Текст книги "Аккорды нового тысячелетия. Accords for New Millenium"

«Все круче путь, неведомый и дольний…»

 
Все круче путь, неведомый и дольний,
суровый ветр расплещется о скалы.
Превыше туч и сказочней Валгаллы
пылает ночь огнем святопрестольным.
 
 
О грезы-птицы, путь ваш не от мира!
 

1976

Path

 
The silken path – to Utrecht or Stockholm
Like master-site of virtual illusion…
Can you reveal mysterious Volholm?
The Ariadne’s clue is the Universe conclusion.
Oh, dreaming, dreaming of a real life.
The way is high, but much vital – drive!
 

1998

«Дух прекрасный, вещий дух…»

 
Дух прекрасный, вещий дух,
где витаешь ежечасно?
Вот уж вопль летит стогласно —
огнь возвышенный потух!
 
 
Еле видимой свечи
черный дух двумя перстами
погашает этот пламень.
Встречи с прошлым – не ищи!
 
 
Только черный мстящий дух
в нескончаемом полете —
когти блещут. Нежной плоти
сыплет, сыплет звездный пух.
 
 
И когда слепой недуг
проницает черным током,
знаю, там, в краю далеком,
безутешен вещий дух.
 
 
И белеет, словно лотос,
в неразгаданной ночи
скорбный возглас:
“Не ищи!..”
 

1976

Divertisment

 
Prophets calling to the ring,
That’s the cause of every thing.
You embrace the earthly features,
Swallowing the final drink!
 
 
Cruel sight of fighters’ feelers
As a smile of ancient skinner.
Keep my grief inside your core.
That‘s a flash of meteor!
 
 
Dance Macabre – Dancing death.
What a primitive desire —
Cut the truth and praise the liar!
That’s the mode of dirty press.
 
 
Is it cosmic or commercial?
Rhymes of shame in jocker’s version
On the dreaming continent?
“Don’t relax, my dear friend.”
 
 
“Don’ t be worried!», that’s the brand
Most important – be undying!
That’s a smart divertissement.
 

1998

«Воздушной, светлою струей…»

На день рождения моего отца

В.Ф. Сиверца ван Рейзема

 
Воздушной, светлою струей
играли облака,
и будто голос долетел
ко мне издалека.
 
 
И солнца луч озолотил
небесные струи,
и, с ним лиясь, я посетил
владения свои.
 
 
Прозрачный полог, и над ним
пылинок светлых рой,
и лик я видел золотой,
склоненный надо мной.
 
 
Меня лелеял и томил
все тот же странный сон:
как будто вновь я миру был
судьбою отнесен.
 
 
И видел я, к стене припав,
детей, отца и мать.
И, всей душой затрепетав,
я все ж не мог восстать.
 
 
Хотел подняться и войти,
незримым с ними быть.
И только тихое “прости”
успел я уловить.
 

1976

Invisible Home

To my father

W.F. Siewertsz van Reesema

 
Roads and valleys in a cloud,
Isn’t it a message for me?
Voices as if it were loud.
Visitor falling on knees.
 
 
The ray of the heavens hall,
Where I will be landing in,
Keep in your heart their call.
What their whispers mean?
 
 
A brilliant mist of a curtain,
Isn’t the figure bent?
Look for the fate uncertain
In our birth descent?
 
 
Dreaming, what are your signs,
Symbols of cosmic care?
Sounds of spiritual rhymes,
Aren’t you streaming there?
 
 
And I had seen at the wall
Parents, my brothers, kids,
From there, palpitated by all,
Wish I weren’t late them to lead.
 
 
“Try to arise within,
Enter my homeless “stretch!”…
See dear features unseen.
I could your silence catch!
 

1998

«Тот миг надежды угасимой…»

 
Тот миг надежды угасимой!
Зачем в соблазнах полноты,
блистая подлинностью мнимой,
цветут эфирные цветы?
 
 
И в чешуе, и в дымке звездной
не то ль томление огней
над бесконечной, жуткой бездной?!
О проблеск жизни! – “Panta rei!”*
 
 
Ужели дух твой охранен
двуоборотной, мчащей сферой —
душой, тоскующей без меры
от сотворения времен?!
 

1976

Momentum

 
Not to commute sophisticated players!
To kill the hope in the Inquisition fire,
In murder buses or in the landscapes of wares?!
It is non neolithic desire!
 
 
Not to turn binoculars away from heavens,
Not to put your mind in trials of slanders.
It is a shame for elected members!
That “Panta rei!” in your culture leaven.
The “New Millennium” philosophy not to surrender.
 
 
Not to profane the symbols “Te Deum!”
The new God’s style is Eartlhy Planeteum!
 

1998

Знаменья

 
Зачем, ученый богослов,
возносишь гордую обиду?
Попробуй не подать и виду
у пошатнувшихся основ.
 
 
Какая там благая весть?
Возможно ль миропониманье,
когда уж нам без содроганья
не должно имя произнесть!
 
 
Что ж, убедительней изуст —
как в руки страждущих каменья?
Ужели мудрости знаменья
превыше истины искусств?!
 

1977

Signs

 
Why are you, а theologian of science,
Crying as a deported immigrant?
Try to by courtesy lines
And shake the Universal ground.
 
 
What are the really Good news,
What is the brother’s co-operation?
We could not with affiliation
Confess the difference of truth.
 
 
And our style is overture,
The sign of jests for desperate trembling,
Like stone loads making sure
Our feelings whittling in soul assembling!
 

1998

Вещество

 
Вещество, из которого сотканы сны,
где зеленые дебри и крылья наяд,
где четыре пространства открыться должны,
убежать, оглянуться, вернуться назад.
 
 
Где в садах золотистых ночных Гесперид
драгоценные формулы тихо цветут,
и, взбираясь по склону, как солнце в зенит,
обрывается вечность в созвездья минут.
 
 
Там окружности мчатся, и мчатся часы;
справедливость подъемля, вздымается знак,
и жемчужный Кефей голубые весы
непрестанно колеблет, скрываясь во мрак.
 
 
Это солнце ночное, сады Гесперид,
вещество, из которого сотканы сны,
где четыре пространства как тень пирамид,
как песчаная россыпь эфирной волны.
 

1977

Substance

 
There is a substance of dreaming, a real stuff,
That miraculous subject of glorious waves,
And nobody from space of indoors and away
Says to lovers of him: “Oh, my dear, – enough!”
 
 
At the garden of heavens and stars paradise
Their formulas have unpredictable start,
It was like the God’s unconditional rise
In his mighty, unseen and delicate art.
 
 
There were energy, time and a whimsical species
In the darkness of crafty and urgent base,
But the dreaming response was a mystical phrase,
And the image had no Renaissance!
 
 
It’s the sun of the night in the garden of birth,
That’s the substances of real angles craft,
Where the shadow of ours, domestic Earth
Is the dreaming of fiery cosmical draft!
 

1998

«Очевидны дни труда…»

 
Очевидны дни труда.
В этом пиршестве натуры —
грозной логики фигуры,
словно черная звезда.
 
 
Неизведан подвиг ратный,
и запретен ход возвратный —
плещет мертвая вода.
 
 
В поминании героя
это небо голубое —
утешение всегда.
 
 
В отрешенье сладкогласном
над сознаньем безучастным
воля разума – тверда!
 

1977

Nature

 
Labour, labour evidence
In the fiesta of the Nature,
Human being is a creator
Of the dreams of common sense.
 
 
But the shaming star of future
It is more than dumpy butcher,
, It attracts ambivalence.
 
 
For the heroes – only flowers,
Consolation – sense of ours,
Favour God’s experiments!
 
 
It is on Luculus ranches,
Having rest and having lunches,
Reason has his own tense!
 

1998

Молодость

 
Твой милый образ вновь меня влечет,
и вижу я тревожные знаменья.
Так в смене звезд ученый звездочет
нам предвещает светопреставленье.
 
 
И в пьесе некой мечется герой
среди интриг, слоняемый по сцене.
О скольким им в сердечной перемене
мерещится томительный покой?
 
 
За дымкой лет, отхлынувших в туман,
твой образ, друг, сияет надо мною.
О скольким нам небесный океан
дарует жизнь спасительной звездою!
 
 
Там юность вся, как если б в полусне
растений дух узрел свое начало.
О старость, ты красуешься вполне
меж горних чувств небесного закала.
 
 
Зовет, зовет звезда твоя, Платон,
уж бедный ум исторг свои тенеты.
Прими и ты высокие заветы,
но как прекрасен, молодость, твой сон!
 

1977

Youth

 
Your vague image takes my heart in tenets,
And I can distinguish anxious remark,
The astrologer – a magician-clark,
Anticipates the genesis of planets.
 
 
The hero of a play is rushing on the stage,
A change of heart is at the core of change!
It is a crash, decline of the human age,
Disgraceful eve among desire edges!
 
 
But you, my friend, as mighty, shining star,
Eon of years, your gravity is going
Through hidden dreams.You are
As the changing sky with puppet planets toying.
 
 
My Youth and Oldness in circulating days
Are crossing to their mortal battle meeting.
Could I compare a suicide committing.
With sacral signs for the execution rays.
 
 
Oh, Plato-friend, you’re calling for my sorrow,
As if the Old returning to the Youth,
Take me in flight of ancient tomorrow.
Not for the future cosmic new abuse!
 

1998

Экпирозис

 
Уж урна знаками полна.
Пока идет голосованье,
приговоренному к изгнанью
ужель интрига не ясна?
 
 
И эта злоба на устах.
О, беспристрастна справедливость!
Не торопись, и сделай милость —
не потревожь заветный прах.
 
 
Кому угодно путь открыт!
Ему лишь истина закрыта?
Кто замышлял на Гераклита,
твое ль сознанье не дрожит?!
 
 
Прими же вывод роковой,
как Страшный суд – священный гнозис.
Бросают Боги экпирозис,
как жертву, в тигель мировой!
 

1977

Voting

 
Athenians, take off your dreaming,
This is a voting situation!
The ballot box had caught your meaning,
It is a touchstone for the nation.
 
 
Do you remember Henric Ibsen?
With whom your poet’s soul is crying,
The modern prophet should be dying
Like temporary model gypsum.
 
 
Who did belong to Zeus indeed?
These double-hearted politicians?
Socrates doomed to mortal mission,
Among the demos in the street!
 
 
Take the account in accord,
As if it were your own gnosis,
The Gods are fanning Expirosys
In ballot-crater of the world!
 

1998

Пророк

 
Чтоб я увидел наконец
итог безмерных побуждений?
Зачем явил меня, Отец?
 
 
Ужели жизнь сама – оплошность
у скучной смерти на виду?
Я – в Гефсимановском саду.
 
 
Какой вам надобен закон?
Вы надругались над пророком.
В своем безверии глубоком
смеетесь вы над Божеством.
 

1977

Prophet

 
What is a crucial result,
Comparing essences of others?
Why have you given birth to me, dear father!
 
 
I am the garden of the land.
They call Gethsemane oasis.
What are these Death and Life? Their phases
Are neutral physics: “rise – descend”.
 
 
What law you needed in your heart?
You mocked the prophet divination!
The sky rejects your selfish art
Of slender and humiliation!
 

1998

Пустынник

 
Когда пустынник, смачивая губы,
глядится немо в бесконечный свод,
ему ли видится божественный Эрот,
колеблющий серебряные трубы?
 
 
О, не суди! Бесчисленно судимы,
во мглу отходят призраки мои,
и кружатся сознания рои.
Но Богом ли заветы исчислимы?
 
 
Пока что твердь во власти разрушений
и скорбью веет каждое число,
не обрати сомнение во зло
земною хитростью ненужных вычислений.
 
 
О, Флора, Глория, Природа! Вещий сон,
когда ручей лепечет “аллилуйя”,
Вселенная – во власти поцелуя…
Его ли нарекаем Божеством?
 
 
Так мальчик слышит, скорбно затаясь,
все тот же голос – тихий и призывный.
За этой дверью – грубой и массивной —
каким слезам откроем нашу связь?!
 

1977

Anchorite

 
Ah, anchorite, soothe your impassioned face
And steer the sky in sacral silence,
You sight in ocean cloudy islands
The angels soar in their grace.
 
 
Don’t be a judge in endless trials
The future wants the arguments of mist,
Like circulation conscious in a dial.
But where is the sample accusation list?
And who can comment on Gioconda’s smile!
 
 
Until the Earth the object of destruction
And every number crushing on the reef,
Beware of ambiguous constructions,
Which split the thought and kill the chance of any eve!
 
 
Oh, Flora, Gloria, the Nature, mystic dreams,
When are chanting “alleluia” blessing,
The Universe is no road for hostile racing.
It’s a dance of stars on our screens.
 
 
Your tears are the traces of courageous tryings
We have no time, obligations to be met.
There is the end of limits for the dying,
And we have will and soul to be set!
 

1998

«Меж скучных, утомительных бесед…»

 
Меж скучных, утомительных бесед
твой взгляд досаду выразит невольно.
Пустое суесловие. Застолью
такой ли подобает этикет?
 
 
Разлей, Луциллий, трезвое вино.
Начни, Федон, без робости и страха.
Так Горгий посрамляет Фразимаха.
Лукавый малый. Право же, смешно!
 
 
Школяр, послушай. Многотрудных штудий
тебе ль избегнуть? В мерности терцин
найди себе достойные орудья,
которым ты и раб, и господин.
 
 
С Софией в дружбе радостная муза;
когда ж и ей томленье суждено,
разлей в терцины горькое вино.
С иронией – нет лучшего союза.
 

1977

Phedon

 
Among the idle useless matters
Your face had given signs of spleen.
No Plato’s folios, no letters.
What is the drug that’s hidden in?
 
 
Oh, my Fhedon, don’t be so timid,
Set our brimmers in a line!
You, Gorgy – father of decline!
Your proud reason has no limit.
 
 
Who was a slave at demos’ fests?
The strategist for love decisions?
Provisional among provisions,
What hero’s ethics shall they test?
 
 
The muses voices are so tender.
The sign of godesses in not “real Politik”.
The point of Spirit is the God blessed member!
You are in the right, but even more so – intrigue!
 
 
The hope of the rhymes, you will elect the best,
But not the subject of a joker’s jest!
 

1998

«Уж трубный глас мне возвестил…»

 
Уж трубный глас мне возвестил,
и ритор выступить готов,
и досточтимый философ
все аргументы рассудил.
 
 
Покуда мгла со всех сторон,
в железных сучьях небосклон,
мрачнее мглы центурион,
весомей жизни – Рубикон.
 
 
Покуда злобствуют уста,
кто нашу душу охранит?
Сияньем Млечного Креста
незримый властвует магнит.
 

1977

Voice

 
The voice of heaven had predicted,
What was on your mind, dear Yoric?
Your arguments are so ironic
Against sophisticated verdict.
 
 
The rage of God – that is a curse,
Abuse of old centurion,
The crying of the nervous horse.
Here is a river – Rubicon!
 
 
Are you still blessing our role?
Before the Cross and the Will of Host?
But who sums up the highest goal
In the sacral balance of the loss?
 

1998

«Лес раздвигался медленной чредой…»

 
Лес раздвигался медленной чредой,
и в сонмах рощ сознание сквозило,
и вдоль границ Германии лесной
свои дружины размещал Аттила.
 
 
Достойный Варр, порукой ли отвага?
Разор в именьях. Пали сыновья.
Какая ждет губителей награда!
Беспечный Рим, о Лесбия моя!
 
 
Всмотрись, Луциллий, кто нас превозмог!
А этот шут острит до отвращенья.
Взошел Кефей, и спутал астролог.
Прощай и ты, эолово внушенье.
 
 
Прощай, звезда, что мнила и звала
листвой небес, и странника манила.
О, Лесбия, любовь моя, сестра,
ужель своих отступников простила?!
 
 
Твоих шелков, парчи твоей полог
не удержать в безжизненной ладони!
Вергилий бедный, кто нас превозмог?!
Триумф! Триумф! Аттила – в Пантеоне!
 
 
Прощай, сестра! Уходит Цинцинат,
бесстрашный Флакк и Муций незабвенный…
Какой-нибудь юродивый Вселенной
восславит свой бесславный плагиат.
 

1977

Warning

 
Alongside of the Latin pax
Could a person hear the term of Huns,
Oh, consciousness, don’t be relaxed.
No foolish faults are to be done!
 
 
My dear Var, what are the fighters?
Estates and sons already dead!
By arrow or a piece of lead?
You, Rome, as the “gest arbeiters”!?
 
 
Lucilius, look! That is a winner!
Stop your jokes in the saloons.
Farewell, my friend. The dirty skinner
Will lead the traitors very soon.
 
 
The public rape and crowds rising!
Do you forgive the Gods’ default?
Farewell, the star, that must be sold,
You, Lesbia, what is your rhyming?
 
 
The Huns are in the Pantheon
They crushed the dream of Planeteum.
Whose sons are crying here – “Te Deum!”
And He replies to us – “Go on!”
 
 
Farewell, my friend, my “comandante”,
You, dear Flak, you, dear Mucios,
The vandals of the earthly future!
They are acting for the crazy grant!
 

1998

«Мне ангел милый ниспослал…»

 
Мне ангел милый ниспослал
все, что навеки полюбил,
ужели глух церемоньял
и час негаданный пробил?
 
 
И видел я, как возрастал…
как будто Зевс меж черных туч,
как будто дуб, что промелькал
ветвями, статен и могуч.
 
 
Ужели здесь… у той черты,
где утихает жизни шум?
О, возноси свои звезды,
единокровный дух и ум!
 
 
За молчаливою чертой
с тобою встретиться должны, —
венчает образ золотой
предвосхищающие сны.
 

1977

Message

 
The Angels voices would sound.
What’s their emblem of a mission,
The things, that cover all around,
They’re death and love. What’s their definition?
 
 
I saw the sight of Zeus arising
Like an old oak in meadow silver drops,
As if there were the rhyming tops
And my perception was declining.
 
 
Can this reality be true —
And death in flowering smile!
Oh, dear brother, how are you
Being virtual for just a while?
 

1998

Джоконда

 
Из тысяч лиц я узнаю тебя.
Так клавесину скерцо или рондо
играть повелено. О славная судьба!
Ты, эхо милое, откликнулось, Джоконда.
 
 
Тебя я мог сравнить бы со змеей,
что мудрости таит двойное жало, —
и древо жизни ты околдовала,
и древо знаний – сковано тобой.
 
 
Когда б я мог припасть к тебе, сестра,
милее быть возлюбленного брата!
Тебе ли в толк ирония Сократа,
коль не свободна гения игра!
 

1977

Gioconda

 
From thousands of features I can your face combine,
So clavecin is doomed to play its sprightly rondo.
It is a fate, as if I heard your echo in reply.
It is a test – you magnetize me Gioconda.
 
 
In what prophetic dream should stranger grasp your smile?
Compare with the snake of death with deadly poisoned sting?
You put the tree of life on wizard’s risky trial,
Do you permit my heart to blessing heart to cling?
 
 
As if I could embrace you as a Life tree,
To be in favour more than should be dear brothers,
But like Socrates differ from all others
My genius, you could not be quite free!
 

1998

«Словно камни древних Фив…»

 
Словно камни древних Фив,
в тишине изнемогая,
да пребудется Архив!
 
 
Здесь, где отмель, был прилив,
клокотала жизнь мирская.
Да пребудется Архив —
горечь жизни деловая.
 
 
Кто уж так красноречив,
гибнет, имя не спасая?
Да пребудется Архив —
сила памяти святая.
 
 
Никого не пощадив, —
смерти истина – простая? —
звездной правдою сияя,
превозносится Архив!
 

1977

Archives

 
As an ancient stone of Fivas,
In full silence, being ill,
Hallow you, the archive bill!
 
 
You’re a flow of sacral will,
So inevitably acting,
Sacrificially neglecting
Crystallizing changes still!
 
 
Business fever, its corruption
Causes Hamlet’s bitter smile,
Threatens God with life destruction
Kills the living sacral Nile!
 
 
But the memory élan,
Leads archives to God’s resource,
Gives our culture no divorce —
Keeping hopes for everyone!
 

1998

Этюд о собственной голове

 
Где изреченны, бесчисленны сонмы идиллий,
в стенах троянских всевидящий град вознесется,
люди и змеи суровой тоской истомились,
факел погасший проносят глупиды.
Здесь и Тантал, и Сизиф. Бесконечны
плески воды. О, судьба Данаид!
Ранен стрелою лернейскою, прошлое зрит мой
рассудок.
Быстр мой шаг, камни – скулы мои,
Бог-Гелиос, горячи твои кони. —
Златорунный туман окружает твой вещий источник.
 

1978

Study of My Head

 
Among endless, well spoken ideals,
Among Throian walls
The town with thousand eyes will arise.
Snakes and men are tired of severe grief,
The fools are torches that had died.
There are Tantal and Sisyphus. Endless
Swashes of water. Oh, Danaides’ fate!
My reason wounded by a poisoned arrow
Is still studying the past.
My step is fast. The stones are my cheek-bones.
The God Hellios, how fiery are your horses!
Your prophet’s spring is surrounded by golden runic mist.
 

1998

Саламин

 
Будто тигр из пустыни гирканской,
быстр, коварен жестокий властитель.
Черной пастью вздохнули прибрежные ветры.
Что там чудится – персов ли знаки?
Зорче мглу разгребай,
ты, о кормчий,
Эллады спокойствия вестник.
 

1978

Salamin

 
As a tiger from Gircian desert,
Oh, the brutal satrap, you are cruel and quick!
The sea winds are rising from the black Devil’s throat.
What is there in the darkness – Persian signs?
You, pilot, rake the darkness with vigilant energy!
Aren’t you a herald of Hellas tranquillity?
 

1998

«Невнятны слова…»

 
Невнятны слова,
и туманны напевы вулканов —
брызги и камни
под самое небо взметает!
Мрак огневой,
яростный вопль небосвода.
Миг лишь один —
сотряслися нагие громады.
На такое смотреть?!
Беспощадны, бесчувственны мойры.
 

1978

Chamber Door

 
The songs of volcanoes are vague and misty,
Explosion sparks are flying so high.
There’s the darkness of fire at the dome of the sky.
God! What is the sense of your cry?
Oh, the nude, cruel Moyras,
Your oracles trembling?
Why did you heartlessly and roughly swear?
Didn’t you swear by the ashes the of your kids?
Their responses were, as I heard, – “No more”!
And the chamber closed its fiery door!
 

1998

«Возлюбленной, милой…»

 
Возлюбленной, милой,
что зрит мое сердце,
ветку несу я
весны запоздалой.
Красный цветок мой
в прическе ее светозарной,
дымчатый пояс —
созвучий круженье.
Руки ее
умастят мое тело душисто,
губы ее
уж сплелися в печали предвечной.
Бог-Дионис,
покидаешь ты царство благое.
Голос возлюбленной слышу
над твердью земною.
 

1978

The Voice

 
I am carrying my branch of the late spring,
To thy heart that the spring had seen.
The red flower for thy hair,
And the belt of the air
Stream.
Hands of thee will my body rub
From the fragrant destiny cup,
Why does the smoke smell so sacrificially
Among roses and paradise bluebells?
The voice of thee will I hear above
At the mortal terrain of love?
 

1998

«Чашу звонкую наполни…»

Н.Р.

 
Чашу звонкую наполни,
друг таинственный, незримый,
опусти ты очи долу,
мальчик томный и стыдливый.
Вы же, гости дорогие,
услаждайтесь благочинно
и застольною беседой
именинницу восславьте.
Нрав ее и то сиянье,
что дарит она безмерно,
взгляд, взирающий нестрого,
лик задумчивый восславьте.
Прославляйте у порога,
но и после не оставьте.
Пусть дельфийский ей оракул
даст благие предсказанья.
Вы ж наполните бокалы
в честь виновницы веселья!
 

1978