Текст книги "Лихо. Медь и мёд"

– Привет, – удивлённо отозвался Юрген.

– Тебе что-нибудь нужно? – Она улыбнулась, и на её щеках выступили ямочки.

– Нам, – поправил Юрген и посмотрел на Чарну. – Вроде нет. Спасибо.

Но подавальщица явно никуда не торопилась.

– Меня зовут Ружена, – сказала она, глядя только на Юргена. Подошла к их столику, положила на него розовые ладошки. – А тебя?

Юрген приподнял брови, ещё раз скосил глаза на Чарну – та глядела волчонком – и нехотя представился.

– Красиво. Ты льётт? А так и не скажешь. – Ружена вздохнула. – Знал бы ты, как радостно встретить здесь приятное лицо.

Она наклонилась ниже, и Юрген уловил тонкий вишнёвый запах.

– Твоя спутница? – Ружена улыбнулась, стрельнула глазами в Чарну.

– Не совсем понимаю, к чему твои вопросы, – ответил Юрген мягко. – Это моя сестра.

– Сестра! – Ружена засмеялась, окинула их взглядом. – Ну конечно. Почему тогда она на меня так смотрит? Да и похожи вы, как уголёк с мрамором.

Не давая ответить, она указала на их тарелки.

– Доели? Кажется, вам нужна комната.

Юрген поражённо отодвинулся.

– Мне сказали, что мест нет.

– Надо же. – Ружена подмигнула. – Мой дядя – здешний хозяин. Если я попрошу, всё найдётся, а как ради тебя не попросить?

Юрген растерялся.

– Кажется, ты меня с кем-то путаешь.

– Да нет. – Ружена закатила глаза. – Просто ты мне понравился, вот и всё.

Она посмотрела на Чарну и расхохоталась.

– Успокойся, сестра. Ничего я ему не сделаю. Я не забираю чужих юношей, даже таких красивых. Только если они сами не настаивают.

Ружена закачала головой, и весело забренчали её серьги-подвески.

– Идём.

Юрген переглянулся с Чарной, неуверенно взял наплечный мешок.

– Да что же вы? – спросила Ружена. – Ну вот и делай людям добро… Не понравится – уйдёте.

Ладно, мысленно согласился Юрген. В этом был смысл.

Ружена повела их вверх по лестнице, поманила за собой по второму ярусу. Свернула на повороте и вновь пробежала по лесенке – на этот раз узкой, шатающейся.

– Не хоромы, конечно, – бросила она через плечо, – но на ночь сойдёт.

Она толкнула дверцу и переступила через порог, приподняв юбки. Взгляд Юргена уцепился за птичек на подоле: снегири.

В нос ударил запах пыли. Юрген поморщился, закашлялся.

– Это чердак, – удивился он, выпрямляясь.

Чарна шагнула следом, неплотно прикрыла дверь. Из круглого слюдяного окна под крышей бил неяркий свет. Вместо кроватей стояло несколько сундуков и лавок.

– Что, не нравится?

Ружена прошла в глубь комнаты, развернулась на пятках. Юрген настороженно оглядывался.

Входная дверь захлопнулась. Щёлкнул замок. Духи, неужели Чарна вздумала колдовать?..

– Ты зачем закрыла? – Юрген нахмурился, но Чарна испуганно качнула головой.

– Это не я.

– Это я, – улыбнулась Ружена, остановившись прямо под окном.

В закатном свете плыли пылинки. Шум зала теперь был далёк и неразличим. Юрген осмотрел углы, протяжно выдохнул и сбросил мешок с плеча.

– Снегирь, да? – уточнил он холодно.

Ружена кивнула.

Так оно обычно и бывало. Чародей узнавал чародея так же, как один ремесленник другого, – если один выдавал себя словом, жестом или делом. До этого узнать было почти невозможно. Не получалось просто почувствовать или унюхать чужие умения.

– Не бойся, – сказала Ружена. – Я скоро вас выпущу.

– А ты уверена, что это нам стоит бояться? – уточнил Юрген. – Ты заперла себя с нами в одной комнате.

– Ну, если уж дойдёт до драки, то будь спокоен: я хорошая колдунья. – Ружена усмехнулась. – Сам хозяин этой корчмы принимает меня за подавальщицу и свою племянницу.

– Мы такой тонкой науке не обучены. – Юрген пожал плечами. – У нас всё проще. Кусать, рвать, голову отрывать…

– О как запел. – Ружена скрестила руки на груди. – А выглядел таким нежным мальчиком.

– Чего тебе надо? – подала голос Чарна.

Уж лучше бы она молчала. Юрген услышал её и расстроился – если придётся защищаться, толку от Чарны будет немного. Она могла показать себя под открытым небом, рядом с природой, но на тесном чердаке?.. Да уж, хотелось бы решить миром.

– Ты тоже не выглядела как колдунья, которая заманивает людей в ловушки, – ответил Юрген.

– Да? Мне говорили, ты смышлёный. А я даже это, – она качнула звенящие серьги, – не сняла.

Точно. И птички эти на переднике. И то, что Ружена не выглядела запыхавшейся и красной, как остальные подавальщицы… Мог бы догадаться. Чтобы скрыть досаду, Юрген придал голосу грубости.

– Ближе к делу.

– Да чего ты нахохлился? – поразилась Ружена. – Расслабься, я ничего не замышляю…

Конечно. Не успели они пересечь границу, как оказывается, что их уже поджидала ученица госпожи Кажимеры. Как же их выследили?.. То ли у Кажимеры везде глаза и уши, то ли Юрген с Чарной кому-то примелькались.

– Добро пожаловать в Стоегостсткое господарство. – Ружена сунула руку в передник, вытянула золотое совиное перо. – Видишь? Ничего страшного.

Юрген понял: он её напугал. Как бы она ни старалась этого не показывать. Неужели у него сейчас такой дикий вид?..

– Что, – проговорила Чарна, – опять перо Кажимеры?

– Госпожи Кажимеры, – исправила Ружена с натянутой улыбкой. – Да, это оно.

– Не смей выпускать! – лязгнул Юрген.

Одно дело – какая-то ученица, но другое – чары, которые сама госпожа Кажимера могла вшить в своё перо.

– Что там? Если заклинание, способное причинить нам вред, то дважды подумай. – Он шагнул в сторону, закрывая собой Чарну. – Сделаешь нам плохо, улететь не успеешь. Это я тебе обещаю.

Глаза Ружены округлились.

– Да чтоб тебя… – пробормотала она. – Я понимаю, почему ваш двор зовут Диким. Ничего там нет. Это просто перо, показывающее путь. Моя госпожа узнала, что вы здесь, и она зовёт вас к себе в гости.

– В гости, – повторил Юрген.

– Вот и всё.

– Вот и всё? – Снова эхом. – Какого отношения ты ожидала, когда решила привести нас на чердак и запереть? Что я расплывусь от твоей топорной лести?

Он скривился от отвращения.

– Что нужно твоей госпоже?

– Вот она сама и расскажет. – Ружена сжала губы, протянула Юргену перо. То мягко качнулось, полетело к нему по воздуху…

Когда пальцы Юргена его коснулись, во все стороны брызнули ослепительные золотые искры.

Остальное Юрген почти не осмысливал. Рванул воздух из оконца: слюда лопнула, разлетелась кусками. По комнате завертелся призванный им вихрь. Юрген вытащил нож, перекувыркнулся из него, зарычал на Ружену псом.

– Ты бешеный, – закричала Ружена, закрываясь руками от осколков. – Там ничего нет, ты слышишь?! Никаких чар, кроме путеводных!

Вихрь шелестел на чердаке. Пыль взлетала клубами, и в них плясали искорки дотлевающих чар.

– Ну вот ты дура или нет? – сухо осведомилась Чарна. – К чему был этот маскарад? Если ты просто хотела поговорить с нами, подошла бы и позвала. Чего ты теперь удивляешься?

Она наклонилась, подобрала перо.

Юрген рыкнул последний раз, оборотился.

– Какие же вы странные, – выплюнула Ружена, чуть не плача.

– Мы? – удивилась Чарна, ещё укрытая пыльной пеленой. – Лучшие ученицы твоей госпожи заявились в лес Йовара ночью и принялись колдовать. Вы в своём Звенящем дворе все такие бесшабашные? Все верите, что пара ласковых фраз, и остальные будут смотреть вам в рот?

– Хватит. – Юрген качнул ладонями, приглушил вихрь. – Прости, если напугал. Но и ты поступила немудро.

Он с тоской глянул на перо и помолчал с мгновение.

– Как оно работает?

– Выпускаешь в воздух. Идёшь туда, куда показывает верхний край. – Ружена сглотнула, отбросила носком слюдяной осколок. Стряхнула с себя пыль.

– Хорошо. – Юрген откашлялся и запустил пальцы в волосы. – Какая глупость вышла…

Как бы госпожа Кажимера с них за напуганную ученицу шкуру не сняла.

– Передай своей госпоже, – Юрген медленно поклонился, – что мы польщены и принимаем её приглашение.

– Что? – Чарна обернулась. Она держала перо на расстоянии вытянутой руки. – Ты серьёзно? Зачем нам это?

– Затем, – проговорил Юрген тихо, – что нельзя отказываться, если тебя зовёт чародейка Драга Ложи. Это всё, что ты хотела услышать от нас, Ружена?

Она кивнула. Тряхнула серьгами, щёлкнула пальцами под их бренчание.

Дверь скрипнула и приоткрылась.

Весь чердак был укутан душной взвесью. Когда Юрген шагал, под его ногами хрустел сор. Он пропустил Чарну вперёд и вышел, не поворачиваясь к Ружене спиной – больше по привычке, чем из опасения.

– Ты же пошутил, да? – зашептала Чарна ему на ухо. – Мы не пойдём к Кажимере на самом деле?

Юрген невесело усмехнулся и пристукнул по перилам.

– О нет, – вздохнул. – Ещё как пойдём.

1. Чудовище

Беривой знал, каково это – когда тебя боятся.

Бывало, заявляешься в гости к боярину, провинившемуся перед господарем Нельгой. Проходишь во двор – молодой, весёлый, в щегольском красном кафтане. Кланяешься, улыбаешься белозубо. Ещё не кладёшь руку на сабельную рукоять и не свистишь товарищам, чтобы зажигали факелы, а боярин уже бледнеет, пятится. Говорит, что не замышлял ничего против господаря, ничего, и мысли не было… Иногда боярин падает на колени, умоляет, и слушать его приятно и сладко.

Или: едешь с друзьями с охоты. Все – распалённые, хмельные от бега и браги. Заезжаете гурьбой в случайную деревенскую избу (хоть случайность – дело спорное; выбираешь ту, что побогаче), а остальное уже за хозяевами. Если они умны, то слова лишнего не скажут, накроют стол и поднесут лучшее вино. В Стоегостском господарстве знают Беривоя и его друзей – кому они служат и что будет, если не дать им того, что просят. Господарево имя звучит громко, а хлыст его верных слуг бьёт больно, ой больно.

Хозяйская дочка подаёт чарку – цепляешь её руку и привлекаешь к себе, обхватываешь за бёдра. Девка ахает. Её отец розовеет, но сделать ничего не может. Ну а что ему дороже – честь дочки или головы домочадцев?.. Высоких гостей нужно уважить, а иначе разнесут избу по брёвнышкам.

Так когда же всё изменилось?

Беривою хорошо жилось при господаре. И дальше горя не знал бы, если бы не та сука из цветника главной стоегостской колдуньи – наложила на него чары, бестолочь. Из-за этого Беривой несколько недель ходил сам не свой, будто голова ему не принадлежала. Думал: ничего, оправлюсь; упрошу господаря поговорить со своей советницей-колдуньей, чтобы та держала своих девок в узде. Иначе Беривой размотает их кишки по мостовой – особенно достанется той рыжей дуре. Вроде молодая, а тетёха тетёхой, без слёз не взглянешь.

Но потом появился Ткач.

Так Беривой называл его в мыслях. Он не помнил, кто это был, мужчина или женщина, и перебирал разные слова: швея, портной, петельщик, пряха… В конце концов решил, что будет думать о нём как о Ткаче и для удобства – в мужском роде.

Сейчас Беривой не ответил бы, где познакомился с Ткачом и как тот заманил его в землянку. На задворках ума скреблось – кажется, Беривой был весел и пьян. Он сказал Ткачу нечто грубое, но что тот ответил?.. В остатках воспоминаний Беривоя он был таинственно тих. Может, не ответил ничего. Или проговорил насмешливо – ну что же ты бранишься, господин дружинник?

А дальше – темнота, и в этой тьме – медовые островки воспоминаний. Тесная землянка и свечи, золотящие стену. Пот, катящийся по лицу Беривоя. Запах дыма и шерсти. Вместо Ткача – тень, нависающая над столом; точно кусок памяти затемнили.

Боли не было, только усталость и странное тепло. Беривой то проваливался в тяжёлый сон, то вновь просыпался беспомощным, распластанным на столе. Он понимал, что Ткач перешивал его тело, но не мог даже закричать.

Вместо ниток клубился чёрный дым – это было колдовство. До этого Беривой не встречал колдовства, кроме того, что было у главной стоегостской колдуньи или деревенских знахарей, шепчущих заговоры на удачу. Чары Ткача были иного толка – телесные, сажево-чёрные. Волчья луна над лачугой, кровь и гарь…

Ткач орудовал ножами и иглами. Те ножи, которые видел Беривой, были маленькими и узкими – посмеялся бы, если бы не лежал, прикованный волшбой. Это не ножи воина, такими не пропорешь живот одним ударом. Но больше всего у Ткача было игл.

Наверное, следовало его прозвать Вышивальщиком, но Беривой не стал спорить сам с собой. Иглы парили над ним, ныряли в облако чар и поднимались, как юркие кораблики. Проползали под кожей, тянули за собой туманную чёрную нить. Беривой, уже пляшущий на границе между тьмой и явью, чувствовал эти иглы, но знал, что у Ткача была ещё одна – самая дорогая, серебряная. Та, которую он берёг. Та, которой он не шил.

Став воплощением чар Ткача, Беривой чувствовал и эту иглу, но не понимал, где она спрятана. Он страшно хотел её отыскать, и когда осознал почему, то выскользнул из оцепенения, взъерепенился. Дёрнулся так, что чуть не напоролся на нож Ткача, которым тот чертил линию на его руке.

Ему нужно найти иглу и сломать. Да, да, найти и сломать: Беривой знал, что тогда всё закончится, Ткача не станет. Он понял это нутром, сердцем, звериным чутьём. Испытал боль и жажду от того, как ему захотелось сжать в пальцах иглу, переломить напополам, – но тут же обмяк, и его снова отбросило в душную круговерть.

Когда Беривой очнулся в следующий раз, Ткач сидел рядом и отдыхал. Мысли Беривоя запутались, желания притупились – но он снова рванулся что было сил. Тут же понял, что привязан, и уже не чарами, а обыкновенными верёвками.

Ему померещилось, что вместо правой руки у него была чёрная звериная лапа. Беривой задохнулся от ужаса, простонал.

– Что, – спросил Ткач устало, – больно?

Не поднимаясь, он вытянул руку и положил влажную тряпицу Беривою на лоб. Обтёр ему лицо.

Беривой облизал сухие губы. Ткач заметил это, поднёс к его рту плашку с водой, но попить не дал. Сказал только:

– Пока нельзя.

И просто смочил его губы пальцем.

Беривой не мог собрать мысли воедино, но с удивлением понял, что может говорить. Выдавил:

– Зачем?

Ткач промолчал. Беривой почувствовал, что плачет – по щекам покатились горячие слёзы.

– Это месть, да?

Ткач откинулся на стул.

– А тебе есть в чём каяться?

Есть.

Громоподобный смех. Ржание коней. Хлыст, бьющий прямо по подвернувшейся спине.

В угодьях боярина-крамольника – резня. Колокола бьют набатом, сараи и дома вспыхивают, как лучинки…

– Я, – выдохнул Беривой, – убивал людей.

Ну а кто не убивал? Работа у него такая. Может, где и следовало быть помягче, но что с них взять, с крестьян?

– Ты ведь не сожалел об этом перед тем, как попал ко мне на стол, – заметил Ткач.

Беривой попытался сесть, но сумел только приподнять голову.

– Я убил того, кто тебе дорог? – догадался он. – Или кого-то обидел?

Может, какую-нибудь девку – обычно они с Беривоем сговорчивы, но порой… Всякое бывало. Неужели у одной из них сыскался защитник?

Ткач помедлил. Как показалось Беривою, он сам отпил из чарки и задумчиво оправил закатанный рукав.

– Месть – это хорошо, – произнёс он наконец. – Это я люблю. Но мщу не тебе.

Беривой оторопел.

– Как – не мне?

– Да вот так, – объяснил Ткач, поудобнее устраиваясь на стуле. – Лес рубят – щепки летят. Что, непривычно быть щепкой?

Беривою? Тому, кто силой брал то, что хотел, и никому, кроме своего господаря, не кланялся?

– Мне приятно, что и ты оказался с гнильцой, – признался Ткач. – Конечно, я тоже не образец благонравия, но всё же… Ты и тебе подобные – будет вам наука на будущее. Прежде чем лютовать, подумаете, а не прилетит ли в ответ.

Растерянность Беривоя сменилась яростью.

– Ты, смердово отродье, – зашипел он, дёргаясь в верёвках. – Ты что со мной делаешь?

И откуда только голос прорезался?

– Что ты себе позволяешь?! – зарычал Беривой. – Ты знаешь, кто я? Знаешь, что с тобой сделает мой господарь?

Ткач покачал головой.

– Ух ты. Твой господарь. – Он доверительно наклонился к Беривою. – Да я этой ворожбой таких врагов наживу, что твоему господарю и не снилось.

Беривой выгнулся, заскулил. Различил краем глаза, как согнулась волчья лапа – не может же это быть его рука, не может…

Его затошнило. Голову будто окатило кипятком – пришлось затихнуть.

– Чего ты хочешь? – спросил он хрипло. – Денег? Расколдуй меня, и будешь купаться в золоте.

Ткач поднялся.

– Забавный ты человек, – сказал он. – Но мы ещё не закончили. Какой уж тут расколдовывать…

– Много денег, – повторил Беривой жарко. – Или власти хочешь? Я помогу тебе свергнуть Кажимеру.

– Ты-то? – удивился Ткач, заново раскладывая инструменты.

– Разве не каждый колдун хочет занять её место? – продолжал Беривой шёпотом. – Прославиться, давать советы господарю… Я сделаю всё, что ты попросишь. Слышишь? Всё сделаю. Только перестань меня мучить. Пожалуйста, перестань…

Ткач положил ладони на виски Беривоя. Мир вокруг потемнел.

– Что ты со мной делаешь? – повторял Беривой сбивчиво, давясь рыданиями. – Чего ты хочешь? Отпусти меня, и я больше никогда тебя не потревожу.

– Так не получится, – объяснил Ткач мягко. – Чудовища и их создатели связаны. Конечно, я отпущу тебя, но буду за тебя в ответе.

– Я ничего не скажу господарю, – бормотал Беривой, не слушая его. – Ничего не скажу, только прекрати…

Туман застелил ему глаза, и Беривой потерял сознание.

Глава VI. Охотники на ведьм

Ольжана осторожно вышла в коридор. Дышала она через раз – от ужаса; оглянулась, сделала несколько шагов. Вокруг ни души, только снизу доносились звуки просыпающегося постоялого двора.

Она проглотила ком в горле, поплотнее закуталась в наброшенный на плечи платок. Дверь в комнату Лале была приоткрыта – Ольжана постучалась, заглянула внутрь. Лале, уже полностью одетый – строгий и чёрный, – стоял у стола и перебирал бумаги и книги. Когда только всё успел притащить?..

– Да? – Он поднял глаза. – Длани, что с вами?

Наверное, лицо у неё было говорящее. Ольжана облизнула губы.

– Дбррое утро. – Она глубоко вздохнула. Язык едва слушался. – Вы ничего не слышали?

Лале отложил бумагу.

– Что именно?

– Рык, – сказала Ольжана севшим голосом. – Я проснулась от рыка. Может, мне это показалось или приснилось, я не знаю. – Она неуверенно потопталась у входа. – Так-то непохоже, чтобы сюда заявилось чудовище.

Лицо Лале смягчилось.

– Никто не рычал, госпожа Ольжана. Проходите.

Он отодвинулся, предложил ей сесть у стола. Ольжана не отказалась – согнулась, запустила пальцы в кудри и с силой их сжала.

– Я дура, – призналась она глухо, – но мне страшно.

Она приподняла голову.

– Я так больше не могу.

Лале ничем не провинился, чтобы выслушивать её с утра пораньше, но Ольжана поняла, что умрёт, если не выговорится.

– Я ничего не знаю про чудовище и не понимаю, что мне делать. Да, госпожа Кажимера предположила, какого толка эта тварь, и будто задала мне правила игры. Не останавливаться на одном месте, прятаться по ночам… – Ольжана ущипнула себя за руку. – Госпожа Кажимера – умнейшая колдунья, она много знает про чары и рукотворных чудовищ. Но… Самое важное не знает никто, понимаете? Что делать с чудищем и как обезопасить тех, кто встречается ему на пути.

Она прикусила губу.

– Да и вообще вся это беготня… Сомнительное дело. Может, мне стоило сесть на корабль и уплыть за море. Вдруг чудовище бросилось бы следом? Утонуло бы, и всё. – Ольжана скривилась. – Но я поступаю так, как сказала госпожа Кажимера.

Лале спокойно её слушал, раскладывая книги на столе.

– Я понимаю, у неё нет причины действительно заботиться обо мне, но как же жители Вольных господарств? Её больше занимает, кто начал эту историю, а не то, как её закончить. Её не беспокоит чудовище, если оно не под Стоегостом. Пускай себе бегает, а когда будет нужно, я приведу его к Драга Ложе – разбираться, чьи же чары его сотворили.

Ольжана поправила платок, прикрыла им грудь. Продолжила, захлёбываясь словами:

– Но колдуны Драга Ложи согласятся собраться лет через сто… А ещё, знаете, ведь у госпожи Кажимеры есть чудесные кони. Их тяжело заклясть, но если совладать с ними, за один шаг они пройдут десятки вёрст.

– Моя лошадка так не умеет, – заметил Лале.

– …Но мне не дали этих коней. Ещё бы: я не настолько сильна, чтобы с ними справиться, и не так важна, чтобы меня сопровождала опытная ученица госпожи Кажимеры. Поэтому, Лале, всё выглядит так, будто мы с вами на отшибе этой жизни. И наша задача – тянуть время и гонять чудище туда-сюда, пока чародеи Драга Ложи не соизволят придумать, что с ним делать.

– Да. – Лале пожал плечами. – Всё так и есть.

Ольжана скрестила руки на груди.

– Вас это не злит?

– О нет. – Он слегка улыбнулся. – Я давно к этому привык. Наши маленькие жизни не занимают больших людей, и уж поверьте, везде всё одинаково. И в Стоегосте, и в лагерях под Кел-Гразифом.

– Это несправедливо, – сказала Ольжана обиженно. – Ваши Длани создали людей равными.

Улыбка Лале стала снисходительнее и мягче.

– Мир, созданный Дланями, – безупречный механизм, который сломался, не успев начать работу.

Ольжана нахмурилась, отвлечённо на него посмотрела. Нос Лале опух и теперь казался чуть скошенным, на горбинке синел кровоподтёк. Ольжана вздохнула:

– Наверное, вам всё же его сломали.

Лале приподнял брови.

– Простите?

– Нос, – объяснила Ольжана. – Сломали, наверное. Очень жалко.

– Да как-то не очень… – пробормотал Лале. – Если поедем через Тачерату, попрошу пана Авро его подправить.

Ольжана оживилась.

– Мы поедем через Тачерату?

– Ну а почему бы и нет, всё равно едем на запад. Вы учитесь у чародейки Драга Ложи и можете попросить приют во Дворе Лиц.

– Ух ты. – Ольжана взволнованно пригладила волосы. – Это… здорово. Я даже не надеялась там побывать.

Лале принялся сворачивать карту в трубочку. Усмехнулся.

– Вы так быстро меняете темы для разговора.

– Боюсь увязнуть в дурных мыслях. Ну и трещотка я, что поделать. – Она стрельнула взглядом в бумаги и книги. Увидела на одной странице жабообразное чудовище, похолодела. – Это что такое?

– Это для вас. Это, – Лале вытащил книгу, на которую она указала, – и не только. Вы ведь жаловались, что не считаете себя смышлёной в колдовстве, а мои братья написали о нём много умного. Но то, что вам приглянулось, не принадлежит перу башильера.

Он передал ей книгу с рисунками. Ольжана обняла её, как ребёнка, положила на колени. Стала перелистывать страницы, выискивая гравюры с чудищами: большие и маленькие, укрытые панцирем или перьями… Язык был ей незнаком. Буквы – из точек и плавных линий – извивались как змеи.

– Это иофатский?

– Нет, это хал-азарская вязь. Аль Рази, «Книга песков». О чудовищах, обитающих в пустынях Хал-Азара. Про то, как избежать с ними встречи… и как бороться, если встреча неминуема. Конечно, вашей Сущности там и близко нет, но… Может, вам будет полезно.

Ольжана смотрела на пару – мужчину и женщину – с чешуйчатыми хвостами вместо ног.

– Моим братьям книга оказалась нужна, – добавил Лале весело. – Поэтому мне даже не приходилось её прятать. Ещё вот, глядите.

Он выудил другую книгу, распахнул на первой странице и указал на красные строгие буквы – должно быть, на этот раз иофатские.

– Не узнаете фразу?

Ага, десять раз.

Ольжана насупилась.

– Вы или издеваетесь надо мной, или думаете обо мне слишком хорошо. Но скорее всего, издеваетесь. – Посмотрела с укором. – Я на родном языке чуть ли не по слогам читаю, зачем мне ваши умные книжки? Только если картинками любоваться.

Она перевернула страницу и принялась нарочито внимательно рассматривать существо с телом льва и женской головой.

– Вы обиделись, – поразился Лале. Он пододвинул себе стул, сел рядом. – И в мыслях не было издеваться. У меня есть книги и на господарском, а эти – эти я могу вам перевести.

Ольжана помолчала. Она разглядела у женщины-львицы орлиные крылья на спине.

– А фраза… Я думал, она вам примелькалась, трактат известный… Брата Бертло из Вертоскьо, если это имя что-то вам говорит…

Тайные Люди, дайте сил.

– Лале, – сказала она кисло, – я понимаю, что вы человек образованный и у вас в кибитке тажин и специи, но первую половину своей жизни я прожила в деревне, а вторую – в лесу. Вы уж поосторожнее со своими занимательными вещами. Что с меня взять, глупой девки.

Она уже пожалела, что пришла к нему разговаривать. Ольжана охотно всем восхищалась, но сейчас даже она подумала – довольно.

– Да и вообще, – обронила она. – Кто надеется узнать о колдовстве из трактатов башильеров?

Она закрыла книгу, осторожно положила её на стол. Поднялась.

– Я вас заболтала, – сказала она сухо. – Извините. Мне следует пойти и собрать вещи, а то так до обеда здесь просидим.

– Госпожа Ольжана… – Лале смотрел на неё снизу вверх. – Моя вина. Я забываюсь, но и в мыслях не было вас обижать.

– Вы меня не обидели.

– Во всяком случае, расстроил. Не убегайте. Я договорю – это не займёт много времени.

Ольжана дёрнула плечом, обхватила себя за локти.

– Да я всегда вас слушаю.

Лале вздохнул, задумчиво провёл ладонью по голове.

– Если вам кажется, что я хвалюсь, то лишь потому, что мне больше нечем впечатлять собеседников. Но вас я не впечатлять хочу. – («А что так? – подумала Ольжана».) – Я уверен, что вам это будет полезно и важно.

Он чуть подался вперёд, положил палец на красные иофатские буквы.

– Прета адерер эт. – Палец скользнул по строчке. – «У колдовства есть цена». Наверняка слышали что-то похожее.

Ольжана мельком глянула на распахнутую книгу. Отозвалась неохотно:

– Да, так говорил Йовар.

– А за сотню лет до него об этом написал брат Бертло из Вертоскьо. Не первый и не единственный трактат о природе чародейства, но самый знаковый. Нельзя сражаться с тем, чего не знаешь, а наш орден был придуман для борьбы с ересью и колдовством.

Лале выпрямился, серьёзно на неё посмотрел.

– Прета адерер эт. Чем больше жертвуешь, тем больше получаешь. Непреложный закон чародеев, который вывел и облачил в слова один из первых башильеров. Вам не кажется, что это потрясающе? Многие башильеры положили жизнь на изучение материй, которые считаются противными Дланям, потому что нарушают естественный ход вещей.

Ольжане показалось, что её голова сейчас взорвётся.

– Ну, – протянула она с сомнением, – наверное, потрясающе.

– Сядьте, – попросил Лале. – Я объясню вам, почему хочу, чтобы вы взялись за книги именно сейчас. Потом можете послать меня ко всем языческим бесам, но мысль я закончу.

Ольжана неуверенно опустилась на стул.

– Я знаю о чародеях столько, сколько полагается башильеру. То есть – достаточно; знаю, что за сильными колдунами нередко тянется шлейф горестей. Брат Бертло первый высказал мысль: колдунами не рождаются, а становятся. Чем значительней жертва, которую они приносят своему мастерству, тем больше их сила.

– А предрасположенность? – удивилась Ольжана. – Дар? Их никто не отменял.

– Дар нельзя пощупать. – Лале дёрнул уголком рта. – Неизвестно, есть он или нет. Но великие колдуны велики не потому, что родились необыкновенными. Они сами себя такими сделали. Через горы книг, десятилетия упражнений и отказ от всего во имя колдовства.

Ольжана чуть не ляпнула: «Ну и?..»

– Брат Бертло спрашивал: «Что есть колдовство без хорошей жертвы?» И он не про коров, зарезанных на капищах. – Лале развёл руками. – Стать отшельником и постигать чародейство – это добровольная жертва. А недобровольная… скажем, занять место брата у лесного колдуна. Понимаете?

Ольжана решительно ничего не понимала.

– Вы, хотели того или нет, отказались от прошлой жизни. Принесли свою жертву. Значит, учёба должна была даваться вам легче.

Ольжана расхохоталась.

– Да что вы. Вот она, ваша башильерская теория… Ничего общего с настоящей жизнью. – Она наклонилась. – Мне было очень тяжело.

Лале потёр переносицу.

– Я думал об этом. Вероятно, тогда вы упустили момент. Больше думали о доме, чем о чародействе, и не воспользовались тем, чем могли бы. Но сейчас-то…

– Что сейчас? – буркнула Ольжана. – Лале, мне кажется, вы говорите что-то не то. Давайте уже поедем.

Но Лале не дал себя перебить:

– Сейчас вы оторваны от чародейских дворов и той жизни, к которой привыкли. Обратите свои беды на пользу своему искусству.

– Ну вы и загнули. – Ольжана поднялась. – Может, сейчас и благодатное время для учёбы, но вряд ли я найду стоящее в книгах для охотников на ведьм.

Ей не понравился наставительный тон Лале – захотелось тут же закончить разговор.

– Найдёте, – проговорил Лале серьёзно, тоже вставая. – А я вам помогу. Длани, Ольжана, должно же выйти что-то полезное из этого путешествия.

Он впервые не добавил услужливое «госпожа» к её имени, и Ольжана ощутила себя неразумной ученицей.

Она закрыла глаза. Медленно восстановила дыхание.

– Слушайте. – Она строго посмотрела на Лале. – Не знаю, зачем вам это. Может, вы правда хотите помочь, – («Или поумничать, одно другому не мешает»), – но я правда плакалась и называла себя слабой, необразованной колдуньей. Наверное, на безрыбье сойдут и ваши башильерские книги. Однако.

Она стиснула зубы.

– Прежде чем вы возьмётесь мне что-то объяснять… – Ольжана поправила платок на плечах. – Я больше не позволю, чтобы на меня кричали. И меня нельзя оскорблять, даже если я не понимаю вещи, которые кажутся вам крайне простыми. Ну и последнее: я не обидчива, но с трудом терплю, когда на меня смотрят свысока.

Лале помолчал, сложил книги в стопку. Заметил:

– Похоже, ваш прежний учитель был не очень-то сдержан.

– Не то слово.

Она смотрела, как Лале обстоятельно собирал вещи на столе, – и вдруг ей стало совестно.

– Извините, – вырвалось у неё. – Я удивлена, но спасибо за то, что хотите помочь. Обжёгшись на молоке, дуешь на воду. Йовар был суров, госпожа Кажимера – строга и справедлива, но оба знали, что чародейка из меня… мягко скажем, не великая.

Лале заверил её, что всё в порядке; одно её слово – и он больше к ней с книгами на пушечный выстрел не подойдёт. Ольжана пробубнила что-то в ответ и отправилась собирать свои пожитки. Сборы не заняли много времени: она умылась водой, оставшейся в кувшине с вечера, привела в порядок одежду и повязала любимый ало-жёлтый платок. Смахнула в сак огарки свечей и поспешила уйти.

Корчма внизу была маленькой и тесной, с белёными стенами. Ольжану уже подташнивало от всевозможных таверн и харчевен, но выбор у них с Лале был небольшой – либо здесь, либо под открытым небом. Ольжана решила, что им лучше позавтракать тут – как бы ей ни хотелось проводить всё время в дороге, она понимала, что это невозможно. Так она загонит и себя, и Лале, а ему приходилось тяжелее, чем ей, – Ольжана хотя бы кибиткой не правила.

Может, подумала она, Лале дал ей башильерские книги, чтобы развлечься?.. Вдруг он отдыхает душой, когда учит кого-то. Не будет же Ольжана лишать его мелких радостей.

Она заплатила за завтрак и устроилась ждать Лале, ушедшего проверять кибитку. Из всех возможных мест выбрала то, что у стены, где – бурая на белом – была прибита трофейная медвежья голова. Лале это не пропустил: появившись, окинул стену удивлённым взглядом.

– Вы нарочно тут сели?

Ольжана пожала плечами.

– Не знаю. – Зачерпнула кашу. – Просто захотела.