Текст книги "Её (мой) ребенок"

Глава 15 – Злющая…

Обессиленно валяясь на полу, я уплываю в сон. И это и сон и не сон. Какое-то пограничье. Меня продолжает утягивать в наше прошлое. Я словно вижу перед глазами  те события. И чувствами весь вибрирую на них, как на камертоне.

Флешбек (стоянка на сплаве):

Развалившись в гамаке, дикая кошка моя покачивает босой ногой, читая книжку и периодически откусывая от зелёного сочного яблока. И каждый раз мои челюсти сводит, словно кислый сок брызгает мне в рот. И я уже раз десять за последний час впился в ее аккуратные нежно-розовые губки!  Естественно, только в фантазиях.

Вокруг нее нарезает нервные круги ее, как оказалось, парень. И что-то ей выговаривает. Бросаю палатку и подбираюсь чуть поближе. Прислоняюсь спиной к стволу дерева. Слышно лучше. Но не видно теперь совсем.

– Неужели сложно включиться в процесс, Ян? – с возмущением.

– В какой?

– В общий!

– Кошки – животные не коллективные… – рассеянно. – Я читаю, ты мне мешаешь…

– Как минимум, собери постельное в палатке, чтобы оно не отсырело на вечерней росе.

Их палатка стоит на плоту. И очень поднимает мне давление. Я не знаю как… но сегодня я ее туда не пущу!

– Не хочу… – капризно. – Сам собирай. Я лично буду спать здесь, на гамаке.

– А если дождь? Прекрати так эгоистично себя вести! Девчонки готовят ужин. Присоединись.

– Я не хочу есть этот ужин. Я просила тебя, купить мне творог и йогурт.

– Ты знаешь, что с утра у меня тренировка, я, черт возьми, не успел. Поэтому ты будешь, – давяще настаивает он, –  есть этот ужин!

– Нет.

– А что ты будешь есть? – раздраженно.

– У меня есть яблоки. Об остальном мой мужчина не позаботился. У него была тренировка… – ядовито.

– Марьяна, я обещал твоему крёстному…

– Слушай! – перебивает его. – Ну, почему ты такой нудный, Феликс? Разве может быть такой красивый парень таким занудой? Я цветов хочу! – со страданием в голосе. – Сейчас же!

– Где я возьму тебе здесь цветы?!

Кошка цокает языком, утомленно вздыхая.

– Тогда… спи один в своей чёртовой палатке! И вообще, я думала этот ваш вожделенный процесс нечто увлекательное. А это так скучно и однообразно, что меня укачивает и потом тошнит!

Давлюсь смехом, пытаясь быть тихим и не выдать своего присутствия.

– Знаешь что?!.. – возмущенно вскрикивает он.

– Догадываюсь.

– Твой крёстный не оценит твоего поведения, – меняет он тон.

– Ты хочешь обсудить моё поведение с моим крестным? – удивлённо.

– Ну, он же с меня спросит за тебя? Я тебя у него отпросил. И обещал вернуть в целости.

– Скажешь, я тебя «уволила».

– Марьяна, ну хватит…

– Дай! Мне! Почитать! – шипит она яростно.

«Сучка…» – улыбаюсь, осуждающее качая головой. Это ж надо так одарённо втаптывать. Укачивает тебя от скуки, значит, да? Закатываю со смехом глаза, пытаясь представить этот процесс. Мда… Надо исправлять девочке впечатление! А я то думаю, чего моя кошечка такая злющая… Феликс – ты идиот.  Как можно ТАКУЮ кошечку заставлять скучать в процессе?! 

Вытаскиваю колья из земли, перемещаю палатку ближе к ее гамаку.

– Лёвушка… – заигрывают девчонки, наблюдая за тем, как расставляю её. – Мы к тебе ночью греться придем.

– Извините, девочки, но у меня уже занято!

– Кем?

– Одной голодной кошкой… – стреляю в Марьяну взглядом.

Даже бровью не ведет. Ла-а-адно…

Подхожу к девочкам, что готовят еду.

– Привет…

Переглядываются, сбивчиво здороваясь.

– Девочки, спасайте. Есть йогурт?

– Сливки только… – поднимает одна коробку. – Я к кофе покупала.

– Готов выкупить! За что угодно.

– Да ладно… – опускает глаза девочка, протягивая мне.

– Нет. Не ладно. Могу поставить палатку,  с готовкой помочь… мясо могу вот порезать, – забираю у девчонки нож. –  Что нужно?

– Палатку – было бы здорово.

Честно отработав свои сливки, вспоминаю, что капризная кошка требовала еще и цветы. И это правильно! К такой девочке без цветов – не серьёзно! Но где их взять?

Ухожу от берега глубже в лес. Тропинок здесь нет. Трава невысокая, но ни одного цветка. Через какое-то время добредаю до опушки. И мне наконец-то везёт! Колокольчики и ароматная душица… Улыбаясь, собираю ей небольшой сине-сиреневый букет полевых…

Возвращаюсь уже по сумеречному лесу. В груди порхает от предвкушения. Я подбираю слова. Но всё мимо. Потому что – дёшево. А на дешевые подкаты Кошка моя не покупается. 

Выхожу на берег. Солнце садится, прячась в кронах деревьев на противоположном берегу. Кошки на гамаке нет. Только книжка и ее белый вязаный кардиган. Ревниво ищу взглядом. Нет её… А Феликс – здесь. Сидит у костра с телефоном. Меня отпускает. Вернется… Никуда не денется с подводной лодки!

Кладу на гамак букет и коробочку сливок. Довольный как слон ухожу к парням.

Димыч и еще несколько приятелей с потока строят жаровню из камней для бани по-чёрному. Помогаю отыскивать в воде булыжники покрупнее. Ребята разводят под грудой костёр. Солнца уже почти не видно.

– Ужин готов! – кричат девчонки с берега.

Всплеск… Поднимаю взгляд. За наклоненным над водой деревом вижу мельком светлую знакомую копну волос… Снова всплеск. Как магнитом меня тянет туда.

Захожу в воду глубже и тихо ныряю. Проплывая под деревом, выныриваю с другой стороны. В трех метрах от лежащей  на воде  звездой  Кошки. Макушкой ко мне. Её разворачивает медленным течением… глаза закрыты… Приближаюсь… руки чешутся что-нибудь нашалить. Но боюсь опять выхватить по причинному месту. Мадмуазель скора на расправу!

– Кыс-кыс-кыс… – зову я ее, приблизившись.

Вздрогнув, уходит под воду. Быстро подхватываю под шею, не позволяя погрузиться с головой.

– Осторожно!…

Вода между нами вскипает, она выкручивается, мы оказываемся лицом к лицу. И глубина такая, что мне по шею, а ее скроет минимум по ее вредный носик.

Инстинктивно подхватываю за талию, поднимая выше. Чувствую, как ее бедра сжимают мой торс.

От касания наших тел кружится голова! Мы горячо дышим друг другу в губы.

И я теряюсь… 

Забываю все запланированные подкаты, уже вживленный в мозг пикап, и вообще… Мы только вдвоем. Очень близко. Завороженно поправляю пальцем прядь мокрых волос, заправляя за ушко. 

В близи она еще идеальнее. Кожа  – персик, фарфор!  Никакой вычурности… Очень естественная и невозможно красивая!

Тяжело сглатывая, облизываю ноющие от желания целовать губы. Это так сильно, что я теряю тормоза… И… закрываю глаза, ловя губами ее раскаленное громкое дыхание. Аааа! Как мне хочется прижаться к этим губам! Съесть ее! Позволить себе этот отрыв башки, что уже запущен!

Ощущаю, как она ведет пальцем по моим ресницам, стирая капли. Вау… И… не позволяю себе ничего!

– Замерзнешь, – шепчу я задыхаясь и не открывая глаз. – Давай на берег…

Мягко оттолкнувшись ступнями от моей груди уплывает. И теперь я ложусь на воду звездой, пытаясь немного остыть и прийти в себя. От ее касания горит половина лица. И я кайфую, представляя, как она пьет мои сливки и прикасается к цветам. Кайфую так, что до сих пор не могу дышать ровно. И щеки сводит от улыбки.

Отдышавшись, выбираюсь из воды. Иду в палатку за полотенцем. Кошка на гамаке… читает… пьет сливки из коробочки. На коленях букет… Не смотрит на меня. Улыбается…

Влюбляйся скорее, Кошка. Потому что я уже… по уши! Вдрызг! В хлам! 

Глава 16 – Доброе утро!

Просыпаюсь от того, что онемела спина. Черт… Я же на полу уснул! На Кошку во сне засмотрелся.

Разлепляю веки. На настенных часах – восемь. Воскресенье… Закрываю опять.

Шевельнувшись понимаю, что накрыт покрывалом. Удивлённо провожу по нему ладонями, натыкаясь сначала на недовольно фыркнувшего Гаврюху, а потом на свернувшуюся в калачик поверх покрывала дочку.

Дочка… Эта мысль вдруг пробивает насквозь до боли.

– Алёнка… – глажу ее по спине.

Поднимается, отталкиваясь от пола руками.

– Ты чего здесь?

– Сон плохой снился… – медленно моргает. – Я испугалась!…

Поднявшись, уношу ее на диван.

– Чего напугалась?

– Что ты уйдешь. А я одна.

– Ну что ты… Я тебя никогда не брошу.

– И за шторкой кто-то был! – распахивает глаза и доверчиво смотрит, убеждающе мне кивая.

– Это Гавр на батарею греться бегает. Шуршит там… Не бойся!

Поднимаю покрывало с пола.

Малышка моя… закрыла меня… От этого очень тепло на сердце. Но больше – больно. И мне очень тяжело говорить сейчас.

– Давай еще поспим немного? – падаю рядом с ней.

– Я кушать хочу.

– Часик… – прячусь с головой под покрывало.

Дайте отдышаться мне…

– Животик урчит…

– Ууу… Ох уж этот животик! Могу разогреть твой "галушковый" суп.

– Никто не ест с утра суп! – стягивает покрывало. – Ты что?? – округляет свои голубые глазки, заглядывая мне в лицо. – С утра едят вискас или кашку. Если выходной, тогда вискас с молоком… – хитренько прищуривается.

– Никаких вискасов. Иначе, мама потом мне что-нибудь открутит.

– Ухо?

– Если повезёт – ухо! – смеюсь я.

– Не бойся! Она только грозится. Но никогда не откручивает.

Гавр, клацая коготками, вперед нас бежит на кухню.

– Фак! – останавливаюсь перед стиральной машинкой.

Я же вещи вчера не развесил и вырубился. Ставлю на полоскание… Открываю шкаф с крупами.

– Гречка пойдет? Я молочную варить не умею.

– Пойдёт. А можно в нее налить молока?

– Попробую.

Пока я варю нехитрую гречневую кашу, Аленка втихаря подкармливает Гаврюху печеньем.

– К маме когда?…

– К маме… – вздыхаю я. – Принцесса… а ты хотела бы остаться здесь, со мной?

– А мама? – испуганно обмирая.

– Ну и с мамой, естественно! – поспешно добавляю я. – Может, мы её уговорим приехать после больницы сюда? Хотя бы на пару дней.

– Да-да-да!! – хлопает в ладоши Аленка.

Гавр, на всякий случай, сигает на пару метров в сторону.

– Я пойду поиграю?

– Мхм… – задумавшись, киваю я.

Идея прекрасна и утопична. Кошка не поедет. Я даже представить не могу, что должно случиться, чтобы она согласилась. Но это должно случиться и случиться должно до вечера.

Наливаю в почти готовую гречку стакан молока. Не уверен, что ее так варят, конечно. Но царевна моя повелела…

Задумавшись слышу скрип двери. В моём доме скрипит только одна дверь. Надо бы ее тоже смазать. Петли на всех дверях давно приведены в порядок, а вот в спальню, где еще ремонт, я поставил ее совсем недавно… Стоп!

Оставляя на газу кашу, выглядываю в коридор. Дверь в спальню приоткрыта.

Алёнка! Хулиганка маленькая… Сказал же – не заходить.

Останавливаюсь в дверях, скрещивая руки на груди и готовясь  немножко  отругать ее за непослушание. И… сердце моё дает сбой! Воздух замирает в легких. Потому что, положив на бетонный пол патрон, Алёнка, медленно замахивается над ним молотком.

Вспоминаю, что вытаскивал эти чёртовы патроны из ствола. Где я мог их рассыпать?! Я же постоянно следил… Я же убрал в сейф… я же пересчитал…

Это все проносится в голове за долю секунды. Адреналин бьёт в голову,  срываюсь с места.

– Стой!! – рявкаю я.

Чувствую, как что-то впивается в ногу, оглушая вспышкой боли. Но успеваю перехватить молоток и выдернуть из ее замершей на замахе руки.

– Мля… – сокращаясь от боли, падаю на колено, разбивая его. В бешенстве откидываю молоток в сторону, он с грохотом сносит что-то. Ложусь на спину и со стоном выдергиваю из ступни врезавшийся туда… острый шуруп!

Алёнка испуганно прижав пальцы ко рту, не моргая смотрит на меня.

Кусая губы, разглядываю окровавленный шуруп. Поворачиваю голову, переводя взгляд на патрон. Дотягиваюсь… Гильза… пустая… не от моего… Сука… Напугался!

Рвано втягиваю кислород, закрывая глаза.

– Я больше не буду… – тихо рыдает Алёнка.

– Где ты взяла это?.. – отдышавшись спрашиваю я.

– Мальчики в садике дали…

Зашибись!

– А молотком зачем?

– Не зна-а-аю… – всхлипывает она.

– Не трогай никогда, если найдёшь такие штуки. Они взрываются. Могут пальцы оторвать, глаза выжечь… никогда не трогай. Поняла?

Часто и активно кивает, преданно заглядывая в глаза.

– Вот видишь, даже пустой как меня ранил… – показываю окровавленные пальцы.

Ложится мне на грудь и обняв продолжает плакать. Глажу, морщась от боли. Нога пульсирует.  Чувствую запах гари…

– Принцесса… – хриплю я равнодушно. – Мы сожгли кашу…

Провоняет сейчас вся квартира.  Этот факт вообще не трогает меня. Чувство облегчения от того, что ничего страшного не случилось, делает меня практически счастливым, несмотря на жуткую дергающую боль в ступне.

– Я буду су-у-уп… – продолжает рыдать Алёнка.

Запах гари становится насыщенней. Поднимаясь, ковыляю на кухню, рядом с семенящей вокруг меня Аленкой.

– В комнату иди, на кухне дым. И приберись немного. Я же теперь раненый. Мне нужно помогать…

Кивнув, послушно убегает в комнату.

Молоко выкипело и сгорело, убив и кастрюлю и плиту. Выключаю газ и рассеянно поднимаю кастрюлю в виде ковша за пластиковую ручку.

– А, черт! – обжигаясь об расплавленный пластик и с чувством бросаю ее в раковину, морщась от грохота.

Открываю воду. И дверь на балкон. Достаю из кармана звонящий телефон.

– Айдаров… – смотрю как дым, клубясь выходит на улицу.

– Доброе утро, – настороженный голос Кошкиной.

– Доброе… – сглатываю я.

Поднимаю с подоконника сигареты, вставляю одну в губы.

– Как вы?

– Отлично!… – практически ровно получается у меня.

– У меня к тебе большая просьба.

Алёнка настороженно заглядывает в кухню. Прибежала обратно услышав телефон…

– Всё что угодно, моя царица, – вздыхаю я, щелкая зажигалкой.

– Я серьезно, Лев! Не кури, будь добр, при Аленке.

Закрывая глаза, бросаю зажигалку обратно, так и не донеся пламя до сигареты.

Делаю вдох поглубже… С тоской вытаскиваю последний оплот уравновешенности изо рта.

– Легко. Вообще не проблема!

– Дай ей трубку, пожалуйста. Я хочу поговорить.

– Не говори мамочке, – молитвенно складывает руки Алёнка, жалобно глядя на меня.

– И ты! – шепчу ей многозначительно, заговорщицки протягивая руку.

С энтузиазмом пожимает. Отдаю телефон…

Глава 17 – Ни Сы

Возвращаемся с Аленкой из магазина. Я медленно хромаю, она скачет вокруг меня кругами.

Переписываюсь с лечащим врачом Кошкиной, узнавая про лечение амбулаторно.

– Когда мы поедем к маме?

– Скоро. Приберёмся и поедем.

– Хочу сейчас!

– Сейчас у мамы важные проце… – зависаю в телефоне, сбиваясь с фразы. – …дуры.

– Дуры… – хихикает Алёнка. – Какие еще дуры?

– Так! Принцессы не сквернословят! – хмуро свожу брови.

– Я – принцесса?

– Обязательно!

Тротуар покрыт тонкой корочкой льда. Ночью была оттепель, а сейчас все подморозило. И принцесса моя поскальзывается. Ловлю за капюшон.

– Давай руку.

– Ох… какой большой дворец!… – вырывает руку и бежит в сторону большого здания санатория. С колоннами на крыльце. Обходит ребристую колонну, ведя по ней пальцами.

– Купи мне дворец! Я же принцесса!

– Ого!… – ухмыляюсь я, дергая бровью. – Ну и запросы у вас, барышня. Кто же в нем будет убираться?

– А мы позовём слуг. Или рабов! Можно мне раба?

– Не думаю. Зачем тебе раб? – смеюсь ее непосредственности.

– Не знаю… У принцесс в сказках бывают рабы. Он будет со мной играть.

Проходя мимо фонтана, забирается на его широкий борт.

– Алёнка! Немедленно слезь.

Расставив руки в стороны дефилирует, игнорируя мою просьбу.

– Я не упаду!

– Алёнка! – рычу я и, морщась от боли, ускоряю шаг.

Заглядываю в бассейн фонтана. Там плотный наст снега. Этот фонтан не очень глубокий. И слой снега полметра, не больше.

– Можно прыгнуть? – умоляюще складывает руки.

– Не стоит, детка.

– Мама мне разрешает прыгать в снег! Ну, пожалуйста!

– Конфеты она тебе тоже «разрешает», ага. А вдруг под снегом что-то есть? – хромаю к ней ближе.

– Что? – вытягивает ногу вперед, трогая носочком сапога наст.

– Эй-эй! – вскрикиваю я, пытаясь ухватить ее за руку.

Но покачнувшись, она теряет равновесие и летит в снег. Вскрикивая, втыкается в него пизанской башней, застревая по пояс. Смотрит на меня большими испуганными глазами.

– Само?!

Поджав губы, вжимает голову в плечи. Окей. Не орать! Просто она… немного шкода.

– Не поранилась?

Отрицательно крутит головой.

– Вылезай.

На щеках расцветает румянец.

Подозрительно прищуриваюсь.

– Что не так?

– Не будешь ругаться?

– Буду…

Горько вздыхает.

– Что случилось?

– Тут водичка. Под снегом.

– Твою мать! Сапоги промочила?

– Угу…

Ставлю пакет на борт и тяну к ней руки.

Достаю ее. Держу на вытянутых руках, оценивая масштаб трагедии. Один сапог потерян в бою с сугробом. Штаны выше колен насквозь…

– Охренеть! – шокированно смотрю на все это. – Водичка…

Маленькая авария хлопает своими огромными ресницами, жалобно на меня глядя.

– Быстро домой!

До дома метров триста.

Несу ее на руках.

Обняв за шею, замерла и почти не дышит.

Я очень зол, да! Потому что на улице минус, а эта бандитка…

Дома так же не произнося ни звука раздеваю ее и засовываю в горячую ванну. Сложив руки на груди, хмуро смотрю, как Алёнка растерянно сидит в пене.

Неожиданно начинает рыдать навзрыд.

– Что случилось?! – взлетает моё давление до небес.

– Ты руга-а-аешься-я-я! – всхлипывая тянет она.

– Я молчу!

– Мне вот тут плохо, – шлепает ладошкой по груди. – Ты про себя на меня руга-а-аешься!

– Конечно ругаюсь, принцесса! Ты непослушная бандитка! Лезешь туда, где опасно! И мне тоже и тут… – показываю на грудь, – …плохо! И не только тут!…

– Пра-а-асти… – покаянно рыдает она. – Я больше не бу-у-уду…

– Сапог твой потеряли. Мама теперь расстроится.

Опускает виновато взгляд.

– Ладно. Сиди, грей ноги, хулиганка.

– Чашечку… – всхлипывает расстроенно.

Ах, да! «Водичку черпать». Возвращаю ей поварешку.

Потрепав по распущенным волосам, иду прибираться на кухне.

Со временем какая-то беда. Оно словно стало течь в два раза быстрее. Ничего не успеваю! Пока высушил мою бандитку, пока покормил…

– Когда к маме?

– Мля…

Вдруг до меня доходит, что вчерашняя одежда еще не высохла. Сегодняшняя свалена мокрой кучей в углу. Сапог у нас теперь нет вообще! А волосы малой еще мокрые! И времени осталось…

– Сорок минут! – озадаченно смотрю на часы. – Трындец…

От Кошкиной сообщение, что она ждёт дочь.

– Ай… ай… – уворачивается Аленка от очередной моей попытки пройтись расчёской по волосам. – Щёточкой надо! Это плохая… Дай, я сама! Косу плети…

Как их плетут-то? Пряди рассыпаются под пальцами. Путаются.

– Так, принцесса… – бросаю я это бесперспективное занятие. – Нам нужна мама. И у меня, кажется, план.

– Какой план?

– Как уговорить маму приехать.

– Как?

Отдаю ей расчёску.

– Тебе нужно подождать её здесь.

– Одной?… – испуганно распахивает глаза.

– Нет, с тобой Медведь и Маша посидят, пока я за мамой метнусь. М? Ты их с Гавром познакомишь…

– А ты долго?

– Я очень быстро!

– А Маша это кто? Как из мультика?

– Очень похожа! Такая же авария как ты. Только постарше.

– Добрая?

– Пока что шла без нареканий… – набираю Медведя. Договариваюсь с ним на пару часов. Открываю дверь.

– Мда… – смотрит на меня Маша, поджимая губы.

– Хреново выгляжу, да?

– Ты не спал?

– Ну так… – неопределённо кручу пальцами.

За последние трое суток от силы часов восемь.

Маша заглядывает в комнату.

– Привет!

И разворачивается обратно.

– Лёва!! Как на тебя похожа!!! – восторженно.

– Да? – дергаются в смущенной улыбке мои губы. – Тсс… она не знает.

Маша заговорщицки кивает. Уходит в комнату.

И Медведю и Маше я доверяю, конечно. Но понимаю, что мне страшно, капец просто! А вдруг не углядят за моей катастрофой?

– Медведев, глаз, короче, не спускать ни на минуту. Дэнжер на ровном месте! Одиннадцать по десятибальной! В кружке может захлебнуться!

– Понял. А ты чего хромаешь?

– В спасательной операции пострадал, – стреляю глазами в Аленку. – Шуруп словил… Тороплюсь, Мих!

– Лети…

Пожимаем руки.

– Медведь, ну ты понял, да?

– Давай, батя, не волнуйся. У меня ж Маша! Опыт…

– Ну да…

– Древняя китайская мудрость гласит – Ни Сы.

– А?

– Что означает – будь безмятежен, словно цветок у подножия храма! Не ссы, говорю, справимся.

– Ладно! – усмехаюсь я. – На тебя вся надежда.

– Лёва, у тебя здесь банка с клейстером перевернулась на ковер, – кричит мне Маша.

Зажмуриваюсь.

– Машенька, да забей!

Глава 18 – Подарок судьбы

Пока еду, придумываю с десяток доводов и отмазок. Все глупые, ни одной рабочей.

На самом деле, зная Кошкину, сработает только в лоб – «люблю, не могу, сдаюсь, пожалуйста!» Но… не сработает! Слишком мы друг от друга сейчас далеко. Еще и Лившиц этот между нами.  Да и не могу я в лоб. Не хватает мне мощностей на колени перед ней упасть. Потому что нагрешил я на рубль, а наказала она меня на сотню. За слова, за эмоции… На деле же я перед ней не косячил. А она передо мной – да! И меня бомбит! Но этот разбор полётов нам нужно отложить на потом. Когда Кошка сдастся.

Кстати, вот и он, Лившиц. Заходит передо мной в палату Кошкиной.

Останавливаюсь перед приоткрытой дверью.

– Добрый вечер, Яночка.

– Добрый вечер, Юра… – слышу ее голос с мучительной ноткой.

– Я всё-таки настаиваю на том, чтобы ты с дочерью поехала ко мне в гостиницу.

– А я не уверена, что вы поладите. Поэтому, мы всё-таки домой.

– Марьяна… Это всего лишь ребенок. Не усложняй.

– Что ты имеешь в виду?

– Ребенок принимает правила взрослых. Как настроишь, так и будет. Зачем ты оттягиваешь?

– Юр… Я благодарна тебе за помощь и поддержку. Но…

– Но?

– Ты торопишь меня. Одно дело – встречаться, совсем другое – брак!

– Ты же сама отказываешься жить вместе без брака.

– Да. Мне это неинтересно, – голос Кошкиной становится прохладнее. – Мой ребенок не будет жить…

– Я понял! – перебивает он. – Не вопрос. Я готов. Мы взрослые люди. Мы свободны. Чего мы ждём? – нервно. – С моим графиком работы я просто физически не могу как мальчишка бегать на свидания. Понимаешь?

– Понимаю. Но…

– Извини, важный звонок.

Он говорит по телефону, я перевариваю их разговор.

Ну, погорячился ты, мужик. Тебе еще до звания мужа Кошкиной – широкая монгольская степь!

– Когда этот твой… – пренебрежительно. – Бывший муж привезет дочь?

– Скоро.

– Набери меня сразу. Мне нужно отойти по работе пообщаться.

Разговаривая по телефону выходит из палаты, не замечая меня.

Захожу.

– Привет… – отыскивая в себе все моральные силы, чтобы не скатываться в обиды и с лёгкой горечью добавляю, – царица моя.

Улыбка тоже выходит болезненной.

Прихрамывая подхожу ближе. Отодвигаю кресло-каталку, стоящую рядом с кроватью. На ней шубка, рядом ботинки на шпильке. Ну да… Тебе сейчас только шпильку и носить.

Марьяна с тревогой осматривает меня.

– Что с ногой?

Отмахиваюсь.

– Решил составить тебе компанию. Будем хромать вместе.

– Где Алёнка?

Вздохнув развожу руками.

– Дома. У нас авария небольшая. Она замочила все вещи…

– Айдаров! – сердито сводит брови.

– Она под присмотром. Что мне было делать? Не мокрой же вести?

Присаживаюсь на стул, рядом с ней.

– Нужно взять дома сухие вещи и… Господи… – закрывает лицо руками.  – Чертов город… ненавижу.

– Ян… – прошивает меня насквозь накатившими чувствами. Больно…

– Ненавидишь? – всматриваюсь в ее голубые светлые глаза. Ну, пожалуйста, Кошкина… почувствуй вместе со мной!

– А мне наш сплав снился…

Её лицо болезненно вздрагивает. Категорически взмахивает ладонями.

– Нет! Не надо мне… – голос срывается на рассерженный шёпот, – это всё!

Опускаю взгляд, горько и растерянно улыбаясь.

Делаю еще одну попытку, прикасаясь к её пальцам. Одергивает руку. Вижу, как часто  ходит ее грудная клетка. Нервничает моя Кошка…

– Адрес скажи, где Алёнку забрать. Я приеду, вещи привезу и…

– Бредишь, что ли? Ну куда ты поедешь?

– Просто… отдай мне её! – устало.

– И что? Моя дочь так и не узнает, что она моя?

– Я не готова это обсуждать сейчас.

– Как твоя лапка, Кошка? – стараюсь улыбаться ей через силу.

– Болит… – отводит глаза.

В коридоре какой-то шухер. Негромкие крики врачей, скрип каталки…

– А голова?

– Плохо, Лев! – с раздражением. – Все болит.

Со стоном падает на подушку и закрывает глаза.

Дверь в палату открывается. Толкнув ее задом, зевая заходит медсестра с подносом.

– Крошкина?

– Кошкина… – синхронно поправляет мы, закатывая глаза.

– Отойдите, – недовольно зыркает на меня.

Уступаю ей место.

Медсестра протирает локтевой сгиб Кошки. Мучительно мыча Марьяна сжимает второй рукой виски.

– Наконец-то… не дождешься Вас!

Подняв шприц, медсестра выпускает струйку жидкости из шприца и тыкает в вену.

Марьяна шипит и, морщась, смотрит на то, как медленно вводят препарат.

– Вера Пална! – кричат в коридоре. – Ты где?! Судороги!

– Да здесь я уже! – кричит наша медсестра.

– Где – здесь? – заглядывает врач. – Ты с ума сошла? Ты кому колешь?! Девятая палата! Крошкина! Это же Кошкина!

– Ээ! – поднимаю я взгляд. – Вы что воткнули ей?

Они переругиваются с медсестрой. Последняя смывается. Врач подходит к Марьяне. Оттягивает её веко. Слушает фонендоскопом грудную клетку.

– Что мне поставили?

– Все будет хорошо… отдохнёте… Тем более – Вы обезболивающее просили. Это лёгкий транквилизатор. Поспите и будете в порядке.

– Аа…

– Как себя чувствуете?

– Хорошо… – медленно расплываются в улыбке губы Кошкиной.

Врач разворачивается ко мне.

– Проследите, чтобы на ноги не вставала. Она сейчас боли не почувствует. И может повредить еще сильнее свои связки. В остальном – никакой опасности.

– Ладно, – хмурюсь я недовольно. Но что теперь? Хотя бы отдохнёт от боли.

– Как ты? – наклоняюсь над ней, заглядывая в поплывшие глаза, кладу ладонь на лоб.

Медленно поднимая руку, ведет по моей щеке пальцами. От неожиданности краешек моих губ дергается в растерянной улыбке.

Обводит пальцем ямочку на моей щеке.

– Какой ты хорошенький… – мямлит она, едва шевелятся губами. – Айдаров…

– Оу… да ты в дрова, детка, да? – шепчу я.

Улыбаясь, закрывает глаза.

Покачав головой, прижимаюсь губами к ее брови.

– Кошка моя… поехали домой?

– Мхм…