Текст книги "Корпорация «Реинкарнация»"

– Да уж. Это как те двое, которые тоже любили друг друга и умерли в одну и ту же йоктосекунду, – Брюнет жевал, а сам рассказывал.

– Тоже? Прямо так уж и в одну. Ты сам, что ли, высчитывал, когда они там умерли?

– Зачем? Я же не ты, – Брюнет усмехнулся. – Да точно тебе говорю: в одну.

– Не знаю таких. Да что-то и не верится.

– Их все знают. Забыл имена. Это давно было, месяц, наверное, уже прошёл.

– Не помню.

– Да про них все слышали. Он был музыкантом, а она моделью. Понятно, не особо успешные. Зато после смерти о них все узнали, сразу знаменитостями стали. Сейчас, правда, о них уже опять никто не помнит. Как же их звали… – Брюнет подбирал крошки со стола и клал их себе в рот.

С экрана закричали, и парни подняли головы.

– Однозначно! Настоящие патриоты перерождаются только в своей стране! Никак иначе! И точка! – седой мужчина в галстуке стукнул кулаком по стойке, за которой стоял. – А тех, кто родился в другой стране, возвращать! Обратно! Насильно!

– Ну, это уже какой-то… – начал было ведущий.

– Позвольте, коллега, я с вами согласен, но лишь наполовину, – перебил другой гость. – Я думаю, что возвращать никого и не надо, тем более насильно. Они сами стремятся обратно, мы же видим, что происходит. Нужно только создать условия для наших бывших, так сказать, соотечественников, которые имели несчастье или глупость родиться где-то в другом месте. Ведь где больше всего рождается наших предполагаемых сограждан?

– Где? – спросил ведущий, топчась на одном месте и косолапо переступая с ноги на ногу.

– Это ближайшие страны. Это всё наши соседи. Советую всем поинтересоваться статистикой на досуге, очень познавательно. Так вот они и стремятся вернуться, приехать обратно туда, где их истинные корни, так сказать, настоящая духовная отчизна. То есть приезжают как раз сюда, к нам, к себе обратно. Может быть, пока не все приезжают, но начало положено. И мы должны встречать их с радостью, как родных, как заблудших, как тех, кто наконец нашёл свой дом, а не как… сейчас. Вы думаете, почему наше население сокращается?

– Почему? – поинтересовался ведущий, соединяя пальчики левой руки с пальчиками правой.

– Происки! Всё это происки наших врагов. Они у себя, в своих лабораториях, нарушают естественный порядок, подменяют наш народ непонятно кем, мешают природе и вообще всех и всем мешают. И люди, наши люди, я подчёркиваю, рождаются где-то там, у них. Конечно, им это выгодно. Наши умы, величайшие светила, гении, так сказать, все, все уже там давно, – мужчина махнул рукой в сторону. – И надо заметить, что под угрозой оказывается каждый из нас. А уж тем более если вы специалист или известный успешный человек, а может быть, и просто добропорядочный гражданин, задумайтесь, куда вы попадёте потом, в следующий раз. Хотите ли вы оказаться там. Ведь это ужас, ужас, что такое! Об этом надо думать заранее, пока не поздно. Все мы, наши дети, родные под угрозой. Это новейшее биологическое оружие. Утечка мозгов на новом уровне. Теперь специалистов переманивают не как раньше деньгами и какими-то мифическими, нереальными условиями, а таким вот способом, без их согласия, просто перерождают их там и выращивают уже под свои нужды, враждебные, чуждые нам нужды. Вы думаете, отчего наше население так стремительно деградирует?

– А кто вам сказал… – заикнулся ведущий, наклоняя голову на бок, как попугай, но никто его уже не слушал.

– Нет, вы ответьте. Виной тому воровство, причём на международном уровне. И воровство жалкое, подлое, потому что делается тайно. Все их победы, открытия за последние десятилетия (а может, и ещё раньше, откуда нам знать) – это всё наши победы и наши открытия. Это же очевидно. Любой более или менее здравомыслящий человек увидит и поймёт, что это всё наши люди. Это же наш почерк. А нам вместо наших граждан подсовывают каких-то своих недоумков, которые плодятся здесь у нас, на нашей земле. Подбрасывают каких-то диверсантов, которые нам тут всё испортили и продолжают портить, которые подрывают традиции и намеренно расшатывают вековые устои. Это всё они виноваты, всё они. Мы же видим, какого размаха достиг демографический дисбаланс в мире. И ведь это, очевидно, неспроста. Почему-то у нас одни народы процветают в этом плане, а другие чуть ли не вымирают, если ещё не вымерли. Ведь это не просто так. Задумайтесь над этим на досуге, пока не поздно, – мужчина вытер пот над верхней губой.

– Интересно, – проговорил Шатен с набитым ртом, – а как он узнал, что все они наши? – проглотил и продолжил: – Ну, допустим, в прошлый раз они и впрямь здесь жили, а три, четыре жизни назад?..

– А ведь в целом, всё, что вы сейчас сказали, – это здравая мысль, если рассуждать справедливо. И что мы можем сделать в таком случае? – подхватил ведущий.

– Вот именно этот вопрос мы и должны себе задать. И решение здесь очевидно: только ответные меры. Опередить и предупредить. Полный, всеобъемлющий контроль рождаемости и смертности. Ведь как мы сейчас отслеживаем здоровье? – он вытянул вперёд левую руку и постучал себе по запястью пальцами правой руки. – Датчик, обыкновенный датчик. Ведь у всех сейчас такой стоит, у каждого, – он обвёл взглядом людей в студии. – Это первое, что делают с новорождённым. А сколько споров было, когда они только появились? Вот старшее поколение меня поймёт. Вспомните, как некоторые сопротивлялись, не хотели чипироваться. Спрашивали: а как, а что? Бойкотировали, чуть ли не прятались, оттягивали до последнего. Боялись за детей, за здоровье. Но время показало, что постоянное слежение за гражданами, за их состоянием, оно необходимо для их же благополучия. Без таких мер нашему обществу сегодня просто… ну не выжить, если хотите. И с будущими нововведениями, я думаю, я просто уверен, все свыкнутся точно так же. Сейчас наше население в массе своей ещё боится, им чудится, что их всех хотят специально перепутать, перемешать, что-то или кого-то у них отнять. Якобы кто-то хочет занять их место. Кому это надо, я вас умоляю? До всех ведь наверняка доходили эти нелепейшие слухи. Но пройдёт время, я уверяю, и это войдёт в нашу жизнь. Люди забудут, что когда-то было по-другому. Нужно только совсем немного времени, нужно только подождать.

– Но, вы же понимаете, что это потребует просто колоссальнейших затрат, – прервал мужчину ведущий.

– На такие великие, не побоюсь этого слова, цели средства всегда найдутся. И в будущем всё потраченное до последнего гроша окупится, я в этом уверен. Нет ничего важнее здоровья и жизни наших людей. Главное, охватить всех поголовно…

– Вот именно: поголовно! – мужчина в галстуке взбодрился. – И не только здесь, но и там, у них. Чтобы мы знали, если у них там кто-то из наших родится. Перебежчик! Предатель! Чтобы его сразу сюда, домой возвращали. Отрывали от груди матери и привозили сюда, тут его родина вскормит. Слишком много свободы: где хочу, там рождаюсь! У тебя исторические корни есть! Ты здесь жил, здесь умер, и дальше будешь опять здесь жить, и потом, и снова, и всегда! И дети, и внуки твои тоже только здесь жить будут и своих детей и внуков тоже здесь рожать будут, у нас! А не захотят – уби… рать их к чёртовой матери и перерождать прямо там!

– Позвольте, я продолжу, коллега. Так вот контроль умирания и рождения, как можно более точное на данном этапе развития науки отслеживание всех рождений и всех смертей, причём не только здесь, но и там, как только что верно подметили. Всё это – огромная работа, которую уже в ближайшее время нам, хотим мы или нет, придётся всем, сообща проделать. Здесь необходимо всеобщее сотрудничество, без этого не обойтись. Здесь потребуется понимание со стороны населения. Здесь, к слову сказать, нужно и что-то делать с теми регионами, где до сих пор осталась смертная казнь. Одно случайное, неподконтрольное убийство нечипированного может нарушить просто всё. Обратить все наши труды в прах. Перевернуть всё с ног на голову, опять всех перепутать. Это очень опасно, очень. Каждому следует быть на своём месте, для этого всё и затевается. Поэтому я и утверждаю: должно быть охвачено всё население земного шара. Но, естественно, мы не можем надеяться на чужие технологии. Мы должны строить свои, наши лаборатории, опираться на своё производство, тем более наработки уже имеются. Всё это должно и может быть реализовано в кратчайшие сроки уже в самое ближайшее время.

Другая проблема, которую придётся решать, – преступники, осуждённые на слишком большой для одной человеческой жизни срок или даже на несколько пожизненных сроков. Так вот, им придётся отбывать всё, досиживать в следующей жизни, а кому-то и не в одной, к этому они тоже должны быть готовы. Их нужно особо внимательно отслеживать и как-то объяснять им с самого раннего детства, почему и за что, за какие проступки они отлучены от общества. А это уже вопрос не только внутренней политики, где мы вольны делать то, что считаем полезным для наших граждан, но и внешнего взаимодействия, международного права. Все ли будут готовы выдавать по нашему запросу своих, то есть в действительности-то наших граждан? А что касается бесконтрольных суицидов и убийств…

– Послушайте, коллега, – встрял мужчина, который до этого молчал. – Предположим, снабдив всё без исключения население датчиками, мы сможем отследить каждую смерть. Но что мы будем делать с этими данными дальше? Кто и как будет отслеживать рождения? Где взять такие ресурсы?

– Но ведь об этом я только что и говорил, где вы были? Только возводить собственные научные центры, свои лаборатории, где каждое зачатие будет осуществляться нашими специалистами. Это опять же создаст дополнительные рабочие места для нашего трудового населения, в том числе для наших новых граждан, вернувшихся на родину. А вопрос их занятости сейчас стоит очень остро, острее, чем когда-либо. Что касается, естественных зачатий, то сейчас уже никто не будет спорить, что в конечном счёте они полностью сойдут на нет, то же самое ждёт в относительно недалёком будущем и живорождения. Уже практически повсеместно внедрён процесс искусственного запланированного оплодотворения. Спонтанные зачатия по-прежнему случаются, происходят без нашего контроля то тут то там, в более низких, так сказать, социальных слоях, но и это явление скоро себя исчерпает и будет управляться нашими специалистами. Это тоже позволит избавиться от множества насущных проблем. Быть или не быть, знаете ли, кому иметь, а кому сначала с собой одним хотя бы разобраться надо. Мы же всё-таки не животные, согласитесь. Надо учиться отделять и учить других…

– К тому же мы никого не заставляем, – опять завёлся мужик в галстуке. – Каждый может изъявить свою волю и высказать своё мнение. Сделать свой чёртов выбор. В строго отведённое время и в предусмотренном для этого месте. По чётко сформулированным критериям…

– Во чешут, во чешут! – Брюнет смотрел круглыми глазами на экран и быстро жевал. – Ты хоть слушаешь?

– На меня это никак не влияет, – пробубнил с набитым ртом Шатен.

– Зато влияет на тех, кто влияет.

– Ты веришь, что ли, этим? – кивнул Шатен на экран.

– А ты, что ли, не веришь? – передразнил его Брюнет.

– Пусть досиживают в следующих жизнях! – кричал мужчина из зрительного зала. – Вычислить их, и пусть досиживают, скоты!

– А если это ваш ребёнок окажется? – вылупилась на него женщина с соседнего кресла. – Вы готовы будете…

– А чему верить, если там ещё ни разу, сколько я себя помню, ничего более-менее правдоподобного не придумали. К тому же одну вон уже поймали недавно. Слышал сам, наверное, раз ты за всеми новостями так следишь.

– Ту девчонку, что ли? – Брюнет отпил ярко-фиолетовую бурду из прозрачного стакана и посмотрел на Шатена.

– Ту девчонку.

– Которая сорвала заседание или конф.. конфрантенцию какую-то? Так там же самого мужика этого показывали с бородой, который всё это открыл… В общем, она наоборот говорила, что это вроде как правда, просто… Короче, перед тем, как её увели, она же кричала, что всё так и есть, просто что-то там якобы неправильно вычислили. Или вообще ничего не вычисляли. То ли там в принципе подсчитать ничего нельзя… Знаешь, я не сильно понял, но потом бородатый там всё очень умно показал и объяснил, и ещё дед там был, ну ты слышал, наверное, настоящий, прям оттуда его привезли, он тоже всё это подтвердил. А если кто-то не верит, то это его проблемы. Тем более как можно не поверить, если даже сам, — Брюнет ткнул указательным пальцем в потолок, – стал их клиентом!

– Откуда ты знаешь, что он тоже на самом деле стал? Ты свидетелем был, что ли? Своими глазами всё видел? Может сам ему чип вживлял? – Шатен проглотил кусок и уставился на Брюнета.

– А какой смысл ему здесь-то врать? Тут-то зачем ему обманывать? После своей смерти он передаст власть опять себе же, только новому. Зачем он будет отдавать её кому-то постороннему? Логично? Логично. Конечно, я этого сам не видел и ничего никому не вживлял, поэтому не утверждаю. Да и вообще никто этого не видел и видеть не мог, но слухи-то ведь тоже не просто так ходят, сам посуди. У него же есть отдельная, собственная лаборатория. Ну невозможно, чтобы не было, правильно? Просто никто не знает, где она, и ни одна живая душа там ни разу не бывала, говорят, там чуть ли не роботами всё сделано и управляется. Может ведь такое быть? Может. Полная автоматизация, бесперебойная работа, автономное электроснабжение, и всё такое. Говорят, она посреди океана находится, на каком-то крохотном островочке, который ни на одной, даже самой новой и подробной карте не отыщешь. Представляешь, где-то под землёй, четыре уровня защиты скрывают его будущую жизнь. И как только с ним что-нибудь случится – бац! – где-то ниже уровня моря, он уже вновь зарождается. А никто и не в курсе. Вот так-то.

– Интересно, а как, кто и когда…

– Представляешь, – Брюнет не слушал, – теперь даже покушения смысла не имеют. Он при любом исходе ничего не теряет и остаётся при своём. Убивай, не убивай – всё опять к тому же вернётся. Тут надо или вообще, чтоб этот датчик на молекулы разнесло или я не знаю что. Вот и представь, сколько это всё стоит. Да что там он, у них у всех, говорят, то же самое примерно уже припасено. На всё семейство, причём мало-мальски близкое. Может, попроще, конечно, не так всё закрыто и спрятано, как у него, но им так же и не надо.

– И что, он с рождения, прямо сразу же снова станет…

– Почему «сразу же»? Для этого он уже выбрал себе какого-то преемника или что-то вроде того, который подменит его на первое время. Ты совсем ничего не смотришь и не слушаешь, что ли?

Шатен не ответил и продолжил есть.

– Послушайте! Мы собрались здесь только для того, чтобы узнать правду, – уже другой ведущий перекрикивал других гостей. – Нам всем интересно, что произошло на самом деле. Тишина в студии, и всё внимание на экран.

– В общем, здесь я теперь и живу, – в кресле главного героя сидел худой как щепка парень, одетый во что-то, похожее на большой, плохо сшитый мешок с дырками для рук, ног и головы. На экране в студии показывали деревянный покосившийся сарайчик на песчаном берегу. – Я знаю, это совсем не то, что моё прежнее жилище, но мне нравится. Здесь всё по-другому. Но ведь и я другой.

Ведущий задавал вопросы:

– Но как вы решились? Так резко, неожиданно поменять образ жизни, сменить обстановку просто на 180 градусов. Ведь раньше у вас было всё. Ради чего? Зачем?!

– Я просто изменился. Стал свободным, вот и всё.

– Вы решили, что станете «свободным» в прошлой жизни? Или уже сейчас?

– В прошлой. То есть сейчас. На самом деле я не знаю, чего я хотел тогда. Но теперь мне неинтересно заниматься каким-то бизнесом, участвовать в переговорах, встречах… Смешно, но я ничего в этом не смыслю. Даже странно, как я мог раньше вести такие дела. К тому же там свои законы, они противоречат моим новым убеждениям.

– Это была, конечно, настоящая сенсация, шок, когда СМИ узнали о вашем решении. Многие просто отдали бы всю жизнь, если бы могли, и даже десять жизней вперёд, чтобы хоть на один денёк побывать на вашем месте. А вы так просто взяли – раз! – и от всего отказались… Ведь, если я не ошибаюсь, вы всё передали своему другу? Даже не родственнику. Как?! Как вам хватило духу на такой шаг? Объясните. Мы до сих пор все недоумеваем, вон, даже гости в студии не могут успокоиться, – в зале засмеялись, а герой не обращал внимания и продолжал исповедь.

– Он не совсем друг, это нечто большее, и этому человеку я полностью доверяю.

– Это ваш друг из прошлой жизни или?..

– Мы познакомились уже в этом воплощении, но он открыл мне глаза на многое. Деньги, вещи – ведь это не главное.

– Ещё один, – Брюнет помотал головой, – что-то он немного того, – и потом сглотнул, – в желтизну отдаёт.

– Он, наверное, этот… как его.

– Ага, наверное.

– А может, загорел просто. Он же теперь на природе часто бывает.

Брюнет улыбнулся:

– Да не, вряд ли.

– Вы ведь сами передали всё своё состояние некоему… Вот, мы его сейчас видим, – на экране в студии появился мужчина, улыбался он так широко, что глаза его превратились в две узкие щёлки. – И оставили без денег не только себя, но и всю свою многочисленную родню. Причём передали ему всё это за смешную, в общем-то, сумму.

– Оставил, да! Потому что я уже не тот, что был прежде. Мне открыли глаза на многое. Мне не нужен бизнес, не нужны все эти бессмысленные риски. Я другой, – парень огляделся вокруг. – Да, я творческий человек. Всю прошлую жизнь я мечтал быть таким, какой я сейчас. Я это точно знаю. И я хочу достигнуть чего-то столь же выдающегося, но в совершенно иных сферах.

– Во дурак, во дурак! – Брюнет говорил, а в голосе его слышалось восхищение.

– Но вы же только о себе думаете! Только о себе! – не выдержал приглашённый эксперт, сидевший напротив героя. – Вы же были владельцем компании, которая не просто тысячам наших людей хоть какую-то работу обеспечивала. Вы же выпускали продукцию, в которой нуждаются миллионы. Несмотря на все ваши причуды и эти многомиллиардные выкрутасы. А что теперь? Теперь вы передали это неизвестно кому! Какие-то иностранные владельцы, с которыми невозможно договориться, которые никому здесь не подчиняются, разрывают выгодные нам контракты, соглашения, договорённости, заключённые на годы вперёд. И вас это, видите ли, не касается! Вы теперь ни при чём. Вы больше не владелец. А там абсолютно другая психология, другой подход, другой менталитет, в конце концов, просто чуждый нам. Он, видите ли, передал! Делегировал! Вы доделегировались! Я это делегирование знаю. Один получил миллион и передал свою работу второму за полмиллиона, второй – третьему за половину, третий – четвёртому и так далее, а в результате услугу премиум-класса нам оказывает какой-нибудь нищий двоечник за полгроша. Вы так же делегировали, дорогой мой? – эксперт вперился в героя.

– Так, давайте вернёмся к теме встречи и будем говорить всё-таки о нашем герое. Итак, всё внимание на экран, – сказал ведущий и поднял голову, глядя на большой экран в студии.

Парни оторвались от еды и тоже посмотрели вверх на экран в кафе.

– Здесь я провёл всё своё детство, – герой находился в доме и, опираясь на золотые перила, поднимался по лестнице, – тут до сих пор всё моё, ничего не изменилось, – он показал на стену с портретами. – Это всё мои потомки. Династия, так сказать. Родословная. Их, правда, ещё нет в живых. Но вообще они уже есть. То есть они только ждут своего часа, своей йоктосекунды, если можно так выразиться. Но когда в запланированное время они появятся, то будут выглядеть именно так. Вот, – он провёл рукой вдоль ряда лиц, – я сам выбирал, вот точно такими они будут, когда вырастут.

Ещё один эксперт в студии взорвался:

– Но подождите! Послушайте, а как же генеалогическое древо? Ну, дорогие мои, вы же пилите сук, на котором сидите. Просто пилите сук, на котором сидите, и всё. Гены оттуда, гены отсюда, – он махнул рукой сначала в одну, потом в другую сторону. – Это получается уже какой-то современный Франкенштейн от генетики, причём который сам себя же и породил! А как же родственники, семья?.. Мы же лишаемся всего этого. Где институт семьи, в конце концов?

– С добрым утром! – ответил ему другой эксперт, и в зале засмеялись. – У него вон есть генеалогическое древо, да какое! На несколько поколений вперёд. Вот вы знаете, как будут выглядеть ваши праправнуки? А когда они появятся и появятся ли вообще? А чем будут заниматься? А он знает. Он сам за них всё решил, более того, они и против не будут, наоборот. Он же сам им такую наследственность подобрал. Тут даже классического конфликта отцов и детей не получится. Живи и радуйся. Кого хочешь, с такими наклонностями себе и заказываешь. А что, удобно!

– Подождите! Но вам не кажется, что все они… чересчур похожи друг на друга. И эта похожесть, скажем так, не совсем здоровая…

– Да-а, интересно было бы узнать, кем потом будешь.

– Нет, спасибо, мне и тут нормально, – отозвался Шатен.

– Да ты чего! – Брюнет начал заводиться. – Может, дальше ещё лучше будет. Может, там…

– Я могу себе представить, а воспоминания и фантазии – это одно и то же. Что там лучше-то могут придумать, а? – Шатен жевал, говорил и смотрел на друга. – По-моему, во все времена одно и то же. Процентов… ну девяносто, наверное…

– Опять считаешь? – Брюнет покачал головой. – Вот, знаешь, что я придумал? У нас же есть, ну, роли у всех свои, да? Или места. Один богачом родился, другой нищим, кто-то спортсменом стал и так далее. В общем, мне кажется, что каждый из нас должен через все эти возможные роли пройти. Ну то есть в этой жизни ты судья, допустим, а в предыдущей сам был преступником. И, пока всё от начала не пройдёшь, отсюда никуда не денешься. Короче, люди-то одни и те же на самом деле, просто они местами своими как бы после смерти меняются. И этих мест ограниченное число, ну вот что есть сейчас в мире, то тебе и достанется, из этого что-то, а за пределы того, что есть, всё равно не выйдешь, не получится, как ни старайся. Понимаешь? Вот так посмотришь на бездомного, вздрогнешь, потом выдохнешь с облегчением и домой к себе пойдёшь. А на самом деле ты сам таким недавно был, в прошлой жизни, допустим. Или, наоборот, станешь таким в следующий раз. Представляешь? Ещё неизвестно, кто кого жалеть должен.

– А я вот что думаю, – Шатен дожевал, проглотил и начал рассказывать. – Какое ты там место занимаешь, это всё неважно. И знаешь почему? Потому что в основе своей они все одинаковые. Ну вот смотри. Обычный человек, ну среднестатистический, как мы, просто вынужден терпеть своё существование, мириться с ним. Работать, чего-то там юлить, пристраиваться во всё, что его окружает, выживать, короче, и тянуть себя. А ради чего? Ради оставшихся пяти процентов. Вот в эти-то пять процентов и входит всё самое лучшее, что у обычного человека, такого, как ты или я, может случиться в жизни. Может, случиться, а может, и не случиться. Тут как повезёт. Но в любом случае, вот этот маленький кусочек, – Шатен поднял левую руку и приблизил указательный палец к большому, оставив между ними крошечный зазор, – вот эти пять процентов или сколько их там, ради них человек живёт и только из-за них держится и всё терпит, их ждёт и на них надеется. А как ещё? Иначе бы такая жизнь вообще ничего не стоила. Кому б она нужна была? А так почти у любого эти пять процентов к концу жизни наскребутся. И вот в этом, по-моему, главная подлость и есть. Если бы можно было сразу всё самое лучшее прожить… Ну на сколько там наберётся? На один день? У кого-то на час, может, а у кого-то, кому повезёт, на целую неделю, то здесь бы никто и задерживаться не стал. Прожил это всё, и до свидания. Больше здесь делать нечего. Так бы здесь уже никого не осталось. Не веришь? Но нет, оно же всё размазано по всей жизни, – Шатен провёл ладонью по грязному столу. – Да ещё размазано-то как-то неравномерно. Тонким-тонким слоем. Чтобы никто не знал и не догадывался, когда чего ждать. А может, оно уже и прошло всё, а ты и не заметил, и ждать больше нечего.

А ещё, хочешь, скажу, чего я думаю? Вот эти пять процентов счастья, что ли, или как это назвать, в общем, они во все времена одинаковые. Взять хотя бы людей древности, ну там лет сто назад которые жили, или даже полуобезьян каких-нибудь, которые и того раньше Землю населяли. Ты можешь не верить, но я убеждён, что во все, во все времена, удовольствия и вот эти мгновения счастья, назовём их так, они у любого человека были одни и те же. Что тогда, что сейчас, что через двести лет, да хоть и через тысячу. А меняются только вот эти девяносто пять процентов. То есть пропорции остаются, и пять процентов всегда те же, а вот то, что терпишь, оно всегда разное. Кому-то одно пришлось терпеть, кому-то другое. Хотя там тоже примерно всё похоже, но это только если поверхностно смотреть и не знать ничего. Вот, смотри. Допустим, работа. Раньше, говорят, ну, по крайней мере, я такое слышал…

– Ну ты даёшь! – Брюнет смотрел на друга, не отрываясь. – Молчишь, молчишь, а потом… Откуда ты… Как ты додумался только! Да тебе за это надо…

– А что, по-вашему, лучше, когда всё бесконтрольно? – заорали с экрана. – Когда всё на самотёк пущено, да? Знаем мы таких, и уже всё это проходили. Всё это уже было сто, двести лет назад. И мы знаем, к чему это привело. Колоссальные диспропорции, масса никому не нужных, неприспособленных, доживающих и обременяющих…

– Ну хватит, хватит!

– Нет! Вот те, кто сейчас выступает против. Те, кто тут сейчас защищает, они должны знать, к чему их приведёт их же гуманизм. Это враги народа, те, кто такое советует. Враги собственного народа. Вот вы смеётесь над этой девушкой, которая в студии сейчас решилась поделиться своими самыми сокровенными мечтами. Наивными, может быть, мечтами, но ведь устами младенца, мы же помним, устами младенца и так далее. Так вот, эта девушка, которая так наивно мечтает о вечной молодости, красоте, которая как бабочка, вечно молодая, здоровая и прекрасная готова порхать из одной жизни в другую, из одной – в другую, минуя старость, минуя болезни, и всё то, что безвозвратно отбирает у нас время, безжалостно отбирает у нас возраст…

– Но мы же зато приобретаем опыт, воспоминания…

– Подождите, не сбивайте! Вот эта девушка, милая наивная представительница нового поколения, поколения будущего, которое всеми нами, – мужчина обвёл всех сидящих в студии рукой, – и вами тоже, хотите вы этого или не хотите, будет управлять, решать за нас уже совсем скоро, сменит нас, она на самом-то деле, многоуважаемые эксперты, умнее всех вас. Да, да! Не удивляйтесь. Вы не видите, не смотрите, что там за горизонтом. А оно, это новое поколение, уже видит, уже зрит, что будущее за постоянным обновлением. Никто не захочет, прошу прощения, таскать на себе старое больное тело, когда есть такая прекрасная возможность быть вечно молодым, вечно здоровым! И никакой, извините за выражение, пластической хирургии.

– Да она же даже внуков своих так не увидит!

– Она будет моложе своих внуков и найдёт с новым, следующим поколением общий язык в отличие от вас, не переживайте. Так вот. Это даже лучше и, в конце концов, будет проще и надёжнее. Технология практически обкатанная, я вам как эксперт говорю. А попутно мы примем кое-какие социальные решения. Ведь как это здорово, а! Больше ни сирых, ни убогих. Нет страданий – нет и компенсации этих страданий. Нет, конечно, все мы должны, обязаны быть милосердными к ближнему и так далее, ведь если с нами что-то случится, то и к нам проявят сострадание и воздадут, так сказать, некие социальные гарантии. Но во всём этом просто отпадёт необходимость, ведь любой несчастный случай, как и старость, покроется твоим законным правом на новую жизнь. Такая вот страховка. А дряхлость, болезни, форс-мажор – всё это станет просто атавизмом, канет в прошлое. Совсем не обязательно сидеть и ждать до самого конца в немощи, надеясь на какие-то там выплаты, пособия, чёрт возьми, обременяя окружающих, которые, в общем-то, и не обязаны…

– Ну как это, как это не обязаны, как это не…

– А вы не разбираетесь и помолчите! Да, эта девушка судит со своей стороны, однобоко, может быть, судит. Но она права, в целом-то она права, я как представитель вышестоящих органов это уверенно заявляю. Каждый вправе сам решать, когда ему, так сказать, пора обновить… себя, скажем так. Вот кто-то не хочет жить в старом теле, кому-то унизительно быть бесполезным и беспомощным, да, да, не все такие, как вы, не спорьте. И, между прочим, существует не только право на новое рождение (мы ещё не зафиксировали это понятие документально, но уже на пути к этому, я сам поспособствую), но и обязанности с этим связанные. А то прецеденты уже, знаете ли, были. Некоторые особо умные, думают, что смогут кого-то перехитрить. «Пенсию не получу, так авось и кредит выплачивать не надо будет». Нет, дорогие мои, и все, кто сейчас это смотрит и слушает, пусть задумаются. Получать или не получать – это ваше дело. Хотите быть старым и больным, а не молодым и здоровым – пожалуйста, будьте, никто вам не запрещает. Пока. Но если вы думаете, что ваши обязанности обнуляются, все ваши проступки куда-то исчезают, то нет, не надейтесь. Если вы что-то должны, то должны это пожизненно. И в этой жизни, и в следующей, и хоть бы вам десять жизней понадобилось, чтобы всё, что вы должны, вернуть.

Ведущий посмотрел в камеру и произнёс:

– После рекламы вместо девушки, которая не хочет стареть и готова ради этого каждый раз умирать 25-летней, в студии появятся сиамские близнецы. Они обратились в нашу редакцию и слёзно умоляли помочь им выяснить, кто поместил их в одно тело и как им снова не попасть в такое же положение в следующий раз. Вместе с вами мы узнаем, всегда ли наши герои воплощались в сиамских близнецов или кто-то сыграл с ними злую шутку. А наши эксперты в студии расскажут, как всем нам избегать подобных ситуаций. Всё самое интересное – через несколько минут. Прервёмся, а потом продолжим. Оставайтесь с нами.

– Куда же тут денешься, – Брюнет хмыкнул и продолжил есть.

Экран моргнул, и вместо прежних ведущих появились мужчины в костюмах. Передача уже шла, и гости о чём-то спорили.

– …сильные мира сего и того, как говорится. Они вольны делать, что хотят. Выбирать свой путь сами.

– Конечно, в чём-то вы правы. С морально-этической точки зрения это решит множество проблем. В будущем не будет тех, кто родился против своей воли, не на кого будет жаловаться, ты сам себя выбрал. Зачат по собственному желанию, если хотите. Пресловутое «я не просил меня рожать» больше не работает. Институт семьи будет отстроен заново, фундамент, так сказать, уже давно заложен. Теперь семья – это не случайное сборище людей, а действительно близкие и в прямом смысле родные по духу люди. Ты родился по собственной воле, правильно? Правильно. Так, будь добр, бери на себя все обязательства. Никто в этот мир тебя насильно не тащил, не просил тебя рождаться, как говорится, если вспомнить классиков опять же. Нам здесь ещё жить не раз и не два. А вообще, идеально было бы, на мой взгляд, чтобы жили только те, кто хочет.