Текст книги "Пубертат. Как пережить переходный возраст ребенку и родителям"

Часть II. Подросткам нужны границы

«Ваши решения, – бросает мне возмущенно одна мама, – кажутся такими простыми. Но ведь в жизни все не так». А чей-то отец ей вторит: «Совсем не так: чертовски трудно жить под одной крышей с подростками. Это такой стресс, скажу я вам. И каждый день ты попадаешь в эту ловушку, совершаешь ошибки». – «А ведь хочешь сделать все правильно, – добавляет еще одна мама. – Мы не раз читали о том, как из-за допущенных ошибок ребенок катится по наклонной, хотя делаешь для него все, что можешь, желаешь ему только лучшего».

Соглашусь: воспитание подростков – тяжелый крест. Постоянно существует опасность угодить в ловушку.

– Я поклялся себе, – делится отец двух сыновей-подростков, одиннадцатилетнего Саймона и двенадцатилетнего Лукаса, – не повторять прежних ошибок.

– Каких именно? – уточняю я.

– У моего отца никогда не было на меня времени, всегда находились дела поважнее. И потому я сказал себе: когда у меня будут дети, я буду уделять им время. Буду терпеливым, спокойным, не буду повышать на них голос. Но когда я с ними, мы действуем друг другу на нервы, а бывает, что они задирают друг друга. В какой-то момент я срываюсь – они тут же успокаиваются. А когда я отхожу, у меня возникает огромное чувство вины, потому что я снова потерпел неудачу, потому что мне кажется, все должно быть как-то по-другому. Но потом я говорю себе: у меня ведь тоже есть чувства, со мной тоже нужно считаться.

Этот отец – как и многие другие родители – попадает в классическую ловушку: либо он забывает о себе и своих потребностях, думая только о том, как удовлетворить желания детей, либо нарушает созданные им же правила.

От мужества к хладнокровию и от мужества к ошибкам

Желание быть идеальными – следствие того, что современные родители обладают большим (хотя порой и однообразным) набором бытовых психологических знаний. Популярные советчики и журналистский культпросвет утверждают, что одна ошибка в воспитании может привести к серьезным проблемам в дальнейшем. Кто захочет для своих детей такой перспективы? Именно поэтому родители делают все возможное, чтобы избавить их от разочарований: они боятся, что в противном случае им придется иметь дело с неудовлетворенностью в жизни и агрессией со стороны подростков.

Но те, кто высказывает подобные мнения, упускают из виду кое-что важное: нельзя сказать, что какая-то одна воспитательная мера портит весь процесс воспитания; скорее речь о целом ряде травматичных воспитательных методов, из-за которых потребности детей недооцениваются и подавляются в течение продолжительного периода. Когда подростки длительное время недополучают родительского внимания и заботы, когда им в течение длительного времени не дают почувствовать личную ответственность, то как следствие могут возникнуть дезориентация и чувство неполноценности.

Хочу сразу пояснить: если родители допускают ошибки в процессе воспитания – а в повседневной жизни это случается нередко, – это не повод рвать на себе волосы. Ошибки следует воспринимать скорее как возможность сделать выводы и изменить ситуацию. Тот, кто имел слабость совершить ошибку, вероятно, найдет в себе силы и извинится перед подростком. Не промямлить что-то нерешительно, не попросить прощения, потому что «так принято», а серьезно – показав свое намерение избегать конфликтных ситуаций в будущем.

Открытая работа над ошибками – отличная возможность для подростков: промахи родителей говорят о том, что последние не идеальны, но умеют справляться с кризисами и поражениями, учатся на ошибках и готовы извлекать из них уроки. Гораздо больше вдохновляют, таким образом, не глянцевые картинки героев, а живые примеры мамы и папы, которым можно следовать.

В дзен-буддизме есть история трех учителей, которые размышляют о своей роли в становлении подростков. Первый учитель смотрит на учеников как на пустой горшок, который он должен наполнить знаниями и информацией, чтобы те могли усовершенствовать свою жизнь. Другой учитель считает своих подопечных бесформенным куском глины, из которого он своими действиями лепит некий идеал, отвечающий его представлениям. Наконец, третий учитель относится к своим ученикам как к цветам, растущим в его саду. Все они разные, и, наблюдая за ними, он определяет индивидуальные потребности каждого – в воде, солнечном свете или в личном подходе. Кактусу нужно меньше воды, чем калужнице болотной, розе – больше солнца, чем плющу, только что посаженному самшиту – больше удобрений, чем уже взрослой березе.

Во всех трех подходах есть рациональное зерно: конечно, учителю нередко приходится утолять неутолимую жажду знаний подростков. Иногда ученикам нужен образец для подражания. Но гораздо разумнее действует тот учитель, который соотносит свои педагогические действия с соответствующей стадией развития и индивидуальными потребностями ребенка.

«Но что это означает в моем случае? – несколько раздраженно спрашивает мать трех сыновей-подростков. – Что конкретно мне делать? Я хочу, чтобы всем троим было хорошо. Чтобы они потом не обвиняли меня в том, что я кого-то обделила, отдав предпочтение другому». Она растеряна: «Я просто не справлюсь со всем этим. У старшего хорошо идет математика, у младшего – нет, и это несмотря на занятия с репетитором. Средний все время копается. И чем больше внушений я ему делаю, тем больше он отгораживается. Но он должен научиться крутиться, иначе ему тяжело придется в жизни!»

Стремление к перфекционизму вызывает у родителей нетерпение и чувство беспомощности. А у подростков – чувство неполноценности, им кажется, что они неудачники, что их никто не любит. Вот поэтому действия родителей-перфекционистов постоянно терпят крах. Они не справляются с ошибками в воспитании (которых не избежать) и ищут виноватых. Некоторые начинают корить себя, считают, что ни на что не способны. Другие видят зло вовне – в школе, обществе, в средствах массовой информации и т. д. Многие находят козла отпущения в собственном ребенке, который изо дня в день вынужден наблюдать потерпевших неудачу родителей-перфекционистов. Иногда последние переносят собственный страх провала на ребенка, а то и вовсе обвиняют его в том, что их идеальное воспитание терпит поражение. Это можно описать разными способами в зависимости от состояния родителей: «Я прилагаю столько усилий ради тебя, а ты приносишь из школы такие оценки!» Или: «Если бы только у меня в детстве были возможности, которые есть у тебя! Да я бы горы свернул!» Или: «Вот что я тебе скажу: когда-нибудь и моему терпению придет конец. Больше я этого не потерплю!» Или: «Я тоже переживаю, когда приходится на тебя кричать! Правда! Но иначе ты не понимаешь!»

С завышенными требованиями можно справиться, если родители (или педагоги) будут учитывать некоторые принципы:

• Не каждый подросток поддается влиянию. Дети – это не чистый лист бумаги, их характер сформирован в результате множества требований и условностей. Помните: воспитательный процесс должен учитывать индивидуальные особенности подростка. Возможно, ваше нетерпение, боязнь провала или даже беспомощность уходят корнями в стремление изменить в ребенке что-то, что изменить невозможно. Иногда подросток, который в детстве был подвижным и ловким, как пантера, в период полового созревания превращается в улитку. И в этом снижении темпа, возможно, есть некий смысл. Вместо того чтобы приделывать улитке крылья, гораздо продуктивнее будет стать ее верным спутником. Улитки с крыльями не могут летать, они тут же падают. Улитки, у которых есть провожатый, чувствуют себя в безопасности, и это ощущение усиливается, когда они четко осознают всю защитную силу установленных для них рамок.

• Каждый ребенок уникален. Подростка нельзя постоянно сравнивать с другими. Родители прибегают к этому в основном тогда, когда хотят указать детям на их недостатки. И сами сильно переживают: «Что я сделал не так?», «Почему у меня такой ребенок?», «Что люди подумают обо мне и моем сыне / дочери?»

• Если в семье несколько детей, невозможно угодить всем одновременно. Этот правовой фундаментализм связывает по рукам и ногам, превращает родителей в жертв шантажа: «Ему всегда достается больше! Меня ты вообще не любишь!» Имейте в виду: невозможно ежеминутно угождать всем. Но можно постараться принимать каждого с его особенностями, индивидуальными умениями, учитывая его этап развития. Если ребенок уверен, что родители его принимают, он с легкостью преодолеет все разочарования и кризисы.

Некоторые родители действуют по принципу: если у моего ребенка в период полового созревания все хорошо, то и у меня все хорошо. Тот, кто руководствуется этим девизом, не только постоянно мучается от чувства вины и собственных неудач, но и тратит все силы и энергию на то, чтобы изменить ребенка и его окружение. Потому что, в конце концов, у него все должно быть хорошо. Родители, которые приносят себя в жертву, с головой уходя в воспитание, вызывают у подростков смешанные чувства. Позиция жертвы, в которую они себя загоняют, порождает у подрастающего поколения агрессию, приводит к симбиотической зависимости. Не пытайтесь изменить того, кто меняться не хочет! Оценивайте свои силы трезво. Если ваш ребенок, как тот омар, отступает в пещеру, не надо идти за ним. Чем активнее вы наступаете ему на пятки, тем дальше уходит он сам. Дайте ему время и займитесь тем, кого вы действительно можете изменить, – собой!

Ведь вас будут ждать новые задания, когда ваш омар выйдет из пещеры. Он ожидает увидеть других родителей, не таких, какими они были до его отступления. Бывает и так, что ему больше вообще не нужны мама с папой или он ищет в них нечто иное, нежели раньше. Чтобы их отпустить, он должен сделать им плохо, обесценить их. Подросткам трудно отделиться от «ватных» родителей, которые ко всему относятся с пониманием, от родителей-приятелей, которые считают себя союзниками и лучшими друзьями своих детей. В этом случае последним не хватает поводов для разногласий и возможности для сепарации. Однако подростки могут не справиться и с обратной реакцией: когда те отвечают на желание сына или дочери отделиться болезненным отступлением. Трудно выдержать противоречивые действия подростков: с одной стороны, они пытаются отгородиться от родителей с помощью яростного, утрированного неприятия и словесного унижения, с другой – им необходимо чувство локтя, внутренней связи. Родители апеллируют к потенциальной защите, чувству безопасности, взывают к памяти об общих ценностях и убеждениях. Подвергая отношения проверке, подростки испытывают семейные узы на прочность, пытаются понять, какие стрессы они могут выдержать.

Подростки справляются с многочисленными переменами, связанными с половым созреванием, тем легче, чем активнее работают родители над изменением собственной личности. Если же последние не признают своих ошибок, юноши и девушки расценивают это как несовершенство первых.

Молодые люди лучше справляются с напряженными моментами полового созревания, когда чувствуют, что с родителями все в порядке. Они легче отпускают маму с папой, когда ощущают их эмоциональную и духовно-душевную стабильность. Ее не следует путать с перфекционизмом, это скорее некое равновесие, состояние, допускающее и взлеты, и падения, и счастье, и печаль. Стабильность предполагает освежающую воду оазиса вкупе с палящим солнцем пустыни. Подросткам нужны родители, которые воспринимают их усилия как личный вызов.

«Я желаю тебе только добра!»

Многие родители не решаются на конфликты. Однако тот, кто практикует гармонию ради гармонии и не хочет, чтобы дети познали в жизни разочарование, безгранично их балует.

Такой перфекционизм часто продиктован ментальной установкой «Я хочу тебе только добра!». Родители строят утопические планы, упуская из виду склонности и умения детей, не осознавая их желания и интересы. В ответ такой подход часто вызывает протест ребенка, снижение успеваемости в школе. Несмотря на то что позиция «Я желаю тебе только добра!» несет хороший посыл, в ней часто не учитываются индивидуальные особенности ребенка. С другой стороны, тот, кто реалистично относится к процессу развития, не станет баловать ребенка. Баловать – значит либо не устанавливать никаких рамок, либо делать их слишком узкими. Баловать – значит проявлять гиперопеку, компенсируя тем самым отсутствие близких отношений.

Позиция «Я желаю тебе только добра!» на самом деле не позволяет отпустить ребенка, то есть отказаться от идеи уберечь подростка от кризисов. Некоторые родители дают детям лишь внешнюю свободу, они боятся неудач в жизни своих чад и, таким образом, снова привязывают их к себе. Отпустить – значит дать детям вылететь из гнезда, но мысленно оставаться с ними. В противном случае из-за ущемленного самолюбия подростки будут воспринимать сепарацию как изгнание, даже разрыв или отъединение.

Еще одной гранью перфекционизма является желание сделать все по-другому. Я обратил внимание: многие взрослые, у которых есть дети, воспринимают собственных родителей менее отстраненно. При этом они сначала вспоминают о том, что не удалось в их воспитании, и хотят наверстать упущенное, показать своим родителям уже задним числом, как воспитывать правильно. Эффект, как правило, получается обратный: такие родители быстро занимают терапевтическую позицию по отношению к своему ребенку, считают себя незаменимыми, смотрят ему в рот, предугадывая все его желания, и забывают о собственных потребностях. Или подросткам приходится выполнять желания родителей, которые те не смогли реализовать в своей жизни, – и это без учета индивидуальных требований и умений. Иногда родители, желающие все сделать по-другому, переходят из одной крайности в другую и в конце концов приходят к неутешительному выводу: «Все делается совершенно не так!»

Ситуация на семинаре: Ангела, четырнадцать лет, веселая девочка, сидит напротив мамы, очень уверенно мне улыбается. Мама записалась на прием, потому что старается воспитывать дочь правильно, по-другому, но ничего у нее не получается. Как назло, все, что она придумывает и планирует, идет наперекосяк. Внимательно выслушав нескольких участников, Ангела спрашивает, можно ли ей поделиться своей проблемой (ее маме я до этого момента слова не давал). Я согласно киваю, и она спрашивает: «Почему, когда я иду в пятницу на вечеринку, мне не говорят, во сколько я должна быть дома?» В первые секунды я сбит с толку, так как не ожидал этого вопроса: обычно подростки жалуются, что им ставят слишком узкие временные рамки. Я прошу ее повторить вопрос. И Ангела – вполне уверенно – говорит еще раз: «Почему, когда я иду в пятницу на вечеринку, мне не говорят, во сколько я должна быть дома?» – «А ты хочешь знать точно, когда тебе нужно вернуться?» – спрашиваю я. Ни секунды не задумываясь, Ангела отвечает: «Ну конечно!» – «А почему?» Она улыбается: «Во-первых, мне хочется поспорить с мамой насчет времени возвращения, а во-вторых, знать, что ей не все равно, если я не приду».

Мать Ангелы, фрау Хуберт, выглядит озадаченной. Она ушам своим не верит: «Быть того не может! Моя милая Гелихен, я ведь к тебе так хорошо отношусь. Моя милая Гелихен, я ведь тебя люблю». И тогда она обращается ко мне: «Будучи молоденькой девушкой, я не могла оставаться где-то надолго, должна была возвращаться домой. У меня не было подруг, я часто была аутсайдером. И тогда я себе поклялась, – она автоматически поднимает правую руку, – что, когда у меня будет дочь, я не буду ей указывать, во сколько ей быть дома. Пусть сама решает. Ведь она уже взрослая». Она поднимает плечи, как будто оправдываясь. «Нет, – отвечает Ангела голосом, полным решимости, – делай так, как считаешь нужным». – «Но Ангела, – испуганно отвечает мать, – что это значит?» Ангела мудро улыбается: «Я не ты, а ты не бабушка!»

Подростки безошибочно чувствуют, когда их родители ведут себя неискренне. Родители, привыкшие жалеть себя, для них так же противны, как родители, которые жертвуют собой ради блага детей и не могут выразить то, что чувствуют.

Просьба Ангелы о четком времени проясняет еще один важный аспект: осуществление педагогических приемов насильно, посредством эмоционального давления, и отказ от границ и правил – это две стороны одной медали. Многие родители, отмечая прежде всего стремление подростков к свободе, предоставляют им это право. Оно, безусловно, необходимо, чтобы позволить подросткам поступать самостоятельно. Но взрослые забывают при этом, что свобода, в которой нет ни правил, ни границ, подростков пугает. Да, вседозволенность тоже может сбивать с толку. Свобода, при которой подростки не чувствуют связи с родителями, страшит. Только зная о наличии безопасной гавани, куда можно вернуться в шторм и непогоду, молодые люди могут отправиться исследовать манящий неизвестностью океан.

Детям не нужно, чтобы родители отрабатывали на них свои прошлые ошибки. Они хотят, чтобы их принимали такими, какие они есть. И сами готовы принимать родителей так же: со всеми их слабостями и сильными сторонами, с ошибками и попытками их избежать. Идеальные папа и мама, которые хотят делать все правильно, – это самый проблемный вариант для взрослеющих детей. Последние вовсе не хотят, чтобы взрослые воспринимали их как безликих экспонатов. Если же они это чувствуют, то пытаются отрезвить родителей с помощью фактов, как бы говоря им: избегая ошибок своих родителей, вы точно наделаете собственных.

Когда я делюсь этими соображениями на семинаре для родителей, меня перебивает Анна, мать двух дочерей:

– Вы правы. И я этот урок усвоила!

По ее словам, ее отец был довольно авторитарным человеком и не давал ей много свободы. У него были свои сильные стороны, и он всегда стоял на своем.

– Отец знал, что хорошо для меня. Помню один день, – продолжает она. – Мне было четырнадцать лет. В пятницу в нашей деревне состоялся праздник. Мои подруги были там и Юрген тоже, и мне очень хотелось с ним увидеться!

– Юрген? – спрашиваю я.

– Да, Юрген, мой нынешний муж, вот он, – улыбаясь, она указывает на мужчину рядом с собой. – Иногда я думаю: весь этот театр, который устроил тогда отец, был из-за него. Если бы я тогда знала! Ну, что уж теперь.

Остальные участники семинара громко смеются.

– Итак, – продолжает Анна, – мой отец был неумолим. Я старалась убедить его отпустить меня, как могла: лестью, угрозами, слезами. Я перепробовала все уловки, он стоял на своем. Через десять минут ему все это осточертело. Он выпрямился, посмотрел на меня и сказал совершенно спокойно: «Девочка, пока ты ешь мой хлеб, ты будешь делать то, что я скажу. Одним Юргеном больше, одним меньше. На нем свет клином не сошелся».

Ее глаза сужаются, как будто она все еще сердится на отца.

– О, как я ненавидела его в этот момент. Была готова просто убить… Убить, четвертовать этого старика!

Но потом, по словам Анны, она быстро успокоилась.

– Я поклялась себе, что своих детей буду воспитывать по-другому. Фраза, сказанная моим отцом, никогда не должна была слететь с моих губ, – она улыбается. – И потом, лежа вечером в постели, я представляла себе, как буду однажды разговаривать с дочерью, уговаривать ее передумать, если она вдруг будет делать что-то по-своему. Воображала, как дочь, улыбаясь, возьмет меня за руку и скажет: «Как хорошо, что ты меня понимаешь, мамочка, ты меня убедила!» Ха, конечно!

Анна делает короткую паузу.

– Я дура, да и Юрген не сказочный принц. Вот и Лена, наша старшая, не сказать что сразу понимает, что к чему. Вся в меня.

– Что вы имеете в виду? – спрашиваю я.

– Потом я даже изучала психологию общения, училась разговаривать с детьми и все такое. Просто хотела все сделать правильно. Мы перепробовали множество ролевых игр, у меня все отлично получалось, я была так убедительна!

– И? – не скрывая любопытства, спрашиваю я.

– Сейчас Лене четырнадцать. На днях она захотела пойти на вечеринку. От таких мест не жди ничего хорошего. Я слышала об ужасных вещах. А ей всего четырнадцать, – вздыхает Анна. – Мы с ней сели, и я попыталась отговорить ее идти в этот клоповник. Говорила я совершенно спокойно. Перечислила ей все недостатки!

– И дочь вас поняла?

– Куда там! – Анна решительно мотает головой. – Она вела себя совершенно не так, как пишут в книгах, которые я читала.

Я не могу сдержать улыбку.

– Да я и сама понимаю, как глупо себя вела!

– Дочь вас проверяла?

– Еще как! Лена отгородилась, не желала слышать никакие аргументы. Упрямилась: «Ты подлая! Всех отпускают! Ты не хочешь, чтобы я нашла себе парня!» – и так далее и тому подобное. Я была на грани срыва, но сказала себе: «Анна, успокойся! Держи себя в руках! Никаких угроз!»

Усмехнувшись, она продолжает:

– Мы торговались так минут тридцать, и вдруг в моей голове возник образ моего отца, его ухмылка, как будто подначивающая: «Ну давай! Скажи это!» И тогда я решила предпринять еще одну, последнюю, попытку все объяснить. Но дочь заладила как попугай, нет и нет. И наконец я взорвалась: «Хорошо, иди, но чтобы дома была в десять вечера!» – «Почему?» – совершенно спокойно спросила Лена. «Потому что я так сказала! Потому что я так сказала! Слышишь, потому что я так сказала, я твоя мать!» – крикнула я. В меня словно черт вселился. Лена посмотрела на меня и сказала: «Мам, ты прям как дедушка – только еще хуже!»

Отвечая на мой вопрос, почему она так долго взывала к благоразумию дочери и отказывалась от собственных чувств, Анна говорит:

– Я не хотела быть похожей на своего отца!

– А каким был ваш отец?

– Жестким, авторитарным, контролирующим все и вся!

– А были ли у него хорошие стороны?

Анна надолго задумывается, а потом медленно произносит:

– Я знала, что дорога ему. И еще: если он говорил «нет», это означало «нет». Если же он говорил «да», я всегда могла положиться на его слово!

– И вы не хотите быть такой?

Анна на секунду замолкает:

– Хочу! Но все же как-то по-другому!

Только бы не стать такими, как родители!

В своих педагогических методах Анна пытается абстрагироваться от воспитательной манеры отца. Все, что хоть отдаленно о ней напоминает, она истолковывает как ошибку. Но в какой-то момент она чувствует, что идет по его стопам. Чтобы выработать собственный стиль воспитания, родителям нужно внутренне оторваться от того, который был в их детстве. Только так возникает дистанция, позволяющая принимать в себе родительское влияние. Благодаря этому можно увидеть по-другому как положительные, так и отрицательные моменты в собственном детстве и юности. Тот, кто действует слишком импульсивно, так и останется зацикленным на травмах и шрамах. Чтобы оценить, насколько воспитательные методы родителей влияют сейчас на ваши, нужно ответить себе на два вопроса.

• Какие педагогические методы родителей казались мне в детстве конструктивными и укрепляли мою личность? Как мои родители их применяли? Где я применяю методы, оказавшиеся столь удачными, в воспитании своих детей?

• Какие методы родителей казались мне ограничивающими, покровительственными, унизительными? Кто или что помогло мне в свое время справиться с этими педагогическими ошибками?

Найдя ответы на два этих комплексных вопроса, вы будете проще относиться к тому, что в вас есть от собственных родителей. Желая делать все иначе, мы часто пренебрегаем положительными моделями поведения, которые на самом деле стоит сохранить и развить. Тот, кто хочет делать все по-другому, ломает традиции. Такие родители подобны дереву без корней – его способно опрокинуть малейшее дуновение ветерка. Родители без педагогического фундамента становятся зависимы от новых веяний, крутятся как белки в колесе и уже и сами не знают, каких взглядов придерживаться.

Поступать не так, как ваши родители, необходимо, если в вашем детстве имели место унижение и механическая отладка, подгонка. Тот, кто видит в себе следы этого влияния, знает, как справлялся в детстве с этими воспитательными практиками, как учился заботиться о своем физическом и душевном спокойствии. Меня здесь интересует не запоздалый разбор ошибок, что-то типа: «Все было не так уж плохо!» Скорее я пытаюсь сказать, что уверенные в себе дети, когда-то оказавшиеся жертвами неправильного воспитания, теперь способны разработать свои собственные стратегии.

«Но что я теперь должна делать? – настаивает Анна. – Ваши мысли на этот счет мне понятны».

Анне важно быть не такой, как ее отец, который навязывал ей в детстве свою волю и олицетворял собой контроль и власть. Анна хочет донести свои убеждения до дочери, взывая к ее благоразумию и проницательности, но при этом упускает из виду, что сама же манипулирует ею, пытается сформировать ее по своему образу и подобию. Она тоже проявляет силу. Лена чувствует это и провоцирует маму, пока та не сбросит маску. Анна не делала разницы между положительными («Я знала, что я ему дорога») и отрицательными («Он был авторитарным») установками из своего детства, ей никак не удавалось разобраться с собственным прошлым. Это, правда, не означает, что она теперь должна копировать поведение властолюбивого отца, ей скорее надо научить дочь выдержке, задать какие-то ориентиры. Анна может показать Лене, что та ей дорога. И обойтись без манипуляций. Конечно, тут не избежать конфликтов и трений, отстаивания собственного мнения. Поскольку причиной конфронтации в детстве Анны были гиперопека и унижение, она избегает выяснения отношений, предпочитает долгие разговоры, чтобы в чем-то убедить Лену. При этом конфликты матери и дочери выглядят по-другому: в их основе не всезнайство старшего, а уважение. Стиль воспитания, ориентированный на власть, приводит к покорности, подобострастию, отказу от собственной точки зрения. В партнерских же отношениях ключевым является принятие друг друга.

«Теперь мне все ясно, – думает Анна. – Но я все равно злюсь и обижаюсь, когда случаются ошибки – и особенно когда ситуация напоминает мне, что я дочь своего отца».

В основном такие проблемы вызваны иррациональными убеждениями: человек раздражается, сердится, когда в жизни все происходит не так, как он себе представлял или представляет. Конечно, разочарования, тянущиеся из детства, сильно усложняют повседневную жизнь. Но, может, на них можно посмотреть по-другому: «Жаль, что я никак не найду общий язык с дочерью. Надеюсь, когда-нибудь я научусь с этим справляться». Или: «Ужасно, что у нас вечные проблемы из-за нерадивости сына. Но думаю, мы найдем решение. Всему свое время». Сами бытовые ситуации расстраивают гораздо меньше, чем мнения и установки, с помощью которых вы их оцениваете. Родители и педагоги выстраивают собственную воспитательную реальность, интерпретируя ее либо в положительном, либо в отрицательном ключе.

– Когда я думаю о том, – повторяет Анна, – что допустила с Леной все возможные ошибки, мне становится не по себе.

– А какая она, ваша Лена? – спрашиваю я.

Анна отмахивается, потом улыбается:

– Она классная!

– Тогда, возможно, вы совершили классные ошибки!

Она смотрит недоверчиво, не совсем понимая.

– А что бы сказала ваша дочь, если бы была здесь?

– Наверно, что я абсолютно нормальная. И слишком заморачиваюсь со всем этим. И что она хочет отправить меня на Луну, а потом крепко обнять, чтобы почувствовать мою поддержку и любовь.

Многие родители надеются услышать о своих ошибках от тех, к кому обращаются за советом. Они ждут, что им станет совестно. Однако можно понять, что что-то сделано неправильно, только тогда, когда знаешь, как правильно. Сейчас появляется все больше информации о воспитании. С одной стороны, это облегчает процесс, но с другой – порождает неуверенность. Взрослые читают о вызывающих тревогу последствиях определенных стилей воспитания. Они переживают, как их действия повлияли на детей. Некоторые вдруг обнаруживают, что одна допущенная ими ошибка (объективно одна) была продуктивно проработана ребенком. Потому что подростки не одинокие жертвы, они создатели своего мира. Но это не должно быть поводом нарушать их волю. Если родители регулярно наказывают своих детей вербально (а бывает, и физически), они явно поступают неправильно: роковые последствия этого известны. Фразы типа «Пара шлепков еще никому не повредила» выражают не только отсутствие уважения к личности ребенка, но и неготовность искать возможности для партнерского взаимодействия.

Важно внимательно отслеживать недочеты и промахи в своих педагогических действиях и делать работу над ошибками. Однако не путайте их с самобичеванием и жалостью к себе. Тот, кто из кожи вон лезет, стараясь избежать ошибок, злится и никак не может успокоиться из-за уже допущенных, движется в противоположном направлении – и будет постоянно ходить по кругу. Важнее и дальновиднее признаться себе: «Ошибки – часть меня», «Я могу допускать ошибки». Таким образом, вы принимаете их как часть своей личности и готовы искать иные способы разрешения конфликтов. Поверьте: гораздо труднее избегать ошибок в воспитании, чем разбираться с ними, «опустив забрало».