Текст книги "В стране райской птицы"

III

В море.– Встреча с папуасами.– Станция Доэр.– Черный миссионер.– По реке Фляй.– Живые плоды.– Какаду и осы.– Лошадь!...– Экскурсия в папуасскую деревню.– Кенгуру на дереве.– Ночевка.

Вдоль южного берега Новой Гвинеи, держа курс на восток, быстро летел катер. Он был довольно большой, с каютами, на нем помещалось четырнадцать человек, много разных припасов, оружия.

Впереди сидели Скотт, Брук и Кандараки. Управлял катером старый боцман Старк, за машиной следил механик Гуд. Основную вооруженную силу экспедиции составлял Хануби с шестью сипаями. Тут же находился и Чунг-Ли.

Файлу был взят в качестве повара. В такой экспедиции каждый должен быть полезным с разных сторон. Негр-кок был бы только коком, а Файлу во всех отношениях верный и надежный человек.

Стоял штиль, и море, как зеркало, блестело под солнцем. Справа вдоль берега тянулась белая гряда, то приближаясь к берегу, то отдаляясь. Это были коралловые рифы. Волны разбивались о них, и поэтому между рифами и берегом оставалась тихая полоса, вроде улицы.

Через два часа ходу увидели впереди папуасскую деревню на сваях. Она выдавалась в море так далеко, что пришлось проплывать совсем близко от нее.

Там еще издали услышали рокот мотора удивительной лодки. Папуасы забегали, у берега началась возня, и скоро навстречу катеру двинулись восемь больших пирог, в которых сидело человек по двенадцати.

Папуасские пироги замечательны тем, что у них сбоку, на некотором расстоянии от самой лодки, приспособлены толстые бревна – поплавки. Связанные с лодкой жердями, они придают ей устойчивость и не позволяют перевернуться.

Папуасы кричали, размахивали руками. Можно было различить одно слово: «кос, кос».– «Табак, табак».

– Что им нужно? Что они собираются делать? – встревожился мистер Скотт.

– Черт их знает,– ответил Брук,– но во всяком случае эта орава для нас небезопасна. Очень уж их много.

Катер приближался к лодкам, а дикари, сбившись в кучу, не давали ему дороги.

– Нужно разогнать их,– сказал Скотт.– Стреляйте вверх!

Сипаи стали кричать и стрелять. Папуасы засуетились, некоторые попрыгали в воду. А катер врезался в гущу лодок, зацепил две или три, у двух отломал поплавки, а одну и вовсе перевернул.

Поднялся крик, раздались вопли. По правде говоря, папуасы не собирались нападать на катер, потому что, живя на побережье, не однажды встречались с белыми и знали, что связываться с ними опасно. Но теперь они обозлились и готовы были на самом деле вступить в бой. Однако катер был уже далеко.

Плыли весь день. Ландшафт был однообразный и, можно сказать, скучный. Слева – низкий берег, поросший лесом, по большей части – мангровым. Там-сям виднелись невысокие холмы, иногда над лесом поднимался дымок. Осталось позади еще несколько деревень на воде.

Справа – белая коралловая гряда. Время от времени вдали показывались острова.

И вдруг на катере раздались голоса:

– Смотрите! Смотрите!

В самом деле, посмотреть было на что. Среди моря, будто прямо из воды, поднималась красивая группка из пятнадцати – двадцати кокосовых пальм. Земли возле их корней не было видно, все вода да вода, и пальмы стояли, колыхаясь, словно паря в воздухе.

Конечно, под ними был твердый грунт, но он лишь чуть-чуть выглядывал из-под воды, и со стороны можно было не заметить его. Это был так называемый «атолл», которых очень много в этой коралловой части Тихого океана.

Потом рифы постепенно стали удаляться от берега. Катер выходил в открытое море. Начало покачивать. Такая качка бывает в открытом море даже в самую лучшую погоду. Корабли совсем не чувствуют ее, а лодки иной раз основательно швыряет.

Берег отступил на север; стало тише. Плыли всю ночь, а на рассвете прибыли на станцию Доэр, которая расположена недалеко от устья реки Фляй.

Станция Доэр – это уже небольшое европейское поселение. Тут есть почта, судья, школа и даже церковь.

Экспедиция намеревалась простоять тут целые сутки: это был последний цивилизованный пункт, где можно окончательно подготовиться, приобрести недостающее снаряжение и припасы.

Ясное дело, никто из участников экспедиции никому не рассказывал, куда и зачем они плывут. Да и не все из них сами это знали.

Команда катера по очереди сходила на берег, и Чунг Ли тоже было разрешено немного прогуляться, конечно, в сопровождении сипаев.

Между прочим, Скотт и Брук захотели побывать в церкви. Там как раз толстый бритый миссионер читал проповедь. Слушали его двое белых да два – три десятка чернокожих. Миссионер говорил, что хотя черные и младшие братья белых, но все-таки братья, и бог любит их одинаково. Поэтому и они должны любить бога и выполнять его повеления. Вот, например, почему белые сильнее, богаче и умнее остальных? Да потому, что они поклоняются единому сущему богу и свято блюдут его заповеди. А почему черные не так умны и богаты? Конечно, потому, что они не знают христианства. И первый завет христианства – любить всех и покорно слушаться старших. А вы, к сожалению, не всегда с любовью и почитанием относитесь к своим старшим братьям – белым, и так далее, и так далее... Тут же стояли и туземные ученики – стриженые, довольно чистые и даже одетые по-европейски. Они были совсем не похожи на голых, черномазых и диких папуасиков... Их и кормят, и одевают, и учат бесплатно. А лет через десять они сами становятся слугами церкви, миссионерами.

Получается очень выгодная комбинация: воспитание и работа черных миссионеров обходится наполовину дешевле, чем белых. К тому же черные миссионеры пользуются среди своих собратьев большим успехом, чем чужие, белые.

Окончив проповедь, миссионер подошел к Скотту и Бруку и, узнав, что они направляются вверх по реке Фляй, стал просить, чтобы они подвезли одного из его черных воспитанников, который ехал к папуасам, чтобы нести им слово Христово.

Скотт дал согласие.

В этих краях приезд белых – важное событие, потому что случается это всего несколько раз в году; конечно, начальник пункта сразу узнал о приезде гостей, и Скотт должен был навестить его.

Начальник станции, мистер Смит, встретил Скотта радостно, и первым вопросом его было, куда и зачем они едут.

Скотт был готов к ответу и сказал, что он направляется ловить своих беглецов-рабочих.

– Хорошее дело делаете, мистер Скотт! – обрадовался Смит.– Нам было бы куда легче, если бы все предприниматели поступали так. А то вот видите, сколько у нас сообщений о побегах, даже по двадцать пять долларов обещаем за каждого, а толку мало. Может быть, вам нужна помощь? Я могу дать людей.

«Ну, уж это шутишь!» – подумал Скотт и сказал:

– Благодарю, я взял столько людей, сколько вместилось на катере. Но в случае чего мы прибегнем к вашей помощи. А что слышно там, в глубине?

– Как всегда – ничего. Наша власть распространяется только километров на двадцать пять да по реке – на пятьдесят. А там, дальше, они живут сами по себе, как тысячу лет назад. Не советую и вам далеко забираться.

– Я имею сведения насчет того, где скрываются мои рабочие,– ответил Скотт.– Туда и направлюсь.

Вокруг катера тем временем собралась целая толпа зевак: и белых, и черных, и желтых. Команда заканчивала погрузку.

Под вечер пришел пассажир, миссионер. Это был молодой человек лет двадцати двух, одетый в черное, тихий и смирный. Через плечо у него висел мешок, в руках он все время держал библию. Звали его Саку.

Странно было видеть этого папуаса, который по своей воле шел служить белым хозяевам. Чуть спет катер двинулся к устью реки Фляй.

Берег все больше поворачивает влево. Вот уже катер держит курс на запад. Справа тянется непрерывная цепочка островов, на которых живет немало народу. Об этом говорят виднеющиеся то тут, то там плантации бананов, кокосовых и саговых пальм. Однако ни людей, ни строений не видно среди деревьев.

Особенно приятный аромат шел от мускатных деревьев. Те мускатные орехи, которые нам приходилось пробовать, являются косточкой плода, похожего на сливу.

Над цветами порхали многочисленные бабочки; некоторые из них, блестяще-черные, были в ладонь величиной.

На одном острове высилось так много кокосовых пальм и катер проходил так близко от него, что нельзя было не остановиться и не полакомиться кокосовыми орехами.

– Будьте осторожны,– сказал Скотт,– хозяин может пустить стрелу из-за дерева.

Но вылазка обошлась благополучно: хозяев или вовсе не было, или они попрятались.

Сипаи тут же разбили несколько кокосовых орехов и поднесли хозяевам.

В каждом орехе было добрых две бутылки соку, так называемого кокосового молока.

– Вот это напиток! – сказал Брук, облизывая губы.– Нужно как можно больше взять про запас.

– Найдем еще,– ответили ему.

Кокосовая пальма примечательна тем, что на ней могут быть одновременно и цветы, и зеленые плоды, и спелые. Деревья живут по двести лет и каждый месяц дают двадцать – двадцать пять плодов.

Так, минуя один остров за другим, вошли наконец в устье реки. Течение было сильное, и катер двигался уже не так быстро, как раньше.

– Скажите, мист...– начал было Скотт, обращаясь к Саку, но вдруг замолк, смешался. Он по привычке чуть не назвал мистером самого обыкновенного черного дикаря только потому, что он был одет по-европейски. Это уже слишком! Но ведь черт его знает, как вообще держать себя с подобными субъектами. Все-таки человек образованный, так сказать, духовное лицо, которое заслуживает всяческого уважения, но как тут будешь уважать чистокровного папуаса?!

А Брук тем временем начал беседу.

– Ты куда едешь? – спросил он у миссионера, не раздумывая о вежливости по отношению к черному.

– К верховьям реки Фляй,– тихо ответил Саку.

– Бывал ты когда-нибудь там? – продолжал расспрашивать Брук.

– Да, только очень давно, в детстве.

– А как ты попал к миссионерам?

– Когда мне было десять лет, соседнее племя напало на нас. Перебили много людей, многих забрали в плен, в том числе и меня с матерью. А отца убили.

– Как же это они вас не съели? – рассмеялся Брук.– Наверно, невкусные были? Ха-ха-ха...

Эта грубая шутка больно задела миссионера, и он ничего не ответил.

– Так как же все-таки ты попал к миссионерам? – продолжал допытываться Брук.

– Мы с матерью убежали,– неохотно ответил миссионер,– но по дороге у самой реки они настигли нас. Мать схватили, а я бросился в воду и поплыл. Как раз мимо проходил корабль. Меня вытащили и взяли с собой.

– А чего ты снова едешь туда? – все расспрашивал Брук.

– Я узнал теперь высшую правду, и моя обязанность – нести ее моим братьям,– сказал Саку и возвел глаза к небу.

«Смотри ты,– подумал Скотт,– говорит совсем как наши попы». Брук засмеялся:

– Нужна им ваша правда! Да разве это люди, если они до сих пор едят друг друга! Сейчас, пожалуй, не осталось ни одного такого уголка на свете, где бы жили людоеды, кроме этого проклятого острова.

– Вот потому-то мы и должны идти туда и нести свет слова Христова, чтобы они не были такими,– сказал миссионер, опустив голову.– Значит, в другие уголки свет уже дошел, а сюда еще нет.

– Какой там свет,– махнул рукой Брук,– когда в них простого человеческого чувства нет. Их, может быть, и вообще нельзя сделать людьми.

– Все люди одинаковы,– спокойно ответил миссионер,– только по-разному воспитаны. Все люди братья, и все они равны перед богом.

Скотт усмехнулся, а Брук так и вскипел:

– Ну-ну, полегче! – сказал он.– Откуда ты взял, что эти людоеды братья нам?

Миссионер пристально посмотрел прямо в глаза Бруку и отчетливо проговорил:

– Ваши миссионеры научили меня этому.

Скотт и Кандараки отвернулись, словно разглядывая что-то на берегу, а Брук смущенно пробормотал:

– Да-да, конечно... перед богом, конечно..... Я только хотел сказать, что сейчас их нельзя сравнивать с нами. Да-да, конечно...

У Саку было нехорошо на душе. Он еще раз убедился, что белые, которые научили его считать всех людей братьями, сами и мысли об этом не могут допустить.

Тогда заговорил Кандараки:

– А вы подумали, что вам угрожает? Вы ведь теперь совсем чужой им, они вас не признают за своего. А если вы еще начнете толковать им о новой религии, все может случиться.

– На все воля божья,– вздохнул Саку,– а опасности подстерегают нас всегда и всюду. Не я первый и не я последний могу пострадать за Христа.

Наши «христиане» были изрядно удивлены, слыша такие слова из уст папуаса. Они давно уже были христианами только по крещению. Правда, от религии они не отказывались и считали себя добрыми сыновьями церкви, но слово Христова учения не доходило до них и не было, пожалуй, в их жизни случая, чтобы они поступили так, как велит «закон божий».

И вот теперь этот дикарь собирается нести их религию в жизнь, и даже похоже на то, что самих их хочет учить христианству.

– Дивны дела твои, господи,– прошептал Кандараки.

Под вечер встал вопрос, что делать: плыть ли дальше или остановиться на ночлег? Боцман и механик говорили, что им будет очень трудно вести катер без отдыха день и ночь. Но и стоять среди ночи на одном месте было небезопасно: в темноте могли подкрасться враги.

Решили ночью плыть, а привал сделать днем, тем более что река тут еще широкая и глубокая – можно плыть полным ходом и в темноте.

– А засветло отдохнем и можно будет сделать экскурсию куда-нибудь подальше от берега,– сказал Скотт.

Ночи вблизи экватора темные и долгие. И до самого рассвета рокотал мотор, тревожа окружающую тишину. Птицы срывались с деревьев и с криком разлетались в стороны. А туземцы в своих хижинах прислушивались к этому шуму и думали, что он сулит им что-то недоброе.

На другой день облик берегов сильно изменился. Они стали выше и суше; вместо непроходимой лесной чащи по обоим берегам раскинулись безлесные просторы, лишь кое-где виднелись небольшие группки деревьев. Деревень вдоль берега не было. Дело в том, что река служит тут проезжей дорогой. А жить у дороги в этих местах – дело не из приятных, особенно на открытом месте: могут заглянуть нежеланные гости. Лучше ютиться где-нибудь поодаль, под защитой деревьев, неприметно, чтобы ты все видел, а тебя – нет.

Река вела на северо-запад. Ландшафт менялся несколько раз. После высоких берегов снова пошли низкие, заросшие бамбуком. Тут подстрелили несколько диких уток и, выбрав место посуше и поудобнее, сделали привал. Это было очень кстати: ноги у всех затекли от неподвижного сидения.

Файлу принялся жарить уток, а Скотт, Брук, Кандараки и Хануби отошли немного в сторону от берега, чтобы поразмять ноги. Тут они заметили раскидистое, густое дерево с ярко-зелеными листьями.

– Хлебное дерево,– сказал Брук.– Нужно бы попробовать свеженького хлебца.

– Конечно,– сказал Скотт,– тем более что сухари нужно экономить: а вдруг не хватит?

Позвали Файлу. Он выбрал один плод весом за полпуда, отнес его к своей «кухне», разбил, извлек содержимое и «замесил тесто», из которого потом стал печь на сковороде лепешки. Каждый из нас непрочь бы попробовать такого хлеба, но едва ли кто-нибудь согласился бы вообще питаться им.

Немного дальше снова увидели необычное дерево, на ветвях которого висело много черных крупных плодов. Но только люди приблизились к нему, как вдруг «плоды» подняли крик и разлетелись в разные стороны.

– Что еще за чудо! – крикнул, растерявшись от неожиданности, Брук.

Кандараки и Хануби засмеялись.

– Это же летучие собаки,– сказал Хануби.

– Только этой нечисти и не хватало! – буркнул Брук.

Эти животные похожи на наших летучих мышей, только куда крупнее. Морда у них напоминает собачью, отсюда и идет название. Как и летучие мыши, они ведут ночной образ жизни, а днем висят на деревьях, уцепившись задними лапами и закутавшись в свои крылья.

Поднялись на пригорок. На западе простиралось безлесное плато, с востока подступала зеленая низина. На берегу, возле катера, курился дымок. И нигде не было видно жилищ туземцев. Казалось, ни единой живой души, кроме наших путешественников, не было на много миль вокруг.

– Удивительное дело,– в раздумье сказал Скотт.– Такой богатый край и словно вымерший.

Кандараки усмехнулся.

– Ну, не скажите,– проговорил он,– я уверен, что в это самое время не один десяток глаз следит за каждым нашим шагом.

– Чего ж они прячутся, дураки? – сказал Скотт.– Разве мы хотим причинить им какой-нибудь вред?

– Должно быть, научены. Когда-то кто-то их тут крепко напугал,– ответил Кандараки.

– А вот смотрите, какая птичища бежит,– крикнул Хануби, вскидывая ружье.

– Это казуар,– сказал Скотт,– не стоит стрелять. Он уже далеко, да и некогда с ним возиться. Еще не одного встретим.

Казуар мчался по долине как ветер. Он был очень похож на всем известного страуса, только с гребешком, как у курицы, на голове да с шеей, украшенной ожерельем, как у индюка. На концах крыльев и в хвосте у него не было тех красивых белых перьев, из-за которых так ценится страус. И вообще перья у казуаров необычные, похожие скорее на шерсть.

– Жалко,– сказал Брук,– что в этой дурацкой стране нет, кажется, кроме казуаров, ни одного животного, на которое стоило бы поохотиться. Даже ни одного хищного зверя.

– Зато хватает хищных людей,– сказал Скотт.– Однако пора возвращаться. Файлу, видно, уже ждет с обедом.

Пробираясь через кустарник, они были оглушены громким, пронзительным криком какаду. Порядочная стайка этих попугаев, рассевшись на ветвях, вела свою оглушительную беседу.

– Вот уж разболтались, настоящие попугаи...– сказал Брук, затыкая уши, и вдруг запрыгал, замахал руками и с ревом стал кататься по земле.

Все остановились в удивлении.

– Что с ним такое? – сказал Скотт.– Неужели крик какаду так подействовал на него?

– Помогите! Осы! Осы! – выл Брук.

История, конечно, не из приятных, но тут нельзя было удержаться от хохота. А между тем загудело над самым ухом мистера Скотта, и все, вместо того чтобы спешить на помощь, бросились прочь.

А дело обстояло просто: Брук ступил ногой в осиное гнездо, за что и был наказан.

Ну и бранился же он! Всем досталось: и осам, и какаду, и папуасам, и Новой Гвинее вообще. Попробуй тут смолчи, когда все лицо у тебя распухло, глаза заплыли и при взгляде на тебя никто не может удержаться от смеха! Особенно радовались Чунг Ли и Файлу, два врага, которые одинаково желали «добра» мистеру Бруку.

Так плыли несколько дней. За все время только один раз они встретились с папуасами. Из заливчика вынырнуло им навстречу несколько пирог, в которых было много людей, вооруженных луками и пиками. По всему их виду и жестам можно было судить, что намерения у них воинственные.

Но, едва услышав выстрелы, они все разбежались.

– Мне уже начинает казаться, что если так пойдет дальше, наша экспедиция будет простой прогулкой,– сказал Скотт.

– Хорошо говорить, когда мы сидим «дома» и у нас под рукой есть оружие, даже пулемет, бомбы и газы. На суше будет не так легко,– возразил Кандараки.

В другой раз всех встревожил крик боцмана Старка:

– Смотрите, смотрите: человек на коне!

Если бы у нас закричали: «Смотрите, слон на самолете!» – это произвело бы меньшее впечатление, чем тут слова: «человек на коне».

Дело в том, что на Новой Гвинее совсем нет лошадей. Только на побережье можно было встретить двух-трех, завезенных европейцами. А появись лошадь тут, в глубине острова, папуасы были бы перепуганы не меньше, чем мы при виде какого-нибудь фантастического чудовища.

Все навели бинокли в ту сторону, куда показывал боцман, но ровно ничего не могли разглядеть.

– Это тебе померещилось,– сказал Старку Кандараки.

Но тот клялся, что отчетливо видел, как на пригорок поднялся всадник и скрылся за деревьями.

Как ни всматривались, как ни прощупывали биноклями всю местность в той стороне, где Старк заметил всадника,– никто больше ничего не увидел. Так и решили, что боцмана подвели глаза. А он даже вскипел:

– Да что я – ослеп или пьян? Глаза еще мне никогда не отказывали.

Правда, у старого морского волка глаза были не хуже иного бинокля, но ведь не может же быть невозможного. Как сюда попадет европеец на лошади? А если это был папуас, то откуда ему взять лошадь?

Еще через несколько дней справа открылась другая река, нисколько не меньшая, чем та, по которой плыли наши путешественники. Это был Стрикленд – приток реки Фляй. Значит, оставалось плыть половину пути.

Тут миссионер сказал, что он хочет сойти на берег.

– Вы ведь говорили, что вам надо до верховий,– сказал Старк.

– Я там и буду. По прямой это не очень далеко,– ответил миссионер.– А пока я поищу свою мать. Здесь как раз живет племя, которое тогда напало на нас.

– Может быть, на всякий случай возьмете револьвер? – предложил Скотт.

– Нет, не нужно,– ответил Саку,– хищных зверей здесь нет, а для людей у меня есть вот это оружие,– и он показал библию.

– Ну, желаю вам всего наилучшего! – сказал Скотт и впервые в жизни протянул руку черному.

Миссионер взял свой мешок, библию, распрощался со всеми и скрылся в лесу.

– Удивительный человек,– заметил Кандараки.

– Вот тебе и папуас! – добавил Брук.

За Стриклендом река Фляй стала заметно меньше: она потеряла добрую половину воды, которую давал приток. Если до Стрикленда иногда еще добирались пароходы, то подняться выше они уже не могли. Здесь только раз – другой побывали исследователи. У наших путешественников было то преимущество, что они плыли на катере, который мог идти и при небольшой глубине.

Берега сдвинулись, стали выше и круче. Течение усилилось, так что катер двигался еще медленнее, чем прежде. Иной раз его даже начинало сносить, назад. Стали попадаться подводные камни, и плыть ночью уже было нельзя.

И вот однажды на катере снова раздался крик:

– Смотрите, всадник слева!

На этот раз уже все увидели далеко на горизонте верхового. Лошадь шла шагом и держала направление на запад.

Брук посмотрел в бинокль и удивленно воскликнул:

– Да их же двое на одной лошади!

– Что за черт? – сказал Скотт и взялся за бинокль, но ничего уже не увидел: лошадь скрылась за холмом.

Путешественники не знали, что и думать. Мало того, что пришлось поверить в реальность «человека на коне», так тут еще почему-то двое на одной лошади. Что это за люди? Откуда? Как они попали сюда? И зачем?

Однако долго рассуждать по этому поводу не приходилось: возникла новая, более важная забота. Чтобы не терять времени, они редко останавливались и жили главным образом за счет тех припасов, что набрали с собой. А их было не так уж и много: добрую половину места на катере занимало оружие. Мистер Скотт правильно рассуждал, что, имея оружие в достатке, все остальное нетрудно будет добыть.

Так бы оно и было, да беда в том, что дичи попадалось мало. Сначала еще можно было время от времени подстрелить утку, но потом, когда местность пошла более высокая, их не стало. До Стрикленда было много рыбы, а теперь она почти исчезла, и чтобы поймать несколько рыбешек, не стоило тратить времени.

На суше водились казуары, но ведь их иначе как на лошади не догонишь, а чтобы подстеречь и застрелить хитрую птицу, тоже нужно было много времени.

Что касается плодовых деревьев, так их тут в диком состоянии так же мало, как и в наших лесах. Без человека и его труда самая «райская» местность ничего не стоит. Только на картинках она выглядит по-райски, а путешественники там страдают от голода ничуть не меньше, чем где бы то ни было.

Правда, на катере было еще кое-что из продуктов, но ведь путешествие только начиналось, и надо было подумать о будущем.

Однажды справа, километрах в шести от берега, показалась деревня. Решено было пойти туда, чтобы выменять что-нибудь из продуктов.

Деревня стояла на берегу небольшого озера, которое соединялось с рекой маленьким протоком. Поднялись немного по протоку, а дальше двинулись пешком. Однако как только жители заметили чужих, они сразу же разбежались кто куда. Европейцы кричали, делали разные знаки, показывая, что идут с добрыми намерениями, но от этого папуасы пугались еще больше.

Пришли в опустевшую деревню, заглянули в несколько хижин. Нигде ни души. Разбросаны разные вещи: одежда, искусно сплетенная из травы, кинжалы, стрелы из костей казуара.

– Вот, полюбуйтесь на эту игрушку! – сказал Кандараки, показывая на человеческую голову.

«Игрушка» и в самом деле заслуживала внимания. Это была кожа, аккуратно снятая с черепа и набитая травой. Рот и глаза широко раскрыты да еще подкрашены красной краской. Тут же были и голые черепа, тоже раскрашенные.

– Смотрите, сколько рубцов на них,– заметил Скотт,– видно, что добыты в бою.

– А их обладатели – съедены,– добавил Брук.

– Может быть,– согласился Скотт.– Но почему нигде не видно ничего съестного? Чем они питаются?

– Едят друг друга,– подсказал Брук.

– Подальше от жилищ, в лесу, у них есть огороды, – объяснил Кандараки,– а кроме того, разводят свиней и собак на мясо.

– Ну, что собак жрать, что друг дружку,– один черт! – ворчал Брук.

На улице увидели поросят. Открыли стрельбу и двоих убили.

Эхо разнеслось по окрестным лесам, и спрятавшиеся там дикари радовались, что успели убежать. Они были уверены, что эти страшные белые чужаки пришли только затем, чтобы уничтожить их со всем имуществом. Разве этот «гром», что они принесли с собой, не ясно говорит об их намерениях?

Возвращаясь к берегу, наши путешественники вышли на небольшую полянку и остановились как зачарованные. Даже Брук не выдержал и проговорил:

– Что за прелестный уголок!

Со всех сторон свешивались удивительные цветы так называемой «муккуны». Это растение приспособилось жить на других деревьях, а «за квартиру» платит тем, что украшает самые разные деревья своими красно-желтыми цветами, переливающимися на солнце, как пламя.

И тоже яркие, как пламя, перелетали с цветка на цветок знаменитые райские птицы. Какие-то ярко-синие пичужки спасались бегством от бабочек, которые были в несколько раз больше их. А на всех покрикивали, словно отдавая команду, многочисленные какаду.

– Черт побери, как в сказке! – сказал Кандараки, озираясь вокруг. Но вот он остановился, сорвал с плеча ружье и показал рукой на одно из деревьев.

Сквозь листву было видно, как что-то темное лезло по стволу дерева. Конечно, папуас.

Скотт дал знак, чтобы все соблюдали тишину, и осторожно стал красться к тому дереву. Но Брук не сдержался и выстрелил.

– Что вы делаете? – крикнул Скотт.– Зачем?

В чаще зашумели и затрещали ветви, мелькнуло темное тело и грянулось наземь.

– Что вы наделали? – снова сказал Скотт.– Зачем стрелять без нужды? Все стояли, опустив головы, и даже Брук чувствовал, что поступил нехорошо.

– Не будет в другой раз следить за нами,– оправдывался он.– А что, если бы он пустил в нас отравленную стрелу?

– Нам ничего не стоило в любую минуту снять его, если бы на то пошло,– сказал Скотт.– Раз мы его заметили, он уже был для нас безопасен. А это только разозлит папуасов, и у нас прибавится ненужных хлопот. Скверно, очень скверно, мистер Брук!

Между тем Хануби направился в кусты, где упало тело.

– Сюда! Скорей! – раздался его веселый голос. Подбежали... и расхохотались так, что эхо пошло по всей округе. Даже Скотт, может быть, впервые в жизни так хохотал. Вместо папуаса под деревом лежал... кенгуру, так называемый лазающий кенгуру, который водится главным образом на Новой Гвинее.

– Ну и страна! – говорил Брук.– Все тут шиворот-навыворот: люди похожи на зверей, звери – на людей. И все-таки слава богу, что так получилось: успеем еще поохотиться и на папуасов, если потребуется. А этого «папуаса» и сами съедим.

Весело возвратились на катер, где уже начали было тревожиться, услыхав стрельбу в деревне. Добычи хватило на два дня.

На третий день, под вечер, пристали к одному маленькому островку посредине реки. Богатая растительность, сухой высокий берег и безопасное положение посреди реки – все это располагало к тому, чтобы остановиться тут.

С удовольствием выбрались люди на твердую землю: ноги у всех затекли от длительной езды на катере. Разложили огонь и даже спать на этот раз решили на берегу, потому что на судне было тесно. Только хозяева остались в своей каюте.

На ночь, конечно, выставили охранение, но место было такое надежное, что часовой сам заснул раньше других.

Чунг Ли лежал под высоким деревом, в десятке шагов от костра, прислушивался к шуму воды в реке и думал о том, где теперь его брат и встретятся ли они... А может быть, Хунь Чжи уже нет в живых, и все из-за того, что он, Чунг Ли, на четыре дня опоздал.

Все уже спали. Костер погас. Где-то далеко-далеко завыла собака. Может быть, там жилье, а может, это дикая собака, которых много водится на Новой Гвинее.

Файлу перевернулся на другой бок, и в этот момент ему показалось, что возле Чунг Ли промелькнула какая-то тень. Он поднял голову, протер глаза – ничего. Тогда он не поленился встать, подошел к Чунг Ли: тот спит как убитый. Обошел лагерь вокруг, прислушался: ни звука, ни шороха.

Файлу успокоился. Наверно, со сна почудилось. Подкинул в костер хворосту, улегся и спокойно заснул.