням и часам, наконец, указывается ЛЕГКИЙ И ВЕРНЫЙ ПУТЬ для удачного осуществления этого на практике.

Дидактика есть теория обучения. В последнее время некоторые выдающиеся мужи, тронутые сизифовым трудом школ, решили исследовать эту теорию. Но как начинания их, так и успех были различны.

Некоторые задались целью написать сокращенные руководства для более легкого преподавания только того или иного языка. Другие изыскивали более быстрые и краткие пути, чтобы скорее научить той или другой науке или тому или другому искусству. Третьи предлагали что-либо иное. Но почти все они исходили при этом из внешних наблюдений, составленных на основе более легкой практики.

Мы решаемся предложить Великую дидактику, т. е. универсальное искусство учить всех всему. И притом учить с верным успехом; так, чтобы неуспеха последовать не могло; учить быстро, чтобы ни у учащих, ни у учащихся не было обременения или скуки, чтобы обучение происходило скорее с величайшим удовольствием для той и другой стороны; учить основательно, не поверхностно и, следовательно, не для формы, но подвигая учащихся к истинной науке, добрым нравам и глубокому благочестию. Наконец, все это мы выясняем a priori, т. е. из самой настоящей неизменной природы вещей, точно заставляя вытекать из живого источника неиссякающие ручейки; затем, соединяя их в одну большую реку, мы устанавливаем некоторое универсальное искусство создавать всеобщие школы.

Конечно, то, что мы обещаем, весьма значительно и крайне желательно. И я легко предвижу, что это кому-нибудь покажется скорее мечтаниями, чем изложением сути дела. Но кто бы ты ни был, читатель, воздержись со своим суждением, пока не узнаешь, что здесь действительного, и тогда будет возможность не только составить заключение, но и произнести его. Ведь я не желаю, не говоря уже о том, что не стремлюсь, чтобы кто-нибудь, увлеченный нашими взглядами, выразил свое согласие с тем, что еще не исследовано. Я настойчиво прошу, убеждаю, настаиваю, чтобы каждый, кто явится в качестве исследователя этого дела, высказывал свои собственные и притом более усовершенствованные взгляды, которые бы не могли быть ослаблены никакими обманчивыми мнениями.

Дело это поистине весьма серьезное и, с одной стороны, должно стать предметом общего желания, а с другой – его нужно взвесить общими обсуждениями и продвигать вперед общими усилиями, так как оно преследует общее благо всего человеческого рода. «Какой больший и лучший дар мы можем предложить государству, как не тот, чтобы учить и образовывать юношество, особенно при настоящих нравах и в наше время, когда юношество так испорчено, что его нужно обуздывать и сдерживать общими силами». Так говорит Цицерон. А Филипп Меланхтон пишет: «Правильно образовывать юношество – это имеет несколько большее значение, чем покорить Трою». Сюда же относится знаменитое изречение Григория Назианзина: «Образовать человека, существо самое непостоянное и самое сложное из всех, есть искусство из искусств».

Следовательно, предложить «искусство из искусств» есть дело чрезвычайной трудности и требует обсуждения и притом не одного человека, а многих людей, так как один человек никогда не бывает настолько проницательным, чтобы от его взора не ускользнуло весьма многое.

…Это искусство учить и учиться в значительной мере было неизвестно предшествующим векам, и таким образом учебные занятия и школы были полны трудов и колебаний, и самообманов, и ошибок и заблуждений, так что более основательного образования могли достигнуть лишь те, кто отличался необычайными дарованиями.

Однако с недавнего времени Бог стал предпосылать как бы утреннюю зарю и внушил некоторым почтенным мужам Германии проникнуться отвращением к запутанности применявшегося в школах метода и размышлять о каком-нибудь более легком и более сокращенном методе обучения языкам и искусствам. Одни из них достигали поставленной цели с большим успехом, чем другие. Это видно из изданных ими дидактических книг и из их опытов.

Я решил рассмотреть и исследовать причины, основания, способы и цели обучения, как предлагает назвать это искусство Тертуллиан.

Так возник этот трактат, излагающий и выясняющий дело полнее (как я надеюсь), чем это было до сих пор.