Текст книги "Три путешествия"

Глава II

Отъезд из Болоньи и прибытие в Феррару. – Я. Я. Стрейса ограбил разбойник. – Обобранный приходит в Венецию. – Поступает на службу в венецианский флот. – Прибытие на остров Занте. – Сильная буря между островами Милос и Агентер. – Корабль «Золоченый петух» разбивается о риф. – Печальное кораблекрушение. – Женщина спасается чудесным образом. – Все, кто спасся, переходят на корабль «Свиорис». – Я. Я. Стрейс приезжает в Кандию. – Догоняет на тартане венецианскую армаду. – Пристают к Митиленам и совершают путешествие в глубь острова. – Берут большую добычу и множество съестных припасов. – Положение местности. – Двести турецких всадников настигают их; они обороняются. – Снова возвращаются на корабль

Прожив два дня в Болонье, я поехал в Феррару, малонаселенный город, бедный съестными припасами; там много пустырей – верный признак того, что жители не умножаются числом и благосостояние их не растет. Но там много прекрасных строений, большей частью по реке По, которая протекает стороной и наполняет городской ров. Город обнесен сильными больверками, в нем много широких и просторных улиц, по обеим сторонам которых имеются крытые ходы. Помимо этого там нет ничего особо примечательного. Я пробыл там не более половины дня, не захотел проедать денег понапрасну, ибо наступали времена, когда приходилось считать каждый грош. 6-го я отправился в путь на Киоджу и тут на меня напал разбойник, отнявший у меня два рейхсталера, так что мне осталось не более гульдена на дорогу до Венеции.

8-го я наконец дошел до Киоджи, маленького городка, откуда можно было при хорошей погоде увидеть Венецию. Он расположен у моря, приблизительно в трех милях от Венеции; но здесь очень плохо с съестными припасами, за исключением того, что отсюда поставляют в Венецию капусту и зелень. Здесь живет много рыбаков и мореплавателей и хороша гавань. Особых достопримечательностей здесь нет, кроме изображения Девы Марии с плачущим Младенцем на руках, которое там весьма чтут. Я здесь немного задержался, ибо у меня не было денег на муку и масло, и едва хватило на то, чтобы оплатить лодку до Венеции; на оставшиеся деньги я купил съестных припасов. Итак, я добрался до обетованной земли, освободившись от золота, серебра и меди, попросту говоря, без денег. Хороший совет был бы дорог: но так как я решил тотчас же поступить на службу, то рассчитывал получить деньги на руки. С этим я пришел в дом капитана Кроппеля. Я застал здесь корабль «Золоченый петух», командиром которого был Дирк Янс де Гаан (Dirk Janz de Haan). Он нанял меня парусным мастером за 8 гульденов в месяц. Тем временем корабль снарядили и снабдили всем необходимым, так что он мог войти в состав флота, отправляемого Венецианской республикой против турок в Дарданеллы³³. Дирк Янс поставил командиром своего сына, а сам отправился домой сухим путем.

10-го апреля вышли мы на парусах из Венеции вместе с большим кораблем «Св. Иорис», которым командовал тогда Курт Аделаар (Coert Adelaar), адмирал из Дании, недавно умерший. Мы шли по заливу, подняв паруса, с попутным ветром.

20-го мы дошли до острова Занте, где запаслись водой и погрузили несколько бочонков вина. Оно здесь очень хорошее, доброе и дешевое, один барилль (мера или Fustagie из 40 кувшинов)³⁴ стоит не более одного скудо³⁵. В армии мы продавали его за шесть рейхсталеров.

22-го мы отбыли с Занте и держали путь к острову Милосу, куда дошли 5 мая, но не пристали к нему, ибо прошли к Аргентеро. Здесь мы стали на якорь позади «Св. Иориса», но слишком близко от Аргентеро, где весьма илистое дно, что внушило нам довольно большие опасения; тем более что если бы мы сели несколько глубже, нам с трудом удалось бы сняться. Вскоре разразилась такая ужасная буря, что нас бросало из стороны в сторону, наши снасти и паруса разлетелись, как камыши, ветер гнал нас к берегу, и мы не могли избежать этого, сколько бы ни приложили труда и усилий. Увидав это, капитан Курт Аделаар тотчас спустил лодку с пятью или шестью матросами и велел переправить в нее на веревках только одного из благороднейших дворян, начальника, а остальные дворяне остались на нашем корабле с сотней солдат и матросов. Вскоре после того сильный порыв бури бросил корабль на риф и он тотчас же разбился на тысячу кусков, и нельзя ни словом, ни пером описать, с какой быстротой тяжелый корабль, как лодка, поднялся над водой, чтобы разлететься на куски. Каждый старался спастись. Шкипер Питер и я сидели на большой мачте, но недолго могли на ней удержаться; она была неустойчива и вертелась; потом мы оставили ее и высматривали себе другой обломок, и на наше счастье приплыла нам навстречу большая дверь, за которую мы ухватились и добрались до суши. Еще человек девять добрались с большим трудом до берега вместе с женой венецианского капитана, с которой сорвало всю одежду, и ее выбросило голой; кроме того, ее тело было до такой степени изранено гвоздями и занозами, что у нее оказалось более пятидесяти ран и повреждений. Муж ее погиб. Вскоре после кораблекрушения к берегу прибило ящики и постельные принадлежности, и мы прикрыли тряпьем жену капитана, ибо было весьма холодно. На нашем корабле была также солдатка на последнем месяце беременности; она крепко держалась за обломок и пробыла так полтора дня, мы ее сняли еще живой, и она, по-видимому, дольше не продержалась бы. Она сильно простудилась и была бледна как смерть. Мы отвезли несчастную женщину на корабль «Св. Иорис», и, едва прибыв туда, она произвела на свет ребенка. Мы прислуживали ей, как умели, и когда море выбросило добро остальных женщин, то мы одели обеих. На нашем корабле были жены четырех капитанов и эта женщина; три остальные погибли. Когда люди немного отдохнули, мы отправились на корабль «Св. Иорис» и продолжали путь до Кандии, куда прибыли в целости и сохранности, и так как съестные припасы значительно уменьшились из-за продолжительного плавания и оттого, что экипаж увеличился на 21 человек, то мы попросили губернатора, чтобы он пришел нам на помощь. Но Кандия в то время имела так мало припасов, что мы ничего не получили. Поэтому мы обратились с покорнейшей просьбой предоставить нам тартану³⁶ с тем, чтобы мы могли нагнать флот, на что губернатор согласился и тотчас же дал распоряжение шкиперу, чтобы доставить нас и еще пятнадцать человек в армию, что тот немедленно привел в исполнение, ибо корабль его уже был нагружен различными военными припасами. 3 мая мы вышли на парусах и каждый получил по два фунта хлеба, ибо полагали, что нам на худой конец надо будет десять дней, чтобы догнать флот. 8-го числа мы были вблизи Смирнского залива, недалеко от Митилен или Лесбоса, где наша пища оказалась съеденной; поэтому мы решили зайти в гавань посмотреть, не найдется ли там чего-нибудь съестного, хотя остров Митилены и принадлежал туркам. Голод и нужда дали нам мужество, спасаясь от одной опасности, рискнуть на другую. Увидав несколько воров, мы, недолго думая, захватили эту добычу; двенадцать немцев и пятнадцать греков, находившихся на тартане, хорошо вооруженные, поспешно сошли на берег, схватили шесть воров за рога и втащили без всякого с их стороны сопротивления. Доброе начало воодушевило нас поискать большего счастья. Тогда мы зашли примерно на милю в глубь острова до маленькой деревушки в 10 или 12 домов; в ней не оказалось ни одного человека, да мы их особенно и не искали, но зато нашли там всяческие припасы, как-то: муку, масло, сыр, мед, вино, растительное масло и т. д. Все это нам было кстати. И подобно тому как несчастье следует за несчастьем, так было здесь со счастьем, ибо мы заметили стадо в 20 ослов, как бы ниспосланных для того, чтобы стать нашей добычей. Мы тотчас изловили их, нагрузили и погнали в лодке. Неподалеку стоял замок, куда по нашему предположению скрылись люди из страха перед нами. От этого замка шла прямая дорога до гавани; вдоль нее лежали земельные участки, отделенные друг от друга стенами, сложенными из камней. Без всякой помехи прошли мы добрую часть пути, и приблизительно на полдороге за нами погнался отряд из двухсот всадников. Я первый заметил их и крикнул: «Эй, люди, на нас надвигается враг, будем стойко держаться друг около друга, ибо, ежели мы расстроимся и разбежимся, то все погибнем». Турки тем временем приближались к нам; мы оставили одного с ослами с тем, чтобы он гнал их вперед. Наступило время подумать об обороне, иначе, если бы мы еще промедлили, было бы слишком поздно; турки так близко подошли к нам, что мы могли рассмотреть их лица. Мы сошли с дороги и перепрыгнули через груду камней, которая служила нам бруствером и вместе с тем мешала всадникам добраться до нас. Нужда и положение, в каком мы очутились, сделали меня военачальником, ибо греки (хотя они и вооруженные) не знали дисциплины, а наши также были мало осведомлены в этом деле. Я отдал приказ, чтобы стреляли не все сразу, а по пяти человек, и не раньше, чем увидят противника, чтобы тем вернее попасть. Затем турки напали на нас, и впереди ехал их начальник, который был мавром; он и еще трое скоро свалились с лошадей (ибо мы дали залп по их авангарду). После того мы дали второй залп, от которого свалилось двадцать человек, что развеселило нас и повергло в уныние врагов, так что они обратились в бегство. Помимо упомянутого бруствера у нас было большое преимущество – длинные мушкеты, из которых мы их разили, а у них не было ничего, кроме легких карабинов, из которых можно было стрелять только на небольшом расстоянии. Когда они отступили и были уже довольно далеко, мы в строгом порядке по четыре в ряд тронулись в путь. Когда турки это увидели, то снова поспешили напасть на нас, намереваясь разъединить наши ряды, внести беспорядок и таким образом покончить с нами. Однако мы, не струсив, обернулись и храбро двинулись на них, пока не подпустили их на расстояние выстрела, а затем: «Эй, люди, огонь!» И когда первый ряд дал выстрел, то отступил назад, чтобы приготовиться к новому, но так, что мы не отступили ни на шаг. В этой схватке мы видели, как некоторые падали с лошадей, и так как мы не отступили, то враг вторично обратился в бегство, пока не стал недосягаемым для выстрелов. Тем временем мы погнали вперед ослов и следовали за ними сомкнутыми рядами. Турки сделали то же самое, и казалось, что они решили настигнуть нас и напасть, когда мы будем перетаскивать добро на корабль. Но когда мы добрались до нашей тартаны, мужество оставило их, и, конечно, если бы они подошли, то мы бы приветствовали их, помимо мушкетов, еще из четырех металлических пушек. Итак, мы удержали свою добычу, и у нас было только двое убитых и трое раненых.

Глава III

Прибытие в Монте-Санто и Трою. – Я. Я. Стрейс переходит на корабль «Маленькая принцесса». – Галеры беев присоединяются к турецкой армии. – Английский корабль попадает к туркам, храбро защищается и сгорает. – Я. Я. Стрейса обращают в рабство. – Попадает на галеру вместе со старым русским. – Советуются о бегстве. – Бросаются в воду, их замечают. – Русского ранят стрелой. – Оба попадают в венецианскую армию

Числа 9-го, когда все было готово, мы с радостью вышли на парусах из Митилен и быстро дошли до Монте-Санто, или Святой горы, получившей свое наименование потому, что дьявол искушал на ней Христа и показывал ему отсюда все сокровища мира.

12-го мы вошли в Константинопольский пролив и у мыса Трои (Тгоуеn) встретились с венецианской армией; там мы видели еще сохранившиеся ворота и разрушенные стены; в остальном теперь это только деревня.

Упомянутые ворота сделаны из прекрасного белого мрамора. Мы видели также основание городских стен, которые состояли из семи галерей, не отделенных друг от друга, но сплетавшихся наподобие венка. На берегу было расположено много траншей или, скорее, крытых дорог, наряду с шанцем, насыпанным турками.

14-го нас распределили по кораблям, и я стал парусным мастером на «Маленькой принцессе».

Между тем мы заметили галеры беев ³⁷; но когда они увидели, что мы пришли раньше их и вход в канал уже занят, то поплыли наискось по направлению к греческому берегу, где они остановились с двадцатью двумя красивыми галерами.

16-го числа из Санто вышел английский корабль, называемый «Midleton», чтобы доставить весла, хлеб и все прочее, что необходимо для армии. Когда корабль подошел к Дарданеллам, упомянутые галеры беев приблизились к его борту. Заметив это, мы поспешили туда, ибо стояли ближе всех; но было так тихо, что паруса свисали с мачт, что было большим преимуществом для галер, которые, не переставая, стреляли по англичанам; но те держались с большой храбростью, ибо видели, что мы готовы прийти им на помощь. Турки тем временем завладели кормой, но англичане скоро прогнали их, взорвав всех перебравшихся через борт, отчего сгорел весь корабль. Тут мы увидели, как матросы прыгали за борт, а турки вылавливали их и обращали в рабство. Но прежде чем броситься в воду, они храбро стреляли по туркам, хотя почти вся верхняя часть их судна и большая мачта совсем сгорели. Повар и старший боцман взобрались на мачту, которая свалилась в воду, и укрылись под парусами, и таким образом им удалось избежать смерти и неволи. На этом судне также была англичанка, которая торговала в Венеции пивом и вином и потому была известна всем; ее обычно звали матушка Пентерс. Она умерла, а ее мужа поймали и обратили в рабство. Они намеревались торговать в армии табаком и водкой. На корабле было 36 пушек и 60 человек; из них большая часть утонула и сгорела, и примерно через полчаса после того мы выловили несколько утопленников. После стычки под Дарданеллами мы узнали от некоторых пленных с галер беев, что им, туркам, так досталось, что они раскаивались в нападении на английский корабль, ибо потеряли свыше пятисот человек, при большом числе раненых, не считая повреждений, нанесенных галерам.

Пока мы стояли у Константинопольского, или Дарданельского, пролива, у нас было мало свежей пищи, и мы мучились от цинги. Нам приходилось брать пресную воду из реки у мыса Трои не без опасности для жизни и страха попасть в тюрьму, ибо там были скрыты турецкие траншеи, откуда турки неожиданно нападали на нас. Однажды я должен был вместе с семью товарищами отправиться на лодке за водой; когда мы добрались до Трои, то приметили несколько виноградников, и нам очень захотелось чего-нибудь свежего; но так как надо было пройти не менее получаса в глубь острова и подвергнуться опасности быть пойманными, то мы бросили жребий на одного из восьми; жребий достался мне, и я, оглядевшись вокруг и не увидав ни одного турка, отважно двинулся в путь по направлению к виноградникам. Как только я добежал до места и руки мои принялись рвать, а рот пробовать, я услышал шум, оглянулся и увидел, что между мной и берегом со всех сторон выскочили турки из пещер и скрытых окопов.

Наши только что сошли на берег и наполняли бочонки водой; турки отправились туда и хотели отрезать им путь, но наши влезли в лодку, оттащили ее веревкой от берега и добрались до мели, где и застряли. У них были с собой две пушки, из которых они храбро палили по туркам дробью и произвели такие опустошения, что туркам пришлось отступить. Тем временем я схоронился, ибо путь был отрезан и нельзя было добраться до берега. И так я стоял, как бедный грешник перед судьею, и ожидал со страхом и трепетом, чем это кончится, ибо было бы величайшей глупостью выступить против такого множества. Недолго пробыл я в страхе в этом винограднике, ибо турки взяли меня в плен, и виноград, который я едва попробовал, оказался для меня весьма горьким. Для начала меня отвели в то место, где прежде стояла Троя, а неподалеку построены цитадели, или крепости, расположенные друг против друга, которые замыкают вход в Дарданеллы. Затем меня отправили на галеру, где было пятьсот рабов; с меня сняли платье, обрезали мне волосы, и голым, только в тонких полотняных подштанниках, посадили за весла, с которыми мы вшестером управлялись. Меня приковали к московиту, который уже более двадцати четырех лет пробыл на галере, ибо помимо несчастья попасть в рабство, что предстоит всем иноземцам, состоящим на службе в венецианской армии и взятым в плен, их ждет вечная неволя, от которой султан не позволяет откупиться никакими деньгами. Мне такой обычай не особенно нравился, но тем не менее пришлось терпеливо покориться.

Шесть недель просидел я на галере не без тяжких наказаний плетью от надсмотрщика, который угощал ею мою голую шкуру. Если даже я или кто иной гребли ловко и изо всех сил, жестокий палач бил всех без разбору, считая непорядком, если он не слышит чьих-нибудь криков. Такая жизнь стала мне весьма противна. Мой товарищ, русский, часто уговаривал меня бежать, к чему у меня было желание, но путь никогда не был свободен, и что-нибудь все время стояло на дороге. Кроме того, венецианская армия находилась на расстоянии двух часов от нас, и берег бдительно охранялся турками. Этот русский уже несколько раз пытался бежать; но его каждый раз настигали, вследствие чего он потерял уже уши и нос. Это нагнало на меня страх, однако он придал мне бодрости следующими словами: «Что же, ты предпочитаешь навсегда остаться в дураках, чем отважиться потерять что-нибудь ради свободы? И если случится так, что нас сразу поймают, то вся вина падет на меня, а ты отделаешься ударами по пяткам; что же касается меня, то они поклялись, что сожгут меня в случае нового побега; но я скорее умру, чем позволю этим чертовым собакам мучить и пытать меня. Нужна большая решимость, если хочешь добиться чего-нибудь значительного, а разве существует более прекрасное и лучшее сокровище, нежели свобода?» Эти и подобные речи склонили меня к тому, что я согласился на побег. Русский, который научился всем уловкам, задолго до того побывал в Константинополе, купил там напильник и зашил его в свою куртку. Он всегда имел при себе кремень и восковую свечу, чтобы можно было на случай нужды работать в любое время, даже ночью.

Однажды в четыре часа после обеда нас, рабов, отпустили взять воды в наши сосуды. Когда мы вышли на берег, то отошли немного вглубь, еще прикованные друг к другу. Тем временем пошел сильный дождь. Мы зашли в покинутую хижину, и так как наступила ночь, то мой товарищ высек огонь, зажег восковую свечу и начал пилить, пока не разъединил нас, после чего мы обратились в бегство. Ночь весьма благоприятствовала нам, ибо было темно, и нам удалось незамеченными добраться до берега за час до рассвета. Там мы увидели множество палаток. Сильный дождь согнал часовых с их постов, и мы прошли среди них, прежде чем кто-нибудь заметил это. Но когда мы поплыли и зашевелились в воде, они нас открыли и выпустили нам вслед множество стрел, так как благодаря сильному дождю не могли употребить в дело огнестрельное оружие. Они нас заметили потому, что при малейшем движении вода загоралась огнем от находящейся в ней соли; поэтому они заметили нас и стреляли так, что стрелы ложились совсем рядом, а одна из них даже попала московиту в задницу, но он продолжал плыть, пока мы не вышли из-под обстрела; тогда я хотел вытащить из него стрелу, но бедняга жалобно закричал: «Оставь ее там, оставь! Это стрела с зазубринами, так ты убьешь меня в тысячу раз скорее». И бедняга должен был проплыть со своим острым хвостом без перьев еще две мили, прежде чем мы добрались до венецианского флота. Течение здесь быстрое, и у нас не хватило бы сил продержаться, если бы нас не несло все время боковым течением. Наконец рано утром мы добрались до корабля «Авраамово жертвоприношение», который нас подобрал, и где у товарища вырезали из задницы стрелу, проникшую до кости, и нужна была большая осторожность, чтобы извлечь ее, тем более что она вонзилась сбоку. На стреле было восемь зазубрин, но московит скоро вылечился, и мы благодарили бога за счастье, что избавились от тех бешеных псов.

Глава IV

Их приводят к генералу. – Приказ для воодушевления войска. – Число венецианских кораблей и галер. – Имена офицеров. – Мальтийцы присоединяются к армии. – Появление турецкого флота. – Галеры беев хотят прорваться. – Мальтийцы мешают им. – Турки выставляют две батареи. – Ужасная стрельба из пушек в течение трех дней. – Ветер благоприятствует туркам, но они уклоняются. – Неизменная храбрость венецианцев. – Турки падают духом

На рассвете 24 июля мы добрались до кораблей, а около восьми часов утра меня привели к генералу, которому я рассказал о бывшем со мной несчастье и о слухе, прошедшем по всему турецкому флоту, что они как раз сегодня должны произвести нападение, что они не сомневаются в успехе, и каждый уже подсчитал, сколько ему достанется кораблей, рабов и добычи, вследствие чего они так настойчиво рвутся в бой. Генерал поблагодарил меня за сообщение, пожаловал нам обоим пятьдесят рейхсталеров и велел приготовиться к бою. По его распоряжению к мачте прибили объявление, согласно которому всем была обещана свобода грабить, а полковникам, капитанам и начальникам запрещалось под страхом наказания отбирать у солдат добычу, что придало им особое мужество и бодрость.

Сначала венецианский флот был весьма слаб, но когда к нему примкнули мальтийцы³⁸ и несколько венецианских кораблей, то он стал весьма силен, включая 28 военных кораблей, 24 галеры и 7 галеасов³⁹ под командой генерала Лоренцо Марчелло (Lorenzo Marcello).

Остальные начальники:

Барбаро Бадуро (Barbaro Badoer) – проведитор армии,

Джузеппо Моресини (Joseppo Moresini) – адмирал галеасов,

Антонио Барбаро (Anthonio Barbaro) – начальник гавани,

Цуанни Марчелло (Zuanni Marcello) – лейтенант генерала и капитан одного галеаса⁴⁰.

В течение целого месяца мы искали и поджидали турецкую армию, полагая, что она выйдет в море из Константинополя. Тем временем к венецианскому флоту присоединились мальтийские галеры под флагом приора из Рокеля (Rochel).

Силы турок тогда исчислялись в 28 военных кораблей, 60 галер, из них 22 беев и 9 галеасов. В их флоте было много войска, хорошо снабженного амуницией, и 23 июня они вышли на всех парусах в Дарданелльский пролив, намереваясь прорваться к греческим островам или в другие места архипелага. Как только венецианцы это увидели, то двинулись против них, насколько это было возможно, в полном и добром порядке, хотя мальтийцы и дали понять, что не хотят стать под командование венецианцев и желают сами по своему усмотрению вести свои галеры.

24-го турки все еще стояли у берега; большим преимуществом и защитой были для них две крепости, построенные у входа в Константинопольский, или Дарданелльский, пролив, откуда все время палили по венецианцам. Чтобы нанести им больший урон, они поспешно выставили две батареи, одну на правом берегу, у Варварии, со стороны Анатолии, другую со стороны Греции, откуда они обстреливали венецианские корабли, намереваясь разъединить их и прорваться.

Три дня продолжалась стрельба с обеих сторон, и в ней превзошел всех адмиральский венецианский корабль, на котором были подняты самые главные флаги, вследствие чего он подвергся самому жестокому нападению, ибо турки метали из крепостей такими большими и тяжелыми камнями, что они, как быки, падали в воду и на корабли, а жерла пушек в крепостях были шириной с целую пивную бочку. Одним выстрелом сразу убило трех человек, стоявших близ генерала Лоренцо Марчелло; и хотя это не предвещало ничего доброго, тем не менее весь христианский флот оставался в полном порядке и с нетерпением ждал армию султана. Наконец утром 26 июня она решительно двинулась против нас в полном боевом порядке и с таким отвратительным криком, что мы не могли ни слышать, ни понимать друг друга. Турецкие корабли и галеры были набиты народом, так что они сами мешали друг другу.

Большим преимуществом для них был северный ветер, тогда как венецианцы стояли против ветра и у них не было никаких преимуществ. Тем не менее ни генерал Марчелло, ни его флот нимало не уклонились, но, наоборот, в пример другим он стал во главе и в середине кораблей и галер, построившихся в форме полумесяца, с нетерпением ожидая турецкий полумесяц. Но они не переставали стрелять, а ветер и течение не давали нам возможности к ним подступиться, что также мешало галерам беев, ибо им пришлось остаться на своем месте. Венецианцы наконец напрягли все силы, чтобы подойти ближе к неверным, и устремились, как подобает храбрым воинам, к берегу, куда их не подпускало скорее течение, чем ветер. Турки тем временем открыли сильный огонь по зашедшему вперед кораблю Марко Бембо (Marco Bembo), так что на нем все трещало; так же суда Лацаро Мочениго (Lazarо Mocenigo), Джироламо Малипьеро (Gerolamo Malipiero), которых поддерживал принц пармский. Но благороднее всего держался капитан Бернардо Брагадино на фрегате «Контарина», на котором в то время находился и я. Никто не обращал внимания на залпы турок, а только старались изо всех сил подойти к ним вплотную. То же самое было на всех нидерландских кораблях, которые надеялись таким образом вызвать турок на решительную битву, и хотя, как уже сказано, ветер был на их стороне, тем не менее они уклонялись и шли, подняв паруса, по излучине канала, между крепостью Анатолией и Варварийским берегом, где стали на якорь, полагая, что крепость даст им надежную защиту.